скачать книгу бесплатно
После предоставления полного плана программы и нескольких месяцев ярких споров Мистеру А поручили переквалифицировать персонал в соответствии с утверждённым планом. Правительству идея, выдвинутая на конкурс инноваций, понравилась, и организация получила грант. С тех пор Мистер А часто присутствовал в кабинете директора.
Отзывы о клинике улучшились, желающих облегчить психологические проблемы становилось всё больше. На деньги гранта открыли новое отделение и закупили мебель, цветы и инвентарь в оформленный спортзал.
То были золотые времена для Мистера А. Он обучал сотрудников, обклеивал помещение спортзала после работы и писал книгу, ставшую финальным аккордом успеха, – «Встань и ползи». Стандартная книга-мотиватор об идее, перевернувшей его жизнь, но книга ещё сильнее сплотила Мистера А, Анну и Марию, помогавших ему с редактурой. Книга, словно ориентир, вела его за собой, заставляя вспоминать, откуда он пришёл и чем занимался. И как приятно самосовершенствоваться. Он ковал железо, пока оно было горячим, пока в городе говорили о перевороте в области психологической помощи.
Как только Мистер А получил первую прибыль с книги, он сделал Анне предложение. Уже человек, живший в пустой съёмной комнате, горящий мечтой, рвущийся с необыкновенной энергией вперёд, нашёл много плюсов в том, чтобы переехать в квартиру побольше. Анна всегда находила ему место у себя, однако не торопилась с предложением съехаться: в её системе ценностей жена должна переезжать к мужу. И всё же она любила его. И потому сказала «да».
Любимая женщина, отличная работа, в которой ныне он уже был на тридцать пять процентов боссом, приятный, дружный коллектив – Мистер А мог бы вспоминать о лучших годах своей жизни, но в голове его висела пустота, растущая из-за отсутствия перемен. Он понимал, что лучше ему уже не стать.
Легко самосовершенствоваться, когда твоя одежда в грязи, когда ты живёшь на улице и допиваешь слюни из пивных бутылок. Легко меняться в лучшую сторону, когда у тебя есть лишний вес или вредные привычки. Но работать над вниманием, учиться концентрации, учиться слушать и любить людей, с которыми приходится иметь дело, куда сложнее. Тут всё не так очевидно и стоит больших нервов. Порой, чтобы их успокоить, приходится тянуться к бутылке.
Непьющая Анна везла мужа домой, а он всё так же висел в пустоте, не разговаривая, не размышляя, не засыпая. Ему просто хотелось повисеть в своей голове ещё чуть-чуть.
Глава шестая
Анна
Анна везла мужа с дочерью по пустынным ночным улицам, подсвеченных фонарями. Фары освещали дорогу, мокрую из-за дождя, а по крыше неприятно стучал град. Анне совсем не нравилась такая погода: день снег, день дождь. Уже к утру лужи могли с лёгкостью застыть. В зеркало заднего вида она видела, как София, положив голову отцу на колени, спала и как муж скользил взглядом сквозь затемнённое стекло, машинально поглаживая дочь рукой по волосам. Именно мужа, не дочь, Анна представила маленьким мальчиком, заснувшим за просмотром фильма, которого переносят в кроватку на руках. Именно о нём она подумала, как о скучающем на уроке школьнике, глядящем в окно. Несмотря на несколько лет брака, она всё ещё любила его, что бывает нечасто.
Анна ещё видела в муже немногословного интересного мужчину, за которого вышла. Она чувствовала, как он терял страсть, становился всё более холодным, более мрачным и скучным.
– Помнишь, каким он был раньше? – жаловалась Анна Марии. – Озорной, ненасытный, такой яркий. Не помню, чтобы сейчас он бывал таким. Он мил со мной, но совсем не так, как раньше. Как будто морщины выдавливают из него всю радость жизни. Знаешь что? Иногда мне кажется, что познакомься мы сейчас, он бы выбрал тебя.
Мария многозначительно скривила губы и соскребла засохшее пятнышко кетчупа на столе в кафе.
– Всё может быть.
Анну такой ответ не успокаивал. Она хотела продолжать любить мужа взаимно.
Между ними ещё было что-то, но, безусловно, что-то было между ними. Словно два мешка картошки, они тучно, грузно молчали, шурша полипропиленом.
Анна тоже размышляла. О том, что ей делать с Фёдором, который снова избил свою жену, о том, кому отдать собаку соседки Лии на время её поездки во Францию, о том, что дома ляжет в тёплую кровать. Но в первую очередь она всегда думала о муже. О дочери. Анна относилась к тому виду женщин, которые умели любить. Чувственная, внимательная, тактичная, она никогда не оставалась холодной к чужим проблемам, умела распознавать полутона и виды любви, а также отмечала, когда от неё хотели что-либо скрыть. Ей нравилась философия мужа, его загадочность, стремление скрыть свою сущность, которую лишь они двое считали за игру.
– У любого хорошего мужчины должны быть свои секреты, – любила повторять репортёрам Анна на вопросы о её муже, – а у идеального просто обязана быть тайна.
Тайна на двоих, которую у них получается сохранять. Тайна же в ответ сохраняла их любовь. Любовь, забота о близких, толерантность, сила – Анна особо ценила в муже те качества, которыми обладала сама.
– Наши ссоры никогда не оканчивались драками, а драки – убийствами, – также любила повторять Анна. – Это всё, что я могу сказать Вам о нашей семье.
И если корреспондент улыбался, Анна улыбалась тоже.
Муж отдалялся от Анны, и она списывала холод на кризис среднего возраста. Когда мужчина на высокой скорости достигает больших успехов, ему нужно обернуться, чтобы рассмотреть следы от шин. В таких случаях жена не должна оставлять мужа вне себя и себя вне его. Оттого что он уделял ей меньше внимания, чем раньше, она явственнее видела морщины на своём лице, потому прибегала к хитростям.
Анна знала, что отвезёт мужа домой, успокоит нервы, сделает массаж ног, головы, которую положит себе на колени, и лишь завтра займётся своим самочувствием. Завтра она выберется на пляж, где ветер будет шептать ей на ушко, и пробудет несколько часов в прекрасной обстановке – в одиночестве.
Где-то далеко, в туманной реальности, словно по предварительному заказу, жужжат стрекозы и порхают бабочки перед прислонившейся к решётчатому забору Анной. Откуда-то издалека до неё доносится тихая, яркая музыка, ближе – крики детей, играющих во что-то увлекательное, ближе – шум волн, ближе – умиротворение и спокойствие.
Всем нужен отдых.
Одиночество.
Покой.
Тёплое солнце согревает лицо, тёплые квадратики забора – спину. Словно кошка, Анна греется на солнце и вспоминает самые прекрасные, самые привлекательные моменты своей молодости. Она вспоминает, как дарила шутливые подарки подругам на дни рождения: тёплые носки летом, пачку пельменей, пучок укропа и щавеля, перевязанный красной ленточкой. Вспоминает, как посоветовала купить книгу, впоследствии ставшую любимой, как смотрела с отцом и братом комедии восьмидесятых и девяностых. Как любила мужа. Она добродушно, мило улыбается, глядя внутрь себя.
Задёрнутые шторы, горячий чай с пряниками и сушками, надетыми на пальцы, шершавый ковёр, греющий живот кот, добрые, родные люди. Отец постоянно машет ступнями и чешется. Эмоциональный брат плачет, если концовка трогательная, а она отворачивается, чтобы не смущать его.
«Сейчас их нет рядом, – думает Анна, – но в сердце теплится надежда, что все события повторятся. Я так давно не виделась с семьёй, так давно не чувствовала НАСТОЯЩЕГО тепла в своей, что прихожу погреться сюда, к решётчатому забору на пристани. Здесь так волшебно! Здесь я могу остаться наедине со своими сокровищами, жадно перебирать воспоминания, мысли, пересыпать в руках золотые монеты былого счастья, пропуская сквозь пальцы жизненную нить!»
Будучи молодой, Анна хотела дарить себя людям, путешествовать, создать крепкую семью и греться у семейного камина. Почти всё ей удалось, но камин еле горел и часто тух от дыхания столь огромного числа обогреваемых, от пациентов, приятелей, коллег и друзей, а искренней доброты или жара или даже разогревающих напитков ни у жены для мужа, ни у мужа для жены не хватало, и только решётчатый забор хорошо нагревался под солнцем.
Анна знала, что после времени, проведённого наедине с собой у моря, она приедет домой и сварит мужу суп, приготовит вкусный ужин. Будет с любовью смотреть, как он деликатно ест при ней, хотя он деликатно ест и без неё, улыбаться и, обхватывая локти, вспоминать прогретые металлические квадратики на спине. Благодаря им она будет тепла и нежна.
И все будут довольны. Только сейчас ей нужно отвести мужа и дочку домой. Алюминиевая проволока – отличный материал для скрепления семейных уз.
Но разве Анна могла предположить, что её семейное счастье, которое она держала в руках, которое ждало её дома, которое спало на заднем сидении автомобиля, может вдребезги разбиться о стену непоколебимой решимости выскочившего навстречу машине хлипкого тела, страдающего близорукостью.
– Какого ***** ***?! – заорала Анна, выскочив из машины, чуть ли не хватая пешехода за грудки. – Ой, вы не ушиблись?
– Нет, всё в порядке, спасибо, – поторопился нормализовать ситуацию свитер.
– Тогда позвольте спросить: какого ****** в рот *** Вы выскакиваете перед машиной?! В такой темноте ***** не видно!
– Мне нужно поговорить с Мистером А. Простите, а как Вы его называете?
У Анны сам по себе открылся рот – реакция на неслыханную дерзость. В шикарном облегающем красном платье под светом воротного фонаря и дождём она зашлась смехом. Согнувшись к асфальту, она напоминала закопанную в землю раскрашенную шину. Очкарик в свитере потянул руку, чтобы коснуться её плеча, но Анна резко выпрямилась и выбросила кулак в центр лица свитера. Мистер А выскочил из машины.
Несмотря на хлынувшую из носа кровь, свитер сперва принялся протирать от красных капель очки. Впрыснутый в мозг и на кофту адреналин резко повысил температуру тела, от стремительного перепада которой свитер задрожал и стал походить на обиженного мальчика. Анна прыгала по асфальту, сжимала и трясла руку, рассыпаясь в проклятиях.
– Дорогая, ты в порядке? – взволновался Мистер А, обнимая жену и рассматривая её руку.
– Мои пальцы, – выла Анна, – мои бедные пальцы! Не дай бог, я сломала ногти, урод!
– Ладно, я с ним разберусь, – успокоил её муж. – Садись в машину. Погоди. Пошевели рукой. Машину завести сможешь? Отлично. Я открою ворота. Он журналист, да?
– Урод, – насупила она губы и положила больную руку мужу на щёку, чтобы тот не мог её отбросить. – Не ругайся!
– Да как на тебя ругаться! – улыбнулся муж только правой стороной лица. – Ты, когда злая, ещё милее. Ну, давай, заводи.
Мистер А открыл ворота, впустил машину, глядя на прижавшую к стеклу нос-пятачок дочь Софи, закрыл одну створку и только потом подошёл к свитеру.
– Вы уж извините мою жену, – улыбался он в обе стороны, – Вы её очень напугали. Что Вы хотели? Интервью? Подожди-ка, я Вас знаю.
– Я пришёл по поводу открытия стационара, – затараторил свитер, чувствуя превосходство в виде текущей по горлу крови. – Новое отделение, своё здание, повышенные выплаты всему персоналу – что угодно. Послушайте…
– Ах, вот откуда я тебя помню, – скривился Мистер А. – И ради этого ты меня караулил? Мог бы позвонить, услышать отказ и не тратить времени. Хотя… Подожди-ка!
На лице Мистера А засияла догадка «меня провели», и он вновь улыбнулся уголком рта.
– О-о, а ты молодец, – похвалил он свитер. – Получается, я тебе должен. Хорошо, давай поговорим, но не сейчас. На улице дождь и вообще ночь. Я пьян. Завтра. Во время обеда. Поднимись в приёмную в половину… м-м-м… второго, и я к тебе выйду, куда-нибудь сходим. Только подготовься как следует, ок? Я, если что, не намерен уступать. Окей?
– Да, конечно, – заторопился очкарик, протягивая руку.
Мистер А взглянул на ладонь и отошёл за створку ворот.
– У тебя рука в крови, – и, развернувшись, ушёл.
– Извините, – смутился очкарик, глядя ему вслед.
Промокший, избитый, оскорблённый и униженный, он шагал к автобусной остановке и улыбался. Тоже одной стороной.
Глава седьмая
Альберт, Мария и Зои
– Как же ты красива в этом приглушённом свете! – восхищался Альберт, раздевая жену глазами. Чёрное облегающее платье выше колен, туфли на высоком каблуке, сверкающие заколки в причёске – её приятно даже описывать, не то что разглядывать. Не то что любить.
Игриво покачиваясь, Мария столкнула свой бокал с бокалом мужа и с праздничной радостью допила вино. Мария положила палец на пятно на рубашке Альберта и с цоканьем покачала головой. Альберт вытащил из вазы с цветами астру, обломал ей стебель и вставил жене в волосы. Несмотря на величину цветка, он гармонично подошёл к её волосам. Несмотря на неповоротливую мужеподобность, жест Альберта получился органичным и милым. В глазах жены бутылкой алкоголя сверкнула страсть. Как минимум дважды в месяц, по четвергам, супруги особенно любили друг друга.
Он поцеловал её, и она улыбнулась широкой белоснежной улыбкой. Мария взяла его за руку и повела за собой в спальню. Алкоголь и общение в хорошей компании всегда добавляет человеку немного озорства.
Вслед за уходящими в дождь гостями из атмосферы дружеской откровенности выветривалась дружба, и обстановка в доме медленно приобретала свой обычный запах. Альберт и Мария убрали со стола, намочили жирную посуду и губы в поцелуе, вытирая друг о друга влажные ладони. Вода притягивает воду. Метод инжекции.
Когда Альберт бросил Марию на кровать, она на секунду представила себя двенадцатилетней маленькой девочкой, скачущей на бабушкиной перине, хоть и метила в возраст двадцатилетней отвязной рок-н-рольщицы. На самом деле Мария представала взрослой двадцатидевятилетней женщиной с почками, не одобряющими падения на кровать с полуметровой высоты. Уголки её приоткрытого рта успели чуть дрогнуть от звука, изданного кроватью, прежде чем Мария провалилась во мрак.
Восьмилетняя Зои уже сорок минут как спала.
Они долго обнимались, а потом Мария взяла с тумбочки пачку сигарет. Альберт, почуявший высшее наслаждение, скривился. Он не терпел сигаретного дыма, особенно в постели, но не стал возникать: аромат прекрасного вечера ещё висел в воздухе.
– Только не открывай окно, иначе продует, – предупредил Альберт, опасаясь за атмосферу, в которой видел жену нимфой. – Потом проветрим.
– Ты сегодня такой заботливый, – поблагодарила, затягиваясь, Мария.
– Как и всегда, – напомнил муж, наблюдая, как увядает красота жены.
Мария поцеловала Альберта в рыжие усы, и тот почувствовал пепел на своих губах.
– Пойду проведаю Зои – и в душ. Не скучай, – сообщил он, вставая, и лицо жены приобрело стандартный мрачный оттенок.
Докурив первую сигарету, она подожгла вторую, сразу же брезгливо затушив, и пододвинула к себе ноутбук. Намерение отправить приложения к данным отчёта налоговой своей подчинённой пересиливало желание откинуться на подушку. Раз уж выдалась свободная минутка, почему бы не заняться делом?
Лунный свет падал на лицо Марии, и в нём она казалась особенно красивой. Сказочно красивой. Но лунный свет не всегда пробивал сигаретный дым.
Мария знала о своей красоте и порой задавалась вопросом: почему Мистер А не выбрал её тогда? Ровное округлое лицо, сверкающие голубые глаза, изящный носик и аккуратный маленький рот. Фигура модели. Никто не мог назвать Марию стандартной, в ней имелась «изюминка»: ямочки на щеках и невероятно мягкие бронзового цвета волосы до середины спины. Мария любила мужа, но чисто женский интерес подталкивал её к этому вопросу. Почему?
Мария знала о своей красоте и ужасно гордилась ей. В детстве, пока она ещё этого не осознала, её мать говорила: «У тебя прекрасная внешность, золотце, но пока ты сама себя не полюбишь, ни один мужчина на тебя не взглянет». Взрослея, девочка начала понимать, насколько важно для неё мужское внимание.
Потому она очень полюбила себя.
Мария считала себя трудолюбивой женщиной. Чтобы не оказаться узником красоты, как её мать, практически всю жизнь проводившая в стенах дома, она не хотела дарить себя гостям. Отбросив подростковые мечты стать моделью, она принялась заниматься другим со свойственной ей долей уверенности. Мария не желала, чтобы её везде пропускали за «красивые глазки», и, как деловая женщина, всегда шла вперёд, желательно, по головам. Мать, суровая одинокая женщина, не позволяла ей помогать нести пакеты из магазина до дома, а как дочь подросла – не помогала нести ей.
От мойщицы посуды до старшего администратора и аналитика центра. От первого до последнего шага она сама, без чьей-либо помощи, прошла эту лестницу.
Но это не означало, что она уже оказалась наверху. Не означало, что она устала. Это означало лишь то, что она натренировала мышцы ног и может идти быстрее.
Мария не считала себя счастливой женщиной.
– Счастье, любовь с первого взгляда, свобода – мечты идеалистов, не больше, – говорила она. – У нормальных людей есть хорошо спланированная приличная жизнь и внимание человека, которому на тебя не всё равно.
– Что толку мечтать о том, чего нет? – десять лет назад говорила ей мать. – Напредставляешь себе, потом разочаруешься. Мы с тобой в реальном мире живём. Пользоваться надо тем, что находится у тебя под рукой.
– Я знала одну парочку, – продолжала Мария рассуждения матери спустя годы, – которые познакомились в Интернете и четыре года писали друг другу письма. Так и не встретились ни разу, всё время что-то мешало. Потом девчонка умерла – у неё какие-то проблемы со здоровьем были, – а парень спился и повесился. Знаю, что нельзя так говорить, но они придурки. Могли бы найти себе кого поближе и жили бы не тужили счастливо. Ну, хорошо.
Альберта, спокойного и надёжного мужчину, она нашла по тому же принципу. Бывший госслужащий, крепкий ответственный мужчина идеально дополнял целеустремлённую, интеллигентную женщину, хоть у них часто не совпадали интересы и мнения, к примеру, насчёт усыновления детей.
Через приоткрытую дверь комнаты Альберт видел, как спит его усыновлённая дочь. Крепко обняв игрушку, собаку с висячими ушами и заросшими глазами, Зои казалась беззащитной и напуганной, но веки её не дрожали, и лицо казалось умиротворённым. Прошло уже полмесяца, а она так и не привыкла к взявшей её семье, чуралась и папы, и мамы. Называла их по именам. Это беспокоило Альберта. Он считал себя хорошим мужем, и, соответственно, хотел стать хорошим отцом.
Зои, бледная кареглазая восьмилетняя девочка, до сих пор носила вещи, выданные ей в детском доме, играла со своими игрушками, неохотно принимая новые. Зажатая и скрытная девочка, в которой Альберт души не чаял.
Альберт мечтал об отцовстве. Его семья состояла из прекрасной мамы и прекрасного папы. Семья без ссор и дешёвых истерик. Но собственные попытки Альберта построить счастье не увенчались успехом. Однажды он женился. В юности, работая пожарным, он познакомился с внучкой старушки, которую спускал с пятого этажа до скорой. Такая процедура называется «помощь населению», и робкая восемнадцатилетняя девчонка помогла Альберту, войдя в его жизнь. Застенчивая, хрупкая, она обнимала руками его голову, наполненную огнём. Она успокаивала его после смены, выступала персональным психологом его души.
В голове Альберта навеки остался кадр поездки в метро. В переполненном вагоне она уступила ему, возвращающему с суток, место, склоняясь над его огромной фигурой. Прижавшись красной испачканной головой к её груди, он плакал, жуя, как корова, её белую блузку. Два часа назад на его руках задохнулся ребёнок в задымлённом детском саду. Ситуация выглядела настолько трогательной, что даже окружающие их люди в вагоне не строили презрительных гримас. Спустя две недели после сцены в метро они расстались. Навсегда. Его первая жена погибла в автокатастрофе, а ещё через месяц Альберт ушёл из пожарной охраны. Но он по-прежнему обожал детей, хотел своих, хоть его и мучил страх взять в руки то, что абсолютно беззащитно. Альберт уговорил Марию удочерить девочку из приюта. После долгих рассуждений, разъяснений и приготовлений они приняли решение.
Альберт помнил, как они с женой несколько дней наблюдали за группой играющих детей. Помнил, как они взяли Зои прогуляться в парке. Помнил, как она покорила его.
Несмотря на смертельную бледность, девочка светилась, словно солнце среди голых костлявых камней Стоунхенджа, отбрасывающих длинные крючковатые тени. Она брала будущих родителей за руки, ела сахарную вату, плавала на лодке по озеру, даже смеялась. Но когда Альберт и Мария оформили документы и стали папой и мамой, девочку будто подменили: она больше не улыбалась и не смеялась. Мария предположила, что Зои запугали воспитатели вести себя вынужденно весело, чтобы понравиться новым родителям.
«Или, – предполагала Мария, – она потеряла шанс вернуться, если не получится».
Когда Зои вошла в их дом, Мария не особо поладила с ней и, как показалось Альберту, не предпринимала ярых попыток сойтись с приёмной дочерью. Однако Альберт не отступал. Он продолжал окружать девочку заботой и вниманием. Под маской отчуждения он видел совершенно другую девочку.
Она показалась ему маленьким раннеутренним солнышком для мёрзнущего охотника позагорать, тянущего свои окоченевшие руки и подставляющего гусиную кожу груди под нежное, ещё такое невинное и несмелое тепло её души. Как аромат первого испечённого хлеба после зимы, как кошка, переступающая порог, Зои плавно, осторожно втекла в обиталище его небесной частицы, сияя большими карими глазами. Мягкие маленькие руки, не приученные к труду, аккуратно подстриженные ногти, параллельно заплетённые косички, улыбка зубами – дожидающаяся родителей опрятность могла прикрыть, но не прогнать и отпустить искренность веснушчатых щёк и пляшущих пальцев в сандалиях. Альберт сразу проникся к девочке и полюбил её переменчивый характер.
Улыбнувшись, он мысленно поцеловал лоб Зои и чуть прикрыл дверь, так, чтобы она не проснулась от света из коридора и чтобы ночные монстры её не беспокоили. Отправляясь в душ, он осознавал, как ему повезло. Любимая жена, дочь, работа. Всё это он когда-то имел, потерял и теперь обретал вновь. Склонив голову набок, вытянув руки вперёд, безволосая, с облезлым черепом его первая жена держала за руку трёхлетнего ребёнка с затянутым дымкой лицом и звала Альберта к себе. Они стояли в серой увядающей траве, но вокруг благоухали розы. Ребёнок чуть покачивался из стороны в сторону, а его мать улыбалась Альберту белоснежными зубами. Альберт ёжился, но тоже улыбался.
«Скоро они перестанут меня преследовать, – успокаивал он себя. – Совсем скоро».
Глава восьмая
Рим
– Когда тебе предлагают восемьдесят тысяч за то, чтобы ты ел и спал, ты недолго думаешь, ага?
– Я фмогу купить фебе новый компьютеы.
– На кое-что нужно.
– В жизни шанс нужно ловить, сечёшь? Сегодня здесь, завтра там. Хватай пирог, пока на тарелке ещё что-то осталось.
