скачать книгу бесплатно
– Да, Иешуа, согласен, мы согрешили. Мне уже скорее бы жениться, чтоб прекратились грёзы по ночам. Равви говорит, ещё мне нужен год, чтоб подучиться и стать, как он, раввином. Тогда можно и жениться.
– Аким, мы друзья, но мы такие разные с тобой. Я думаю только об Отце небесном и этим счастлив.
– Да ты ещё пацан! Иешуа! – Аким снисходительно похлопал Иешуа по плечу. – Ты младше на целые четыре года! Вырастешь, как я, тогда посмотрим, как ты заговоришь! А может, закричишь в мучительном томлении?!
Друзья расхохотались, но тут же рты руками позажимали, не нарушая тишину на улице Тиберии в наступившей ночи.
Прошли дни. Молодёжь с утра бродила по холмам, купались вечерами, а днём, пока припекало, по обычаю отсиживались в доме, читая вслух привезённые с собой свитки. Так сочеталось их учение с оздоровлением. Но к озеру со стороны кустов всегда, на всякий случай, подкрадывались осторожно – вдруг повезёт ещё.
Вернулись в Ноцри и распрощались. Смеявшийся со всеми Иешуа, привёл осла домой, но был уже не в настроении. Маленький брат и сестра бросились к нему, как только он вошёл в дом. Оба обняли его и стали весело расспрашивать о путешествии. Присели, Иешуа прилёг и продолжал рассказывать обо всём, что видел и с ним приключилось. О встречах, о беседах. Брат с сестрой не задавали больше никаких вопросов. Иешуа всё сам рассказывал без остановки, последовательно, подробно и очень ярко, да так, что младшим показалось, что и они у озера бывали.
Вошли Йосеф и Мирьям. Младшие дети не скрывали радости, что вся семья снова вместе. Брат с сестрой, смеясь, стали подталкивать и тянуть за руки старшего к родителям, чтобы образовался тесный круг. Иешуа наконец-то улыбнулся, улыбнулись и родители.
Кто создаёт семью, тот в ней и утопает! Семья есть счастья океан. Так дети не дают семье распасться, как океану стать безбрежным, его удерживают берега.
– Нам лучше ни о чём сейчас не говорить, – предчувствуя очередную ссору, тихонько высказалась Мирьям. И это было кстати, ведь все за день действительно устали.
Все пятеро разошлись по своим углам. Углы заполнил вечерний сумрак. Все улеглись и стало тихо.
На утро все поднялись с рассветом. После молитвы и после завтрака дети убежали в школу. Мирьям занялась хозяйством,, а Йосеф направился на недалёкую ферму выполнять заказ.
К полудню Мирьям отнесла второй завтрак Йосефу к месту его работы. Присела отдохнуть. Молчала, пока Йосеф ест. Но долго не выдержала и заговорила:
– Йосеф, давай подумаем иначе. Ну, по-другому посмотрим на нашего умника.
– Ну-ну, – кивнул Йосеф, дожёвывая почти беззубым ртом.
Мирьям невольно под лучами яркого солнца рассмотрела загорелое лицо супруга. Глубокие старческие морщины, ржавые пятна, какие-то наросты густо покрыли иссушенную кожу Йосефа. Мирьям продолжила:
– А почему бы ему, действительно, не стать учителем школы? Пусть учится. Или пусть станет раввином. Учится он хорошо. Даже опережает всех. Ты же мне сам рассказывал, что раввин его хвалил.
– Милая моя Мирьям! Не будем мы себя обманывать. Какой с него учитель? Тем более раввин! Не может ни учитель, ни раввин с убеждением полагать, что он в родстве… – Йосеф оглянулся и очень тихо продолжил, указывая пальцем в небо: – со Всевышним! Об этом лучше бы нам всем заткнуться навсегда! Это – богохульство! А чем оно карается? Побитием камнями! А нас изгонят ото всюду. Нам родины не видеть! Понимаешь?! Речь не о нас, я говорю о наших младших!
Мирьям изменилась в лице, взгляд отразил страх и отчаяние:
– Какое горе нам!.. Мы с ним обречены?! Я с ним должна поговорить. Теперь он не надежда наша, а страшная обуза. Он стал опасен нашим детям. Я не хочу их всех терять. Ценою одного придётся уберечь двоих. Представить страшно мне гонения и нищету. Оси, милый мой старичок, ты хоть не убивайся, побереги себя, не ввязывайся в споры. Ведь на тебе ответственность за нас. Мы пропадём без тебя. Меня уже работать не возьмут. Стара для найма. Да что там! В долг никто не даст! А если и дадут, то наших деток в рабство заберут. А меня вышвырнут помирать на дорогу.
– Хорошо, я обещаю. Изменим отношения с Шуа. Пусть делает, что хочет, даже если он уйдёт, мы возражать не будем. Я слова не скажу. Аминь!
– А я с детьми поговорю.
Ни Йосеф, ни Мирьям не могли предполагать, что много лет спустя судьбу их сына точно так же будут решать в Храме Господнем, где прозвучат такие же слова первосвященников.
К вечеру семья собралась. С малышами уже поговорила мама. Пришли отец и сын. Иешуа сообщил:
– Сегодня был трудный день. Я в классе рассказал о моей поездке к озеру. Всем понравилось. Потом начали спорить о том, правильно ли я говорил и действовал. Учитель был на моей стороне. Вот послушайте…
Мирьям его спокойно перебила:
– Иешуа, мы все уже устали после дня трудов. Давай спокойно лучше о чём-нибудь другом.
– О чём таком другом?! Что завтра будет снова день?! И все мы снова разбежимся?! О том, что будешь ты готовить нам поесть?! О том, сколько гвоздей Йосеф заколотит?! О том, сколько за день новых слов прочтёт мой брат?! Или чему научится сестра?! Или о погоде? Скажу заранее, точней никто не скажет: Безжалостное солнце будет и завтра слепить и печь, как и вчера, и месяцы подряд. Вижу, погодой тоже вас не удивил.
– Всё это важно, Иешуа. Это – жизнь семьи. Что делаем мы, взрослые сегодня и каждый день, то обеспечивает вашу жизнь. Что делаете вы, наши дети, так это вы готовитесь кормить своих детей, чему-то учитесь, что вам пойдёт на пользу и чем потом общине будете полезны. К тому же это должно быть ещё и интересно! Ты ведь учишься тому, что тебе очень интересно, не так ли, Иешуа?
– Да, Мирьям, так, – Иешуа с удивлением смотрел на мать, потом повернул взгляд на отца, но не заметил его внимания к беседе. Йосеф, казалось, сосредоточенно занимался своими инструментами.
Мирьям продолжила:
– Ты ведь решил кем станешь? Вот и хорошо. Путь каждого из нас предначертан. Мы с Оси поняли, что выбора ни у кого из нас нет. Ты выбрал путь. Иди своей дорогой. Мы не препятствуем. Скажи, когда тебя собрать к уходу.
– А как же вы?
– Мы? Как и все, кого бросают дети. Я схороню отца. Потом твои сестра и брат меня схоронят. Всё это называется продолжением жизни.
– Мама! Что ты?! Что ты?! Прости меня! Да ты меня переживёшь!
– Молчи! – вскрикнула Мирьям. – Молчи. Ты матери о смерти сына не говори! Ты уже этим жизнь мне сокращаешь.
– Ну что могу я сделать, если мне так привиделось?
Мирьям подсела к сыну, прижалась к нему и приложила голову к его плечу:
– Давайте-ка все ложитесь спать.
Все послушно улеглись. Мирьям легла последней и запела тихо любимую детьми колыбельную:
– Между скал на морском побережье
Собрались корабли в дальний путь.
Ты приляг, будет сон безмятежный,
Постарайся скорее уснуть.
А с рассветом навстречу простору
Побегут корабли на ветрах.
Мореходы с волнами поспорят,
Парус вздует и он морем пропах.
Ты усни, тебе море приснится.
А на мачту присядет в пути
Длиннокрылая, белая птица.
Значит, вскоре на берег сойти.
Изумрудные воды струятся.
Плещут волны о борт корабля.
Паруса донесут без препятствий.
Выспись. Утром разбудит заря.
На следующий день к вечеру, как обычно, все снова собрались. Пришёл из школы радостный Иешуа:
– Мирьям! Йосеф! Только что, по пути увидел у дороги раненного орла. Крыло было пробито стрелой. Он лежал навзничь. Сперва подумал, он мёртв. Стрелу пришлось переломить, чтобы извлечь. Потом я осматривал крыло и птицу. Долго осматривал, интересно всё так устроено! У меня в руках был мёртвый орёл! Потом мне стало не интересно, и я решил оставить мёртвую птицу, чтобы идти домой. Но обратил внимание, что рана стала затягиваться, а орёл стал оживать! Я продолжал за ним наблюдать. Потом он даже встал на лапы, расправил крылья, разбежался и улетел. Как быстро у орлов раны затягиваются! Я и не знал!
– Да, да, сынок. У орлов, наверное, так и происходит.
Мирьям переглянулась с Йосефом. Он незаметно для Иешуа пожал плечами и продолжил протирать и укладывать инструменты. Иешуа, улыбаясь, устроился на своём месте и быстро уснул.
– Вздор, – шепнул Йосеф на ухо Мирьям.
– Дело далеко заходит, – ответила шёпотом супруга. – Его могут выгнать из школы и нас всех засмеют соседи, да и в городе. В семье безумный!..
– Похоже, он не сочиняет. Ему всё это действительно кажется, и он в это верит. Это – болезнь! Мирьям, скажи ему утром, чтобы никому об этом не рассказывал.
– Боюсь, он сделает наоборот. Лучше я ему скажу, что здесь ничего удивительного нет, об этом знают все. Возможно, это его сдержит. К тому же в школе сильно и не разговоришься.
– Слушай, ведь он тщеславный. Ты ему скажи, что повторять то, что всем хорошо известно, значит выдавать своё незнание. Он промолчит. А теперь спать.
– Какой уж тут сон… – прошептала Мирьям и отвернулась к стенке.
Так в суете прошла неделя, а там и месяц. Закончилась учёба в школе. Настали каникулы. Детей всех в летнюю жару не стали заставлять тащиться в школу и высиживать за свитками часами в чтении, хотя и мудрости святой.
Пришёл из школы и Иешуа. Он был огорчён не только тем, что нет больше доступа ко свиткам, но ещё и потому, что вынужден всё знойное лето снова, как год назад, помогать плотнику на стройках или в мастерской. Иешуа сам уже понял, что ни с родителями и ни с кем нельзя своими мыслями и удивительным, что с ним происходит, делиться. Понял, что не поверят и засмеют. С ним всё время что-нибудь да происходило, но он держал теперь всё в тайне. К труду у Иешуа было отвращение. Не создан был он для труда. Он часто задумывался и отвлекался, это раздражало Йосефа.
Однажды Иешуа проспал уход отца и побежал вдогонку. По пути он обогнал едва передвигавшихся быков, запряжённых в телегу. В телеге лежал на спине, с запрокинутой назад головой мужчина. Рот его был открыт. Мужчина бал без сознания. В руках оставались поводья и кнут. Его голова и тело безжизненно подрагивали от тряски телеги по ухабистой дороге. Иешуа впрыгнул в телегу и натянул поводья. Быки остановились. Тогда он обернулся к лежащему на дне телеги и осмотрел его. Холодное, влажное, бледно-серое тело, впавшие глаза с тёмными кругами. Запах мочи и испражнений, короткое поверхностное дыхание открытым ртом. Иешуа попытался нащупать пульс, как обучали в школе. Но пульс едва прощупывался.
«Он ещё жив!» – с радостью подумал Иешуа и стал тихо, робко петь прощальную молитву, приложив ладони на сердце умирающему. Он знал множество молитв, но ему никогда не приходилось их петь. Молитвы скорее пелись, чем читались. Иешуа продолжал держать руки на груди у человека, не прекращая пение. Но голос его всё громче раздавался в утренней тиши пустой округи. Все уже давно были на работе. Никто не плёлся по дороге. Фермеры работали в полях, мастеровые были в мастерских, домохозяйки не покидали их хозяйства, а дети ещё спали, и где-то в отдалении доносился ветерком тихий звон ударов кузнеца.
Иешуа продолжал петь, не опасаясь быть услышанным. Уверенный, красивый, юный голос, наверное, разнёсся по ложбинам и полям. Иешуа сосредоточился на своих руках, что чувствовали сердце человека. Вдруг он осознал, что сердце стало ощутимее в его ладонях. Ну да! Он почувствовал биение сердца о свои ладони! Иешуа радовался в мыслях:
«Как здорово! Так он не умер! Какая мощь молитвы! Постой, но я же пел предсмертные молитвы! Так, значит, Яхве безразлично, что в словах! Ему важнее обращение к Нему и вера! Я обратился искренно и с честным желанием спасти или облегчить несчастному последние минуты и проводить его к Отцу. Слова молитвы шли из моей души, я чувствовал, что они шли через мои ладони к сердцу человека… Вот он порозовел! Он дышит глубоко! Зашевелился! О Бог мой! Он оживает прямо на глазах! Глаза открыл и смотрит странно на меня. И я его впервые вижу!»
– Убери от меня руки, ты меня прижал спиной к черенку лопаты, отпусти! Ты кто такой? У меня ничего нет, ты зря решил ограбить, – сиплым и охрипшим голосом произнёс человек, не в силах даже пошевелить руками.
– Вы были при смерти. Я думал вы умираете и стал читать прощальную молитву. Я пропел их все, что выучил в школе. И это помогло! Господь услышал и сжалился. Вы живы! – Иешуа быстро выпрыгнул из телеги, поискал в соломе кувшин с водой и дал напиться человеку. Тот смог теперь на локтях приподняться и присмотрелся к Иешуа:
– Так ты меня уже отпевал?.. И я молитвами твоими выжил?
Иешуа пожал плечами в подтверждение и попрощался. Человек взял в руки кувшин и стал жадно пить, провожая одним глазом быстро убегающего паренька.
– Где тебя носило, Иешуа?! Смотри, где солнце. Уже полдня прошло. Ну, ладно, давай впрягайся, вместе мы дотащим побыстрее это бревно. До конца дня мне нужно успеть распустить его на доски. Мирьям должна вот-вот с завтраком подойти. Но мы успеем дотащить. Вдвоём успеем. Давай! Готов?.. Ну, потащили.
Прошли часы. Иешуа распластался на сухой траве. Он был не в силах шевелиться. Всё тело ныло, как будто бы его побили. Ладони жгло, натёр мозоли.
– Всё, Йосеф, оставь меня в покое. Я не работник больше. Эта профессия не для меня. Я раньше сдохну от тяжести труда, чем от голода, ничто не заработав. Пришло мне время уходить от вас. Буду собираться. Обратно не вернусь, я это знаю. Ты вырастил меня, на этом всё. Ты так и не узнаешь кто я… Мирьям… Мама… Вижу, она меня хоронит. Моё тело похитят, и на века распространят легенды обо мне. Стану вечен в памяти людей. Только всё это будет не о том! А пока буду кормиться молитвами на кладбищах. Отец мой в небесах не даст своему верному сыну умереть от голода. И не оставит меня под открытым небом.
– Ну иди! Кому ты теперь нужен?! Пустой и полуобразованный, никчёмный лентяй! Нахлебник! Хвастун и выскочка! Самоуверенный и самолюбивый! Ты так и просидишь свою жизнь на кладбищах. Скорее бы ушёл с глаз моих долой!
– Не злись, Йосеф, тебе нельзя. Тебе ещё семью кормить придётся лет пять. Меня забудь. Я для тебя и бремя, и помеха. Работай, не спеша. Возьми себе помощника, не надрывайся. Всё сам не заработаешь. Зато успеешь много больше выстроить и сделать. Пожалуй, завтра я ещё покинуть дом не смогу. Уж слишком тяжестью работы я побит, да и ладони поистёрты, должны зажить.
– А ты попробуй вылечиться быстро, как тот орёл, что со стрелой в крыле. Чем ты хуже той самоуверенной и дикой птицы?
– И в самом деле! Что же я о себе не подумал! Молиться буду и Отца просить. Возможно, мой Отец небесный мне поможет!
– Не забывай молиться за семью. Как-никак, чему-то в школе ты обучен.
С рассветом проснулся Иешуа и сразу глянул на ладони. Открыты красные участки под снявшейся кожей. Пошевелился. Тело ноет. Подумал:
«Ну вот, теперь я понял поговорку: кто шьёт сандалии, тот босой. Я самому себе и не помощник. Попробую лечиться по-другому. Не со всякой же мелочью к Отцу обращаться. Так жизнь в молитвах можно провести, но ничего не сделается Яхве. В нас руки от Него и голова с душою тоже. Он для чего на Землю нас послал? Чтоб всё за нас здесь делать? Нет! Всё, всё делать нужно самим! Отец за тем следит, чтоб делалось всё праведно и по закону. Ну, а себе как помогу теперь? Терпением, а там, как Отец решит. Послал бы мне помощника, такого же, как я. Мы бы много вместе одолели… Понятно, придётся самому искать. Отцу не до того. Никогда не буду просить у Бога лишнего.»
Иешуа сел и положил стянутые ранами кисти на колени. Всё болело.
Прошла неделя. Зажили раны на ладонях и боли в теле прекратились. Собрался Иешуа. Он не любил прощаться, ему претили обнимания, бодрящие похлопывания друг друга, и поцелуи не переносил. Предков дома не было. Иешуа присел, чтобы глянуть в глазки брату и сестре. Дети к нему прижались. Так с ним прощалось его детство. Оно невозвратимо растворилось. И этих деток он тоже больше не увидит. Потом он встал, набросил на плечо котомку и вышел быстрым шагом. Юноша уходил всё дальше от двора, не оглянувшись. В дверях остались стоять сестра и брат, и неподвижно вслед ему смотрели, пока он не исчез, в последний раз мелькнув далёкой точкой за холмами.
Палило солнце. Дыхание жары заставило детей укрыться в доме.
Глава 3. Бегство
Беглец, не ведая, что будет,
Покинул дом, ушёл один.
Его багаж покуда скуден,
И путь земной совсем не длин.
День разгорался. Жарило огнём с небес безжалостное Солнце, ниспосланное Богом, как будто в наказание. Беглец ушёл от дома далеко, от города всё дальше удалялся. Дорога уводила в даль и не давала парню изменить своё решение. Ни разу он не оглянулся. Всё для него осталось в прошлом. Свободы чувство и чувство избавления от гнёта обязательств родовых расправило самоуверенные плечи, открыло смелое лицо, подняло гордо голову, и задышалось парню полной грудью. Уверенность несла его вперёд. Он знал, с чем справится и что преодолеет. Казалось, ноги и дорога подружились, не принуждают наземь опуститься. Редко проплывает мимо тень деревьев с зеленью травы. Но наш беглец к покою равнодушен. Шагами быстро ферма пронеслась близ мелкого селения. Иешуа боялся остановиться, опасался расспросов. Здесь знают плотника Йосефа га-Ноцри, могут узнать и его как юного помощника. Он торопился. Пустынная дорога несла его всё дальше. В глазах раскачивались каждым шагом тенистых рощиц островки. Шаги отсчитывали время торопливо, а Солнце двигало свои часы по небосводу постепенно, пытаясь сжечь всё под собой.
Задумался Иешуа, как обычно. Оставил ноги топать по дороге без контроля. Сквозь мысли он услышал шум издалека, стал приходить в себя и слышать позади всё приближающийся топот конницы. Иешуа оглянулся. Пять всадников быстро приближались. Иешуа отстранился с дороги в ожидании, что кавалерия пронесётся мимо. Первый всадник, как видно, командир поднял руку и отряд остановился совсем близко от Иешуа. Командир выкрикнул в сторону путника:
– Эй, ты! Подойди!
Иешуа, молча, подошёл. Командир слегка склонился к Иешуа, глянул пристально и строго спросил:
– Ты был в Тиберии? По описанию, похоже, ты, – самоуверенно глянул в глаза Иешуа всадник.
– Да, я был в Тиберии…
– Взять его! – тут же рявкнул начальник, ткнув плёткой в сторону Иешуа.
Иешуа остался стоять. Его сразу обошли два всадника на лошадях, быстро наклонились к нему, схватив за плечи, оторвали от земли и бросили к третьему на круп лошади.
– Ну, наконец-то мы его поймали! – самодовольно рявкнул командир стражников. – Теперь доставим. Там разберутся.
– Я ни в чём не виновен! – успел выкрикнуть Иешуа с большим трудом. Живот придавлен, дыхание сжимало. Ему быстро связали руки и ноги.
– Куда вы меня везёте? Почему со мной нужно разобраться? Я могу и сейчас всё рассказать. – заговорил Иешуа со стражником, который связывал ему руки.
– Командир! – выкрикнул стражник. – Парень хочет говорить.
– Нам некогда. Допрос вести я не уполномочен. В Иерушал?име заговорит и всё там скажет. Там и немые говорят. Отряд!.. Тронулись! – скомандовал начальник стражников и рванул уздцы.
