скачать книгу бесплатно
– Слышь, Артур, это твоя доля. – Он протянул Артуру конверт.
– Это что?
– Лавэ.
– Зачем, вы и так нам по дешевке продали.
– Бери – законы рынка!
Артур задумался.
– Знаешь что? Ты можешь мне вместо этих бабок Интернет наладить?
– Не вопрос! Кинем кабель, и пожалуйста – пользуйся!
Так Артур стал единственным в институте обладателем Интернета. Однако начальство скоро узнало об этом и потребовало своей доли международной сети. И вовсе не для того, чтобы искать скандалы и порносайты. Во всяком случае, не только для этого. Интернет можно использовать для пересылки материалов, отчетов, проектов, короче, результатов научной работы. Легальный бизнес: материалы можно пересылать даже за границу вчерашним потенциальным противникам, если, конечно, им это интересно, а многое им было интересно. Для этого заключался договор на проведение научно-исследовательской работы. Работа либо уже давно была выполнена еще в СССР, либо вся она заключалась в том, чтобы обобщить интересующие заказчика сведения. Она открывалась, скажем, в рамках авторского надзора или при продаже лицензии, через внешнеторговую фирму или непосредственно финансировалась интересантом. Институт был государственным предприятием, поэтому удобно и выгодно было заключать договор через мелкого посредника – карманную частную фирму, созданную здесь же при институте, зачастую с почти тем же названием (добавлялся дефис и одна буква, например ТОО «НИИЯ-М»). Фирма получала деньги от заказчика и платила наличными. Наличные шли в карман тем, кто задумывал, продвигал и осуществлял всю эту операцию. Интернет в данном случае был каналом для передачи материалов хоть в Санкт-Петербург, хоть в Австралию.
Когда начальство добралось до Интернета, Артур лишь попросил, чтобы не использовали его компьютер, и поставил на него защиту.
– Через несколько лет компьютер будет доступен каждому, – убеждал он Виталика. – Представляешь, у нас будет возможность общаться в реальном времени в звуке и на экране.
– Можно на улицу не выходить.
– В принципе – да. Общение есть, информация – тоже. Можно войти в компьютер продовольственного магазина, и тебе доставят все, что закажешь. На работу ходить не надо, все, что наработал, отправляешь с компьютера, по нему и с начальством общаешься. Техника, которая задумывалась как инструмент для решения уравнений, станет средством общения. Я читал, что к двухтысячному году 80 % населения Западной Европы будет иметь персональные компьютеры. Без этой штуки человек не сможет обходиться. Она может стать такой, что ее можно будет носить в кармане или сворачивать в трубочку. Станет неотъемлемой частью человека, в каком-то смысле его «альтер эго». В ней его мысли, друзья, его маршрут, намерения, связи и поступки.
– Ты намекаешь на то, что с ее помощью можно контролировать человека, да?
– Даже и не намекаю. Просто говорю.
– То есть внушать, воспитывать…
– Обрабатывать, организовывать, направлять, ублажать и запугивать.
– Потом, как в «Терминаторе», машины завладеют миром?
– Иронизируешь? Намеренно упрощаешь? Не все так просто. До этого наверняка появится человек, который скажет себе и всем: я знаю, как надо! И это будет очередной грандиозный провал очередной общей идеи. Ведь почему двадцатый век так в этом отличился? Нз-за расцвета медийных средств: газет, радио, кино, телевидения. А теперь – такая техника! Как только этот тип захочет осчастливить человечество, он будет строить систему. Всех – в систему! Там – хорошо! Идеальное общество. Всем смотреть сюда, соблюдать равновесие, сохранять устойчивость, не раскачивать лодку. Так? А вот и нет! – Тут Артур сел на своего любимого конька. – Я тебе скажу! Неравновесные системы сами образуют стройность, только для этого не надо бояться рисков. Потому что в системе разворачивается главный процесс – процесс самоорганизации. Но нет! Куда там! Никто не хочет ничего знать. Вместо оценки рисков замораживают систему, начинается понижение энтропии, всякое исключение хаоса, поддержание структуры, создание шаблона, искусственной матрицы.
Мнение, высказанное Артуром, показалось Виталику оригинальным, однако нельзя сказать, что Артур сделал здесь какое-то открытие. Мысль, пришедшая в голову более чем одному человеку, тривиальна. В этом тривиальная реальность и реальная тривиальность. О чем это мы? Дело в том, что за несколько месяцев до его монолога два брата-режиссера Ларри и Энди Вачовски закончили сценарий фильма «Матрица».
Фильм выйдет через три года, выйдет, как бомба из бомболюка. Это будет первой точкой отточия, поставленного в конце двадцатого века.
«А blinking cursor pulses in electric darkness like a heart coursing with phosphorous light, burning beneath the derma of black-neon glass» – это начало сценария. Бьющийся, подобно сердцу, фосфоресцирующий курсор на черном экране. Пустой ночной город. Тринити, убегающая от агентов Матрицы. Агенты Матрицы спокойны: «Мы знаем о следующем объекте. Его кличка Нео».
Нео – хакер, днем – образцовый гражданин Томас Андерсон. Компьютер устраивает встречу Нео и Тринити: «Ты пришел, чтобы узнать ответ на вопрос, что такое Матрица?»
И он узнает, что на самом деле сейчас не 1997 год, а 2197-й, что он живет не в реальном, а виртуальном мире, в реальности люди используются как источники биоэлектричества, как батарейки для машин, поскольку солнечный свет больше не пробивается сквозь сплошную облачность. Люди находятся в ячейках, а их мозг подключен к программам-симуляторам, полностью воспроизводящим жизнь такой, как она была в 1997 году. Программы создают иллюзию полноценной жизни.
Горстка людей, не заключенных в ячейки с питательным раствором, в реальности борется, как может, с властью существующей машинной системы. Чтобы бороться с миром программ, они тоже могут подключиться к виртуальной жизни, войти внутрь нейроинтерактивной системы – Матрицы. Собственно так Тринити встретилась с Нео, на которого борцы возлагают особые надежды. Его вытаскивают из ячейки, показывают реальность и предлагают встать в их ряды: «Добро пожаловать в реальный мир, Нео». Теперь вместе с новыми друзьями Тринити, Морфеусом и другими, он будет проникать в виртуальный мир, имея цель покончить с существующей системой.
Входить в мир Матрицы с помощью нейроконтактов небезопасно. Тело живет, пока живет мозг, и если тебя убьют в виртуальном мире, тебе уже не жить в мире реальном. У Нео оказались редкие способности. Морфеус верит, что он нашел спасителя, о котором якобы говорил Оракул. Оракул – это тоже программа в Матрице. Программы живут самостоятельной жизнью – эта представлена в виртуальном мире в виде немолодой женщины. Технологичность Матрицы сталкивается в ее лице с психологической концепцией.
Реальный мир суров, непритязателен, полон опасностей, в нем – ноль комфорта, зато в избытке ответственности. Матрица привлекательна. В ней – жизнь, знакомая нам, жизнь, созданная цивилизацией: пища имеет аромат, одежда – стиль, жилище – современные удобства, к услугам – увеселения, автомобили: «Матрица – мир грез, чтобы подчинить нас, Нео».
Нео узнает, что сохранившейся популяции людей приходится жить глубоко под землей. Оракул предсказал, что будет конец войне с машинами и люди обретут свободу. Последний островок, где обитают люди, называется Зион (Zion). То есть – Сион. Ну конечно же Сион! Сион – символ Царствия Божия во всей его полноте. Сказать «Сионский» значит сказать, в обобщенном смысле, «Храмовый». Агенты Матрицы ищут коды доступа к нему.
Агенты – это суперпрограммы, биться с которыми простому смертному не под силу. Агент Джонс, агент Браун, агент Смит. Безликие, средненькие, похожие на киношных чиновников из ФБР, но обладающие огромными возможностями. Инакомыслие подавляется, но личного пространства это не касается. Все можно. Все, кроме оспаривания власти Матрицы. Получается эдакая постмодернистская модель государства, циничного, насыщенного пиар-технологиями, заботящегося о собственных амбициях и собственных активах. Фальшивка. Умная, агрессивная, хитрая.
Выдумка братьев Вачовски? Для людей благоразумных, тех, кто намеренно сузил полосу частот восприятия внешних сигналов, – да. Для тех, кто потупее, – тоже да. Для тех, кто подходит к границам возможностей, это – послание. И не так важно, предупреждение это или обещание, важно содержание.
Заключительные реплики в сценарии принадлежат маленькому мальчику и его маме: «That man! That man fliers! – Don’t be silly, honey. Men don’t fly. (Этот человек летит! – Глупыш! Люди не летают)».
В программном мире летают.
Артур рассуждал, ничего не зная о сценарии, но сценарий был уже написан. Артур толковал Виталику о социальной роли технологий, об аспектах их развития, о тенденциях и проблемах так, будто у него самого проблем не было. А у него они как раз были. Он старался забыть о них. Совсем другого рода проблемы – личные. Он хотел уйти от них. Но они стояли на первом плане. И имя им было – Людочка.
Людочка… она – как электрон, который перешел на дальнюю орбиту: атом еще существует, но уже в критическом состоянии. Еще один квант внешнего воздействия, и электрон оторвется.
Вначале у нее наступил период лихорадочных сомнений. Артур отмечал то ее порывистость, то внезапное торможение, редкие всплески страсти на фоне постоянной замкнутости. Он делал шаг навстречу, она отстранялась. У нее появилось отчуждение. Ну, и как ему с этим справиться? Под машину попасть или стать долларовым миллионером? Когда дело касалось его лично, он не брался выигрывать у судьбы, он молча переживал.
Людочка пребывала в нерешительности.
– Только бы пережить эту зиму! – повторяла она.
Ей казалось, что лето все расставит по своим местам, что оно горячим солнцем, длинными деньками, запахом левкоев развеет зимний сумрак забот и тревог. Скорее бы вернуться в лето из зимы, как из ссылки. Летом придут каникулы и созреют умные мысли. Споткнувшаяся было жизнь вновь потечет, как кинофильм.
Но в Москве пахло сырым снегом, и в небе на северо-западе матово повисла комета Хейла-Бопа. За полночь то там, то здесь подавали голоса поставленные на сигнализацию машины. Як писни спивают…
Ей снился Артур. Лето, еще светло, они лежат рядом, укрытые только одним законом единства и борьбы противоположностей. Артур совсем близко, так близко, что ей трудно устоять, но рассудок останавливает ее.
– Нет, не сегодня, – шепчет она. – Никак не сегодня.
– А когда?
– Завтра. Давай завтра. Завтра я буду, как шелк. Вот увидишь.
– И будешь?..
– Да, все, что пожелаешь.
– И?..
– Да, да, да.
Бродящие во сне мысли заставляют ее уже в реальности прильнуть к Артуру. Тот, путая сон с явью, дарит ей чудесную виртуальную реальность или реальную виртуальность, восторг в полусне. И ее сонные мысли обретают форму здесь и сейчас, будто уже наступило предвкушаемое «завтра» и ожидаемое лето.
Днем она чувствовала, что в ней зреет беспокойство, расцветает раздражение и желание перемен. Профессия влияет на характер. За годы преподавательской работы она стала тверже, трезвее, в ней проснулось самолюбие. Работая со студентами, она привыкла к тому, что ее слово – закон, что студенты любят или побаиваются ее, а если и дерзят, то скорей для того, чтобы добиться ее внимания.
Ее знакомый профессор с кафедры физики твердого тела, тот, которого когда-то приметил Артур, давно сменил дубленку на утепленную куртку, а ондатровую ушанку – на черную вязаную шапочку-презерватив. Он называет Людочкины порывы сменой вех.
– Тэмпора мутантур, – говорит он, – эт нос мутамур ин иллис. Времена меняются, и мы меняемся вместе с ними. Женщина в силу интуиции чувствует ветер перемен сильнее, чем мужчина.
Людочка с тонкой усмешкой слушает его латынь. Она с ним не церемонится.
– Что предлагаете? – она спрашивает, слегка приподняв брови.
Интуиция женщины давно подсказывает ей, что профессор к этой женщине неровно дышит.
– Держаться потока, – отвечает он.
– А конкретно? – голос Людочки звучит все еще насмешливо.
Профессор делает серьезное лицо.
– Вот вы смеетесь. А у меня есть что предложить. Согласитесь, наука умерла, однако у нас с вами еще есть время использовать новые вызовы. – Он смотрит ей в глаза. – Есть два выхода: уйти в бизнес и уехать за границу. Подождите, подождите, не смейтесь. Понимаю, что насчет заграницы все проблематично и продолжительно. А вот бизнес…
– Ну, какой из меня бизнесмен… бизнесвумен?
– Я не предлагаю вам стать сразу бизнесвумен. Я предлагаю пойти в бизнес.
– Каким образом?
– Очень просто и очень натурально. Сейчас объясню. Дело в том, что мне дают кафедру в одном коммерческом вузе. Он только открывается и будет учить студентов на платной основе, как на Западе. И зарплаты у преподавателей будут соответствующие. Мне требуется штат опытных преподавателей. Как вы? Не хотите воспользоваться таким вот выходом?
– Но вряд ли в таких вузах изучают физику, – Людочка не говорит «нет», просто сразу находит возражение.
– Да, физику не изучают. Математику, понимаете, математику. Да и то – на элементарном уровне. Слабенький матанализ, немного теории вероятности, основы математической статистики. Все по силам. Вуз-то – экономический.
Людочка в задумчивости закусывает губу. Глаза профессора следят за ней.
– Вы – искуситель, – говорит она. – Мне надо с мужем посоветоваться.
– Советуйтесь. Он – здравый человек. Уверен, он меня поддержит.
Людочка пожимает плечами, взгляд ее становится рассеянным.
– Мы еще вернемся к этому разговору. – Профессор ласково пожимает ей локоть и оставляет ее одну.
Людочка не торопится разговаривать с Артуром на эту тему. Она оберегает в душе надежду на новую жизнь и на идею профессора, породившую эту надежду. Она пускает их в рост, дает возможность им окрепнуть и черпает в них силы. Ими надо запастись, чтобы иметь некоторое преимущество при разговоре с мужем. Артур, с ее позиции, никак не мог приспособиться к обстоятельствам, чего-то ждал, озирался и вообще сдулся. Он, собственно говоря, и олицетворял то раздражение, которое она испытывала последнее время. Она была сердита на него и разочарована настолько, насколько это было ей свойственно, то есть в ней появилась некоторая холодность и ирония.
Наиболее сильно ее чувства проявились, когда в один далеко не лучший день Артур заявил ей, что зарплату давно не платили, денег на метро у него нет, а потому сегодня на работу он не пойдет. Людочка не вытерпела:
– Ну, откуда это в тебе? – Она неодобрительно взглянула на него.
Артур сразу понял, что оплошал. Времена изменились. Лимит сочувствия исчерпан.
Людочка с торжеством достала кошелек. Артур смотрел исподлобья.
Опомнись, улыбнись, погладь по плечу, погрози пальцем.
Не захотела. Бросила деньги на тумбочку в прихожей и, не прощаясь, хлопнула дверью.
Артур оделся и, не притронувшись к деньгам, тоже вышел.
Он теперь, как поющий зимой, – всегда рискует. Когда любят, тогда и недостатки хороши, а вот когда нет – и достоинства не в счет. Воспользовалась возможностью, чтобы унизить его. Возмутиться, одернуть ее?
Артур пожал плечами.
Получив по одной щеке, подставить другую? Падающего подтолкни? Ударит или нет? Получается – ударила. Но это же – его Людочка! Она заблудилась во времени, когда привычное уносится потоком и на месте привычного остается пена. Не всем по плечу держать давление перемен и не потерять себя. Она изменилась? Пожалуй. Но, не изменяясь, не развиваясь, человек чахнет. Разве не так? И вообще, всякая система…
Тут Артур постепенно перестал думать о Людочке, думать о ней сейчас больно, лучше думать о чем-нибудь другом, о неравновесной термодинамике, например.
Он шагал по направлению к Садовому кольцу, а Москва, улица, погода не давали как следует сосредоточиться. Артур прыгал через лужи и зорко следил за приближающимися машинами. Чуть зазеваешься, и тебя обрызгают с ног до головы.
Уборка снега в Москве весьма условна. Вот ты проходишь метров пятьдесят по вычищенному тротуару, затем по щиколотку входишь в снежную кашу, размешанную пешеходами. Идешь долго, проваливаясь, скользя и спотыкаясь, и вдруг опять расчищенный участок. А что с мостовыми? Они вроде бы расчищены. Посередине. А ближе к тротуару – снег и вода. Троллейбус останавливается поодаль, и, чтобы к нему подойти, люди бредут в жидкой кашице из воды и снега, черпая обувью холодную воду. Наверное, тот, кто за все это отвечает, никогда не ходит по улицам и не ездит в троллейбусе.
«В физике, – думал Артур, – есть понятие малого параметра, величины, значением которой можно пренебречь. Ну, там, если он составляет одну двадцатую или даже одну десятую от основной величины. Иногда, могу сказать по секрету, соглашаются и на одну шестую. Короче, десять – пятнадцать процентов – уже малая величина. Но это в физике. А теперь представьте себе, что вам проложили прекрасную, сухую, твердую дорожку длиной пять километров. Идет себе Красная Шапочка в белых гольфах к бабушке по такой царской тропе и радуется. Пять километров проложили, а пять метров схалтурили, и эти пять метров занимает огромная и грязная лужа. И все! Были гольфы белыми! Ну, совсем малый участок, не десять, всего одна десятая процента. Лесная тропа была бы лучше этой замечательной дороги».
На двух троллейбусах и одном автобусе Артур добрался до работы. Зайцем. Или белым кроликом. Опоздал настолько, что к таким опоздавшим охрана уже не придиралась, считала, что они просто возвращаются из местной командировки. Впрочем, в охране у Артура был блат – Зиночка. Та самая, которая служила еще на Самокатной. Он послал Зиночке что-то вроде воздушного поцелуя, лихо миновал охрану и заскользил по искусственному мрамору вестибюля. На Самокатной Артур был главным, а здесь – просто сотрудником. Зато Зиночка теперь – начальник смены.
Она что-то писала. Когда он проходил, она взглянула на него поверх очков, сняла их и вышла через отдельную дверь в вестибюль. На ее зеленых петлицах поблескивали маленькие скрещенные винтовки. Галстук, как кулон, висел на тонкой шее. Дешевые туфли на высоком каблуке уверенно ступали по скользкому полу. Артур приостановился.
– Привет!
– Привет. – Она стояла крепко, слегка расставив ноги. – Опаздываешь?
– Все равно работы нет. Хотел сегодня вообще не приходить, да жена застыдила. А чего ходить-то? Зарплату не платят. Ты-то чего ходишь?
– Нам платят.
– Вот-вот. Вам во все времена платят исправно.
– Ты лучше завтра не приходи, – сказала Зиночка. – Завтра проверка. Приказано составить список всех опоздавших.
– Ну, правильно. Будут лишать премии. Выталкивают нас полегоньку. Ждут, когда нам все надоест и мы сами уволимся.
– Потому что вы не нужны больше.
– Ага! Зато вы очень нужны! Если нас не будет, вам-то что делать?
– Найдется что. Мы, Артурчик, всегда нужны. Будь покоен. Нас и в частные предприятия берут. Я же говорю: мы нарасхват.
– Слушай, ты чего, похвалиться решила? За предупреждение спасибо.
– Нет. Это все ерунда. Я сказать хотела. Все! Его усыпили.
– Да ты что!
Лицо Зиночки сморщилось, она отвернулась, помахала на лицо руками. Артур знал, что ее любимый старый пес, настоящий, сторожевой, в последнее время стал болеть, и вот болезнь оказалась смертельной. Пес был единственным преданным другом Зиночки.
