скачать книгу бесплатно
Миниатюрная женщина с непримечательным лицом, исказившимся от подергивания мимических мышц, Великая Матрона наклонилась вперед и взглянула на залитый солнечным светом пол Аудиенц-зала, выложенный желтой плиткой. На этом полу, распростершись, лежала Преподобная Мать Бене Гессерит, связанная проволокой из шиги. Пленница не делала никаких попыток освободиться от пут. Проволока из шиги – великолепное средство усмирения непокорных. Она отрежет ей руку, если только ведьма шевельнется!
Зал, в котором сидела на троне Великая Досточтимая Матрона, импонировал ей по двум причинам: во?первых, он был велик, а во?вторых, был силой отнят у других. Зал площадью триста квадратных метров первоначально предназначался для собраний Гильд-навигаторов, причем каждый навигатор прибывал сюда, на Джанкшн, в огромной железной машине. Пленница на полу казалась пылинкой, затерянной в огромном поле.
Эта слабачка и так получила много удовольствия от того, что слышала, как ее так называемая Верховная Мать называла меня!
Но сегодняшнее утро было все же прекрасным, несмотря ни на что, подумала Великая Досточтимая Матрона. Настроение портилось только от того, что с этой ведьмой оказались бессильными все пытки и психологические зонды. Как можно пытать человека, который в любой момент может умереть по собственному желанию? И они делали это! Были у этих ведьм и способы подавлять чувство боли. Они очень хитры, эти примитивные создания.
И еще она просто напичкана широм! Это проклятое снадобье делает человека недоступным для психологического зондирования.
Великая Досточтимая Матрона подала знак помощнице. Та перевернула ногой распростертое тело и несколько ослабила путы. Теперь пленница могла немного пошевелиться.
– Как тебя зовут, дитя? – спросила Великая Досточтимая Матрона хриплым от старости и притворного добродушия голосом.
– Мое имя Сабанда. – Голос звонкий и чистый, несмотря на страшную боль психологического зондирования.
– Хочешь посмотреть, как мы поймаем слабого мужчину и пленим его? – спросила Великая Досточтимая Матрона.
Сабанда знала, как отвечать на этот вопрос, ее предупреждали об этом.
– Я скорее умру, чем соглашусь. – Она произнесла это совершенно спокойно, невозмутимо взглянув в старое лицо, похожее цветом на высушенный корень, слишком долго пролежавший на жарком солнце. В глазах старухи появились странные рыжие блики. Это признак гнева, говорили прокторы.
Свободная, красная с золотом, накидка, украшенная черным драконом, и красное трико под ней лишь подчеркивали костлявую, сухопарую фигуру.
На лице Великой Досточтимой Матроны не дрогнул ни один мускул, хотя она снова подумала: Будь они прокляты!
– С каким заданием ты прибыла на ту маленькую грязную планету, где мы схватили тебя?
– Я должна была стать учителем.
– Боюсь, что мы не оставили в живых ни одну из ваших девчонок.
Почему она улыбается? Чтобы бросить мне вызов! Вот почему!
– Вы учили свою молодежь поклоняться этой ведьме Шиане? – спросила Великая Досточтимая Матрона.
– Зачем я должна учить молодых поклоняться Сестре? Шиане это не понравилось бы.
– Не понравилось… Ты хочешь сказать, что Шиана вернулась к жизни?
– Но разве мы знаем только живых?
Какой звонкий голос у этой ведьмы, как она бесстрашна! Они очень хорошо умеют владеть собой, но даже это не спасет их. Странно, однако, что культ Шианы так живуч. Этот культ надо искоренить, уничтожить. Уничтожить так же, как надо уничтожить и самих ведьм.
Великая Досточтимая Матрона сделала знак мизинцем правой руки. Помощница, держа в руке шприц, приблизилась к пленнице. Может быть, это новое средство развяжет проклятой ведьме язык. Это неизвестно, но попробовать тем не менее стоит.
Сабанда поморщилась, когда игла коснулась ее шеи. Через несколько секунд Преподобная Мать была мертва. Слуги вынесли тело, чтобы скормить его футарам. Не то чтобы из этих футаров можно было извлечь большую пользу. Они не размножаются в неволе, не выполняют обычных команд. Сидят, нахохлившись, и чего-то ждут.
– Где торговцы? – спрашивал иногда один из них. Иногда из их человекоподобных ртов вырывались и другие, столь же бесполезные слова. Но, однако, футары доставляли некоторое удовольствие. В неволе они оказались очень ранимыми. Так же, как и плененные ведьмы. Мы найдем, где они прячутся. Это лишь вопрос времени.
Человек, который берет банальное и обыкновенное, и освещает их новым светом, устрашает. Мы не хотим, чтобы наши представления менялись. Когда надвигаются изменения, мы чувствуем угрозу. «Я и так знаю, что для меня важно!» – говорим мы. Но является Преобразователь и отбрасывает в сторону наши старые представления.
(Мастер Дзенсунни)
Майлс Тег получал огромное удовольствие от игр в садах, окружавших центральные здания. В первый раз Одраде принесла его сюда, когда он едва научился ползать. Это было самым ранним его воспоминанием: ему два года, он уже знает, что он – гхола, хотя и не понимает значения этого слова.
– Ты особенный ребенок, – говорила ему Одраде. – Мы сделали тебя из клеток, взятых у очень старого человека.
Хотя Майлс опережал в развитии своих сверстников, слова Одраде не слишком взволновали его душу. В то время он предпочитал резвиться в высокой траве под деревьями.
Потом к этим первым воспоминаниям о саде прибавились и другие. Он начинал узнавать Одраде и иных, кто занимался его обучением. Майлс очень рано понял, что Одраде получает от прогулок по саду не меньшее удовольствие, чем он сам.
– Весна – мое самое любимое время года, – сказал он ей, когда ему шел четвертый год.
– Мое тоже, – серьезно ответила Одраде.
Когда Тегу исполнилось семь лет, во всем блеске проявились его уникальные способности и голографическая память – такова была плата Общины за его предыдущее воплощение. В этом возрасте Тег впервые посмотрел на сад как на место, которое задевает в его душе неведомые до тех пор струны.
В тот период он впервые четко осознал, что в его душе хранится память, к которой у него нет доступа. Это встревожило его, и он обратился к Одраде, силуэт которой в тот момент четко вырисовывался на фоне летнего неба.
– Есть вещи, которые я не могу вспомнить!
– Наступит день, когда ты вспомнишь их, – сказала женщина.
Он не мог рассмотреть ее лица на фоне яркого света. Слова лились из какого-то темного места. У мальчика было такое впечатление, что эти слова принадлежат не только Одраде, но и ему самому.
В тот год он приступил к изучению жизни и деяний башара Майлса Тега, клетки которого начали новую жизнь в его теле. Одраде кое-что объяснила ему, показав свои ногти.
– Я слегка поцарапала его шею и соскребла немного клеток. Этого вполне хватило, чтобы возродить к жизни тебя.
В этом году в саду царило какое-то напряжение, плоды были больше и тяжелее, а пчелы совершенно сошли с ума.
– Все это происходит от того, что Пустыня год от года становится все больше и больше, продвигаясь к югу, – сказала Одраде. Взяв мальчика за руку, она вела его по росистой траве под цветущие яблони.
Тег обернулся и посмотрел на юг, зачарованный солнечным светом, который, дробясь, пробивался сквозь листву. Его учили, что такое Пустыня, и сейчас Тег чувствовал, как эта Пустыня давит на сад.
– Деревья чувствуют, что приближается их конец, – сказала Одраде. – Жизнь старается умножить себя, когда ей угрожает опасность.
– Воздух очень сух, – сказал он. – Да, это Пустыня.
– Посмотри, некоторые листья побурели и их кончики свернулись в трубочку. В этом году сады надо тщательно поливать.
Ему нравилось, что они никогда не разговаривают с ним снисходительно и свысока. Это были беседы двух равных собеседников. Он увидел свернувшиеся листья. Да, это Пустыня, снова подумал он.
Углубившись в сад, они некоторое время слушали пение птиц и жужжание насекомых. В сад залетали пчелы, обработавшие близлежащее клеверное поле. Поначалу они заинтересовались новым пришельцем, но Майлс был помечен феромонами, как и все, кто свободно перемещался по Капитулу. Пчелы, учуяв своего, равнодушно следовали дальше, к яблоневым цветам.
Яблони. Одраде указала рукой на запад. Персики. Мальчик снова посмотрел туда, куда указывала ее рука. Да, к востоку от них росли еще вишни, правда, довольно далеко, за пастбищем. А вон там вьется виноградная лоза.
Семена и саженцы были доставлены сюда на корабле-невидимке полторы тысячи лет назад и были с большой любовью и тщанием посажены здесь.
Тег ясно представил себе покрытые темной грязью руки, которые заботливо окучивали почву вокруг молодых побегов, старательно поливали их, ограждали, чтобы скот не потоптал и не потравил растения. Там, где были теперь сады и здания Капитула, раньше простирались дикие пастбища.
К этому времени мальчик уже получил кое-какое представление о гигантском песчаном черве, которого Сестры тайно похитили с Ракиса. Смерть Червя породила множество живых созданий, называемых песчаными форелями. Именно они стали причиной распространения Пустыни. В некоторых рассказах фигурировал и некий человек, предыдущее воплощение его самого – мужчина, которого Сестры называли башаром. То был великий воин, который погиб, когда ужасные женщины – Досточтимые Матроны – уничтожили Ракис.
Эти уроки очаровывали Тега, но одновременно вызывали у него внутреннее беспокойство. В его душе, там, где хранились воспоминания, существовали какие-то провалы. Эти провалы чаще всего напоминали о себе во сне. Иногда, когда на ребенка нападала мечтательность, перед его внутренним взором появлялись какие-то лица. Временами Тегу казалось, что он даже слышит слова, которые произносят те люди. Временами он вспоминал названия вещей, о которых, как он точно знал, никто ему не говорил. Особенно это касалось оружия.
Иногда ему в голову приходили очень важные вещи. Например, он знал, что всей этой планете предстоит превратиться в Пустыню, и все это началось из-за того, что Досточтимые Матроны вознамерились убить тех Сестер Бене Гессерит, которые теперь воспитывали его.
Преподобные Матери, занимавшиеся его обучением, часто вызывали у Тега трепет – то были одетые в черное, строгие женщины. Особенно поражали их глаза – голубые с синими белками. Воспитательницы говорили, что это следствие употребления Пряности.
Но истинную симпатию внушала Тегу одна только Одраде, она была по-настоящему важной. Все называли ее Верховной Матерью, и она требовала, чтобы он обращался к ней так же, кроме тех случаев, когда они были наедине в саду. Тогда он называл ее просто матушкой.
Однажды во время утренней прогулки – Тегу шел тогда девятый год и было это незадолго до сбора третьего урожая яблок – они спустились в мелкую лощину, где не росли деревья, но зато густо росли какие-то травянистые растения. Одраде положила руку на плечо Тега и повела его по древним ступеням из черного камня. Лестница вывела их на извилистую тропинку, вьющуюся среди сочной травы и мелких полевых цветов. Наконец она заговорила:
– Очень интересен вопрос владения, – сказала она. – Владеем ли мы планетой или она владеет нами?
– Мне нравится, как здесь пахнет. – Тег не стал отвечать на риторический вопрос.
Одраде сняла руку с плеча мальчика и легонько подтолкнула его вперед.
– Здесь мы насадили растения, полезные для обоняния, Майлс. Это ароматические травы. Внимательно присмотрись к ним, а потом познакомься с их свойствами в библиотеке. Не бойся, смело наступай на них! – воскликнула она, видя, как он старательно обходит пробившиеся между камнями побеги.
Майлс с силой наступил на нежный зеленый побег, и в ноздри ему ударил крепкий возбуждающий аромат.
– Эти растения предназначены для того, чтобы на них наступали, – только тогда они отдают спрятанные в них сокровища – чудесный запах, – проговорила Одраде. – Прокторы научат тебя справляться с ностальгией. Они не говорили тебе, что ностальгия очень часто вызывается именно запахом?
– Говорили, матушка. – Он обернулся и посмотрел на растение, на которое только что наступил. – Это розмарин.
– Откуда ты знаешь? – Одраде не смогла скрыть напряжение, прозвучавшее в голосе.
Он пожал плечами:
– Просто знаю, и все.
– Это говорит твоя исходная память. – Теперь в голосе Одраде звучало удовлетворение.
Они продолжили прогулку по лощине, поросшей ароматическими травами. Голос Одраде вновь стал задумчивым и печальным:
– У каждой планеты свой характер, но мы стараемся найти в них черты, присущие нашей Древней Земле. Иногда это лишь туманный намек, но на этой планете нам повезло больше.
Она опустилась на колени и сорвала побег какого-то ядовито-зеленого растения. Одраде растерла стебелек между пальцами и поднесла к носу Тега.
– Шалфей.
Она была права, это действительно был шалфей, но Майлс при всем желании не смог бы сказать, откуда он это знает.
– Я нюхал этот запах в пище. Это похоже на меланжу?
– Нет, шалфей просто улучшает аромат, но не изменяет состояния сознания. – Она встала и посмотрела на мальчика с высоты своего роста. – Хорошенько запомни это место, Майлс. Наш древний мир давно исчез, но здесь мы сумели воссоздать его частичку.
Он почувствовал, что сейчас она учит его чему-то очень важному. Он спросил Одраде:
– Почему ты спросила о том, не владеют ли планеты нами?..
– Наша Община считает, что на земле мы всего лишь экономы. Ты знаешь, кто такие экономы?
– Да, это такие, как Ройтиро, отец моего друга Йорги. Йорги говорит, что его старшая сестра, когда вырастет, станет экономкой на их плантации.
– Правильно. На некоторых планетах мы живем очень долго, дольше, чем другие известные нам народы, но мы – всего лишь экономы.
– Но если не вы владеете Капитулом, то кто?
– Вероятно, никто. Я задам тебе такой вопрос: каким образом мы выделяем друг друга, Общину Сестер и эту планету?
Он посмотрел ей в глаза, потом взглянул на свои руки. Сделал ли Капитул отметины и на нем?
– Большинство таких отметин находятся в глубинах нашего существа. – Одраде взяла мальчика за руку. – Пошли.
Они покинули ароматическую лощину и углубились во владения Ройтиро. По дороге Одраде продолжала говорить:
– Община Сестер редко основывает ботанические сады, – сказала она. – Сад должен поддерживать не только зрение и обоняние.
– Он должен поставлять пищу?
– Да, он должен служить поддержанию жизни, это его первейшая задача. Сад – источник еды. В той лощине, где мы только что побывали, растут травы, которые мы используем на кухне.
Поток ее слов проникал в душу мальчика и откладывался там, заполняя пустоты и провалы памяти. Он чувствовал, что за этими словами кроется план, рассчитанный на столетия. Деревья заменят строительные конструкции для удержания водных ловушек, растения предохранят от осыпания берега рек и озер, помогут сохранить от эрозии верхний, плодородный слой почвы, сохранят побережья морей и океанов и воду, чтобы в ней могли размножаться рыбы. Сестры Бене Гессерит думали и об эстетике – деревья должны давать тень, причем деревья должны отбрасывать на лужайки красивые тени.
– Деревья и все другие растения очень важны для наших симбиотических отношений, – сказала Одраде.
– Симбиотических? – Это было новое для Майлса слово.
Она объяснила ему значение этого термина, пользуясь понятными мальчику образами. Верховная знала, что Майлс часто ходит с другими детьми за грибами.
– Грибы растут только в окружении дружественных корней. Каждый вид гриба вступает во взаимовыгодные отношения с тем или иным видом растений. Растения и грибы существуют вместе, используя для роста соки друг друга.
Она продолжала развивать мысль, но Майлс был уже утомлен уроком, ему наскучило учение, и он с силой пнул ком травы, попавшийся ему под ноги, заметив, что Одраде неодобрительно посмотрела на него. Он сделал что-то неподобающее. Почему на одни растения наступать можно, а на другие – нельзя?
– Майлс, трава не дает ветру уносить верхний слой почвы в неподходящие места, например на дно рек.
Майлс уже хорошо изучил этот тон. В нем чувствовался упрек. Он опустил голову и посмотрел на траву, которую обидел.
– Этой травой питается наш скот. Семена некоторых видов употребляем в пищу мы. Разные виды тростника защищают почву от выветривания.
Он знал это. Мальчик попытался отвлечь Одраде.
– Выветривания? – спросил он, произнеся это слово по буквам.
Она не улыбнулась, и Майлс понял, что ему не удалось провести Одраде. Пристыженный, он продолжал внимательно слушать урок.
