скачать книгу бесплатно
пиение вербного мате предохраняет от Свина. Свин просто не
может прийти. Собственно говоря, Цикоридзе мог бы и не
колдовать, все и так было предопределено. Собственно, я понял, что
вкушу грейпфрутовый сок ее волос еще тогда, в день рождения
Пчёловой, когда увидел ее в метро с бумажкой, на которой было
написано «Желтый шарик». Это ж надо было?! Пчёлова сказала,
что встреча в метро, у девушки с желтым шариком. Шарик
Светланченко где-то проиграла, и вот так появилась эта бумажка.
Кстати, кинестеты не играют в преферанс. Ни в коем случае.
Так вот, понял это я сразу, лишь только увидел ее рыжие
волосы. Это будет, рано или поздно, так или иначе, как говаривал
сэр Макс Фрай устами Игоря и пером Марты. Ведь все мы
немножко вершители, ага? А я никогда не обламываюсь. Тем более, она
рыжая. А рыжие, как известно, моя больная тема, слабое
место и сильная сторона. Началось все с того, что мне не с кем
было выпить водки, а глушить в одиночестве не было
настроения. Вихрастого не было дома, мобильник у него по жизни
заблокирован…Короче, позвонил я Менялкину, и он мне внял. Менялкин,
между прочим, тот ещё тип. Познакомились мы с ним, когда он
подошёл и спросил: «Слушай, а ты носишь такой хаир для
эпатажа?». Редко в наше время встретишь человека, знающего слово
«эпатаж». На том и порешили, а он у нас вообще
поэстетствовать любит, стихи, вон, даже пишет. Неплохие, к слову, но
слишком уж гладкие и добрые, чтобы цепляло. Да вот, опять-таки,
и на литературного критика учится, сам поступал. И
декоратором хотел быть, и актёром….Да Бог его знает, может и станет
ещё. Всем сразу. Вот потеха-то выйдет. Менялкин: со своими
патлами, пузиком, усиками и в моей шляпе, да фляжечку этак к
губам то и дело прикладывает, и сигару, непременно сигару!
Пошли мы и взяли бутылку водки, но до того мне позвонила
Светланченко узнать, можно ли у меня вписаться. Вот тогда-то и
возникла мысль, что сегодня я ее возьму. Светланченко – это
не человек, это девочка-героин. Я встретил Менялкина на
трамвайной остановке, мы перешли через рельсы, обнявшись, и
купили бутылку водки. Потом пошли домой, и на пороге нас застали
Пчёлова со Светланченкой. Пчёлова позвонила мне после выхода
статьи про зоны и попросилась на экскурсию, мы сидели на
печной трубе, курили трубку и я играл ей на варгане, абсолютно
не подозревая, во что вляпался от корней до самых кончиков,
как в шампунь. Поняв, что ночь будет долгой, я набрал
Цикоридзе. Он не сразу взял трубку, был рад меня слышать, и
пригласил со всей честной компанией. Я трезво оценил ситуацию и
произвел рекогносцировку. Проще говоря, купил вторую бутылку
водки и решил накапать Пчёловой на мозги по поводу сидения
до утра у незнакомых людей. Она могла серьезно осложнить мои
планы на её подругу, к тому же я знал, что хозяин её
общество не вынесет. Что нас роднит с Менялкиным, так это то, что
мы всегда носим с собой рюмку. У меня в кармане рюмка, у меня
в ботинке нож. Ну, насчёт ножа, это я, пожалуй загнул.
Предпочитаю работать руками и ногами. Ах, вспомнил! Тогда, в
метро, я одолжил у Зины очки, нацепил их на нос, сделал
печальное лицо и взял на манер попрошаек перед грудью «желтый
шарик». Представляете, какая уморительная получилась картина?
Стоит в метро грустный еврейский юноша с табличкой «желтый
шарик». Все атрибуты: черные кучерявые волосы, черное пальто,
черная шляпа. Тонкая шутка над человечеством и человечностью.
Но, увы, никто не заценил. Хотя смотрели на меня, как на
тупого cest un imbeciles с нескрываемым презрением. Так вот о
рюмках. Вихрастый подарил Менялкину толстую пуленепробиваемую
рюмку с зеленым кречетом и гордой надписью «Казань». Теперь
Менялкин пьет за Казань всегда. Понтово – но у меня
понтовее. Мне Медведев на новый год презентовал складную рюмку из
нержавейки в футляре с брелковой цепочкой. Ношу с ключами,
занимает мало места и всегда к месту. О, Великий…. И проходя
мимо стоянки у Москворецкого рынка, я решил, что пора.
Менялкин достойно принял мой ангажемент. Мы выпили по стопочке,
закусив несвежим морозным воздухом. Девочки попеременно
прикладывались к горлышку «Виноградного дня». Это жуткое пойло
разливают в Подмосковье трудолюбивые gastarbaiters (именно так
это слово написано в прихожей МБФ на Пироговке) вместе с
токсичной «незамерзайкой». Оно фиолетового цвета, 9-тиградусно,
и своим вкусом и запахом устойчиво ассоциируется у меня с
парижским парфюмом «Raisin Vert», подаренным мне Бутовым на
какой-то Новый Год незадолго до моего скандального ухода из
кабаре. Ну не люблю я всё это поливание экскрементами в
кулуарах, в форме коего принято там было выражать своё мнение.
Сеич всегда позиционировал себя как правдолюба.
Допозиционировался. Я так ему и сказал: «Алексей Алексеевич, при всём
уважении, вы шут и мудило, потому что считаете себя
Д’Артаньяном, а всех остальных пидорасами». Он ведь всегда говорил, что
любой человек может ему высказать, если мотивирует. Так-то
оно так, да не так таки. О, Русский…. Вы только не подумайте,
что я этим эпизодом горжусь, или считаю это Поступком. Нет,
просто случай. А народ всё делает из меня то героя, то
злодея. Надоело, право слово. А вроде неглупые люди.
Люди
Вот так всегда – моя безалаберность проявляется отчего-то в самые неподходящие моменты. Например, сейчас, когда у меня уже явно не хватает на билет до дома, я не смог удержаться – и за час до скорого на Краснодар перебрался с перрона в прибрежное кафе. Думаете, я взял себе покушать? Черта с два.
Я взял себе кофе, чтобы лучше писалось. Думаете, меня устроила чашечка за 50 рублей? Черта с два. Я попросил вдвое больше и сам предложил заплатить сотню. И это в тот момент, когда у меня всего 2026 рублей (уже 1926), нет жилья, телефона, интернета и хоть какого-то источника денег, а от дома меня отделяет 1,5-2 тысячи километров.
Эта безалаберность, на мой взгляд, одно из худших и в то же время наиболее характерных моих качеств. Самое поганое в нём то, что я всегда подставляю дорогих мне людей в критический момент, на меня нельзя положиться. Радует одно – кофе сварен в турке и совсем неплох.
И вот я сижу на открытой террасе второго этажа, и вспоминаю ещё одну цепочку мыслей, воспоминаний первейшей свежести, которые заставляли меня вновь и вновь плакать, лёжа с закрытыми глазами на раскалённой гальке обмелевшего русла Шепси всего пару часов назад.
Маша, Кристина, Ксюша. Алеся, Лисёк, младшая сестра Ксюшы. И те две девочки, сёстры, с которыми мы встречались глазами и улыбались, но не успели познакомиться. И эти пацанята, которые тоже только-только начали мне доверять. Я чувствую, что предал их, и немедленно запиваю крепким кофе подкатившую, было, снова к горлу боль.
Маше, Кристине и Ксюше по 13 лет. Отличные, открытые, умные, живые девчонки, которые доверяли мне, может быть, влюбились, совершенно точно – нуждались в моём обществе и поддержке ближайшие 20 дней. Вряд ли мы когда-нибудь увидимся вновь – сегодня я потерял много Друзей.
Ещё три девочки – им по 7 лет и Лисёк в их числе. Их я тоже бросил.
Стас, с его ужасающе гибкими суставами, и другие пацанята, имён которых я не успел запомнить – им тоже очень хотелось, чтобы рядом был кто-то большой, но свой, кто-то понимающий их и уважающий, как равных себе, не «строящий» и не «воспитывающий».
Вот я и ещё раз соврал вам, ребята, ещё раз вас обманул – на этот раз окончательно и бесповоротно. Надеюсь, вам будет легко меня возненавидеть или забыть. Не скучайте и не грустите, пожалуйста.
Мне бы очень хотелось, чтобы я мог остаться и любить вас дальше. Ещё больше мне бы хотелось, чтобы вокруг вас всегда было достаточно людей, которые могут любить. Но я знаю, что сейчас это не так – потому-то вы и потянулись ко мне так сильно, так быстро доверились.
Господи, как стыдно, как чудовищно жаль – кофе уже выпит и теперь мне гораздо труднее не зарыдать заново. Остаётся полчаса до поезда – надо докуривать и споро бежать обратно на перрон.
***
Последние полчаса до прибытия скорого я провёл на перроне, беседуя с двумя попутчиками, окаймившими меня по вагонам. Сам я еду в девятом (ещё одно мистическое число), первый мой собеседник – в восьмом, собеседница – в десятом. Следующие три часа я буду писать и не буду спать. Кстати, за последние 3 дня поспал я, в общей сложности, часа 3, из них лишь половину можно назвать сном, поскольку вторая порция была осознанного толка.
В правом окне наискосок тянется море, над которым плывёт попутная мне туча дождя, а по – пароходы, как будто именно украшенные мачтовыми огнями. Слева вижу скошенные углом взгляда основания гор, порой на них появляются свежеспиленные пеньки. У меня де жа вю – именно под таким углом я смотрел на лес и горы в первую ночь по дороге в «Юбилейный», когда мне всё-таки удалось немного уснуть и получить видение.
