скачать книгу бесплатно
– Нет.
– Зелье это опасно, – сказала она, – но позволяет многое постигать. Когда ясновидящая вкусит его, она может заглянуть во многие уголки собственной памяти… в память своего тела, и мы далеко заглядываем в прошлое… но только путем женщины. – В голосе ее послышалась печаль. – Но есть и такое место, куда не смеет заглянуть ни одна ясновидящая. Оно отталкивает нас, ужасает. Сказано, что однажды придет мужчина и обретет с помощью зелья внутреннее зрение. Он заглянет, куда мы не смеем: и в мужское, и в женское прошлое.
– Это и будет ваш Квизац Хадерач?
– Да, тот, кто может быть одновременно во многих местах, Квизац Хадерач. Многие мужчины пытались… многие, но безуспешно.
– И всех, кто рискнул попробовать, ждала неудача?
– Нет, что ты, – она покачала головой, – всех, кто рискнул, – ждала смерть.
Пытаться постичь Муад'Диба, не зная его смертных врагов, Харконненов, все равно, что пытаться понять правду, не зная кривды. Все равно, что пытаться узнать свет, не зная тьмы. Это немыслимо.
Принцесса Ирулан. «Книга о Муад'Дибе»
Унизанные кольцами пальцы жирной руки раскручивали рельефный глобус, стоявший возле стены на затейливой подставке. Все стены лишенной окон комнаты были увешаны полками с лентами, свитками и книгофильмами. Освещали комнату плавучие светошары.
В середине комнаты поблескивал овальной крышкой розоватой яшмы стол из окаменевшей древесины элаккового дерева. Он был окружен приспосабливающимися к форме тела креслами на гравипоплавках, два из них были заняты. В одном расположился мрачный темноволосый круглолицый молодой человек лет шестнадцати. В другом – низкорослый худощавый мужчина с несколько женственным лицом.
Оба, и юноша, и мужчина, глядели на глобус и на расположившегося за ним в тени человека.
Рядом с глобусом раздался смешок, и густой бас произнес:
– Ну вот, Питер, настроен самый большой капкан во всей истории. И герцог направляется прямо в его челюсти. Разве это не великолепное воплощение замыслов барона Владимира Харконнена?
– Безусловно, барон, – согласился мужчина певучим музыкальным тенором.
Жирная рука опустилась на глобус, остановив его вращение. Теперь двое сидевших перед ним могли разглядеть замершую поверхность – такие глобусы делались лишь для богатых коллекционеров либо для избранных Империей правителей планет. Работа была отмечена печатью имперской роскоши: сетка долгот и широт была выложена тонкой платиновой проволокой, полярные шапки набраны из великолепных молочно-белых бриллиантов.
Жирная рука провела по глобусу.
– Прошу вас поглядеть, – прогромыхал бас, – внимательнее, Питер, и ты, Фейд-Раута, мой дорогой. Поглядите на эти волны – от шестидесятой параллели к северу до семидесятой на юге. Этот цвет… он не напоминает вам карамель? И ни клочка синевы – ни озер, ни рек, ни морей. А эти очаровательные полярные шапки – они так малы. Разве можно спутать эту планету с другой? Арракис! Уникальнейший мир. И великолепная почва для бесподобнейшей из побед.
Улыбка тронула губы Питера.
– Подумать только, барон, Падишах-Император полагает, что сам отдал герцогу вашу планету вместе со специей. Сколь пикантно!
– Какая чушь! – прогремел барон. – Ты хочешь запутать юного Фейд-Рауту, не морочь голову моему племяннику.
Мрачный юнец шевельнулся в кресле, разгладил морщинку на туго натянутых черных лосинах. В дверь за его спиной вдруг постучали, и он резко выпрямился.
Питер поднялся из кресла, наискосок прошел к двери и чуть приотворил ее, чтобы принять цилиндр с сообщением. Он закрыл дверь, развернул цилиндр, внимательно проглядел и хихикнул… раз… другой.
– Ну, – требовательным тоном сказал барон.
– Этот дурак ответил нам, барон!
– Ну когда же и кто из Атрейдесов упускал возможность принять красивую позу? – спросил барон. – И что же он пишет?
– Такой невежа, барон… Обращается к вам просто «Харконнен», ни титула, ни даже «Сир и любезный кузен…».
– Имя неплохое, – буркнул барон, тон его выдавал нетерпение. – Что же пишет наш добрый Лето?
– Он пишет: «Ваше предложение о встрече я отвергаю. Слишком часто приходилось мне натыкаться на ваши ловушки, об этом знают все».
– И что дальше? – спросил барон.
– А еще он пишет: «Искусство канли еще находит поклонников в Империи». Подписано: «Герцог Лето Арракийский». – Питер расхохотался. – Арракийский! Боже! Это уж слишком.
– Помолчи, Питер, – сказал барон, и смех словно выключили. – «Канли» он пишет? – переспросил барон. – Значит, кровная месть. Доброе словцо подобрал, богатое, такое, чтобы я не ошибся в его намерениях.
– Формально вы сделали шаг к примирению, – сказал Питер. – Обычай выполнен.
– Для ментата, Питер, ты слишком разговорчив, – сказал барон и подумал: «От него скоро придется избавиться. Он уже сделался практически бесполезным». Барон искоса поглядел на своего ментат-ассасина – глаза этого человека притянули бы к себе любой взгляд – туманная синева в синеве, глаза без белков.
Ухмылка судорогой искривила лицо Питера, превратив его в театральную маску с прорезанными щелями для глаз.
– Но, барон, кто слышал о мести, более прекрасной, чем ваша? Роскошен уже сам план этой ловушки: заставить Лето обменять Каладан на Дюну… и он не смеет отказаться – ведь это приказ Императора. Изысканнейшая мысль!
Холодным тоном барон выговорил:
– Питер, у тебя недержание речи.
– Но я так счастлив, мой барон! А вы… вы ревнуете.
– Питер!
– Ах-ах, барон! Разве не достойно сожаления, что эта изысканная идея не принадлежит вам?
– Питер, я вот-вот прикажу тебя удавить.
– Не сомневаюсь, барон. Дождался. Ах, ни одно доброе дело не остается безнаказанным…
– Питер, ты сегодня наглотался вериты или семуты?
– Правда и смелость удивляют барона, – ответил Питер, лицо которого вновь застыло маской, на этот раз изображающей печаль. – Ах-ах! Но видите ли, барон, как ментат я буду заранее знать, когда вы пошлете ко мне палача. А вы не сделаете этого, пока я еще могу быть чем-то полезным. Торопиться-то с моей смертью будет накладно, ведь кое-какой прок от меня пока есть. Уж я-то знаю, чему вас научила эта очаровательная Дюна, – не транжирить. Верно, барон?
Барон не отводил взгляда от Питера.
Фейд-Раута шевельнулся в своем кресле. «Тщеславные глупцы, – подумал он, – зачем они препираются? Неужели оба считают, что у меня нет иного дела, кроме как слушать эти вздорные перебранки?»
– Фейд, – произнес барон, – я велел тебе слушать нас и учиться, для чего и пригласил сюда. Ты учишься?
– Да, дядя, – в голосе слышалась осторожная услужливость.
– Иногда я не понимаю Питера, – сказал барон. – Я причиняю боль по необходимости… он же… Клянусь, Питер просто наслаждается чужой болью. Мне лично жаль бедного герцога Лето. Скоро на сцену выступит доктор Юэ, и Атрейдесам придет конец. И, вне сомнения, Лето поймет, чья рука направляла сговорчивого доктора, и в этом будет весь ужас его положения.
– Почему же тогда вы не велели доктору тихо и спокойно вогнать герцогу кинжал между ребер? – спросил Питер. – Вы говорите о милосердии, но…
– Герцог должен знать, что его гибель – дело моих рук. Пусть задумаются и прочие Великие Дома. Это их остановит. Я получу передышку. Сейчас она необходима, и мне не нравится это.
– Передышку, – фыркнул Питер. – Император не отрывает от вас глаз. Вы действуете слишком смело, барон. Однажды Император пришлет сюда, на Гайеди Прим, легион-другой своих сардаукаров… Тут и настанет конец барону Владимиру Харконнену.
– А тебе, Питер, хотелось бы увидеть это, не правда ли? – спросил барон любезным тоном. – Поглядеть, как корпус сардаукаров будет грабить мои города, брать этот замок. Ты ведь и впрямь получишь удовольствие.
– Ну как можно говорить подобные вещи, барон? – пробормотал Питер.
– Тебе надо стать башой корпуса, – отвечал барон, – слишком уж ты любишь боль и кровь. Наверное, я поторопился с распределением будущих трофеев на Арракисе.
Пятью курьезно осторожными шажками Питер просеменил за кресло Фейд-Рауты. В комнате воцарилась напряженность, и юноша, озабоченно хмурясь, глянул на Питера.
– Не надо играть с Питером, барон, – сказал ментат. – Вы обещали мне леди Джессику. Вы обещали ее мне.
– Ну зачем она тебе, Питер? – спросил барон. – Помучить?
Питер молча глядел на него.
Фейд-Раута отодвинулся в своем гравикресле:
– Дядя, я еще нужен? Вы сказали, что…
– Мой дорогой Фейд-Раута теряет терпение, – сказал барон. Он шевельнулся в тени рядом с глобусом. – Терпение, Фейд. – Он вновь обернулся к ментату: – А как насчет герцогского отпрыска, мальчишки Пола, мой дорогой Питер?
– И он тоже окажется в вашей ловушке, барон, – пробормотал Питер.
– Я спрашиваю не об этом, – сказал барон, – помнишь, ты предсказывал, что ведьма-гессеритка родит герцогу дочь. Ты ведь ошибся тогда… так, ментат?
– Я не часто ошибаюсь, барон, – ответил Питер, и впервые в его голосе прозвучал страх, – согласитесь: я ошибаюсь не часто. А вы сами знаете, что Бинэ Гессерит рождают чаще всего дочерей. Даже жена Императора… только дочерей.
– Дядя, – сказал Фейд-Раута, – вы обещали, что я услышу что-то важное для себя…
– Послушайте-ка моего милого племянника, – сказал барон. – Он дерзает наследовать мне, стремится принять из моих рук бразды правления, но пока не умеет править даже собой. – Барон вновь шевельнулся у глобуса, тень среди теней. – Хорошо, Фейд-Раута Харконнен. Я призвал тебя сюда, чтобы ты усвоил хотя бы немного мудрости. Ты не следил за нашим добрым ментатом. А ведь должен был кое-что почерпнуть из нашего разговора.
– Но, дядя…
– Не правда ли, Фейд, Питер весьма ценный ментат?
– Да, но…
– Ах! Действительно – но! Посчитаем, какие же «но»: он потребляет слишком много специи, ест ее как конфеты. Погляди на его глаза. Он словно явился сюда с биржи труда в Арракине. Да, он эффективен, но – слишком эмоционален и склонен к разным выходкам. Эффективен, но – может и ошибиться.
Мрачным и тихим голосом Питер проговорил:
– Вы пригласили меня сюда, барон, чтобы дать нагоняй и потребовать большей отдачи?
– Потребовать большей отдачи? Ты же знаешь меня, Питер. Я хочу лишь, чтобы мой племянник понял ограниченность возможностей ментата.
– А вы уже тренируете моего преемника? – резко спросил Питер.
– Твоего преемника, Питер? Да где же я найду другого ментата, наделенного твоим ядом и хитростью?
– Там же, где когда-то и меня, барон.
– Стоящая мысль, – задумчиво произнес барон. – Что-то ты последнее время несколько неспокоен. А сколько специи ешь?
– Разве мои развлечения так дорого стоят? Вы возражаете против них, барон?
– Мой дорогой Питер, удовольствия-то нас и связывают. Неужели я стану против них возражать? Просто я хочу, чтобы мой племянник подметил в тебе эту черту.
– Значит, я – предмет показа, – проговорил Питер. – Что же еще сделать? Сплясать? Или просто продемонстрировать функции ментата перед лицом их превосходительства Фейд-Ра…
– Именно, – ответил барон. – Я тебя демонстрирую. А теперь помолчи… – Он перевел взгляд на Фейд-Рауту, на его пухлые поджатые губы – фамильный признак Харконненов, – тронутые теперь удивлением. – Это ментат, Фейд. Его психику воспитывали и формировали для выполнения определенных функций. Не следует упускать из вида и то, что она заключена в человеческое тело. Это крупный недостаток. Иногда мне кажется, что древние не так уж ошибались со своими мыслящими машинами.
– По сравнению со мной, это были игрушки, – огрызнулся Питер. – И вы сами, барон, превзошли бы такую машину.
– Быть может, – ответил барон. – Ах, ну… – Он глубоко вздохнул, рыгнул. – А теперь, Питер, вкратце изложи моему племяннику самые яркие моменты плана кампании против Дома Атрейдесов. Будь добр, исполни перед нами обоими обязанности ментата.
– Барон, я бы не советовал доверять такую информацию столь молодому человеку. Мои наблюдения…
– Решаю здесь я, – рявкнул барон, – и я приказываю тебе, ментат, выполняй одну из своих многочисленных функций.
– Да будет так, – сказал Питер, он выпрямился со странным достоинством, словно надел новую маску, на этот раз на все тело. – Через несколько стандартных дней герцог Лето со всеми своими домочадцами погрузится на лайнер Космической Гильдии, следующий до Арракиса. Корабль Гильдии высадит их, скорее всего, в Арракине, а не в Карфаге: ментат герцога Сафир Хават примет правильное решение, Арракин оборонять гораздо проще.
– Слушай внимательно, Фейд, – сказал барон, – ты понял: планы внутри других планов, которые содержатся внутри третьих.
Фейд-Раута кивнул и подумал: «Теперь все, похоже, в порядке. Старый монстр наконец доверил мне что-то секретное. Должно быть, и впрямь решил считать меня своим наследником».
– Возможно несколько вариантов развития событий, – сказал Питер. – Я свидетельствую, что Дом Атрейдесов отправится на Арракис. Нельзя исключать, впрочем, и малую вероятность того, что герцог заключил контракт с Гильдией на доставку в безопасное место, за пределы Системы. В подобных ситуациях многие Дома переходили на положение изгоев, увозя фамильное атомное оружие и щиты за пределы Империи.
– Герцог для этого слишком горд, – произнес барон.
– Вероятность этого есть, – ответил Питер, – но результат для нас один и тот же.
– Нет, не один! – пробурчал барон. – Я хочу, чтобы его убили и его линия пресеклась.
– Вероятность такого исхода велика, – ответил Питер. – Определенные признаки всегда указывают на то, что Дом собирается уйти в изгои. Но не Дом Атрейдесов. Герцог не допускает подобной мысли.
– Так, – вздохнул барон. – Продолжай, Питер.
– В Арракине, – сказал Питер, – герцог с семьей поселятся в резиденции, бывшем доме графа и леди Фенринг.
– Посла его величества к контрабандистам, – хихикнул барон.
– К кому? – переспросил Фейд-Раута.
– Ваш дядя шутит, – отвечал Питер, – он называет графа Фенринга послом к контрабандистам, учитывая интерес Императора к контрабандным операциям на Арракисе.
– Почему же? – Фейд-Раута обратил изумленный взгляд к дяде.
