скачать книгу бесплатно
– А то, что мы договорились на 10:15, – Вован улыбался, словно перед ним сидел не здоровенный амбал, а милая девушка.
– Разве? – Недоверчиво спросил Слава, – Мне показалось, ты говорил в десять?
– Тебе показалось, – Вован продолжал улыбаться, – не кипишуйте, Толян человек слова – если сказал, что будет, значит будет.
И, словно в подтверждение его слов, со стороны Малой Пироговки, показался быстро идущий человек. Вован коротко рассмеялся – это был долгожданный Толян.
– Извиняй, братва, пришлось ждать, – Толян говорил, запыхавшись, и блестевшие на лбу капельки пота лучше слов свидетельствовали, что он не врет.
– Ну? – Вован задал короткий вопрос, но по тому, как заерзали остальные, было ясно, что ответ интересует их не меньше, – все нормально?
Толян оттер салфеткой лоб.
– Нормалек, я же не балаболка какая!
– И где он? – Вован не хотел произносить слово мент.
– Там, на Пироговке, в машине сидит. Сказал, незачем ему с нами светиться.
Вован откинулся на спинку пластикового стула.
– Все, парни, допивайте и уходим.
– Да чё пить-то?! – Сёма резко поднялся. Противно скрипнув по асфальту, стул отлетел в сторону, – Пошли уже!
Вован посмотрел на него, потом обернулся в сторону буфета, где в страхе, что их сейчас начнут «крушить» замерли официант и буфетчица и тихо, сквозь зубы, процедил:
– Сядь, урод! Ты так паникуешь, что нас заметут раньше, чем мы что-то сделаем!
Обалдевший от наезда, Сёма застыл с раскрытым ртом, уставившись на вожака, коим, несомненно, являлся Вован. Потом в его туго соображающей башке что-то сработало и, подняв стул, он все-таки уселся на него, бормоча под нос что-то сугубо личное.
– Итак, – Вован не обращал на насупившегося Сёму внимания, и говорил для всех, глядя в основном на Толяна, – допиваем и спокойно уходим. Ты, – он взглянул на молчаливого Славу, – выйдешь с Сёмой раньше. Какая машина, Толян?
– «Форд» ментовской, за рулем сержант. Тот самый, – Толян поочередно взглянул сначала на Вована, Славу и Семена, – Стоит напротив сквера, – он посмотрел на хмурого Семена, – базарить с ним не нужно, он не любит.
– Он что, нервный? – Вопрос задал Слава, но Толян, отвечая, смотрел на Вована.
– Все мы, – Толян был насмешлив и мрачен, – нервные.
– Короче, – Вован снова взял слово, – вы к машине, мы скоро подойдем, – он взглянул на насупившегося Семена, – и не впутайся ни во что, ладно? Просто дождитесь нас.
Слава коротко кивнул. Сёма открыл, было, рот, намереваясь, что-то сказать, но передумал, и тоже кивнул.
– И постарайтесь не наговорить менту какой-нибудь хрени. Это тебя касается, Сёма.
– А чё Сёма?! Чё сразу я?! – Семен попытался возмутиться, но под жестким взглядом Вована гигант сник.
– Ладно, мы пошли, – Слава поднялся и, не глядя по сторонам, двинулся к выходу из кафе. Семен последовал за ним.
Оставшиеся проводили их взглядами.
– Слушай, Вов, может без этого идиота обойдемся, а? – Толян посмотрел на задумчивого Вована, который продолжал следить за удаляющимися, – Неспокойно мне…
– Не знаю, Толян, на переправе, сам знаешь, коней…
Недоговорив, Вован поднял руку, призывая официанта. Тот подбежал так быстро, как только мог.
– Принеси-ка нам, любезный, водички холодный, – Вован улыбнулся, и у несчастного официанта отлегло от сердца. Немного.
– Минутку!
Официанта сдуло.
– Вов, дело-то недетское, стрелять придется наверняка. А этот амбал только кулачищами своими размахивать умеет, – Толян сплюнул на асфальт, – видел я, как он в тире стрелял – из десяти только раз в мишень попал и то куда-то в «мыло».
– Ничего, братела, – Вован усмехнулся, – Он у нас заместо пушечного мяса будет.
Толян рассмеялся, но комментировать шутку не стал. Подбежавший к столу официант принес запотевшую бутылку Аквы.
– Спасибо, родной, – Вован налил воды в два пластиковых стаканчика и протянул один своему собеседнику.
– Вов, тревожно мне чего-то. Ты знаешь, если я согласился, значит, все, но…
Вован довольно бесцеремонно перебил его.
– Что но, Толян? Испугался, что ли?
– Нет, конечно. Я все про эту бабу думаю, что дело нам подкинула, – Толян яростно потер лоб, – как-то сладко уж все складывается, столько денег и почти без охраны! Что это за охрана – всего два человека охраны и водила?! А бабла миллион!
– Миллионы, – поправил Вован, – все нормально, братан, так и должно быть, – Он улыбался, но глаза его оставались бесстрастными, – никто не хочет светиться, потому и охраны мало. Ты же понимаешь, что денежки не заработанные!
– Понимаю, но стремно чего-то…
– Не ссы, все срастется. Просто мы еще не никогда не брались за такое, – сохраняя на лице полнейшее спокойствие, Вован потрепал его по плечу, – а с другой стороны, не впервой ведь, так?
– Не впервой, – подтвердил Толян, и тут же с сомнением добавил, – но деньги-то серьезные…!
– Когда-то надо и по серьезному, а? Так почему не сейчас?
Не ответив, Толян одним махом опустошил стакан…
Через минуту они уже шли в сторону Большой Пироговки, провожаемые взглядами буфетчицы и молодого паренька официанта, у которых словно гора спала с плеч. Таких клиентов нигде не любят, ни в дорогих ресторанах, ни в дешевых забегаловках.
– Самое главное, делать быстро и без лишней показухи. Я уверен, все у нас получится.
Вован хотел что-то еще сказать, но вместо этого поднес руку с загудевшим телефоном к уху, и произнес:
– Слушаю.
Минуту, может, меньше продолжался разговор по телефону. Когда Вован закончил говорить, они уже почти подошли к бело-голубому «Форду».
– И все же, я думаю, что этого придурка надо высадить, – глядя себе под ноги, негромко проговорил Толян, – чует сердце, накосячит он.
Кот
…Миша сделал глубокую затяжку, закашлялся и, сделав страшные глаза, протянул мне косяк. Наверное, это должно было означать следующее: «Хороший план! Не пожалеешь!» Я взял папироску, и тоже сделал глубокий вдох, чувствуя, как густой, терпкий дым вползает в меня, быстро заполняя легкие.
– Ну, что? Хороша травка, правда, ведь? – Откашлявшись, спросил Миша.
Это была его характерная и надоедливая привычка всегда спрашивать о качестве, будто именно он и никто другой, приложил все усилия, чтобы конопля выросла такой «хорошей». Впрочем, надо отдать ему должное, плохую он приносил редко.
– Нормальная, – мне уже слегка туманило мозги, и даже нудный Миша не казался таким назойливым, как обычно.
Он расцвел, как весенний мак. Зардел, будто девственница, услышавшая от мужчины первый комплимент своим ножкам.
– Класс! И главное – недорого. Всего десять баксов коробок! Где сейчас так дешево возьмешь?
В этом он был прав на все сто. Травка в последнее время подорожала так, будто это не обычная конопля, а нефть, ради которой америкосы разорвали весь Ближний Восток и что-то там еще. Хотя, говорят, она подешевела, а бензин у нас ни хрена. Что с этим миром творится…?
– Да, – согласился я, передавая косяк, – не дороже денег.
Мы сидели в небольшом скверике, хотя сквериком это сложно назвать. Обычная детская площадка в Пуговишниковом переулке, так густо заросшем чахнувшими от пыли и автомобильных выхлопов деревьями, что при желании площадку, можно было назвать и сквериком, и парковкой. Пятница, почти утро, не самое оживленное время для детишек и их озабоченных мамаш, поэтому мы спокойно раскуривали косячок, не забывая время от времени поглядывать по сторонам. На всякий случай, как говорится.
Миша добил папироску и, разорвав остаток штакета на мелкие кусочки, развеял их вокруг. Я смотрел на него, и представилось, что он сеятель. Это было довольно смешно, вспомнился Киса Воробьянинов, которого рисовал Остап, и я невольно рассмеялся. Мишка недоверчиво посмотрел на меня и, насупившись, спросил:
– Не нравится, что разбрасываю?
– Нет, просто весело, – было лень объяснять подноготную смеха. Травка вступала в свои права.
– Слушай, Кот, отсыплешь немного? Катюхе обещал, – у Миши было такое просящее выражение, что стало еще веселее.
– Катюха? – Я сделал вид, что не могу вспомнить, – Кто это?
– Ну, девушка моя, – выражение его лица не менялось, оставаясь таким же жалким, как у просящих на паперти.
Мне было не жалко, но помучить Микки, как я иногда называл его, стоило.
– Миша, ты их так часто меняешь, что моя память уже переполнена твоими Катьками, Машками, Верками…
– Ну-у, – протянул Миша, и в просящем выражении лица мелькнуло что-то самодовольное, – не так уж часто. С Машей мы в прошлом году дружили, с Веркой…
– Да мне пофиг, – оборвал я перечисление знакомых девушек, – отсыплю, только не ной.
Миша посмотрел на меня, видимо, решая в каких словах изъявить свою благодарность, но вместо этого вдруг спросил:
– Кот, а чего у тебя нет девчонки? Сколько уже прошло после Марины? Месяц? Два?
Вопрос был не из приятных. Последняя девушка, с которой я встречался, неожиданно бросила меня, не объяснив причин, и лишь позднее я узнал, что она нашла какого-то крутого «папика», которого постоянно охраняли несколько человек.
– Не встретил свою любовь, – получилось как-то слишком пафосно но, уж как получилось.
– А ты вообще, можешь кого-то полюбить?
Я удивленно уставился на Мишу.
– Ты чего, Микки?
– Ничего. Просто я помню, что тебе было по фигу, что Маринка бросила тебя. Я бы так не смог.
– Это ты. У тебя всегда драма и разрыв селезенки, – выражение моего лица в этот момент было надменным, во всяком случае, мне хотелось, чтобы оно было именно таким.
– Я и говорю, что ты не способен любить. И вряд ли научишься этому.
– Нет, – что-то колыхнулось на дне моей вовсе не переполненной любовными историями памяти, – была у меня девушка. Давно. Мы даже любили друг друга.
– Да-а?! – Удивленно протянул Миша, – А как ее звали?
Я засмеялся, и хлопнул его по плечу:
– Не помню. Давно это было.
– А-аа, – кажется, он не поверил мне, – ну, ясно…
Мы замолчали, думая каждый о своем. Не знаю, о чем думал Миша, но я пытался вспомнить, как звали ту девочку, смотревшую, как мы уезжаем. До сих пор помнились застывшие в ее глазах слезы…
– Слушай, Кот, мож, пожрем? – Микки перебил мои воспоминания и, в ожидании положительного ответа, заискивающе посмотрел мне в глаза.
– Сейчас? – Есть не хотелось. Честно говоря, вообще не хотелось что-либо делать. Вот так просто посидеть в тихом месте на улице, наслаждаясь последними теплыми днями бабьего лета, и ни о чем не думать, никуда не торопиться. Но Мишку недаром за глаза называли занудой. Хотя, кажется, я ему и в лицо говорил, когда особенно доставал.
– Жрать охота, с утра не ел, – для убедительности он даже потер плоский живот.
– Так еще ж одиннадцати нет! – Меня так тяготила перспектива тащиться куда-то, что я даже не пожалел нескольких слов для того чтобы этого не случилось.
– И чего? Это ты спишь до вечера, а я сегодня уже в восемь на ногах был. Съездил в Тушино, купил гидры, приехал…. Ну, Кот, давай сходим в эту вашу кафешку, тут же рядом, а?!
Зануда – он и есть зануда. Я понял, что посидеть он не даст и, вздохнув, тяжело оторвался от скамейки.
– Ладно, – я увидел, как у него загорелись глаза, – пойдем. Заслужил…
Мы дошли до кафешки, больше напоминавшую столовку советских времен, чем гордо светящееся на побитой временем вывеске слово «Кафе». Единственный плюс заведения был в том, что меня здесь знали и порой, в отсутствие клиентов, разрешали поиграть в бильярд на единственном, стоявшем в подвале столе. Бесплатно, разумеется.
Внутри царил полумрак, который можно было смело описывать известным выражением про выколотый глаз. Не знаю, кто решил, что в кафе все должны ходить, выставив вперед руки, чтобы не дай бог не врезаться куда-нибудь, но в этом заведении переплюнули самые полумрачные кафе в мире – в зале горела единственная слабенькая лампочка, освещавшая половину барной стойки и Люсю.
Люся это что-то! Более ленивую и нерасторопную официантку найти просто невозможно. Она была из Молдавии и в кафе работала только потому, что заведение принадлежало ее дяде, тоже молдаванину, давно пустившему здесь корни. Когда-то, на заре перестройки, он приобрел никому не нужное помещение с подвалом и устроил в нем кооперативное кафе, которое, по словам старожилов практически не изменилось за эти годы. Разве что стулья, имевшие обыкновение ломаться после какого-нибудь особо веселого торжества местной шпаны. В конце концов, он заменил стулья дешевыми, но тяжелыми лавками, убрав тем самым самую расходную часть своего предприятия, окончательно превратив его в заведение «только для местных», которым было чихать на интерьер и ходивших сюда исключительно ради дешевого бухла…
Все знали, что Люсю только за смертью посылать, но никто не обижался на нее, настолько естественной казалась ее лень. Вот и сейчас в оборудованном на шесть столиков зале один был занят и там определенно кто-то что-то ел, но Люсе было лень вставать, чтобы включить над столом лампу. Увидев нас, она обрадовано улыбнулась и, скорчив личико, пропела с иностранным акцентом:
– Котик, милый, включи ему, пожалуйста, свет.
