скачать книгу бесплатно
– Я не знаю такой игры. Расскажи мне о правилах.
– Правила всегда одни и те же, – вздохнула Рита, – я уж знаю, я в нее наигралась.
– В эту игру играют дети или взрослые?
– Обычно взрослые, дети… только иногда. – Рита вспомнила свое детство.
– А правила такие.
И она рассказала ему то, что знала об этой игре. Знала она немало и рассказывала долго. Робот слушал внимательно.
– Мне нравится игра в любовь, – пророкотал он. – Но я не пойму, когда же я должен тебя убить?
– Это обязательно? – пропищала женщина, задыхаясь, и робот понял, что слишком сильно сжал ее горло. Он ослабил хватку и спрятал лезвия.
– Да. В этом состоит мое задание. Я должен поиграть с тобой и убить.
– Обычно мужчина убивает женщину после того, как она изменяет ему с другим мужчиной. Он спрашивает, молилась ли женщина на ночь, и всякое такое тра-ля-ля, а потом душит ее. Но это не обязательно. Он может убить ее любым другим способом. Например, выпустить кишки, если тебе так больше нравится.
– Хорошо, – согласился робот, – я попробую поиграть с тобой. Но это долгая игра, я правильно понял?
– Когда как, – ответила Рита, – а ты что, спешишь?
– Я вечен, – отчеканил робот. – Мне некуда спешить. Тем более что мне приказали играть с тобой не спеша. Мне это подходит. С чего начинать?
– Для начала сорви с меня платье. Ты должен быть и грубым, и нежным одновременно. Так, чтобы мне понравилось. Это обязательное правило игры.
Два часа спустя они вдвоем покинули шестьдесят третью. Робот вел шлюпку, а Рита смотрела на удаляющийся купол станции. Все мужчины одинаковы, думала она. И играют в любовь они тоже одинаково.
Вряд ли эта игра когда-нибудь нравилась ей по-настоящему.
* * *
Кеша проснулся и увидел мать, спящую на подстилке у его кровати. Была глубокая ночь, но Кеша заметил, что хорошо видит в темноте. Он встал, ощутив свое тело гибким и сильным, словно тело здорового зверя, встал и бесшумно подошел к выходу из палатки. Он попытался вспомнить, что же произошло за последние дни. В его памяти был провал. Последнее, что он помнил, это лужайка, на которой он сидел, держа в руке букетик голубых цветов, и бессмысленные звуки голосов, спорящих о чем-то над его головой. Затем был приступ болезни Брауна. Болезни, от которой он должен умереть. Но сейчас… Что-то случилось с его телом. Оно никогда не было таким.
Паренек остановился, напрягая разные мышцы. Тело словно в живом и послушном корсете, оно никогда не бывало таким раньше, раньше оно было похоже на переваренную сардельку, готовую развалиться на части. Сейчас же ощущение было превосходным.
Он провел рукой по лицу, поправляя волосы, и рука наткнулась на круглый металлический выступ над левым ухом. Вот оно что. Они всё же провели операцию. Они что-то вставили мне в голову, подумал он. Почему же оно торчит наружу?
Сейчас он видел в темноте не хуже кошки. Не только видел, но и слышал. Он слышал странный звук, доносящийся издалека, звук, словно зовущий его.
Неслышно ступая, юноша вошел в лес. Он чувствовал присутствие нескольких крупных зверей, но понял, что звери не собираются нападать. Где-то недалеко были люди, точнее, два человека. Он знал это, не стал подходить, потому что люди хотели остаться наедине друг с другом.
Кеша ушел в глубь леса. Здесь деревья росли гуще, но подлеска не было, поэтому Кеша легко двигался вперед. Он шел долго, прежде чем зов, обращенный к нему, стал слышен отчетливо.
– Кто ты? – Губы парня лишь слегка шевельнулись. – Почему ты зовешь меня? Зачем разбудил?
– Иди ко мне, – голос прозвучал требовательно. – Подойди ближе. Скоро ты увидишь меня.
– Ну конечно! Рикки не мертвая планета. – понял Кеша. – Разумная жизнь есть, только она прячется от нас. Интересно. У вас есть города? Вы любите рисовать? Вы знаете теорему Пифагора? Ваши девочки красят губы? Слабые наркотики у вас запрещены?
– Давай поиграем, – ответил голос. – Ты ведь хочешь со мной играть?
Кеша уходил дальше и дальше. Зов звучал всё отчетливее. Наконец он увидел вход в пещеру у подножия небольшой скалы. Зов доносился оттуда.
– Иди ко мне.
– Кто ты?
– Не бойся меня. Я не причиню тебе зла.
– Хорошо. Как приятно, что мы все-таки встретили разумную жизнь.
– Нет.
– Как нет? С кем же я тогда говорю? – удивился он. – С представителем разумной жизни, разве не так?
– Ты говоришь с представителем разумной смерти, – ответил голос.
* * *
Два человека сидели на берегу ручья.
– Я хочу сказать тебе прямо, всё, что думаю, – сказал Денисов.
– Говори, если хочешь, – Йец улыбнулась.
– Я и говорю, не перебивай меня. Не мешай.
– Да пожалуйста. Но ты так волнуешься, словно собираешься сделать мне предложение.
– Да, ты мне понравилась с первого взгляда, – Денисов приободрился. – Еще тогда, когда увидел тебя спящей в шлюпке, среди разбросанных ящиков.
Я не большой любитель ухаживать за девушками, не умею говорить красивых слов.
У меня и настоящей девушки никогда не было, о которой можно помечтать.
Так, только подружки, о них не размечтаешься, с ними только в кафе посидеть и переспать можно. А когда тебя увидел… Меня как будто громом ударило. Я никогда не видел раньше такой красоты, не верил, что такое бывает. Разве только в песнях. Я вообще не верю в любовь с пятнадцати лет. Говорю сразу: нет мне без тебя жизни. Ты особенная. Даже когда я прикасаюсь к твоим волосам… Если не ты, то никто мне другой не нужен. Даже если у нас с тобой никогда не будет детей.
– А почему ты думаешь, что их не будет? – Она улыбнулась.
– Потому что мы принадлежим с тобой к разным видам.
– Не к разным видам, – возразила Йец. – К разным породам человека.
Мои предки, так же, как и твои, жили на Земле. Но мы ушли с Земли сорок тысяч земных лет назад. Или пятьдесят, точно неизвестно. А это совсем немного. Ну, для эволюции. И отличаемся с тобой не больше, чем пигмей от папуаса.
– Ух! Прямо гора с плеч! – обрадовался Денисов. – Теперь все в порядке. Моя мама так мечтает о внуках! Она только о них и думает. Тебе понравится моя мама, она золотой человек. Здесь, конечно, нет церкви, но нас может зарегистрировать корабельный компьютер. Такое в нем предусмотрено. Я сегодня специально проверил.
– Почему ты думаешь, что я соглашусь? – спросила Йец.
– Я тебе не нравлюсь?
– Просто не думала об этом. И вообще, брак, это последнее, чего я сейчас хочу. Может быть, я вообще не выйду замуж. Ты слишком поспешен, ты ничего обо мне не знаешь.
– И ничего не хочу знать.
– Неужели не хочешь? Это даже неприлично.
– То есть, да. Хочу. Не сердись. Я хотел сказать, что бы я ни узнал, это не изменит моего отношения к тебе. Как ты попала к Бойду?
* * *
– О-о-о-о, это долгая история, – протянула девушка, – долгая и не очень интересная. Меня тысячу раз перепродавали, пока я попала к нему. А когда попала, это был конец всем моим приключениям. У Бойда долго не живут, месяц или два, а то и меньше. У него много жен, это так называется. В среднем, около десяти. Они постоянно меняются, одни умирают, других покупают. Попасть к Бойду означает смерть. Я до сих пор не верю, что удрала от него. Сумела удрать, это никому до меня не удавалось. Во всяком случае, я надеюсь пережить всех стерв, с которыми познакомилась на его корабле.
– С чего всё началось?
– Со сказки. Мое детство было сказкой, прекрасная семья, послушная девочка, которая старательно учится, обожает маму с папой и не держит в голове никаких дурных мыслей. Прекрасный город на прекрасной планете.
– Ты училась? – удивился Денисов. – Но зачем же учиться, если ты можешь узнать всё сразу?
– Имплантат ставят только в двенадцать лет, даже позже, когда перестает расти височная кость. Иначе он бы просто вывалился. До двенадцати лет наши дети учатся так же, как и ваши. На самом деле, имплантат не только преимущество, но еще и большие проблемы. Много проблем.
– Например?
– Например, наркомания. У вас на Земле есть только химические наркотики, а у нас еще и электронные. С электронными почти невозможно бороться. Никак нельзя доказать, что кто-то этим балуется, если не поймать прямо в момент подключения. Всё начинается совершенно невинно, просто ты потребляешь информацию или слушаешь музыку, а потом неожиданно замечаешь, что это не совсем та информация и не та музыка, которая была тебе нужна. Но освободиться ты уже не можешь. С героином проще, с ним всё понятно. Ты или принял дозу, или не принял. У тебя есть выбор, разрушить себя или нет. А здесь ты незаметно сползаешь к разрушению. Есть множество разновидностей этой дряни, мгновенно создающей абсолютную зависимость. Достаточно секунды, чтобы сделать из тебя зомби. Химические наркотики по сравнению с этим – просто игры дебильных детишек в песочнице спецсанатория. Информационные наркотики уже погубили целые планеты. Прекрасные планеты, с высокой культурой, с миллиардами жителей. И все они мертвы, ничего не осталось. Но, знаешь, мне нет никакого дела до тех планет, если честно. Просто своя рубашка ближе к телу… Дело в том, что моя мать умерла от этого, когда мне было десять лет. Это был удар.
– Понимаю.
– Да ничего ты не понимаешь. Не всё можно понять. Я тогда даже не плакала. И отец тоже не плакал. Он просто ушел в работу и перестал замечать меня. Два года мы с ним почти не разговаривали. Он отдалялся от меня всё дальше. Я ждала, когда он подойдет ко мне и объяснит, как это могло случиться, потому что это не могло случиться со мной, с моей семьей, самой лучшей в мире, просто не могло. Я всё ждала, когда он вернется ко мне. Он должен вернуться, потому что я одна у него на свете, после мамы он так ни с кем и не встречался. Я готовила ему завтраки и ужины, ловила каждый взгляд, направленный на меня. Но он смотрел сквозь меня. Я ловила каждое его слово, но слов было слишком мало, и это были не те слова. Мне исполнилось двенадцать, и я получила свой имплантат. Я сразу же очень много узнала о мире и поняла, что мир не такой уж хороший, каким он мне казался. И вот однажды отец вернулся ко мне. Он увидел меня. И повел меня… в зоопарк.
Как в детстве. У нас тоже есть зоопарки, но туда водят только маленьких детей.
Он всё еще считал меня маленькой, так я тогда подумала.
В тот день он был очень нежным и внимательным, смотрел на меня по-особенному, выполнял мои желания, купил какие-то игрушки. Я снова почувствовала, что у меня есть семья. Я попыталась узнать у него, почему он не видел меня эти два года, но он не отвечал. У него задрожали губы, когда я напомнила о матери. Тогда я приняла всё, как есть, собственно, я согласна была ничего не знать и не понимать, мне достаточно было его любви. Он провел со мной целый день. Вечером играла музыка, и мы с ним танцевали на открытой площадке у какого-то кафе. Над нами кружились звезды, тогда еще я не умела ненавидеть звезды так, как сейчас. Он танцевал со мной как со взрослой; я видела, что он смотрит на меня и вспоминает маму. А два часа спустя он меня продал.
– Продал?
– После смерти мамы он начал принимать электронную дурь. Его вскоре выгнали с работы, а деньги были нужны на новые и новые дозы. Поэтому ему было не до меня. Очень долго было не до меня. А потом, когда он залез в долги, ему серьезно пригрозили.
Ему обязательно нужны были деньги. И он продал меня торговцам с планеты Тирр, которые скупали малолетних девочек. Надеюсь, что ему хорошо заплатили.
Впрочем, какая разница. Сейчас он всё равно мертв. Столько лет прошло. Как мне повезло с вами! Всего неделю назад у меня не было никакой надежды.
* * *
Он попытался ее поцеловать, она не отстранилась, но губы остались холодными.
– Наши девушки очень традиционны, – сказала Йец. – Мы не бросаемся на шею мужчинам только оттого, что они сделали нам предложение.
– А от чего вы бросаетесь на шею?
– Нас или покупают, или завоевывают в бою.
– Извини, но это дикость.
– Мужчина должен защищать своих детей. Значит, должен быть или богатым, или сильным. Но с нами обычно советуются, прежде чем купить или завоевать.
– Купить тебя я не смогу, – признался Денисов. – Нормальных денег у меня никогда не водилось. А в бою… Ты думаешь, что будет такая возможность?
– Я думаю, что будет, – Йец легко прикоснулась губами к его щеке и встала, чтобы уйти. – Пока, мой герой. Иди, ложись спать.
– А ты?
– Мне нужно проведать своего пациента. Посмотреть, как приживается имплантат.
– Я хотел спросить тебя еще об одном.
– Валяй, – согласилась она.
– Кто такой Бойд? Откуда взялась такая подлая гадина?
– Он не подлая гадина, он воин Аштарры.
– Аштарры?
– Была такая могучая цивилизация древности. Не могу сказать, насколько давно, никто этого по-настоящему не знает. Остались только легенды. Аштарре подчинялась сотня планет, и жители этих планет жили счастливо. Аштарру охраняли воины, бесстрашные и благородные. Воинов было не так уж много, но они были очень сильными. И бессмертными. А значит, непобедимыми.
– Бессмертными?
– В те давние времена это было возможно. Никакой мистики, никаких чудес.
Высокий уровень технологии позволял создать неизменную и неуничтожимую биологическую ткань. Бессмертие – опасный подарок, поэтому, получив его, воины были обязаны соблюдать и своеобразный кодекс чести. Предательство, насилие, корысть теперь были им неведомы. Воина изменяли так, что он становился идеален. Изменяли и тело и мозг. Его доводили до совершенства, как боевую машину. В сущности, эти бессмертные существа становились наполовину машинами, потому что теряли собственное лицо.
– Они защищали Аштарру?
– Да. Много веков подряд. Или даже тысяч лет. Пока Аштарра не была уничтожена.
– Кто-то сумел победить идеальных воинов?
– Воины сами уничтожили Аштарру. Они были созданы так, что находили врагов и уничтожали их. Но мораль воина была слишком строгой, недоступной для нормального живого существа. А мораль жителей Аштарры отличалась свободой. Свободные люди думают, что хотят, и поступают так, как хотят. Они не вписываются в рамки. Но принципы воинов были как раз такой жесткой рамкой. И получалось так, что время от времени воины находили врагов Аштарры внутри самой Аштарры. Понятно, что это многим не нравилось. Постепенно отношение к воинам изменилось. Родственники и друзья убитых воспринимали воинов как врагов. И воины находили их и уничтожали тоже. Шли столетия и жители ста планет всё сильнее ненавидели воинов, а воины всё чаще находили врагов среди них. Секрет смерти воинов поначалу существовал, но затем был утерян.
Чем больше воины убивали, тем больше появлялось новых врагов. Вскоре воины уничтожили всех до единого. Великая Аштарра превратилась в сто мертвых планет. Там до сих пор никто не живет.
– А воины?
– Они живы. Живы до сих пор.
