скачать книгу бесплатно
Варвара навострилась. Считая, что он намеренно говорит непонятное, она, дабы не показаться дурой, высказала как о совершенно для неё ясном:
– А то нет!
Он понял её уловку, издал смешок.
– Вот твои родители всю жизнь стараются припасти побольше, а что у них есть, кроме тебя и твоих младших? сколько их – трое, четверо? – лениво и пренебрежительно проговорил Маркел. – А я ни для чего не старался! – продолжил он самовлюблённо. – А уже имею полдома и какого! Хотя он на троих, но Мария – какая владелица? Ну, кормится при нас, зато и помощь от неё. Во флигельке Софья Ивановна живёт: тише воды, ниже травы. Хочет поститься, молиться – и пусть. Нам не помеха.
Варвара повернулась к нему, положила руку ему на грудь, занесла колено на его ляжку – он спросил, уязвляя:
– Ты хоть когда спала на льняной простыне? А у меня вот спишь!
– Досталось тебе счастье ни за что, – сказала с завистью Варвара.
– Это почему – ни за что? – зацепил он и гордо произнёс: – Мне дано за то, что я не жил сусликом! Я живу, чтобы быть при открытии великих сил, от которых пыхнут пожары! какие пожа-а-ары… – протянул он мечтательно.
Подруга прижалась к нему теснее, сказала с прорвавшейся страстностью:
– Я люблю, как ты о себе и обо всём понимаешь! Я тоже на всех злая!
17
Три дня спустя Илья Обреев покатил на станцию за солью, которую раньше покупали в селе в лавке покойного ныне Аристархова. Вечером Маркел, приехав с поля с Марией, которая сегодня с ним сеяла пшеницу, поил у колодца коня, когда вернулся Обреев, соскочил с передка подводы, подошёл.
– На станции все про новость говорят, – сказал, уперев руки в бока. – Чехи и словаки, наши пленные из австрийской армии, взбунтовались в Челябинске! И в других местах.
Неделяев, насторожённый довольным видом Ильи, смотрел выжидательно.
– Совет в Челябинске разгромили, красные из города убежали, – добавил подробность Обреев.
– Так прямо кто видел, что убежали! – озлился Маркел. – Сколько их – чехов этих?
– Говорят, что целая армия и при полном оружии! – уверенно произнёс Илья. – Теперь все, кто красных не любит, подымутся. На станции люди так и говорят.
Со следующего дня мужики в Саврухе стали на улице сбиваться в группки, куря самосад из самокруток, приглушённо обсуждая слухи о восстании чехословаков. Устоялась жара, за проезжающими телегами повисала пыль, в недвижном накалённом воздухе будто слышалось возбуждённое ожидание.
Лето начиналось тёплыми ночами с обильной росой по утрам, в лесу на елях замечалось необычное множество шишек, что, по поверью, сулило богатый урожай огурцов, закуковала кукушка. В день, когда поналетели в изобилии слепни, а в огородах хозяйки сажали капусту, через соседнее село резво проследовало соединение красных. Приезжавшие из села мужики сказали:
– Коммунисты бегут!
На исходе ночи из Саврухи уехали присланный при Москанине коммунист и несколько местных бедняков, ставших его ретивыми подручными. Увозили на подводах и ломовых дрогах горы добра, которое понабрали в домах Башкирцева, Аристархова, Измалкова и двоих других убитых хозяев. Табун Башкирцева реквизировал ещё Москанин, но родне застреленного удалось укрыть у знакомых с десяток коней. Уезжавшие про это вызнали, были они вооружены и коней угнали.
Лето входило в силу, заколосилась рожь. С рассветом Илья, Маркел и Мария выезжали в поле выпалывать сорняки, особенно буйно росли осот, пырей и лебеда, чьё засилье, как считалось, предвещало щедрый приплод гусей.
Сегодня разошёлся южный ветер, гнал частые облачка, от которых по полю бежали тени, обдавал лица тугими порывами. Парни и Мария вернулись домой часа в два пополудни, Илья взялся починять крышку погреба, Маркел присел возле телеги, смазывая дёгтем шейки осей. И тут по улице тихого села понеслись галопом всадники, привставали на стременах, глядели во дворы. На дальней околице развернулись, промчались назад.
– Кажись, разведка, – сказал Обреев и посетовал: – Надо было овцу вчера, а лучше – позавчера зарезать. Теперь они зарежут.
Позвал Маркела:
– Перетащим мешка два картошки и ещё чего-нибудь в кухню – не надо, чтобы они сами в погреб лезли.
Улицу заполнили всадники, ехавшие шагом. Парни спустились в погреб, а когда подняли мешки, мимо двора шестёрки коней провозили пушки. Неделяев загляделся: в шестёрках две передние лошади запряжены цугом, на них едут верховые; позади в каждой паре на одной из лошадей тоже сидит верховой. Пушек проехало три, грозными они не выглядели.
Проходили солдаты – Маркел удивился, увидев пареньков моложе себя, усталых, деловито-серьёзных. Илья сказал ему:
– Мордашки не деревенские, сразу отличишь!
Обгоняя пеших, рысил верховой, повернул коня в ворота. Гость спешился, поправил фуражку и объявил парням:
– Я – квартирьер!
Ему не больше восемнадцати. То, как непринуждённо отчётливо он произнёс «квартирьер», невольно восхитило Маркела. Он слышал трудное красивое слово впервые.
– Прошу показать жильё! – без запинки произнёс солдат то, чему его, видимо, учили.
Обреев взбежал на крыльцо, распахнул перед ним дверь в сени, шагнул следом, позади шёл Неделяев. Квартирьер оглядел комнаты, кухню, где сказал возившейся с утварью Марии «здравствуйте!» Затем достал из кармана кителя свёрнутую тетрадку, сделал в ней запись карандашом, чётко сказал Обрееву:
– У вас поселятся штабс-капитан с ординарцем, писарь и фельдшер.
Быстро вышел, сел на лошадь и ускакал – человек, ценящий возложенные на него хлопоты.
Илья и Маркел перенесли свои постели в кухню, рассудив, что Мария может остаться в комнате с окном в огород: четверым постояльцам места в доме хватит.
Из кухни увидели во дворе военного, который только что сошёл с гнедого коня, две двуколки и въезжающую подводу. На первой двуколке лежали баул, вещевой мешок и две винтовки, вторая двуколка имела парусиновый верх. Правивший первой двуколкой солдат соскочил наземь.
Обреев заспешил из дома к приехавшим, Неделяев шёл за ним. Военный возле коня передал повод солдату, поглядел на подходивших. На нём был мундир без погон, но не вызывало сомнений, что это офицер. В его лице была если не властность, то уверенность в себе, как у молодого учителя, который старается её показать ученикам.
– Отец где? – спросил он Илью, приняв его за хозяйского сына.
Илья, поняв, ответил с улыбкой:
– Нет отца, мы тут заместо хозяев.
Офицер не стал расспрашивать, сказал:
– Нужен овёс лошадям, мы заплатим.
Обреев и Маркел пошли в сарай отмерять овёс. Солдат, приехавший на двуколке с парусиновым верхом, и ещё один, который сидел на подводе, стали распрягать лошадей.
18
Около колодца солдат лил из ведра воду на руки офицеру, который разделся до пояса и держал кусок мыла. Офицер намылил торс, шею, лицо, омылся с помощью солдата, тот в заключение окатил его водой и, подав полотенце, доложил:
– Еда готовится.
– Хорошо, – офицер направился в дом.
Маркел, который собрался набрать из колодца воды для кухни и стоял поодаль с вёдрами, приблизился к солдату:
– Мне надо его спросить… как его назвать: «ваше благородие» или «высокоблагородие»?
– У нас любому начальству говорят одинаково «господин». Хоть ты генерал будь, тебе скажут «господин генерал»! – услышал Неделяев.
Солдату было лет двадцать пять, он смотрел на парня умными с хитринкой глазами.
– Обратись «господин штабс-капитан». Что спросить хочешь?
Неделяев помялся, объяснил:
– Если заплатят, мы можем овцу зарезать. Или вы её так заберёте?
– Это пусть он тебе скажет.
Маркел отнёс вёдра с водой в кухню, постучал в дверь горницы, услышал «да!» У стола сидели тот, кто прикатил на двуколке с парусиновым верхом, это был фельдшер, и второй, который приехал на подводе: писарь. Фельдшер, мужчина лет тридцати пяти, перебирал одной рукой лежавшие перед ним на столе порошки, видимо, считая их, другая рука с карандашом прижимала к столу листок бумаги.
Писарь был не старше двадцати, он держал перед собой развёрнутую газету; это он сказал «да!» Маркел прочитал название газеты «Слово народа».
– У тебя дело? – спросил писарь.
Глядел на вошедшего и фельдшер, у него было выражение человека невесёлого, вынужденного постоянно утешать.
– Мне надо спросить господина штабс-капитана! – подтянувшись, произнёс Неделяев твёрдо и независимо, как мог.
Говорить об овце он не собирался. После того внимания, каким его оделял Москанин, он желал любому обладателю власти задавать вопросы о человечестве.
– Он занят, – писарь бросил взгляд на закрытую дверь в комнату. – Говори нам!
Неделяев едва не повторил, что ему надо увидеть штабс-капитана, – не решился и степенно проговорил:
– Узнать бы вашу идею…
– Книги читаешь? – живо спросил молодой человек, складывая газету и кладя её на стол.
– Раньше читал, пока скучно не стало, – сказал Маркел с ноткой пренебрежения к прочитанному.
Фельдшер повернулся к нему на стуле:
– И что же ты читал?
– Басни графа Льва Толстого – про волка и журавля, волка и козу, волка и кобылу… – ответил Маркел с пресным видом и требовательно обратился к молодому: – Вы зачем войну ведёте?
Тот принял строгое выражение и охотно заговорил:
– Народ избрал своих представителей в Учредительное Собрание. Оно должно было учредить законы нашей жизни в государстве. Но большевики разогнали Учредительное Собрание. Мы воюем за то, чтобы оно опять собралось. – Молодой человек не без гордости произнёс: – Наша часть – вся из добровольцев и зовётся «Отряд защиты Учредительного Собрания»!
– А как вам старый режим, царь? – спросил Неделяев.
– По старому режиму плачет лишь кучка монархистов! – наставительно произнёс доброволец. – А я – социалист-революционер: эсер! – отчеканил он последнее слово. – Иван Валерьянович, – он указал взглядом на фельдшера, – тоже эсер. И штабс-капитан Тавлеев – тоже. У нас в отряде немало эсеров. Мы за демократическую республику! Это значит – за такую, в которой народ свободно избирает власть. А большевики топчут демократию! – он пальцем коснулся газеты. – Вот здесь описано, сколько невиновных они убили без всякого суда.
Фельдшер сказал писарю, искоса глянув на Маркела:
– Они тут были, он должен бы про них понять…
Парень стоял молча; в горницу вошёл из комнаты штабс-капитан со словами:
– Я услышал разговор о политике!
Несмотря на военную форму – неновую, как сейчас приметил Маркел, – офицер выглядел опрятным домоседом.
– Ты хочешь разобраться, за что идёт война. Сядь и будь внимателен, – сказал он Маркелу.
Тот сел на стул, который был подальше от стола, спросил:
– Вам ведь помогло, что чехи взбунтовались. Чего им надо?
Офицер встал перед ним:
– Они хотят воевать с Германией, и был сформирован их корпус. Они в поездах двигались через Сибирь к Тихому океану, чтобы уплыть в Европу и там воевать. Большевики захотели их разоружить, и тогда чехословаки объявили войну большевикам.
– Среди чехов много демократов, – вставил писарь.
Офицер, наблюдая за нелюдимым лицом Неделяева, спросил:
– Ты в школе учился? знаешь, что такое проценты? На выборах в Учредительное Собрание за эсеров было подано сорок процентов голосов, а за большевиков – только двадцать четыре процента. На шестнадцать процентов меньше! Это полное поражение. Тогда большевики разогнали Собрание, а мирные демонстрации в его поддержку стали расстреливать.
Из прихожей постучали в дверь: солдат, который у колодца окатил водой офицера, внёс чугун с гречневой кашей, Мария на блюде внесла вчерашний пирог с кислой, из нескончаемых хозяйских запасов, капустой. Штабс-капитан сказал солдату:
– Спасибо, Михаил!
– Ещё каймак и простоквашу принесу, – ответил тот.
Офицер пригласил Маркела:
– Садись с нами.
Маркел, которого за стол с собой сажал Москанин, не зашёлся благодарностью. Нутро противилось тому, что говорят плохое о большевиках, а, значит, о Москанине. Он пробормотал:
– Я в кухне поем, – и ушёл.
19
Маркел сидел в кухне на лавке, Илья стоял, наклонившись над припасами, принесёнными из погреба, покуривал цигарку с самосадом. Мария пристроилась у края стола, ела кисель с хлебом.
– Топлёного сала у нас ещё хватает, – сказал Илья.
Солёного сала, копчёных окороков красные не оставили, как и домашней колбасы.
– Чего мне наговорили про Учредительное Собрание… – сказал Неделяев, думавший о своём.