скачать книгу бесплатно
– Все силовики должны прежде всего руководствоваться действующим на текущий момент законодательством, – пытался втолковать ему Стива.
– Словечко нашли, как в цирке! Чем тоньше шея, тем больше претензии. Такими словами пусть в Голливуде балуются. Да всякий видит, что вы первым делом о своей безопасности думаете. Кто ж вам доверять будет? Может, вы и выглядите крутыми, но сильными – извини, нет. Вы не силовики, вы опричники.
– Да, но…
– А что касается законодательства, то закон для вас – приказ начальства, причем чаще всего устный, потому что письменный оставляет следы нарушения вами же писанного закона.
Вот так отец учил его уму-разуму. Стива соглашался лишь в малой части, упрямо апеллируя к жизненным реалиям и сложившимся обстоятельствам. Благодаря этому трезвому взгляду карьера его складывалась успешно.
После возвращения в Москву время стало рассекать, как «мерин» утреннее шоссе. Стиву представили к ордену, и он готовился шить мундир с лампасами. За окном распускались деревья, и на щиколотке майора Джамшидовой под чулком поблескивала золотая цепочка… Тут позвонил мобильный телефон.
– Степан Аркадьевичу привет! Как сам-то? Узнал? – Стива слушал знакомый голос, машинально разглядывая сережки в розовых ушах над майорскими погонами.
Приятель просил помочь с проверкой одной фирмы.
– Ты понимаешь, я им документы – никакой реакции. Наглые, денег не меряно, плевать они на нас хотели. Им бы маски-шоу, да мордой в асфальт! Ну, не тебе объяснять! Помоги, Аркадьевич, общее дело делаем.
– Ладно! Будет тебе ОМОН. Роты хватит? Ха-ха. Много? – Стива потянулся к блокноту. – Жди завтра в одиннадцать ноль-ноль микроавтобус. Бойцы свое дело знают. Ты там особенно не напирай. Чтоб все, как говорится, в рамках. Без фанатизма. А? Запомнят, запомнят. Всю жизнь помнить будут. Отзвони, как все прошло. А? Само собой. Бывай.
Сунув телефон в нагрудный карман, он поднял глаза на майора:
– Так о чем это я?
– Вы говорили о патриотическом векторе.
– Вот именно! Я подчеркиваю, преступная деятельность национальности не имеет, – Стива говорил вкрадчиво, для убедительности подтверждая конец фразы движением головы, – это должна понять общественность, это должны понять наши бойцы. Но мы и наши подчиненные должны понять и другое: правоприменительная практика является концентрированным выражением патриотизма. Только настоящий патриот во исполнение приказа может подняться до осознания высокой миссии стража закона.
Майор Джамшидова смотрела на Стиву во все глаза, и он чувствовал себя прекрасно. Но Стива знал меру и говорил ровно столько, сколько нужно, чтобы женщина, слегка воспарив если не от комплиментов, то по крайней мере от умных слов, которые делают ей честь как коллеге, не заскучала и приняла бы их на свой счет наподобие романса. Хорошая песня на любом языке звучит как признание.
Когда Джамшидова встала, оба вдруг поняли, что между ними образовалось поле притяжения. Мешала служебная обстановка, но было ясно: рано или поздно все случится, и казенный кабинет, возможно, станет их главным прибежищем. Покачиваясь на каблуках, майор вышла, оставив Стиву предаваться мечтам и раздумывать над тем, почему одна только мысль о такой возможности возбуждает его сильнее, чем все тактильные ласки жены. Он хорошо помнил, как в юности также истекал желанием, мечтая о преподавательнице государственного права. Она была много старше его, наверное такого же возраста, что и Джамшидова. Он не назвал бы ее красивой, даже кокетства в ней не было. Был авторитет, непререкаемая уверенность, сухое белое тело со струнами сухожилий на руках и ногах. Черные туфли, попирающие паркет, завораживали его: он с трудом отводил от них взгляд. Ни одна хихикающая и податливая знакомая его возраста не оказывала на него такого действия.
«Интересно, как сын переживает пору влюбленности? – подумал он. – Нет, нынешнее поколение серьезнее нас. У них больше информации, они про это уже все знают и не питают такого интереса, как мы. Головой работают. Вон мой Филипп – арабскую поэзию изучает, не что-нибудь. Приятель его геополитикой интересуется, на митинги ходит. Прилип к Филиппу. Или Филипп прилип? Тьфу-ты!»
«Надо устроить так, чтобы они поменьше общались, – решил Стива. – Рано ему лезть в политику. Политикой в наше время заниматься – все равно что собирать грибы, пользуясь словесным портретом своей бабушки. Лучше бы учился как следует. А то чуть что: Филипп, расскажи, Филипп покажи. Филипп и рад стараться».
К слову сказать, когда этим вечером Стива пришел домой, Филипп разговаривал по телефону. Конечно, с этим самым другом. Стива прошел на кухню, уловив из разговора, что пери – это злой дух женского пола.
– О чем это вы там? – спросил он сына, когда тот положил трубку и полез в холодильник.
– Да так. Объяснял Игорю, что написал Фирдоуси о власти.
– Кто?
– Ну, поэт один.
– Интересно. И что же этот Фир… кто?
– Фирдоуси. Понимаешь, он пишет как бы сказание об одном принце. – Филипп глотнул апельсинового сока. – У него, когда он стал царем, как бы выросли на плечах две змеи, которых он каждый день должен был кормить человеческими мозгами. Причем юного возраста.
– И что твой Игорь?
– А что? Ему понравилось.
– Ежу понятно, понравилось. Я не про то. Почему он сам не прочел?
– Прочел. Хотел, типа, уточнить детали. У меня же Интернет есть.
На кухню зашла Александра.
– Что за тусня? – протянула она, тоже направляясь к холодильнику.
– Обсуждаем один триллер, который как бы понравился твоему Игорю.
– Что значит «твоему»?! – не на шутку возмутился Стива.
– Ну, па-ап! – Александра помахала рукой. – Какой триллер?
– Что «пап»? Чтоб я об этом больше не слышал. Нашла кавалера! – Стива постучал пальцем по столу. – А где мать?
– Сериал смотрит. «Петербургский бандит». Ой! Нет! Бандитский… – Александра подавилась от смеха.
Стива посмеялся вместе с детьми, однако задумался. Положение ему явно не нравилось. Юное поколение надо было оградить. Игорь, конечно, неплохой парень, но как раз такие с их нелепыми идеями всеобщей любви и равенства – источник вечных неприятностей. Стиве уже приходилось по просьбе сына извлекать Игоря из отделения, где, как анекдот, рассказывали, что при задержании он кричал: «Не бей меня, я тебя люблю!»
«Ему неизвестно чувство благодарности, – с неприязнью подумал Стива, – с возрастом он станет жутким моралистом и, если ему дать волю, не пощадит никогда и никого. Сомнения таким неведомы. Поверив в собственную непогрешимость, такой не замечает нюансов. Еще бы! Исключи из жизни компромиссы, и она станет проста, как пареная репа. Только убирать за ним придется другим. Вот вам модель законченного эгоиста».
Постепенно в голове Стивы оформилась мысль, что надо показать, кто здесь хозяин. Решительно, резко, пусть болезненно: зато потом наступит облегчение. В конце концов, на нем лежит ответственность за семью, вообще за молодое поколение. Отец накажет, отец и защитит.
Ночью он проснулся, вспомнил о своем решении, удовлетворенно вздохнул. Жена посапывала за плечами. Он повернулся на спину. На ум пришел сегодняшний эпизод в кабинете, взгляд женщины, выражающий готовность. Затем майора Джамшидову сменила худощавая строгая женщина в черных лодочках на белых ногах. Она села в кресло, положив ногу на ногу. «Хотите, юноша, – спросила она, – чтобы мой выбор пал на вас?..»
Как в молодости, он почувствовал волнение. Ах, молодость! Твой удел – суета! Он поспешил вернуться к прежней мысли о решении оградить дочь, а заодно и сына, от Игоря. Тому урок тоже не помешает. Наказания без вины не бывает.
«Самопожертвование, юноша, это прекрасно, оно свойственно только молодым. Жертвоприношение это не наказание. Вы, как будущий юрист, должны в этом разбираться».
Стива попытался отвлечься, он опять лег на бок, отвернувшись от жены.
– Дался тебе этот Игорь! – обратился он к самому себе. – Всему свое время. Торопиться некуда. Но и мешкать не надо. Спи! Это приказ!
На несколько дней он забыл об Игоре, но тот сам напомнил о себе. На кого наводит ружье случай? На того, кто выскакивает не в то время и не в том месте, где ему следовало бы быть.
Однажды к ним пришли гости: старый товарищ с женой и дочерью. Друзья, покинув на время застолье, «полировали» на кухне пивом дозу, принятую на грудь за общим столом. Говорили, конечно, о работе. Товарищ пока не поднялся выше подполковника, поэтому в поучающей манере солировал Стива, который уже почитал себя генералом.
– Государство есть продукт общества, когда общество признает, что оно запуталось в неразрешимых противоречиях. Тогда вся надежда возлагается на государство, которое в свою очередь берет на себя организацию порядка путем насилия. Да, насилия. Это классическое определение государства.
– Смотря как понимать насилие.
Стива сделал большой глоток.
– Вот так и понимать! Вы брали Манака? Сколько у вас бандитов ушло? Трое? Испарились? У моих бы не ушли.
– Да? Почему у твоих бы не ушли, а? – Товарищ даже подбоченился.
– Потому, мил друг, что со своими я пуд соли съел и они без приказа меня понимать научились. А установка такая: мочить всех без лишних слов. Никаких раненых. Нет человека – нет проблемы, понял? Нет правых, нет виноватых. Никого нет, – Стива развел руками. – Короче, по-любому у меня заведено: два трупа, и не меньше.
Товарищ не мог понять, шутит Стива или нет.
– Не ловлю фишку! – Он озадаченно взглянул на Стиву.
– Пей пиво, остынет.
В этот момент в кухню зашел Филипп:
– Пап, там по ящику Игоря показали.
– Где?
– Типа, в новостях.
Стива включил телевизор, который стоял на кухне. Они успели к итогам, где действительно в группе молодежи мелькнул будто бы Игорь.
– Вот, вот!
Он пробежал мимо милиционеров к бульвару. Наметанным взглядом Стива выхватил из серой массы знакомое лицо толстого майора.
– Этих козлят тоже мочить? – спросил Стиву его товарищ, имея в виду скачущую молодежь.
Стива посмотрел на сына, Филипп набирал номер по телефону, номер был занят.
– Ну ты скажешь! Хотя порой из козлят получаются… сам знаешь кто.
– Сашка! – крикнул Филипп в коридор, обращаясь к сестре, – это ты с Игорем болтаешь?
В дверях появилась Александра. Одной рукой она прижимала к уху трубку мобильника, продолжая говорить, другой посылала брату воздушный поцелуй.
Гость перевел взгляд на Филиппа.
– Это тот парень, что мы видели у тебя на дне рождения?
Филипп кивнул.
– Игоро здесь, Игоро там! – ехидно сказал Стива.
Александра щелкнула телефонной трубкой.
– Ему рукав порвали и на каблук наступили, подошва оторвалась. А так все нормалек!
Из комнаты вышла дочь приятеля Стивы. Александра обняла ее за талию.
– Мы пойдем, во дворе погуляем.
– Не, ну ты толком скажи, типа, что там было? – оставив телефон в покое, Филипп взялся за сестру.
– Он сейчас сам приедет и расскажет. Во двор выходи.
В открытую форточку заглядывал светло-синий вечер. Проводив молодежь, приятели замолчали, невольно вспомнив свою молодость, непередаваемое чувство ожидания и волнения, возникающее весной. Оно было столь тонким, трудноуловимым, что приходилось вслушиваться в себя, боясь потерять далекое эхо навсегда ушедших лет. И это вносило аромат горечи в льющийся из форточки прозрачно-трепещущий легкий ветерок.
Стива видел, как застыла улыбка, больше похожая на гримасу, на лице приятеля и невидящий взгляд уперся в столешницу. Стива тоже улыбнулся и положил руку на локоть друга:
– Пойдем подышим.
Во дворе оказалось даже лучше, чем ожидали. Весенний ветер доносил свежий запах влажной почвы, готовой набросить на себя зеленое махровое полотенце. Горизонт был окрашен оранжевой краской. Приближаясь, оранжевый цвет переходил в лазоревосиний.
У подъезда мирно беседовали две соседки. Заехав на тротуар, чутко дремали с открытыми глазами разноцветные автомобили. Повизгивали детские качели. Подростки осваивали езду на доске. Стива поискал глазами дочь. Она сидела с подругой на спинке скамейки в глубине двора, перед ними стояли с банками пива Филипп и Игорь.
– Смена, – сказала соседка, проследив за его взглядом.
– Это точно! – поддержал ее Стива.
– Слышь, Степан Аркадьич, что это за мода такая у молодежи пошла: лысыми ходить? Ну, понимаю, мужчина в возрасте. Его лысина только красит. Взять тебя: хоть и плешив немного, а щеголь! Мне бы годков двадцать сбросить, я б такого селезня не пропустила.
Стива заулыбался.
– Лысина есть у всех, – сказал его приятель, проведя рукой по гладкому темечку, – только некоторые прячут ее под волосами.
Соседки в охотку рассмеялись.
– Давеча, слышь, я говорю, по улице прошли, дети еще. Все наголо стрижены, в кожаных куртках. Как теперь говорят, крутые, – пояснила первая.
– Не крутые это, а «скинь кеды» называются, – поправила ее другая.
– Ага, они самые, – подтвердил Стива.
Хорошее настроение не покидало его. Он подхватил приятеля, и они направились к маленькой компании на скамейке.
– Здрасьте, – обернулся Игорь.
– Здравствуй, здравствуй, герой дня, – сказал Стива. – Как чувствуешь себя?
– Как герой дня!
– Это мы видим. За что боремся?
– За правду!
– Понял, не дурак. С ответом затрудняешься. Поставим вопрос по-другому. Против чего борьба?
– Ну, пап… – заныла Александра.
– Что, скучно? – оборвал ее Стива. – Вот подметки отлетают – это не скучно. А во имя чего они отлетают? Скажите мне, во имя чего отлетают подметки?! – настаивал Стива.
