скачать книгу бесплатно
– А оставшиеся две из десяти? – спрашивает она.
– Они прекрасны в любом возрасте. Но я бы предпочел двадцать пять.
– Тогда смотри. Смотри внимательно.
Я смотрю внимательно и вижу, что ее лицо начинает постепенно меняться. Сглаживаются детские черты, появляется тонкость и серьезность, и даже некоторая изношенность, какая бывает на лицах женщин, порою не имеющих сил следить за собой. Сейчас ей на самом деле не меньше двадцати пяти. Боковым зрением я вижу, что карлики замерли и уставились на нас во все глаза.
– Я тебя удивила? – спрашивает она.
– Это технологии завтрашнего дня. Я даже не слышал о таком.
– Ты еще о многом не слышал. А теперь смотри. – Она протягивает мне Е-книгу.
Я смотрю на страницу и вижу, что Клара читала «Журавль» Хлебникова. Для глупой девочки это действительно круто.
– Ты сразила меня наповал, – говорю я.
Она лишь успевает открыть рот, желая что-то ответить, но поезд резко останавливается, так, будто наткнулся на резиновую стену, и мы все летим по салону, ударяясь о поручни. Несколько ламп сразу гаснет.
Я поднимаю ее голову. В ее щеке – глубоко вонзившийся осколок стекла. Я выдергиваю, и она кричит, визжит как резанная. Щека распорота, кровь хлещет, на лбу громадный кровоподтек. В этот момент я вспоминаю, что у моей спутницы нет батареи.
– Открой рот! – Кричу я. Она слушается. Во рту ничего не разглядеть, слишком много крови. Если поврежден какой-нибудь крупный сосуд, ей конец. Но возможно, ничего страшного, просто порезан язык. Там, в глубине, есть крупные артерии, но они слишком хорошо защищены.
– Выплюнь кровь! – кричу я.
Она сплевывает на пол огромный темно-красный сгусток, а потом еще один, яркий.
– Открой рот!
Артерии целы. Для паники нет причин. Пока. Я поднимаю ее за руку и тащу к двери. Нужно спешить. В воздухе уже пахнет гарью. Выбиваю дверь.
Поезд лежит на дне тоннеля, слегка наклонившись на бок. Магнитное поле выключено. Зазор между стенками сантиметров сорок. Достаточно, чтобы протиснуться. Вагон подрагивает, будто живой, какие-то механизмы все еще работают внутри. Эта махина может внезапно сдвинуться с места и раздавить нас как букашек. Мы движемся в сторону переднего вагона, потому что сзади подступает огонь. Карлики идут за нами, но держатся на расстоянии.
– Ты знаешь, что это было? – спрашиваю я.
Она кивает головой. Скорее всего, она не может говорить.
Мы пробираемся в кабину. Разумеется, она пуста: девяносто девять процентов транспорта обслуживаются исключительно электронными системами. Поезда подземки допускают ручное управление, но люди их ведут только в последний путь – на слом, когда они отживают проектный срок. Итак, мы в кабине. Впереди – тьма. Карлики куда-то исчезли, скорее всего, вернулись в вагон.
Вдруг что-то мягкое шлепается на лобовое стекло, нечто, похожее на голубую резиновую присоску. У него шесть довольно длинных и тонких щупальцев, которые пытаются присосаться к стеклу. Это магнитная медуза, паразитический организм, питающийся энергией магнитного поля. На верхних уровнях подземки их практически нет, зато на нижних, скоростных, их достаточно. Никто толком не знает, опасны ли они для человека. Скорее всего, нет. Хотя, на самом деле, они могли бы питаться и биополями нашего организма. Но я не слышал ни об одном случае нападения. Скорее всего, наши поля для нее слишком слабы. Появляется еще медуза, а потом сразу несколько.
– Клара, – спрашиваю я, – ты заметила, что они все собрались на твоей стороне стекла?
Она кивает. Только слепой мог бы этого не заметить.
– Они тебя чувствуют?
Она кивает снова.
– Но они никогда не реагируют просто на человеческий организм. У тебя есть что-то такое, что они видят?
Она показывает мне пальцами, чтобы я закрыл свой рот. Я подчиняюсь.
Отсюда, из этой кабины, теоретически, можно было бы вести этот поезд. Но только теоретически: чтобы подключиться к системе управления, нужно знать ключ. И, даже зная ключ, мы ничего не смогли бы сделать – у нас нет карты маршрутов, мы не знаем, как работать с программой, да и система никогда не даст нам разрешения. Мы ведь не имеем лицензии. Так что ситуация на самом деле невеселая. Клара нажимает что-то и включается экран. В темноте он кажется зеленым и текучим, словно поверхность глубокого моря в солнечный день. Клара кладет руку на панель, и на экране появляются буквы.
«Сядь в кресло и покрепче держись. Старт будет быстрым».
Я абсолютно точно видел, что Клара не набирала этот текст. Он просто появился. Медузы начинают барабанить по стеклу, слегка подпрыгивая. Они переползают с места на места. Теперь я точно уверен, что Клара имеет что-то очень вкусное, с их точки зрения. Но в ее одежде нет карманов. При ней нет сумочки. Даже Е-книгу она оставила в вагоне. Это значит, что нечто вкусное находится внутри нее. Какая-нибудь особая магнитная система, усиливающая одну из функций организма. Почему бы и нет?
Клара сидит с закрытыми глазами, держа руку на пульте. Я все еще не верю, что она сможет сдвинуть этот поезд с места. Весь транспорт планеты управляется единой системой. По старой памяти мы называем эту систему компьютерной или электронной. На самом деле она отличается от примитивных компьютеров двадцать первого века примерно так же, как гепард отличается от микроба. В свое время она возникла как объединение многих небольших компьютерных сетей, которые обеспечивали безопасное движение миллионов и миллионов транспортных потоков. Несколько позже система стала замкнутой и абсолютно стабильной, в нее была введена функция саморазвития. С тех пор не разбился ни один самолет, и ни один поезд не сошел в рельс. Аварии случаются с частными автомобилями, которые, по каким-то причинам, не были подключены к общей сети. Аварии случаются и на дорогах, когда частный автомобиль начинает мешать общему согласованному движению.
Но транспортная система и Фемида – это не единственные вполне самодостаточные электронные сети на нашей планете. Существует еще несколько подобных монстров, например, банковская система, информационная, система «Библиотека», развлекательная система и система «Альянс». Последняя занимается подбором идеальных брачных и сексуальных партнеров среди всех ста семидесяти миллиардов населения планеты, причем делает это просто потрясающе. Есть еще довольно скучная система, контролирующая все предприятия тяжелой и добывающей промышленности, и абсолютно бесполезная, на мой взгляд, военная система «Милитар». С тех пор, как исчезли государственные границы, на земле не осталось врагов. Терроризм, в принципе, прекрасно контролируется Фемидой. Не знаю, с кем собираются сражаться военные, разве что, с инопланетянами. Кроме всего этого, существует множество более мелких систем и подсистем разного уровня и направленности, заканчивая самыми мелкими и бесполезными, вроде магнитных медуз, которые возникли сами собой, существуют и размножаются подобно живым организмам. Все это образует целую электронную биосферу земли, возможно, не менее мощную, чем первичная белковая биосфера.
И вдруг поезд трогает с места. «Трогает с места» – это слабо сказано. Он дергает так, что я едва не вылетаю из кресла. Мы стартуем назад и сразу же набираем такую скорость, на которую эти поезда явно не рассчитаны. Мы пролетаем сквозь облако искр и дыма, что-то взрывается, что-то стреляет вокруг нас, – затем выходим в светлую часть тоннеля. Наружные осветители здесь, насколько я помню, стоят на расстоянии сто метров друг от друга, но сейчас они мелькают с такой скоростью, что мне становится страшно. Мы идем километров двести пятьдесят в час, не меньше того. То есть, скорость вдвое выше обычной. Повороты здесь достаточно плавные, но каждый раз меня прижимает, будто на центрифуге. Пролетает несколько калейдоскопических станций, на такой скорости, что я не успеваю рассмотреть что-либо, кроме цветных пятен. Несколько раз мы сворачиваем довольно резко. На самом деле здесь, под землей, есть целая паутина дорог, некоторые из которых почти не используются. Сомневаюсь, что существует хотя бы один человек, который помнит и знает все эти станции, повороты и развилки. Значит, нас ведет не человек, а электронная система. Я успокаиваюсь. Не знаю, как Клара сумела подключиться, но ее ловкость в обращении с банковской системой я уже имел случай наблюдать.
Мы останавливаемся в полной темноте. Я ощущаю, как поезд медленно оседает, ложится на дно тоннеля. Затихают моторы, становится совершенно тихо. Так тихо, как может быть лишь на очень большой глубине, очень далеко от всякой человеческой деятельности и жизни. Тихо, как в гробу. Судя по акустике, справа от нас – пустое пространство – там должна быть станция. Клара открывает глаза, не снимая руки с пульта. «Мы приехали», – появляется на экране. Начинают зажигаться лампы, вначале один ряд, затем второй, третий, четвертый. Некоторые так и остаются темными. Это действительно станция, мертвая, как доисторический череп. Не знаю, почему она производит такое впечатление. Ровный каменный пол, аккуратный свод потолка, несколько колонн с той стороны, где потолок опускается ниже. Выцветшая мозаика на стенах, изображающая неизвестные мне радостные события. Там же, у стены, стоит некая статуя с вытянутым указующим перстом, но я не могу вспомнить, кого она изображает. Sic transit gloria mundi. Я снова поражаюсь тишине, как вещи, совершенно исчезнувшей из нашего мира, в котором все ползет, ворочается, перемещается, ломает, строит, продает, веселится, и все это без остановки. Наш мир – это мир глагола. В нем нет места тишине. Такая тишина, как здесь, невозможна ни в одном месте на поверхности земли. Мы действительно находимся на жуткой глубине. Поблизости нет ни одного человека, иначе в такой тишине мы бы услышали его дыхание, нет ни одного работающего механизма, иначе мы бы слышали его ход. Тишина не просто мертвая, не просто гробовая, она мертвенная, с явным оттенком смерти.
Я встаю, и тишина сразу исчезает, я нарушил ее своим движением. Странная атмосфера смерти сразу рассеивается. Я вспоминаю, что в одном из вагонов остались карлики, значит, мы не одни в этом жутком месте. Мы с Кларой выходим на платформу. Я уверен, что нога человека не ступала сюда несколько десятилетий. Пыли совсем немного, да и откуда ей взяться в этом склепе? По полу разбросаны довольно странные вещи, или существа – я не знаю, как их называть – это нечто мелкое, явно механической природы, явно мертвое и даже высохшее, если только можно применить это слово к механизмам.
Наклонившись, я рассматриваю одно из таких существ. Оно большей частью металлическое, имеет панцирь и устройства для передвижения. Я переворачиваю его и вижу, что оно пусто внутри. Это напоминает панцирь, сброшенный механическим раком.
– Они растут? – спрашиваю я Клару.
Она кивает. Ее лицо выглядит жутковато. Да и одежда тоже – вся в крови. Но рана на щеке уже подсохла.
Они растут и линяют, сбрасывая панцирь, который стал маленьким и тесным. Они живут здесь, не зная другого мира. Жизнь упряма штука. Говорят, что бактерии могу выжить даже на луне. Тогда почему бы не жить здесь механическим ракообразным? Ведь условия здесь гораздо комфортнее, чем на поверхности ночного светила.
Из третьего вагона выходит карлик. Почему-то один. Он подходит к нам.
– Мертвая станция, – осмотревшись, говорит он визгливым голосом.
– Здесь обязательно должен быть выход наверх, – говорю я.
Карлик смотрит на Клару и неожиданно бросается к ней. Я не останавливаю его. «Карл у Клары украл кораллы», – вдруг вспоминаю я, и мне становится смешно. Карлик совершенно безопасен, в физическом смысле. И он не имеет никакого оружия. Это я уже проверил. Если он проявит хоть малейшую агрессию, я его вовремя остановлю. Он даже пальцем не успеет пошевелить, как останется без пальца. Карлик хватает Клару за руку и с жаром жмет ее.
– Вы нас спасли! – восклицает он.
Клара выдергивает руку и отталкивает его. Карлик насупливается обижено.
– Я всего лишь хотел поблагодарить, – говорит он.
В этот момент включается эскалатор. Мы подходим к движущейся лестнице и, и я вижу, как вверху зажигаются огни. Цепочка оживающих огней бежит вверх и вверх, уходит на такое расстояние, что ее конец становится невидим. Все в порядке. Нам в эту сторону.
Пару часов спустя мы оказываемся на одном из живых ярусов. Людей немного, но достаточно, чтобы мы не привлекали внимания. Клара прикрывает лицо платком. Подходит поезд и выпускает группу людей. Карлика уже нет с нами.
– Мы садимся? – спрашиваю я.
– Нет, – отвечает она. – Мы уже на месте.
Ей трудно говорить, и слова неразборчивы.
– Ты позволил ко мне прикоснуться, – добавляет она.
– Карлик не представлял опасности.
– Не позволяй никому ко мне прикасаться. Больше никому. Это приказ.
8
Через некоторое время мы оказываемся на поверхности. Мы все еще в городе, я не могу сказать где. Наверняка это все еще Москва, которая проглотила и переварила все города километров на четыреста от своего центра. Стандартные тридцатиэтажные спальные корпуса. Чистое зимнее небо светится глубокой предрассветной синевой, и серые бетонные стены кажутся в этом сиянии голубыми. В одном из черных квадратов окон я вижу зеленые светящиеся цифры часов и сверяю их со своим внутренним временем (у меня есть встроенный органический таймер, не лучшей модели, который иногда отстает). Пять минут шестого. Скоро рассвет. Я совсем не спал этой ночью и уже начинаю ощущать усталость.
– Когда это кончится? – спрашиваю я. – Когда мы придем?
Она останавливается. В ее глазах ужас, который никак не вяжется со спокойствием спящей улицы вокруг нас.
– Это был он, – говорит Клара.
– Кто он? – спрашиваю я.
– Карлик. Это был он. Он ко мне прикоснулся. Он специально бросился ко мне.
Она поднимает ладонь руки к своим глазам и внимательно смотрит на нее. Я смотрю тоже. Ничего особенного. Пальцы слегка припухли. Возможно от мороза. Сейчас не меньше, чем шесть градусов ниже нуля. Или семь. Довольно зябко. Рукавички бы не помешали.
– Ты уверена? – спрашиваю я.
– Абсолютно. Это вошло в мою руку.
– Что вошло?
– Некогда объяснять. Оно уже болит. Скоро это будет очень больно. Мы должны успеть.
– Что успеть?
– Хорошо, что это всего лишь рука. Ты должен ее отрезать.
– Без проблем, – говорю я. – Потом мы вставим хорошую большую батарею, и рука отрастет заново. Надеюсь, здесь поблизости есть круглосуточные аптеки, где можно купить хирургический набор?
– Есть, – отвечает она. – Аптеки есть. Проблема в том, что я не умею отключать боль.
– Неужели до сих пор есть люди, которые не умеют отключать боль?
– Да. Как видишь, встречаются. В моем теле нет никаких дополнительных устройств. Никакой механики. Я на сто процентов биологична, как будто родилась минуту назад.
Я не совсем верю ее словам. Если бы это было так, медуз бы не тянуло к ней, как магнитом.
– Серьезно? – спрашиваю я.
– Серьезно.
– Тогда мы должны купить обезболивающее. Хотя бы что-нибудь.
Довольно быстро мы находим аптеку. Приходится долго стучать, прежде чем мегера в белом халате с алым крестом на левой груди открывает нам дверь. Вид моей спутницы достаточно красноречив; мегера кивает головой, поправляет очки и направляется к прилавку.
– Где это она так ушиблась? – спрашивает она.
Разбила оконное стекло, – отвечаю я. – Упала и разбила стекло головой.
Мегера смотрит на меня оценивающе. В байку о разбитии стекла головой, она, разумеется, не верит.
– Ну подрались, мы подрались! – кричу я. – Я не выдержал и бросил в нее пепельницу. Она схватилась за нож. Я вырвал нож и ударил ее в щеку. Хотел ударить в глаз, но не попал.
На этот раз объяснение подходит.
– Вам хирургический набор? – ледяным тоном спрашивает она.
– Пожалуйста, стандартный, шестой номер, – отвечаю я.
– Вы уверены? – недоумевает мегера. – Вы бы лучше обратились в больницу.
– Шестой номер, – повторяю я. – И обезболивающее. Четыре ампулы квадрокаина.
– Не дам без рецепта.
Она действительно не даст. Время от времени до аптек докатывается очередная волна борьбы с наркоманией, тогда начинают запрещаться все лекарства подряд, вплоть до самых безобидных. Хотя ни один, даже самый отпетый гений, не сумеет применить квадрокаин в качестве наркотика.
– Хорошо, – говорю я, понимая, что спорить здесь бесполезно. – Тогда давайте мне обычный новокаин.
– Много? – спрашивает она.
– Примерно ведро.
Ведро я, конечно, не беру, мне достаточно двух литров раствора. Кроме этого я приобретаю несколько самых больших, сорокакубовых, шприцов. Придется работать как в каменном веке. Продавщица смотрит на меня, как на сумасшедшего. Но никакого криминала в моих действиях нет, иначе Фемида уже вмешалась бы в процесс.
Она отпускает нам хирургический набор и лекарства, запирает за нами дверь. Напоследок крутит пальцем у виска.
– Теперь надо найти удобное место, – говорю я. – В принципе, подойдет все, что угодно.
Клара молчит. Ее лицо очень бледно, и выглядит она гораздо хуже, чем несколько минут назад.
– Тебе больно? – спрашиваю я.
– Делай это скорей, иначе будет поздно.
Я беру ее руку и ощупываю. Примерно до уровня кисти, или чуть выше, она заметно опухла и стала жесткой. Что же, будем ампутировать по локоть.
– Будем ампутировать по локоть, – говорю я. – Но я должен знать, с чем имею дело. Если оно разносится с кровью, то резать бесполезно.
– Оно не разносится с кровью. Я чувствую, как оно ползет внутри меня.
