Ротуск

скачать книгу бесплатно


Со временем, Енокентию удалось несколько изменить отношение к себе, но в первое время, никто не знал чем он должен заниматься, кем он должен руководить, а его, совершенно не обучали отношениям с подчинёнными. Он примерял, восхищение выходящих из залов, к себе – ожидая, поспешности подчинённых сделать то, что сам ещё не успел обдумать. Позднее отчёты, приписки, снабжение, стали как-бы его работой, а через год все поняли – у него, служебные дела если и были в голове по прибытию, то очень скоро вытеснились более важными. Деревня, в ответ посчитала своей обязанностью направить его деятельность в надлежащее русло, потому собирали: правление колхоза, расширенный партком, расширенный сельский совет, а собравшись, каждый считал своим долгом указать на упущения главного специалиста отрасли. У зоотехника: в телятнике сломался трактор, пока его исправляли, часть телят пала – двигатель не заглушили; у агронома: сеялка из ремонта развалилась не доехав до поля; член партии, возмущался отсутствием запчастей. Председатель, говорил о недопустимости распития с подчинёнными, а именно – «Принял на грудь» с капитаном парома и отправил его отдыхать, встал к штурвалу и сел на мель. Парторг, отечески объяснял об обязательном участие его, как специалиста, при отладке техники и с подсказки квартирной хозяйки, возмущался причиной игнорирования данного правила – спал. Весь район обсуждал главного, который повёз комбайнера – победителя района, к награждению орденом, но довёз только до нависшего над водой настила причала.

Ночью перед поездкой, он весело провёл время. Катался с компанией на выданном ему глиссере, довёл до полного восторга девчонок своим умением останавливаться. Девчонки умеют восторгаться и он был в ударе: разогнавшись, летел к пристани, затем, переключался на задний ход, давал полный газ, и катерок зарываясь в воду словно сброшенным якорем, останавливался у причала. Окружающие в восторге. В нём клокочет гордость. Утром, своё умение он решил продемонстрировать знатному комбайнеру. Указав, какую чалку тому следует накидывать, он всё сделал как делал не один десяток раз, но задний ход не зафиксировался, и глиссер вместо того чтобы зарыться в воду, полной скоростью полетел под выступающий настил причала: лобовое стекло в дребезги, комбайнер, в новеньком костюме сбит в грязь на днище катера. Комбайнер, успевший заслужить орден, не только не побил его, но поднявшись, выглядел виноватым – расстроился, что не успел отскочить. В деревнях видели и не такое, терпели и Кешку. Его убрали совсем по мелочи.

Деревня, где работал Кешка располагалась по соседству с той, в которую он ходил после демобилизации. После письма Пали со словами «Ты знаешь почему» он, если и вспоминал её, то походя. Прошедшее время затёрло память и он слушая о ней в подробности не вдавался. Над ним нависло другое. После письма, вернувшегося с припиской «Адресат выбыл в Корск» в нём, что-то изменилось. Его сковывала робость при любых отношениях с противоположным полом, а при встрече с привлёкшей внимание охватывал страх. Охватывал тот страх, при котором мышцы деревенеют, язык набухает и становится чужим. Глупость, чушь полная и не полная, все, что ему удавалось выдавить из себя. После одной, двух встреч отношения прекращались. Иногда, девушки специально дразнили его своим расположением, чтобы затем посудачить в своём кругу. Он их стал бояться.

Может по этой причине, или ещё почему, ему стала вспоминаться Палька – Палька как лучшее время. И однажды, когда она вспомнилась особенно остро, он попросил водителя оставить ключ от машины, объясняя «Съездить нужно. Срочно. Нужно, чтобы не видели» – и в сумерках выехал. В клубе он не нашёл её, а знакомая пояснила «Она дружит. Они ушли». Кешка знал где искать ушедших и вскоре, в свете фар увидел её, впереди стоял парень. Остановившись, не выключая двигателя, фар, направился в их сторону. Она, словно ожидая его, представила «Мой друг Гриша – И следом – Гриша мне поговорить надо. Подожди меня здесь, я быстро». Они отошли. Погасли фары, заглох двигатель, наступила тишина, может и не тишина, но для него, после её первых слов, наступила абсолютная тишина «Гриша предлагает стать его женой. Он закончил военное училище, получил назначение в среднюю Азию, хочет приехать к месту со мной как со своей законной – Кешка, не знал что ответить, молчал и должно быть долго – Мама говорит, что мне ещё зиму учится надо. Куда без специальности? Говорит что мне восемнадцати нет, а средняя Азия, как далеко она? Кеша ты не знаешь где это? – Нет, я не был там, но военным сразу дают жильё – Он уже прожил треть своих лет по общагам и на квартирах. Ему казалось, что судьбу можно отдать за отдельную комнату – Кеша пойдём назад. Ты не спросил учусь ли я на мороженщицу? так нет, не нашла такое училище. Учусь на кондитера – Пришли к её дому – Я пойду Кеша. Устала я сегодня». Пошёл и он. В темноте маячила машина, при подходе, из кабины вышел Гриша говоря, «Машина на пригорке, того и гляди скатится в озеро. Так я золотники выкрутил. Ночь, часть растерял, остальные вот». На руке блестели две пружинки от шести колёс. Напротив, блестели глаза выпускника военного училища.

Енокентий Трифонович не успел вернуться к началу рабочего дня. Водителю пришлось сознаться, что машина не в угоне. В конце дня, посыльный требовал его на внеочередное заседание правления. «Устал я сегодня. Не пойду» – бросил он в безразличии. Заседание приняло решение перевести его в бригадиры. Не вынеся позора изгнания с должности, он написал заявление.

Во время увольнения его не оставлял вопрос – Зачем она ему говорила о Грише, о замужестве, о том, что с Гришкой они соседи? Говорила, что он не мог подтянуться разу и она смеялась над ним, а сейчас он подтягивается с висящим на ногах племяннике.

Получив расчет и возвращаясь в свою деревню, он заехал к Пале. Приехал с шампанским и совсем, вне своих обычаев, с выращенными в палисаднике цветами. Её Мать, посмотрев на цветы объяснила, что дочь уехала в город. Уехала за неделю до начала учёбы, в один день с Гришей. Спускаясь к озеру, ему показалось, что он понял случившееся. У озера нашёл бьющий ключ, опустил в него бутылку с вином и лёг рядом на траву. Деревня растянулась наверху, по пригорку. Крайний дом у леса, стоял без забора и крыши, вернее с половиной крыши.

В отдалённые сибирские места, присылали не только председателей, специалистов и учителей, но волей времени, ссылали тех, кого не посадишь – правонарушений не совершали и пользы в них из высоких кресел не видели. Их называли тунеядцами. С таким клеймом они прибывали к месту перевоспитания. Люди потерявшие цели, люди, цели которых власть не могла считать достойными человека, прибывали, распределялись по деревням, квартирам. Кто-то, единицы из них, находили спутниц и они становились местными. Казалось, что они счастливы, но ехали в отпуск и не возвращались.

На перевоспитание ссылали самые разные категории: Сварщик, когда-то работающий с личным клеймом на судоверфях северной столицы, берёг своё клеймо дороже документов. Своё клеймо, за тысячи километров от предприятия выдавшего его, он вынимал из промасленной бумаги и показывал как высшую награду своей жизни. Тракторист, помнящий номера деталей по каталогу, не подходил к технике. Модельщик, работавший на изготовлении оснастки для космической отрасли, сидел в гаражной котельной. Они, не вписывающиеся в нормы, всякой властью гнутые, однажды не выдержавшие, были осуждены и высланы. Они в день получки надевали костюм, белую рубашку, галстук и шли получать зарплату, затем посошок на дорожку…

Первых, из высланных селили в дома принадлежащие хозяйствам, но оканчивалась зима и.. заборов нет, ворот нет. Местные, заготовленные дрова переносили во двор, ближе к собаке. Во второю зиму отапливались, сжигая крыльцо, сжигали часть полов в комнатах. Жгли и крыши: так люди, государевыми законами исправлялись ко второму году. Тунеядцы, вслед за властью говорили местные, подразумевая – что с таких возьмёшь.

Хотя как без исключений, они были. (М.М) Пенсионерку, пообещав помощь и поддержку, уговорили принять на постой тунеядку. Прибывшая, ни коей мерой не подходила под данный, сложившийся тип. Не злобливая, приятной наружности, обрадовала не только хозяйку квартиры. Её привезли к средине лета, огороды зрели, в речке не вылезая бултыхались подростки. С поселением новенькой, к следующему полудню речка опустела – мальчишки сидели по крышам вокруг её дома: посреди огорода, голышом, загорала сосланная.

Срочный созыв сельских активистов потребовал ответа и она ответила – «Мне не дали времени обдумать сборы, потому, приехала без купального костюма – Она оглядела присутствующих – В нижнем белье от фабрики „Большевичка“ я не могу показаться на людях – И закончила, глядя на всех, толи рассердившись за непонятливость, толи в кокетстве – Я не враг себе». Сказав, крутнулась перед сидевшими, опустила глазки долу и села. Само целомудрие, выставив коленки, ждало понимания и её поняли. К концу недели у неё имелась пляжная пара, из дома, она перенесла спальные принадлежности в кладовку в сенях. А после выходных, пенсионерка требовала квартирантку выселить, двери восстановить. Двери не пришлось восстанавливать, они снятые с петель лежали в огороде. Они не открывались без стука и скрипа, а многие торопились с понимание, но боялись потревожить хозяйку.

За месяц поиска места для перевоспитуемой, у неё сложились отношения не только с жителями центральной усадьбы, потому после переселения в единственный дом, оставшийся от дальней деревни, она не знала трудностей одиночества. Её перевоспитывали, а дорога к ней расширялась и расширялась, и отбывать бы ей назначенный срок, не случись разборок между поклонниками, с применением подручных средств и судом. Поклонника, не способного потерять золотники от колёс, осудили, а её посчитали исправившейся, но описанное произошло позднее.

Пока же, Кешка лежал у ключа, тянул холодное Шампанское, смотрел вверх на единственную улицу, на дом с краю деревни без крыши, на дом Пали в средине улицы. Лёгкие облака плыли по бесконечности. Вокруг ни души, полная свобода. Нет председателя, правления, зоотехника. Нет квартирной хозяйки. Свобода. Счастье. Он освободил себя и от Пали. Он был никому, ни чем не обязан. Он был счастлив целый день. К себе, в родительский дом, пришёл затемно, сделав крюк. Счастливый день закончился словами Матери «Ты уже был в отпуске. К утру обдумай, где тебя могут взять на работу. Ты молодой, за ночь успеешь обдумать. Езжай. Не страми меня. Завтра в 7, я тебя провожу». Он нужен был Матери, он слушал её и слушался. Он не мог её не слушаться, он ей был нужен.

Позднее, ему передали письмо с каллиграфическим почерком от Пали – Она не среди песков в воинской части, она в городе. Ей скоро 17. Она учится последнюю зиму. В конце строчка стихотворения «А коль споткнёшься ты, тебе никто уж руку не подаст», стояла диссонансом к остальной части.

lll

Следующим утром, после ухода пограничников, Енокентий проснулся с остротой произошедшего на пригорке. Он вспомнил все лица, вспомнил и выражения тех лиц. В подобное невозможно поверить – как одним взглядом, запомнить толпу за тысячу, запомнить, словно находился с ними вечность?, только стресс, в некий миг, заставляет сознание использовать не малый процент мозга, сознание задействует все миллиарды нейронов, фиксируя в памяти тысячу лиц словно на матрицу фотокамеры. Стресс, способен из любого сделать чемпиона по прыжкам, стресс наделяет хрупкую женщину способностью поднять за колесо самосвал. Стресс же, оставляет после себя тело выжатым и обессиленным.

Катерок с пограничниками, ещё не отошёл, а Енокентия окружила четвёрка которая «Его ждала», спускалась толпа готовая ему служить, а он потерял силы, пожелал лечь и остаться один на день, месяц, остаток жизни. Не он, голос интуиции отложил решение насколько возможно, голос отложил сход на неделю.

Неделю, он ходил по посёлку, по острову, видел мужчин женщин подростков стариков и он их всех знал – знал их сомнения и их чаяния. Его останавливали, спрашивали и он, должно быть отвечал то, чего от него ожидали, или не он, а обострившееся чувство самосохранения, оберегало его от возможного повторения стихии толпы?

За время до схода, он успел познакомиться с хозяйством острова, он успел со многими поздороваться за руку, поздороваться, с ответным пожатием. Ему поверили, в нём признали лидера? Нет, руку пожимало чувство вины тех, кто не смог устоять перед стихией толпы и мог нанести последний удар по безвинному.

Он понимал всех, он понимал и лидера четвёрки. Чистин, на следующий день сидел у него в номере и глядя на картину, говорил о слабости одного человека, говорил, что одному не устоять против малого, ниоткуда явившегося облака, а он Чистин, здесь рождённый, при всех администрациях востребованный и сейчас готов возглавить, или стать замом. У него есть надёжные организаторы знающие толк как в заводских цехах, так и в открытом море. Они умеют заполнять не только трюмы.

Обходя корпуса колонии, ощущалось отсутствие хозяина. Казалось, получив свободу осуждённые потеряли ориентиры, казалось они забыли, что сами могут принимать решения, или данную способность смогли убрать законами зоны? Енокентий, боковым зрением видел обладателя квадратной челюсти, видел и бритоголового, они стояли в стороне от основной массы, не приблизились и к нему, кося взглядом издали. К Енокентию подошёл бывший директор консервного завода Геннадий Николаевич со своим бухгалтером Карезовым. О директоре он слышал ранее: Геннадий Николаевич окончил что-то рыбоводное, работал в краевом журнале, руководил подразделением треста, пока не попал на остров. Здесь, имея способность ровно выстраивать отношения с подчинёнными, в меру управляемый сверху, к перестройке директорствовал на заводе. Только перестройка устанавливала свои правила, устанавливала новых собственников. К приезду будущего олигарха, завод сидел в кредитах, его подвели к банкротству, оставались директор с бухгалтером. Их убрали.

Енокентий, поговорил и с Тамарой Павловной, к ней тёмноволосой в зелёной блузке, он подбирал слова на пригорке и не ошибся. Она, после получения диплома, четвёртый год преподаёт иностранный. Правильная дикция с остановками на запятых, уверенность в излагаемом. К концу разговора он был в зависимости от неё. Она напоминала его классную.

Она напоминала? В той поездке по Оби, он путешествовал в двухместной каюте. Его сосед, повторял его давнего друга, ушедшего в тридцать: тонкий, подвижный нос, просвечивающаяся светлая кожа, манера говорить, характер, рост – всё настолько схожее, что можно подумать они двойники. После поездки, он его сосед, в свои тридцать попал в аварию. Сложили в областном центре. Авария произошла в городе со специализированной клиникой! Енокентий считал, что и он повторяет чью-то судьбу, только найдётся ли тот, кто убережёт его, или сложит, в случае большой аварии?

В назначенный день, жители потянулись на пригорок. К началу схода, уже не толпа, группы стояли в полукруге, ожидая хозяина острова. Енокентий, имел время обдумать о чём говорить и встав на возвышенность уверенно заговорил «Я здесь человек новый и не могу знать ваши заботы. Вам нужен свой, кто понимает вас, кому вы смогли бы доверить своих близких, своё будущее». После его слов не было длинных выступлений, люди ещё не проснулись, или не проснулись и не пришли способные говорить часами. Несколько групп предложили бывшего директора Геннадия Николаевича. Поднятые руки не нужно было считать. Енокентию подумалось: присутствующие, по-прежнему ничего не хотят решать, они, по-прежнему не хотят брать ответственность за свою судьбу, или не верят, что их допустят к решению вопросов в посёлке. Ему даже подумалось – большинство устраивает сложившееся положение, когда во всём можно винить власть.

Избранный глава, обратил к сходу с вопросом устройства в администрацию хозяина острова говоря «Он здесь владелец – От одной из групп предложили, должно быть в насмешку? – Коли владелец, пусть охраняет. С России 300 лет брали ясак 10%. Может и он, не раскатывая губу, за стоко же будет беречь свою собственность?» Нельзя, подобное принимать серьёзно, так увиделось и Енокентию, но потребовали ответить. Он нашёл Тамару Павловну, к ней и обратился «Я хозяин? – Он начал с вопроса – Я считал волосы мои, а они выпали. Я даже не всегда хозяин своих мыслей. Остров, земля в собственности? Земля не гребешок, хотя охранником, да с 10%, в любом случае отказаться нельзя». Соглашаясь, он рассчитывал – охранник острова что-то близкое с охраной новостройки в городе. Предложенных 10% ему хватит.

Экономист засомневалась о возможности уложиться в десять процентов, так-так налоги в государствах, зачастую за половину от доходов. Налоги и их расходование, для населения острова было более далёкое, чем устройство жизни в других мирах, но согласились, что если там, где-то за половину, то они согласны помимо охраны отчислять ещё десять, на общественные нужды из собственной зарплаты. Заговорив о зарплате, каждый пожелал высказаться. Вновь срывалось к гвалту с тысячами мнений. Геннадий Николаевич долго стоял с поднятой рукой, шум только усиливался. Время подходило к началу рабочего дня, то-есть ко времени написания постановления, а постановления отошли далее, чем после избрания главы. Но шум также резко прекратился, как и начался. Из посёлка спускалась четвёрка. Впереди, не спеша в начищенных ботинках с металлическими союзками на носках, покручивая срезанным лопухом на плече, двигался Чистин. Они прибыли в удобное для себя время. Они знали здесь каждого присутствующего, они знали – гвалт на острове – их время. Они пришли вовремя. Но что-то пошло не так. При приближении, бывшие заключённые окружили их и замкнулись в несколько рядов. Толпа замолчала.

Экономист, воспользовавшись тишиной, не замечая происходящего, требовала внимания к себе. Она говорила о соотношении зарплат верха и низкооплачиваемых, говорила о разнице у чиновников и на производстве. Лишь небольшая группа слушала её и пожелала ознакомиться с её полными выкладками на бумаге. В дополнение, они просили обнародовать суммы субсидирования острова и их расходования. Большая же часть, должно быть устала: шум нарастал, цифры ни кого не интересовали. В это время четвёрка с Чистиным, выбралась и заняла место сбоку. Глава, надеясь вернуть внимание, предложил высказаться Чистину. Он, потерял лопух, но не потерял чувства своей значимости и отказался от слова, сославшись на неподготовленность по данной теме. К несколько примолкнувшей толпе, обратился один из бывших заключённых: Он приговорённый выездным судом на три года за хулиганство с посягательством на жизнь, просил пересмотреть своё дело. Из поданного листка, зачитанного Геннадием Николаевичем следовало: Суд проходил в красном уголке завода, заполненного молодыми людьми освобождёнными от работы. Первой дали слово потерпевшей «Он, явившись в стельку потребовал, чтобы его кормили. Я заметила ему, тем ли он тоном говорит в её доме?! Он в ответ, сев за стол требовал щей. Моя дочь ему подала миску. Я б ему подала! Во время еды, я продолжала объяснять чего его матерщинник, то-есть отец, не удосужился втолковать в его набитую мякиной голову? Он же схватил вилку и кинул в меня, в самую шею. Но я знаю чего ждать от таких и всё равно не увернулась. Есть медэкспертиза. Ссадина на плече. Есть свидетель – моя дочь». Дочь, глядя то на мать то на мужа, говорила, что живут они даже хорошо, что он ей всю зарплату отдаёт и она ему не забывает давать на обеды, они с мамой ему дают и на сигареты, но они, на работе откуда-то берут порой неизвестно чего и пьют. Вот он и приходит не такой какой надо – Прокурор задала вопрос – Видели ли вы как муж бросал вилку? – Мать, привскочив, опередила – Она видела, она всё видела, она видела как он целился мне прямо в шею. Судья попросила подсудимого объяснить свои поступки. Подсудимый от слова отказался, сославшись – Пьян был. Не помню. Вину признаю. Раскаиваюсь. Надеюсь на снисхождение – Како тебе снисхождение паршивец ты этакой. Дочь вместе со мной облапошил, теперь суд облапошить хошь. Только здесь не дураки сидят» – не сдерживаясь, в гневе на весь зал, произнесла вместо него последнее слово тёща.

Должно быть, глава зачитывал долго, или озвученное не интересовало собравшихся, только они отвлеклись, переговариваясь меж собой. На вопрос, что будем делать с одним из своих сограждан? сход смолчал. Сход молчал, а рядом с главой уже стоял второй – бритоголовый, из четвёрки Чистина и пытался сказать своё «Моя фамилия Олдин – затем, повысив голос, повторил – Моя фамилия Олдин – но его никто не слышал – Выбежала Тамара Павловна, в раздражении на сход, или ещё на кого, заговорила – Нам нужно выслушать всех и принять решение. С другой стороны, кто мы чтобы судить или миловать?» Вопрос, присутствующих застал врасплох, однако решили что нужно избрать ещё и судью. С юридическим образованием если и были, то промолчали не выразив желания судить, да и как судить, законов нет.

Глава предложил Тамаре Павловне проконсультироваться по данному вопросу и на следующем собрании выступить с предложением, а по процентам, озвученными экономистом и о распределении полученной субсидии на следующее полугодие, напечатать разъяснение для каждого желающего, а завтра собраться и окончательно решить, но люди не согласились «Ознакомиться со страницей цифр? Понять, что значит соотношение зарплат между верхом и низом – 4/1, где-то и 45/1, у нас. За неделю бы разобраться» говорили они, на этом и закончили.

Обдумывая сход, Енокентию Трифоновичу не показалось странным желание разобраться в деталях по процентам; не показалось странным и близкое принятие судьбы отдельного человека школьным учителем, Тамарой Павловной. Он не мог понять, что произошло с Чистиным и его тремя подручными? Избранный глава обрисовал произошедшее: Многие, бывшие на зоне являлись невидимой частью правил установленных на острове. Они, стоящие на нижнем краю иерархии созданной или управляемой Чистиным, первыми же становились публичными виновниками, они становились первыми жертвами сдаваемыми в показательные суды. Они, согласившись стать частью общака, стали мхом укрывающем камень который время от времени сжигали, показывая видимость борьбы. Жестокость подобных образований с публичностью и фикцией справедливости внутри, делали их силой. Понимание, где они оказались приходит много позднее, когда обратно возвращаться поздно. В данном случае, многие выехали на пароме, потому часть попытался вырваться, чтобы перейти в видимую часть общества и полусотней, пусть на время, но заставили считаться с собой четвёрых, даже не четверых, а созданную систему.

Лист, с содержанием доклада экономиста и дела о пересмотре приговора, раздали жителям посёлка. Делами заключённых Енокентий, попросил заняться Тамару Павловну. Она согласилась. К концу недели, её и Чистина он пригласил к себе в номер – обсудить вопросы связанные с данным контингентом.

Когда они подошли, их встретила Нина Васильевна с извинениями, что Енокентий сейчас занят, освободится через пару часов, но он просил проводить их в свободную комнату, где они смогут у ТВ выпить чашку кофе. Енокентий повторял запомнившееся, давнее – Они, два часа должны находиться в одном помещении; замкнутость пространства вынудит искать общие интересы и не считаясь с собственной волей, они проникнут друг в друга. Енокентий, рассчитывал на способность Тамары Павловной увлечь Чистина и перетянуть его на свою сторону.

«Освободившись», Енокентий первой пригласил Тамару Павловну. Она сверкнув глазами открыла папку с документами: Чистин являлся свидетелем у десятка осуждённых, на него многократно заводились дела, но кроме – набить волосы репьём, ему ничего инкриминировать не могли. Он, тем кто не признавал его право заправлять, делал на голове неразделяемую шишку из колючек и волос, жители шишку называли колтун. Так он демонстрировал свою власть, для чего, в своей теплице растил не овощи, он круглый год растил репей. Чистин, в любое время года при появлении любого вызова, выходил с лопухом на плече. Он и в комнату к Енокентию зашёл с лопухом на плече, без намёка к сближению с ним. В Тамаре Павловне не замечал женщину. Енокентию показалось, что он и к себе был безразличен – глядел на мир, из-за ширины листьев выращиваемой культуры.

Говорить, оказалось не о чем. Тамара Павловна, глянув на вошедшего Чистина, подвинула папку на средину стола и сказав, что опаздывает, резко развернувшись направилась к выходу, но в шаге от двери остановилась, зло обернулась, выдернула торчащий из замочной скважины ключ и на выходе, после щелчка запираемой двери, они услышали «Через два часа я освобожусь, затем освобожу и вас». Щелчок замка двери и её слова Енокентий с Чистиным выслушали стоя, одновременно глядя на дверь и друг на друга, в растерянности пережёвывая ситуацию. Енокентий, как старший по возрасту, вынужден был говорить, он, переведя взгляд от двери на папку спросил «Что делать будем?» Чистин пожал плечами. Енокентий, не готовый к подобной ситуации, предложил стандартное для знакомого посетителя – рюмку и включил телевизор. После новостей, которые они просмотрели молча, начался фильм «Джельтмены удачи». После фильма, оказалось, что они его смотрят в сотый раз и не устали. Они в единодушии согласились, что один воспитатель детсада способен сделать для людей больше, чем государством налаженная система правосудия, вместе с системой наказания.

Найдя точку соприкосновения, Енокентий вторично вернулся к своему вопросу «На тебя, в этой папке, дел больше чем на всех осуждённых. Что будем делать? Избранный глава предлагает твою тройку отправить на материк, обучать профессии массажиста. На острове некому лечить остеохондрозы и один согласен, Одиз с Олдиным отказываются… пока. Может и тебе пройти курсы… менеджмента? – Чистин, в возмущении ответил – У меня семь классов, какой менеджемент? В конце третьей четверти Мать застукал у соседа. Нас распустили из-за аварии. Не вовремя зашёл к другу. Она объяснила, что они с Отцом уже развелись бы, да из-за меня живут вместе. Я у них один. В тот день, она мне объяснила. До этого же, они наперебой с Отцом твердили – вера, да верность – Затем оттаивая, в стеснении, для одного себя, заканчивал как молитву – Отец талдычил – нет веры в Мать, тебе больше верить не во что. Тебе больше верить некому. Тебе время умереть, ты в этом мире всё своё сделал. Мать то, что нельзя потерять. Мать для мужчины выше Бога».

Енокентий считал, что в своём возрасте освободился от женской зависимости, что он может размышлять свободно, сторонним наблюдателем, по данной теме. Задолго до дня, когда он готов был рыть тоннель к той кровати, в своём мужском кругу он любил заводить разговоры на данную тему. Вопросы, касающиеся мужских похождений и женских увлечений и их последствий, доходили в споре до повышенных тонов, а иногда и далее. Енокентий начинал подтравливая «Если ты любишь её, если ты утверждаешь что для неё готов на всё, то отчего ты не радуешься когда она ждёт встречи не с тобой? Если она тебе так дорога, то почему ты готов растерзать её за то, к чему у неё кроме любопытства возможно и нет ничего? Если ты действительно настолько силён, в тебе энергии на троих, почему ты боишься, что она узнав другого, разочаруется в тебе, а не наоборот? – Противная сторона, имела доводы не менее убедительные, от – „Женщина сосуд утлый“ до, женщина не способна остановиться выбирая и порой, успокаивается когда теряет интерес для мужчин в силу своего возраста, и лучше её остановить любым способом, чем ждать времени потери интереса к ней».

Мужчины говорят: Нельзя понять женщину, верно оправдывая своё право на неё – у неё нет логики, она не способна принять обдуманное решение и он, мужчина, обязан управлять своей избранницей. Он, признающий, что не имеющий права на свои волосы, считает, что имеет право на другого человека, абсурд, но попробуйте говорить об этом с мужем любящим свою жену. Попробуйте говорить об этом, с женой любящей мужа, хотя здесь вы быстрее найдёте понимание. Мужчины же вам скажут, что у них на 10% больше мозгов, при этом, своими большими мозгами они не способны убедить, они склоняются в споре к большим кулакам.

Женщины, они многое пытаются разъяснить, они порой объясняются с сыновьями, мужьями о том, к чему не имеют право подпускать противоположный пол. Женщина, в силу высоты своего положения – продолжателя рода, положения, определяющего направление движения общества, не имеет права объясняться по поводу своих поступков. Поступков, частью основанных на интуиции. Женщина, пытается оправдаться там где имеет право только обвинять, обвинять за большие мозги которые не хотят думать там, где в первую очередь и должны бы искать выход без кулаков. Обязаны думать, если цель этих мозгов, благополучие хозяина?

Мужчины, узнав – «Земфира не верна» сразу забывают, что они каждодневно подталкивали свою, некогда любимую женщину, к тяжести принятия решения – найти того, кто будет ценить и понимать её. Любимая женщина! Женщина, тысячекратно острее чувствующая отношение к себе, способна ли она к измене без внутреннего согласия своего мужчины?

Енокентий с Чистиным находились вдвоём в номере: один, потерявший силу кулаков, другой, в создавшемся положении только смотрел на принесённый лопух, на металлические накладки на носках ботинок. Они не могли придти к единству, но в сложившемся, слышали друг друга и признали, что не могут быть врагами: у них близкое понимание событий представленных новостными программами, они едины в понимании кино, и только, мелькнувшая в рекламе «Мона Лиза», их чуть разобщила. По мнению Чистина, художник написал автопортрет в виде женщины, а Енокентий оспаривал, что изображена именно Мона, или любая другая женщина, которая влечёт робеющего мальчика, поощряя улыбкой. Она, доброта и мудрость, говорит с полотна «Мальчик, тебе не обойти женщину. Она дорастит тебя до Мужчины, а позднее, когда узнаешь её руки, и пойдёшь далее у тебя будет весь задний план: дороги и скалы, мосты и реки». Картина не разобщила их, она открыла нечто потаённое в восприятии мира.

Двое, совершенно не сопоставимые в физическом отношении, в жизненном опыте, находясь под замком были вынуждены воспользоваться разумом. После ухода Чистина, Енокентий выбросил принесённый лопух, и лёг не раздеваясь. Волнения дня унесли сон «Зачем всё это, за что всё это? «На вилы его» – думал он. Затем мысли развернулись ко времени не знающего ночных размышлений, не знающего длинных разговоров с оппонентами. В те времена, он принимал решения в один миг.

********

После изгнания Кешки с должности в первом колхозе, на следующее утро, Мать проводила его на «Ракету». Отчалив, судно развернулось и набирая скорость, двинулось вверх по реке. Деревня уменьшалась, детали растворялись в расстоянии, Мать оставалась неизменной. Она стояла на берегу с хворостиной, которой прогнала корову на пастбище. Корову вечером ждали свежая трава и хлеб – так приучали её к дому, Кешке же, возвращаться было некуда. В кармане лежал остаток от расчёта, в голове привет Дяде, который жил в двухстах километрах.

Дядя встретил в своей обычной приветливости, посоветовал идти в Сельхозуправление, говоря «Мать пока тебя учила, одной обновы не справила! Попробуй ещё раз. Вдруг возьмут? Хотя двести км. не расстояние для твоих «подвигов».

В управлении предложили места в двух посёлках на окраине района «Завтра, к ним едет наш завотделом, с ним можешь добраться» – предложил кадровик. В первом поселке располагалось училище, Енокентия попросили написать автобиографию в страничку. Директор до конца не дочитал «Мы принимаем преподавателей, мастеров. Они должны знать орфографию. Вы, нам не подойдёте».

Вторая деревня начиналась с зернотока. На территории тока, у разобранной сушилки, несколько человек наблюдали за ремонтом. Завотделом присоединился к группе. Кешка, посидев в одиночестве пошёл следом: ремонтировали систему нагрева воздуха, на подобной модели во время учёбы он проходил практику. Подойдя и поняв причину, в минуту, извлёк деталь которая являлась причиной неисправности, с которой не могли справиться с начала смены. Затем, понаблюдав в безразличии за работающими, сел в машину. Вернувшийся завотделом отправив Кешку в контору, к председателю. Им оказался один из наблюдавших за ремонтом сушилки. Встретил словами «Я не могу один без правления принять тебя на работу. Утром с 6 до 7часов у нас планёрка, не опаздывай. Переночуешь в доме, где у нас останавливаются. Там у нас, как-бы гостиница с хозяйкой – И совсем без формы, в полуулыбке как-бы нехотя, исполняя обязанность закончил – Я осведомился о тебе. Смотри у меня. Подзатыльник быстро схлопочешь – Кешке терять было нечего. Его проводили с хворостиной. Он качнулся навстречу и переводя взгляд с переносицы на седину волос и обратно в глаза, чётким голосом произнёс – Меня отец не трогал». Много, много спустя, он не забыл его полуулыбку, стеснённость и необходимость сказать. Енокентий не исправил свою резкость, он не нашёл последнее пристанище своего Председателя.

Хозяйка дома, определила Кешку в маленькую почти отдельную комнату с печкой, радиолой, столиком и койкой. В углу расположилась этажерка с книгами. Утром, картошка приготовленной на яйцах в поджаристой сметанной корочке и гусятина, стояли на столе. К шести, Кешка прибыл в кабинет. Когда правление собралось, глава хозяйства представил «Енокентий. Желает у нас работать, у него специальное образование – затем, переведя взгляд на крепкого мужчину, продолжил – Иванович давно написал заявление о переводе в трактористы, а вчера позвонили – есть новый трактор. Если присутствующие будут не против, давайте отдадим его ему. Ивановичу исполнилось тридцать три, пусть будет подарком от колхоза и если присутствующие будут не против, давайте возьмём Енокентия на освободившуюся должность, заведующим МТМ».

Кешке должно быть показалось, что правление известие восприняло если не вздохом облегчения, то явно они были не против. Затем председатель, обращаясь к Ивановичу, попросил его ввести в курс молодого специалиста, съездить с ним в Сельхозтехнику, познакомить. Бухгалтера попросил выписать документы на получение трактора на Енокентия, а десятку, для знакомства в Сельхозтехнике в подотчёт на Ивановича.

Деревня, где Кешку приняли на работу, находилась всего в двухстах километрах от той, из которой его изгнали, одновременно она находилась на две жизни в стороне от неё. Он устроился в такой же колхоз, который как и большинство колхозов имел все атрибуты подобных хозяйств: Доярки бывали в загуле, механизмы ломались и так же как и везде, своё стояло впереди колхозного. Сюда, как и в другие хозяйства присылали больших и маленьких начальников, регулярно слали контролёров и проверяющих, но жители деревни относились к установленным сверху правилам как к неизбежности – нужно терпеть, приспосабливаться, чтобы от них, от начальников иметь минимальные неудобства. Деревня и после перестройки не рухнула: Фермерское хозяйство с собственником, но разговаривая с ним видится не собственник, а часть деревни, на котором хлопот побольше. В подобной деревне нет и быть не может развалившихся домов, упавших заборов, нет бурьянов. Деревня всегда жила не для власти, а для себя, жила как могла: отправляла сыновей в армию, на войну, она всегда была частью большой Родины но, не становясь в показное сопротивление, свои интересы ставила в равные с требованиями верхов.

Позднее, с каждым годом всё более и более Енокентий удивлялся способности здесь живущих подводить прибывших под понимание своих устоев. Большая часть, волей судьбы оказавшихся в посёлке, становились его частью. Здесь жили сосланные латыши и тунеядцы, алкозависимые, сюда возвращались те, кто искал счастья в дальних краях. Когда говорят «Сердце России» почему-то встаёт перед глазами Кешки эта небольшая деревня, хотя и здесь случались исключения.

Иванович ознакомил Енокентия с мастерской. Главный инженер привёл в комнатушку, показал полку с набором справочной литературы, объяснил обязанности. Енокентия ввели в коллектив. В нём, он проработал более четырёх лет. Если кто-то подумает что он, в потрясении от изгнания, перевернулся с головы на ноги, то нет, он остался точно таким же: У него, также как и в предыдущем колхозе не вовремя ломалась техника, он не отказывался принять участие в компаниях без закуски, среди дня его находили спящим. Он пропадал из деревни. Его точно также, вызывали на правление колхоза, расширенный партком, сельский совет и на первых собраниях, каждый считал своим долгом указать на упущения заведующего МТМ.

У зоотехника: неисправный кормораздатчик среди зимы снёс ворота – телята, дохнув мороза, передохли. В ответ Енокентий спрашивал «Отчего ворота, снесённые утром заинтересовали его, зоотехника, через сутки? а вторые двери, образующие тамбур висят на одной петле, без возможности закрыть? и зоотехник молчал. Молчал на всех последующих собраниях.

У агронома, дальнее поле осталось не обработанное – сломался трактор. В ответ Енокентий, глядя в глаза спрашивал «Вы в своё время воспротивились покупке копеечного тестера? а без него, диагностика электрики не возможна; В данном же случае, все знают распутицу и бездорожье здешних мест, и по его, Енокентия мнению, данное поле следует обрабатывать первым, пока не затопило дорогу».

Правление, выделило ему мотоцикл. Его мощность Кешка опробовал на свежезасеенном поле, оставив восьмёрки, а затем освоил и демонстрировал своё умение разворачиваться. Он разгонялся, а перед забором, одновременно: поворот, тормоз переднего колеса, полный газ и мотоцикл подняв клубы пыли у рядом стоящего забора, вылетает из неё, из пыли в обратную сторону, под всеобщее изумление.

Своё умение он решил продемонстрировать зоотехнику. Мысль, удивить своими способностями пришла мгновенно, перед движущимся навстречу стадом коров. Кешка сделал так, как делал десяток раз, но не учёл – люлька пригружена пассажиром и вместо того чтобы развернуться на одном колесе, мотоцикл перевернулся через коляску. Кешку выкинуло далее зоотехника. Выкинуло во время, когда завихрения заведующего, воспринимались болезнями роста: деревня пошушукалась, в районе пожурили, в конторе повесили приказ с выговором.

Деревня, район, перенесли аварию, перенесли и прогулы начала зимы последнего года работы. К этому времени, его боязнь противоположного пола нельзя было скрыть. Случайные отношения давали только временное успокоение. Любаша? её он отправил в дальний угол памяти. Паля, она занимала постоянное место, но без серьёзности намерений. Он простился с ней шампанским у ключа, и острота чувств не тревожила. Осенью кольнуло на коротко, но ехать помешал ледостав на реке, он поехал по установившейся дороге – в конторе объяснил, за запчастями. Приехав в деревню, узнал: Паля с Гришей поженились. Перед женитьбой, перевезли родителей в район, за двести км. Они сейчас живут в Райцентре. В нём Кешка бывает не по разу в неделю.

Назад ехал, не всегда следя за дорогой – оказалось, она ему не безразлична. Он давно не видел её, а в памяти вспыхивало, она спрашивает его «Азия, как далеко она, Кеша?» Уйдя в прошлое, не понимал где он, куда жмёт педаль скорости, пока не въехал в кювет, не разбил лобовое стекло. На работу позвонил на второй день «Восстанавливаю машину после аварии. Приеду завтра».

Его не выгнали, сделали вид, что поверили. К этому времени, Енокентий понял, да нет, конечно не понял, его подтолкнули к принятию правил которые должны лежать в основе его работы. Ко времени поездки, данные правила он считал своими, выстраданными в набитых шишках. Он вынужден был понять и выполнять их. Получив первое направление на работу и унёсшись в эйфории «Это первое назначение, из череды следующих, заканчивающихся в Министерстве и он не должен наживать врагов». На первых заседаниях, он верил, что критикующие относится к нему с желанием помочь. Он не понимал: выступающие, только красовались друг перед другом и перед ним – умением видеть промахи, способностью публично показать свою значимость. Они демонстрировали – «Язык это власть». Благополучие критикующих не зависело ни от работы Кешки, ни от собственной, их положение зависело только от умения представить себя вышестоящему. Они зависели только от назначивших их.

На окраине другого района, ему изгнанному с работы, из дома, стало не до должностей, ему нужно было выжить – сзади, на обрыве берега стояла Мать с хворостиной. Свою голову, он обязан заставить думать за собственное благополучие, даже не за благополучие, а хотя бы удержаться.

«Удержаться во чтобы-то ни стало», управляло Кешкой. Урок, изгнания из первого колхоза он усвоил по своему считая, что его задача не руководить – каждый знает свою работу лучше его. Его задача убедить подчинённых, что он имеет право принимать решения за них. Его задача, время от времени напоминать, что он у них главный – диктовать свою волю. Диктовать, даже если им поставленные задачи идут вразрез здравому смыслу, во вред производству, во вред всем и каждому, он обязан диктовать свою волю тому сегменту, который ему отдала вышестоящая власть.

Он считал – его задача убрать сомнение в своём превосходстве, не считаясь с опытом, возрастом, не считаясь с занимаемыми должностями. Потому, когда его начальник, главный инженер, не согласился с его доводами на требуемое время ремонта – ещё смену и объяснил простоту выполнения в течении часа, а следующим утром, на планёрке, потребовал отчёта за сорванного задание, Енокентий отчитался «Нужно ещё полторы смены. Сделано согласно вашим указаниям, и работать не будет. Нужно полностью переделывать выполненные работы». Можно подумать, Главный не понял проблему? вовсе нет, он не посчитал нужным объяснять мелочь, которая видима для всех. Мелочь, видимую для всех, Енокентий отбросил. Сделали только то, на что указывал главный – ремонт следовало начинать сначала.

Его могли, думали убрать, но пришлют другого, из Кешки же надеялись сделать помощника под свои нужды, и со временем деревня его несколько притёрла, и даже частью зауважала, а после окончания противостояния между ним и бывшим заведующим – Ивановичем, его заметил и район.

Ивановичем, его называли с третьего десятка – при Енокентие, скорее по привычке, а кто-то и с ехидцей. Крепкий, длиннорукий, с земли закидывающий на плечо любой мешок, при Кешке он, почти в одиночку заканчивал дом – оставалась внутренняя отделка. Дом, всей высотой красовался на основании из трёх рядов лиственницы, с листвяными же воротами рядом.

Он переехал из соседней деревни к своей избраннице. Работал на тракторе только один, не подпускал ни деревенских сменщиков, ни присланных из города. Работал сезонами без выходных, от темна до темна, на ходу обедал, на ходу отдыхал – в длинной загонке устроившись вдоль сиденья. Он и зарабатывал по две зарплаты, что свыше подрезали. Подрезали, отправляя на неудобные поля с одними углами, отправляя на низкооплачиваемые работы; поле им обработанное оказывалось меньше, этого же поля обработанного передовиком год назад. «Заросло» не моргая, отвечал учётчик.

На собраниях, не подбирая слов, он требовал справедливости, указывал бригадиру, механикам, не только на отношение к себе, но и на их упущения в делах колхоза. При районных представителях возмущался отношением к работе, требовал принятия мер к виновным и однажды его вызвали в контору, предложили должность заведующего МТМ. Он согласился.

Его наследство, в виде родословной, не могло терпеть приспособленчества, не терпело половинчатости, он рассчитывал своей силой, своим трудом добиться достатка и уважения. Собственным хозяйством занимался урывками – до работы копал картошку, а на день давал задание домочадцам собрать; по вечерней темноте перетаскивал собранное в погреб.

Став маленьким начальником у него времени не прибавилось, а количество врагов учетверилось: отправленный грузовик стоял за кустами, водитель спал. В конце смены Иванович спрашивал «Отчего сделал всего рейс? – тот, глядя в глаза, отвечал – На базе очередь, простоял, вторым рейсом не успел». На собрании делался вывод. На собраниях им делались выводы по всему хозяйству. Против него ополчился колхоз. И когда Кешка принимал дела, действительно, видел среди присутствующих облегчение, видел спасение от правдолюбца.

Первая неприязнь пролетела меж ними во время субботника. Кешку, Ивановича и местного передовика Мовригина, определили в одну бригаду. Кешка, не просто считал себя в унизительном положении, работая вместе с рабочими, он видел ещё и свою второсортность: Иванович откручивал три гайки, Мовригин две, он торопясь, справлялся с одной. Иванович пожалел его и его сбитые руки, показал где держать палец – Кешка сравнялся с передовиком, но ухмылку с его стороны запомнил.

Когда говорят «Гений», обычно, относят к известному человеку: изобретателю, художнику, музыканту. Только не гениален ли спортсмен? с тремя победами на одной Олимпиаде. Он, в замедленных движениях уходит в каждом шаге на миллиметр от соперника. Он на голову выше лучших мира. Думается подобное – гениальность. От точности в его движениях нельзя оторваться, как нельзя без усилия воли, отойти от картины, как нельзя не изумиться некому решению в технике, электронике.

Около работающего Ивановича нельзя было не остановиться, не засмотреться, его работа завораживала, забывалось куда шёл. Иваныч, не сердился на любопытствующих, охотно разъяснял если спрашивали, но становясь рядом никто, никогда не мог сравняться с ним. Он каждое движение, каждый поворот обдумал перед тем как заснуть. Он, если не гений то точно из первого ряда, и он знает это и требует к себе должного отношения. Кешка во время посевной, по забывчивости не привёз ему запчасть и не найдя ничего лучшего, сослался на отсутствие на складе. Иванович, привёл его к телефону, позвонил, по памяти продиктовал номер детали и потребовал доставить до конца дня.

Его резкости, ухмылки, подтолкнули и Кешку встать на сторону большинства: рвач, хоть зубы обламывай своё возьмёт, ни с кем не считается, у него каждый враг. После случая раскрытого обмана и Иванович заподозрил в Енокентие противника.

Готовились к уборочной. Иванович ремонтировал комбайн. Мовригин настраивал новый. Они в один день начали работу, в один и закончили. В день получки, расписавшись за сумму вполовину от полученной передовиком, Иванович не выдержал, попытался успокоить себя «чекушкой», но потерял контроль.

Кешка стоял у склада, когда он обезумев от злости, схватил вилы и с криком «Вот ты где. Я тебя сейчас насажу» двинулся в его сторону. Кешу спасло время ремонта. Гараж был полон и механизаторы отстояли заведующего. Прибывший участковый составил протокол, отвёз дебошира на ночь в КПЗ.

Для Кешки нужны были основания в начислении. Он не допустил бы подобной ошибки в отношении Ивановича, но когда сдал наряды подошёл передовик: он ознакомился с начислениями и не нашёл части сделанного. Кешке пришлось писать дополнительный наряд. Мовригин утверждал, что потратил много времени и Кешка, будучи в хорошем настроении, написал сколько просили. На дописанное «сколько просили», требовалось обоснование, требовалось к утренней планёрке. К этому времени, он знал куда и по какому вопросу обращаться. В Сельхозтехнике, в бухгалтерии, расчётчица подсказала выход из ситуации.

На планёрке, в присутствии членов правления, выпущенного Ивановича, Кешка стоял с нормами настройки новой техники. Нормы перекрывали его начисление. Он, оправдался. Вскоре, ему предложили вступить в партию.

Десятка, выписанная на подотчёт Ивановичу при Кешкином вступлении в должность, являлась обыденным явлением, являлась частью установившихся правил ведения хозяйства. Специалисты хозяйств старались поддерживать особые отношения с поставщиками, обычно выстраивая их через винный отдел. Проще, достать из-за пазухи и получить ГСМ, запчасти, чем добиваться приёма к директору, к районным управителям да и ходоков не любят – руки жмут способным самостоятельно решать вопросы.

Ивановича, в должности заведующего МТМ сложившееся не беспокоило, он получал десятку и привозил требуемое, в дополнение, рюмка за ужином помогала в снятии стрессов явившихся с новой должностью. Вернувшись на трактор и работая не считаясь со временем, узнал – найденное средство помогает и при накапливающейся, постоянной усталости. Правда, накапливалось порой столько, что за один день не всегда справлялся. Эти дни отмечали прогулами. На одном из собраний подняли вопрос дисциплины. Отъявленным оказался Иванович. Он был другим. В деревне он был чужим. Его ненавистники требовали оформить тунеядство. И жить бы Кешке без гвоздя, но что-то не соответствовало? – куда отправлять то далее? После, выхваченных вил, их отношения вышли на районный уровень.

Пахали зябь. Кешка стоял на краю поля. Около него остановился Уазик. Вышли председатель, и секретарь райкома. Поздоровавшись за руку, секретарь заговорил с нажимом «Мне сообщили о деле вашего тракториста с упоминанием тебя – Долгий взгляд и продолжение – Он делает две нормы. Он один из лучших. Можешь ли объяснить? – Енокентию терять было нечего, ему и идти было некуда – Лучший? Видите в сотне метров трактор, это его трактор. Вот линейка. Он пашет глубиной менее требуемой нормы. Вы его заставьте перепахать, а я привезу ему пол-литра. После того, как он перепашет поле и выпьет водку, а он ее перепахав непременно выпьет и Вы сможете уйти от него?… У вас не будет вопросов». Секретарь, более не спрашивал, хотя и знал, что норму делают все, не считаясь с линейкой.

Закончилась та осень не только зимой. По окончанию уборочной, из района пришло извещение: Колхозу выделен кирпич на строительство конторы. Для помощи в выполнении заказа, необходимо направить одного человека. При кирпичном заводе работает ЛТП, потому направлять следует алкозависимых.

Собрание колхоза по кандидату на кирпичный завод, обошлось парой выступлений. Голосование закончило противостояние. Енокентий вздохнул с облегчением. Он выходил из зала прокручивая не останавливаясь – «Не заменимых у нас нет». В ночь, перед отправкой Ивановича, сгорел его недостроенный дом.

Закончилась та осень не только зимой. Обдумывание Кешкой вступление в партию затягивалось. Его вызвали в райком. Он подошёл к назначенному времени и ожидал вызова. Напротив сидела девушка с зелёным томиком. Кешка иногда заходил в библиотеку, у данного автора он находил созвучие с собственными мыслями. Вышедшая секретарь, извинившись за занятость шефа, предложила ожидающим приёма пройти в комнату отдыха, где можно выпить кофе. Прошли в комнату. Её голос ему показался знакомым – Да, она работает в газете. Иногда перед публикациями обзванивает, уточняет материалы. К ним звонит чаще. Ехать далеко.

«Брак крепость. Кто вне, желает войти, кто внутри – выйти» Правда ли это? Когда говорят, «Русская красавица», это и об Альбине, и это правда. С ней Енокентий ожидал приёма у секретаря райкома. Мужчины, если бы у них голова беспокоилась о своём счастье, выбирали бы подобных, но у них другие цели, они не хотят себе счастья. Енокентий, так же не хотел счастья, однако, ожидая вдвоём в небольшой комнате трудно остаться наедине.

Через два часа пригласили. Секретарь спросил не о вступлении в партию, он спросил о намерении учиться в институте, говоря «В районе будет работать выездная приёмная комиссия. Я считаю, ты Енокентий поступишь». Затем вызвал Альбину и обоим дал задание, написать статью в полосу. Статью они не написали, встречи же стали регулярными и однажды Кешка сделал предложение. Она приняла, но с публичной помолвкой. Кешка с Дядей, при всех его военных орденах и её родственники, объявили о скором бракосочетании. Райцентр одобрил выбор Кеши, посёлок небольшой, её знали.

Непредвиденная женитьба, для Кешки поставила не решаемые вопросы. Воспользоваться, орёл – решка не подходило. Отменить нельзя – вновь, каждая встреча с родственниками, знакомыми будут начинаться и заканчиваться «Ну как? Когда? Время уж! Застоится». Он и сам, находясь вне крепости желал войти в неё, но страх остаться наедине с любой девушкой привлёкшей внимание, не оставлял шансов на решении вопроса. И он уговорил себя – «Это судьба» – а, уговорив, успокоился. Его больше не спрашивали «Когда он надумает и не застоялось ли у него?» В выходной, он готовился ехать к невесте, неожиданно пригласили к телефону «Кеша, я приехала и хочу видеть тебя. Приезжай сегодня» Приглашала Паля. Будет ждать по адресу. В домике запустенья, пыли и тенёт они встретились. В нём, началась их семейная жизнь. Утром он знал – она беременна. Уехала от Гриши. Тётя, у которой она жила в городе во время учёбы, зовёт её к себе. Тётя одна, будет рада.

Следующим днём, встретившись с Альбиной и проходя мимо дома Палиных родителей, он спросил «Отчего не спрашиваешь, почему не приехал вчера? – она ответила – Я знаю. Мне всегда казалось, что наши отношения только до некого часа. Возможно и к лучшему?»

Она жила на одной улице с Палей. Вечером он был у неё, у Пали. Накрыли стол. По окончанию ужина, опустившись на колено, он сделал предложение. Она согласилась. И он согласился уволиться, согласился переезжать в город.

В деревне, Председатель колхоза лежал в госпитале замещал Зоотехник. В заявлении на увольнение, поставил дату двумя неделями позднее. Рассчитали этим же числом «Подарок молодому» объяснил и. о. Кешу отправили на Уазике. Вечером он сидел за столом у Матери. Мать кормила дранками, самодельным вяленым мясом и радовалась за сына: кое-как женится и уволили за час, без отработки.

Через две недели они с Палей жили в городе у Тёти. До турпоездки, к месту ссылки И. В. С. оставалось десятилетие.

IV

Молодость, миг несущийся c огромной скоростью при которой не рассмотреть детали, миг, когда нет и расстояния с которого увиделось бы данное время в полном объёме. Верно, и о времени можно сказать «Лицом к лицу, лица не увидать». Но идут годы и однажды, ещё не проснувшись, ещё не войдя в новый день, сознание не зависимо от воли, выхватит некий случай из той поры, закрутит его и вбросит в проснувшегося с новым значением. Новое значение произошедшего, овладевает мыслями как некая истина, как истина другого человека, чужого человека и этот чужой человек, день за днём вытесняет того, бывшего. Новая, народившееся личность, вынимает из памяти случай за случаем, поступок за поступком, вынимает и изменяет его значение. То, что представлялось позором, что гнало от свидетелей своей слабости, предстаёт в противоположном виде, а то чем гордился, бахвалился – возникает тёмной стороной.

Тёмная сторона, тёмные страницы прошлого? Так ли это? Молодость миг, миг устремлений, миг невозможных задач требующих личного присутствия в нескольких местах, в нескольких городах. Заполнить собой наибольшее пространство, не есть ли главная цель данного времени: неосмысленная, интуитивная цель – она не даёт времени обернуться назад, не даёт времени обдумать, увидеть происходящее c разных сторон. Нет времени, да и нельзя остановиться, отдаться осмыслению происходящего.

Остановись, и собственные мысли обязательно подведут к некой черте. Христианство, другие религии, жёстко становятся против добровольного ухода из мира, и это мудрость, накопленная историей народов, пришедшая к человечеству одновременно с его сознанием, на основе которой мир обязан сохраняться в некой первозданной чистоте. Каждый человек, обязан уйти в мир иной в той же чистоте в которой и явился. Он обязан уйти чистым, независимо, что успел, кем его запомнил этот мир, он обязан муками переосмысления очистится от своих тёмных страниц, оправдаться перед собой за проступки.

«Человек первую половину жизни грешит, а вторую искупает грехи» – услышишь порой от убелённого сединой, услышишь от скованного болезнью – услышишь как истину от возраста не способного физически к грехам. Или, люди говорят так потому, что хотят считать себя способными понимать правила мира? Понимать, без способности убедить в своём понимании входящих в него.

******

Енокентий прибыл на остров далеко на второй половине жизни, на той половине когда некуда спешить. Он, верно, прибыл с переоценкой прошлого, или две недели пути с однообразием стука колёс настучали ему: «Адресат. Адресат выбыл в Корск. Корск»

Как-то получилось, что он добирался на свой остров через Корск и как-то получилось – во время стоянки теплохода он успел зайти в адресный стол, но не зная фамилии Любаши после регистрации брака, ему только посожалели. Однако перестройка не только разрушала и в частном агентстве, с улыбкой оформили заказ. Возможности электроники, или профессионализм фирмы, только пришёл список проживающих в крае с близкими данными. После уточнения, в изумление Кешке на одной из фото была она. Он обратился с дополнительными, уточняющими вопросами: Она никогда не была в Корске, она жила в посёлке, затем переехала в Краевой центр, в настоящее время находится на длительном лечении в Диспансере. Она вдова у неё четверо детей. Двое далеко, за Уралом, а дочь с сыном в городе. Сын – владелец фирмы специализирующейся на строительстве. Основное направление – рубленные жилые дома. Согласно рекламе: они единственные, не пользуясь современными технологиями, на дома срубленными в чашу, дают гарантию – сто лет. Получив данные сведения и боясь встречи co своим прошлым, Енокентий, решил вначале познакомиться с её сыном. Не найдя ничего лучшего, он оформил заявку на строительство дома, с просьбой о личной встрече с главой фирмы.

Проценты, выделенных ему на охрану острова, должны гарантированно обеспечить кредит в банке. Место для дома присмотрел в устье речки, в стороне от посёлка. На возвышенности соток в пятьдесят, окруженной низиной, стояло полуразрушенное производственное здание, частью демонтированное. Оставалось дождаться собрания и заручиться согласием жителей. Так посоветовал глава посёлка. Нерешительность Геннадия Николаевича, Енокентий объяснил сменившемся отношением островитян к себе: ему казалось – он для них стал менее значим. Нет, они здоровались, говорили с ним, но он не видел угодливости возникшей после посещения пограничников и даже более того, казалось экономист оттеснила и избранного главу. Её останавливали, её приглашали на предприятия, и снова и снова допытывались – отчего сумма зарплат, мало о чём говорит. И она повторяла и повторяла: стабильность, благополучие большинства, определяется разницей в доходах между верхом и низом, а успехи экономики – в равенстве закона для всех участников и налогах. Она утверждала: страна должна принадлежать производству и власть обязана работать на бизнес, власть должна укладываться в получаемое от налогов, от минимальных налогов. В государстве, которое стремится в лидеры, чиновники не могут иметь в разы более производственников.

В выходной, к назначенному времени, пригорок вновь был полон, дети и старики стояли здесь же. На время схода остановили производства, закрыли магазины, в порт вернулись суда. Люди расположились двумя частями, разделённые невидимой чертой и выделявшимися малыми группами. Глава спросил, не пора ли начинать? Одобрение, в виде своеобразного гула, быстро прекратилось. С обеих сторон, выступившие несколько вперёд представители, просили слова. Желали высказаться и из малых групп. Когда закончили говорить, выявилась новая действительность – требовали переизбрания главы, их не устраивал Геннадий Николаевич – мягок; они были против 10% отчисления охраннику – во многих странах на оборону, то-есть на охрану до 5%. Они требовали установления норм близких к европейским странам; они требовали избрания главой острова экономиста – Александру Александровну. Другая сторона настаивала на сохранении действующего главы – его помнили директором и не видели другого на его месте.

Енокентий?, увидел себя с другой стороны на седьмом десятке, островитяне, после выступлений экономиста, увидели себя со стороны на седьмой день. Они на седьмой день, не требовали поднять на вилы хозяина острова, они слушали всех. К ним, за семь дней вернулась способность думать самостоятельно и своей самостоятельностью они требовали отмены, ими же утверждённого неделей ранее. С перевыборами, хотя они и не входили в повестку, согласился Геннадий Николаевич, следом и Енокентий, для него: справедливость, Он, остров – должны стать синонимами. Кешка, в гордости от своей дальновидности стоял в стороне – неделей ранее смог отказаться возглавить и повести, возглавь и сегодня, всего через неделю, его могли требовать убрать.