скачать книгу бесплатно
– Федь, не томи. Дай посмотреть, – включился дед, выглядывая из-за плеча сына. – О, Господь мой, что это такое?
Тот не ответил. Даже не глянул на отца, чье бледное лицо в недоумении вытянулось. Он все крутил находку в руках, с каждой минутой понимая, что с ней что-то не так.
Длинные ручонки, оканчивающиеся маленькими пальчиками. Ноги, похожие на два обрубка. Странный, тянувшийся через все черное тело ровно посередине, ряд крестиков-швов.
Федя внимательно присмотрелся к белому, застывшему в виноватой маске лицу. Он осторожно царапнул его ногтем, и решил, что оно керамическое. А еще оно было приклеено на плотное тельце из войлока. И хорошо приклеено. Не отодрать.
– Какая страшная, – буркнул Федя. – Нельзя было и лучше сделать…
– Что? – не понял Петр Иванович.
Но парень не ответил. Взъерошил волосы, чувствуя, как под ребрами заклокотала тревога. Что-то в этой штуке было не так.
– Дай сюда, – стальным голосом вдруг потребовал Иванович, и Федя, выйдя из транса, удивленно захлопал глазами.
Но батя был непреклонен. Он протянул сыну морщинистую руку, и тот покорно положил ему на ладонь игрушку. Петр Иванович скривился, когда та его уколола.
– Бог ты мой, какая страхолюдина, – невесело произнес он, пренебрежительно покрутив ее. – Что она тут делает?
– А мне откуда знать?
– Да ну не нервничай, сынок. Это я так просто спросил. Похоже, она недолго тут, раз еще не утонула. Только вот кто тут был? Кто ее потерял? Вряд ли у кого-то из наших была такая…
– Она похожа на самодельную. Может, пропитана чем-то, вот и не тонет, – пожав плечами, задумчиво произнес Федя. – Но не знаю. Для чего такие нужны? Дети в такое будут играть?
Иванович поскреб шов на узкой груди, и, недобро усмехнувшись, многозначительно поглядел на сына.
– Федя, мальчик мой, ты же видел городских. Знаешь их причуды. Они же совершенно не похожи на нас. Я иногда думаю, что они сумасшедшие.
– Почему? – тупо спросил Федя. – Причем тут городские?
– Понимаешь… У них нет таких забот, как у нас. Им нечего делать, и они начинают выдумывать странные вещи. Я слышал о коллекционерах. Так вот они собирают такие жуткие куклы, что уму непостижимо! Наверное, вот эта одна из них. Да, я в этом уверен. Ты же знаешь, что тут часто корабли плавают? Туристические называются, вот.
– Круизные, пап, – невесело хмыкнул сын. – Да, вот один из них недавно утонул. Где-то неподалеку отсюда.
Старик скривился. Ему совершенно не хотелось поднимать эту тему. У него глубоко внутри сидела дурная уверенность, что эта кукла принадлежала Людке.
– Хорош байками меня травить, – рявкнул дед. – Не до того сейчас.
– Угу, – тухло отозвался Федя.
– Ее могли потерять, – заявил старик, перестав крутить куклу в руках, – наверняка из чьей-то коллекции.
– Н-да, – усмехнулся Федя. – Было б хорошо, если б нам удалось ее продать. Выбросить жалко, а никому такую не подаришь.
– А это неплохая идея! – глаза старика заблестели, и он похлопал сына по плечу. – Ох, Федька, знал я, что ты у меня голова. Ладно, давай поворачивать домой… Нет смысла больше тут сидеть. Большего мы уже не поймаем.
Федя ничего не сказал. Взял железное ведро, стоявшее рядом, заглянул в него и скривился.
– Пап, но ведь рыбы-то почти нет, – кисло проговорил он.
– Но, а что делать? – пожал плечами дед. – Позавтракать хватит…
Федя снова что-то пробурчал.
– Ладно, не сердись, – вздохнул дед. – Все скоро изменится, я обещаю. Мы еще разбогатеем. Да и сейчас не пропадем. Пенсии моей пока хватает и то хорошо. У матушки вон, молоко неплохо скупают. Сейчас отдыхающих побольше понаприезжает, будет легче.
– Я надеюсь, – вздохнул Федя.
Петр Иванович положил куклу возле себя на сидение, а сам опустил под него руку. И, достав грубо сколоченный из досок ящик, начал возиться с удочкой.
А Федя, не зная, чем себя занять, уселся на доску-сидение напротив. Снова глянул на игрушку, которая почему-то виновато улыбалась ему.
В лицо ударил холодный ветер. Стало не по себе.
– Гроза будет, – выпалил Иванович, обведя недоверчивым взглядом тучи. – Не знаю, сегодня иль завтра… Но ветер дует оттуда, там точно пролилось. Теперь к нам идет. Помню, вчера вечером барометр шалил, но я думал, обойдется.
– Ладно, давай домой, – кивнул парень. – Тогда уж и правда, нечего тут уже делать…
Забрав у отца весло, он молча погреб. Вода по-прежнему казалась киселем. В какой-то момент Федя даже облизнулся, вспомнив, что дома еще осталось поллитра этого напитка.
Плыли рыбаки молча. Почему-то и говорить совершенно не хотелось. Но причина была даже не в неудачной вылазке.
Тревожная тяжесть осела на сердце.
Федя повернул голову и внимательно вгляделся в вдаль. Несмотря на волны, стояла подозрительная тишина. Не было слышно и даже не видно ни одной чайки, которых тут обычно кишмя кишит.
Но почему тогда вдруг стало так трудно дышать? Воздух стал словно бы густым…
Петр Иванович тоже почувствовал это. Сдвинул брови и посмотрел в сторону приближающегося берега. Вон там, за песчаной полосой виднелись дома. За ними зеленой стеной простирался лес, тянувшийся, казалось бы, бесконечно далеко. Наверняка охотники уже проснулись и протирали ружья. Надо же как можно лучше подготовиться к сезону и к отдыхающим, жаждущим приобрести ценные меха.
Далеко за лесом простирался город. Большой и величественный. Невероятно шумный. Но Петру Ивановичу он не нравился. Как можно жить в этой суматохе? Он слышал, как часто люди заболевали от непонятного «стресса», и искренне недоумевал, почему никто из уехавших сельчан так и не вернулся обратно. Деревушка, носившая неприглядное название Михайлово, была для старика в своем роде раем, который бы он ни за что не променял на деньги и «стресс». Хотя город находился в пятидесяти километрах к северо-западу, и в деревню из него каждые три часа приезжал автобус, он все равно казался неимоверно далеким и чужим.
Для большинства селян путь в город порой становился целым приключением. Не у всех были машины. Вон, там, у соседа Андрея Андреевича был старенький УАЗик, да и тот трещал на ямах, и, казалось, мог в любой момент развалиться. Одна фара отчего-то постоянно перегорала. И приходилось чуть ли не каждый месяц ее менять.
Но теперь, когда рыбы нет, неизвестно, когда он наскребет денег, чтобы поставить новую.
Петр Иванович задумался и почесал затылок. Андреевич выручил его пару месяцев назад, а он все тянул отдавать долг. Может, удастся толкнуть эту куклу, да отдать плешивому деньги…
Сам он вместе с женой Софьей и Федей жил в стареньком кирпичном домике на окраине деревни. Семья держала пару коров, да десяток кур, но и эта живность не всегда выручала в трудные времена. Порой старик сетовал, что Федя не уехал в город, и не пошел учиться. В то далекое время он с матерью мог дать деньги ему на обучение. Но сын отказался, объяснив, что старым не на что будет жить. Хотя он и сейчас по сути сидел на шее родителей, хоть какая помощь от него все равно была.
Справа раздался глухой раскат, и рыбаки обратили на шум головы – вдали вовсю клубилось и росло черное марево. Тут его рваную поверхность исказила пульсирующая блеклая вспышка.
– Проклятье, – процедил Федя. – Надо поторопиться!
Он энергичнее заработал руками.
Но тут вслед за далеким, но зловещим раскатом грома подул сильный ветер. И шляпка Феди, как дурная птица, сорвалась с головы и улетела на воду.
– Да чтоб тебя! – выкрикнул он и наклонился за ней.
Она покачивалась на неспокойной воде на расстоянии вытянутой руки. Но лишь со второй попытки Феде удалось ее поймать – он уперся грудью о борт и навалился на него всем весом.
Лодка с треском накренилась и откинулась обратно, плавно закачалась.
Бородач одарил отца широкой улыбкой. А тот, наконец, отвлекся от созерцания надвигающейся непогоды.
– Что-то тут не так, – помрачнел старик. – Не нравится мне это.
– Что такое? – смутился сын.
– Тут… разве не чувствуешь? Воняет. Еще и холодно. У меня прям мороз по коже. Я весь в пупырышках.
Он выдохнул, и воздух белым паром выскользнул из рта.
– Чертовщина какая-то, – обескураженно пролепетал сын, и мешком опустился на доску-сидение рядом с отцом.
Федя повернулся и опустил весло в воду. Как тут его с головы до ног пробил озноб. Теперь и он почувствовал это.
А еще руки… Они дрожали.
Прогнав дурные мысли, от которых сводило желудок, он погреб. Как тут понял кое-что.
– Где эта страшная кукла? – выдавил он из себя.
Петр Иванович резко повернул к нему голову.
– Что? – широко распахнутыми газами он уставился на сына.
Облачко пара, оторвавшись от губ, вновь взвилось в воздух.
– Где кукла? – настойчиво повторил Федя, устремив тяжелое внимание на отца.
Тот опустил взгляд на сидение. Но куклы уже не было. Она что, опрокинулась, пока Федя ловил свою шляпку?
Он настороженно озарился по сторонам.
Но на воде ничего не было. А вот это… Это дурной знак.
Снизу раздался шорох, и Петр Иванович посмотрел себе под ноги.
Кукла лежала между его грязных резиновых сапог и сверлила глазами-скобками утреннее небо. Однако, ее ноги словно бы удлинились, и черными полосками протянулись вперед. Нет, все же не ноги. Тень. Ведь там… там, у кормы кто-то стоял.
Иванович поднял взгляд и закричал. А Федя завопил, увидев перед собой нечто жуткое.
Черное узкое туловище, посреди которого виднелись кресты толстых ниток. Толстая шея, да большая голова без лица. За место него красовалась белая маска. Похожие на красные скобки глаза и рот оказались ну уж очень знакомыми. Но совершенно не добрыми. А вот длинные, словно бескостные черные руки больше походили на звериные лапы.
Федя проглотил поднявшийся к горлу ком и сильно прикусил язык. На глаза мигом навернулись слезы.
Существо стояло неподвижно, и вдруг наклонило рыбакам вытянутую голову. Черное длинное тело задрожало, покрылось волнами. Вслед за булькающим звуком нитки принялись с треском лопаться. А когда порвалась самая последняя, Федор увидел, как края среза заколыхались, обнажая под собой нечто белоснежное.
Туловище раздулось. Зубы клацнули, расходясь друг от друга. Петр Иванович закричал, и его руки затряслись. Он видел перед собой огромную пасть с треугольными шипами по бокам, и глотку, уходящую в бездну. Тонкие лапы чудовища взмыли вверх и тисками сомкнулись на человеческих телах.
Последнее, что ощущал Федя, прежде чем погрузиться во тьму, был вырывающий душу холод.
Глава 2
Ярко-голубое небо над Михайлово покрылось лоскутами тяжелых туч. Они быстро росли, сливаясь друг с другом, и вскоре скрыли собой солнце. Гулявший по деревне ветер стал ощутимо холоднее, протяжно завывал в углах. Он небрежно трепал листву деревьев, и сыпал с ветвей первые поспевшие плоды. Куры во многих дворах громко раскудахтались, чем привлекли внимание своих готовившихся к завтраку хозяев. Коровы беспокойно замычали и принялись тыкаться рогами в забор, отказываясь от свежего сена. Собаки тихо сидели в конурах и даже носа не высовывали к полным мискам еды. Лошади в конюшне Ивана Семеновича фыркали и ржали, мотали головами, и рыли копытами землю, отчего чистившая их стойла толстая жена Семеновича разнервничалась. Ведь те всегда были на редкость послушными и покладистыми.
Но не у одной ее на душе было неспокойно, ведь у многих это утро не задалось. Родившийся пару месяцев назад прежде спокойный ребенок в семье Левенцовых проснулся ни свет ни заря, закатил родителям истерику. Те вскочили как ошпаренные, принялись успокаивать ребенка, но тот только еще громче зарыдал. Только к девяти часам он успокоился, а вымотанные взрослые упали спать, несмотря на то, что запланировали с утра важные дела. Рыбак Антон Захарович поссорился со взрослой дочерью на пустом месте. А все из-за того, что у обоих на душе поселилась необъяснимая тревога.
Даже озеро ощетинилось. Поднялось высокими волнами, тяжело обрушивающимся на берег. Приходившие на пляж люди в скором времени уходили. Только единицы оставались сидеть на берегу, а пара особо отчаянных купалась на глубине.
К десяти часам утра со стороны леса глухо загремел гром, и начали срываться первые капли дождя.
Только один человек был рад любой погоде.
Даша, которой в прошлом месяце исполнилось восемь лет, распахнула входную дверь настежь. Ударивший ей в лицо ветер закублил кудрявые светлые волосы. Она кашлянула, и бодро перепрыгнула через три высокие ступеньки. Громко засмеялась, встречая хмурый день с распростертыми объятиями. Глубоко вдохнула свежий воздух, немного пахнувший тиной, и тут почувствовала сочные сладкие нотки, доносившиеся из дому. Облизнувшись, она пропрыгала по ступенькам обратно на порог, и сунула голову в прихожую.
– Мам, что там, пирожки уже готовы? Взять можно? – крикнула она в коридор.
Ответом ей было громкое шипение масла. Из ведущего на кухню проема слева к Даше повалил белый дым. Оттуда же раздалась ругань.
– Нет еще, Даш! – следом послышался женский голос. – Первая партия только жарится!
– Жа-а-алко, мам, – раздасованно протянула девочка.
– Ничего, придете, уже будет готово! Как раз и аппетит нагуляете! – донеслось из кухни.
– Угу, – пожала плечами девочка и повернулась обратно к саду.
Справа росла груша, на которой заманчиво зеленели сочные плоды. Рядом высилась облезлая вишня. Даша поморщилась, вспомнив, насколько она кислая. Даже вареники, приготовленные позавчера из нее, так никто и не доел.
– Даш, но, а ты взяла с собой телефон? – раздалось из глубины дома.
Даша цокнула и достала простенький телефончик из кармана ветровки. Покрутила его в руке и уставилась на экранчик. Большие цифры показывали: «10:21».
– Взяла! – обернувшись, крикнула девочка, и вновь услышала шипение масла.
– Отлично!
– Ну, я пойду, мам? Папа меня догонит!
Она услышала громкое: «Нет», но уже спрыгнула со ступенек и двинулась по выложенной камнем дорожке к калитке. Положив телефон в карман, она повернула шпингалет и вышла на улицу.
По дороге деловито расхаживали куры. Несколько из них увлеченно паслось у забора напротив. И Даша задумала проказу. Поглядев по сторонам, но так не заметив никого, она подбежала к птицам и топнула ногой. Куры сбились в свалку и закудахтали. Захлопали крыльями и бросились врассыпную.
Даша засмеялась.
