Читать книгу Три грани одной реальности (Геннадий Есин) онлайн бесплатно на Bookz
bannerbanner
Три грани одной реальности
Три грани одной реальности
Оценить:

3

Полная версия:

Три грани одной реальности

Геннадий Есин

Три грани одной реальности

Поединок с тенью

Смерть не приходит из ниоткуда. Она сопровождает людей по жизни, предусмотрительно держась сзади слева, на расстоянии вытянутой руки. Так учат шаманы индейского племени яки. И тут они были абсолютно правы. Они не знали одно, что у смерти есть имя. Моё имя.

Мир, в котором я живу, даже не отдельный экспонат в очередной кунсткамере, а целая выставочная галерея. Предметы сияют, краски переливаются, воздух стерилен и в нём нет ни пыли, ни, наверное, микробов. Он упрятан под пуленепробиваемый колпак, чтобы зеваки ненароком не разбили и, выражая восторг, не забрызгали слюной. Всё – чинно и благородно, аж зло берёт. А некоторых ещё и тошнит.

А жизнь… сухая, безвкусная, как пресная зачерствевшая лепёшка – ни войн, ни революций, ни захудалого регионального катаклизма! Ну разве что иногда автомобильная авария. И только потому, что водитель уснул за рулём… от этой самой скуки.

А люди… мерзкие лица. Просто арлекины какие-то. Улыбаются, но не веселы; приветливы, но не добры; вежливы, но не искренни. Не лица вокруг – а маски.

Иногда я представляю, как поднимаюсь на крышу самого высокого здания. Ветер рвёт одежду, а город внизу похож на муравейник, где каждый муравей уверен, что его жизнь самая великая ценность на Земле. Я кладу ладонь на холодный металл MG 42. Теперь они все – в моей власти. Стоит только опустить палец на спусковой крючок…

***

Официально я числюсь журналистом в мировом сетевом издании. На самом деле я – эксперт по стрелковому оружию в несуществующей организации. Вполне себе элегантная апория: «Мы, исполнители – в наличии. Руководство и технари – на местах, а нашего ведомства в таком мире как наш не было, нет, и быть не может!» Я – маска, тень, существующая в парадоксе логического отрицания. Фикция, несуществующая функция, которая приносит в параллельный нам мир вполне реальную смерть.

Мой красноречивый Шеф величает нас, своих подчинённых херувимами, которые стоят у ворот в наш благословенный мир, не пропуская в него беды и напасти.

Лично мне претит подобная патетика. Я – рядовой бродяга по времени. Трудяга-гном, который каждую ночь вылезает из-за печки и делает грязную, но столь необходимую работу, чтобы наш, провонявшийся розами, мир оставался стерильно чистым. А проснувшиеся поутру хозяева даже не подозревают, что в очередной раз их спасли – если не от гибели, то от крупных неприятностей точно.

У наших соседей с завидной регулярностью гибли неусыпно охраняемые президенты, взрывались на старте ракеты и космические челноки, врезались в небоскрёбы авиалайнеры…

А и вправду, чего стесняться? Мой Шеф так и называет их мир: «черновик».

«Черновик, черновиком, но у них там – всё по-настоящему. На пределе и через край. Если война, так лет на пять-шесть, и чтобы убитых – десятки миллионов. Если уж кровь – так рекой, а эмоции, чтобы – дотла. Всё по‑настоящему, а у нас – только выхолощенная копия.

Как верно подметил поэт из их мира: «И скучно и грустно, и некому руку подать в минуту душевной кручины…». Красавец-офицер, командир взвода конной разведки, представленный к золотой сабле – высшей награде за храбрость. Уж он-то знал вкус настоящей жизни – с выстрелом из дуэльного пистолета и кровью на снегу, с оборвавшимся криком боли от удара кавказской шашкой – лихо, с оттяжкой.

***

Не удивляйтесь. Смерть поручика Лермонтова – моих рук дело. Пришлось примерить на себя личину отставного майора Мартынова.

Корнет Глебов припёрся ко мне перед самой дуэлью с дурацким предложением стрелять в воздух. И передал слова Лермонтова: «Я в этого дурака стрелять не буду». Но мальчишка, Миша Глебов не знал, что он обращается не к Коле Мартынову, партнёру Лермонтова по фехтованию в школе кавалерийских юнкеров, а к приложению к машине смерти, прибывшему к ним из параллельного мира.

Но я и не собирался убивать поэта. Это секунданты нарушили неписанные правила: князья Трубецкой и Васильчиков не взяли на дуэль врача.

Лермонтов первым стрелял вверх. Я ответным выстрелом только его ранил. Раненный поэт несколько часов пролежал на мокрой земле под проливным дождём, который смывал кровь, но не приносил облегчения.

Он умер не от моей пули, а от переохлаждения и потери крови.

Хотя бы перевязали… Хотя бы шинелью прикрыли. Хотя бы просто подержали за руку.

После ликвидации, я заглянул к технарям из группы контроля. Они провели полное сопровождение последствий акции.

Император, Николай Павлович, выслушав тогда доклад о дуэли, небрежно обронил: «Собаке – собачья смерть». Фраза разлетелась по властным коридорам, как новая истина. Её повторяли в курительных комнатах и на балах, в казармах и в придворных кулуарах. Одни – с усмешкой. Другие – с облегчением. Третьи – с тайным ужасом, понимая, что завтра так могут сказать и про них.

И вот тогда я впервые позавидовал… Их умению ненавидеть и праву презирать. Их роскоши произносить слова, которые остаются в памяти на столетия.

«И скучно и грустно, и некому руку подать…».

***

После той злосчастной дуэли я впервые задумался о том, что есть жизнь другого человека, которую я с лёгкостью зачёркиваю, ради того, чтобы пульс нашего мира оставался ровным, как у покойника в морозильной ячейке морга.

Очередная галочка в списке выполненных дел обернулась трагедией для последующих поколений. Рутинная процедура ликвидации стала непереносимой утратой, бесконечной ноющей болью.

На очередном собрании Шеф привёл мой случай как пример вопиющего непрофессионализма:

– «Господа исполнители, – он никогда не повышал голос, отчего его слова звучали ещё весомее, – разберём последнюю акцию по ликвидации некого «Лермонтова». Объект не был устранён сразу, как было предписано. Ему было причинено ранение средней тяжести. Он умирал долго и мучительно, создавая ненужный эмоциональный фон. Впредь подобные действия недопустимы. Попрошу исключить любые виды самодеятельности и сделать соответствующие выводы.

Он обвёл всех тяжёлым взглядом и продолжил: И запомните! Свои личные амбиции и эмоции оставляйте здесь. Кто по каким-либо причинам полагает себя неготовым – заранее заявляйте самоотвод. Система предварительных тестов стала давать сбои, и технические специалисты начинают жаловаться, что не могут быть уверенными в вашей психологической стабильности.

Эмоции – это вирус. Психологическая нестабильность – ржавчина, которая может разъесть наш отлаженный механизм. – Он выдержал паузу, давая нам время осознать сказанное. —Если выяснится, что меня кто-то не понял – с теми будем безжалостно прощаться.»

Я слушал шефа, а в окно его кабинета настойчиво барабанил июльский дождь. Тот, что шелестел тогда по мокрой траве небольшой поляны на северо‑западном склоне горы Машук…

Ошибок у нас не прощали. Возражений не терпели.

И я понял, на чём зиждется наша работа. Она держится отнюдь не на дисциплине и личной ответственности.

А под «отлаженным механизмом» подразумевался страх. Страх оказаться в списках на «прощание». Именно его могли разъесть наши чувства-эмоции.

В завершение всегда следовали рассуждения Шефа о высокой морали. С настойчивостью дятла Шеф вдалбливал нам свою любимую мантру: «Мы не монстры. Мы – санитары. Мы не должны убивать, руководствуясь голым приказом. Исполнитель должен выходить на акцию только после глубокого осознания и внутреннего восприятия её необходимости и целесообразности. В противном случае экзекутора следовало заменить».

Он произносил эти слова всегда одинаково, с одним и тем же холодным выражением лица, словно читал нам общую молитву, в которую давно уже не верил сам и знал, что не верим в неё и мы.

***

Процесс устранения в нашей конторе условно делился на три этапа.

Вначале шло ознакомление с видео, аудио и иными материалами, аргументирующими необходимость устранения объекта.

Далее следовала подготовка на голографическом макете, который с предельной достоверностью воссоздавал место ликвидации. Запах сырой земли, скрип половиц, дрожание лампочки под потолком. Время суток подбиралось с учётом биологических часов твоего организма. Иногда я ловил себя на мысли, что путаю тренировку с реальностью: настолько живым был фантомный мир.

Учитывалась любая мелочь, чтобы, как говорил Шеф: «Чья-то ошибка не обернулась потом ядерным грибом…»

И обязательный заключительный инструктаж. Последние слова, последние уточнения. И ты уже не человек. Ты – сама смерть.

Все дальнейшие действия на «земле» выглядели как голая математика. Пять секунд уходило на синхронизацию с реальностью и контакт с оружием. Три секунды давалось на изготовку.

За это время ты должен был полностью обнулиться: стать приложением к очередному орудию убийства и ждать появление своей цели.

На восьмой секунде мишень всегда оказывалась в точке поражения, и ты, тупо подчиняясь метроному выверенного ритуала убийства, получал две секунды на поражение. В случае неуспеха повтор был категорически запрещён.

Три последующие секунды давались на контроль результата. Для меня так и осталось загадкой, зачем были нужны эти самые секунды. Контролировать что он – мёртв? Или я – жив? А может следовало просто дождаться отсчёт запущенного с запасом таймера? Или у «технаря», рассчитавшего регламент, цифра тринадцать была счастливой?

На четырнадцатой секунде производилась эвакуация. Резкий рывок – и ты возвращался в стерильную тишину камеры-чистилища.

Неполадки и срывы были исключены. Система никогда не ошибалась и не давала сбоев.

***

Всего лишь раз выполнение моего задания перенесли ровно на год.

Время и место ликвидации – ночь с 21 на 22 мая 1471 год. Цель: Генрих VI Ланкастер, бритый субъект с кудряшками и по лошадиному длинным лицом. Оружие: арбалет. Дистанция: тридцать три шага, около двадцати пяти метров. Задача: попасть в голову бородатого гоблина через бойницу. Из освещения – колеблющееся пламя свечи в руке будущего трупа. Хилую луну, затянутую к тому времени грозовыми тучами, в расчёт можно было не принимать. Время на исполнение – четыре секунды ровно.

Стрелять надо было снизу вверх – сложно, но можно. Узкая бойница – ограничивала обзор, но не мешала попаданию, ведь цель появлялась предсказуемо. Был выбран не английский лук, а арбалет – мощное оружие с прямой траекторией, весьма эффективное на коротких дистанциях.

Лондон, Тауэр. Первый ярус «Белой башни». Я занял позицию у внешней стены южного двора, между башней и крепостной оградой, в тени выступа. Под моими ногами – скользкая мокрая брусчатка. Я чуть отклоняюсь и переношу вес тела на опорную правую ногу.

Угол стрельбы – около 22 градусов вверх. Тетива натянута, арбалет – заряжен. Вместо короткой стрелы выбран тяжёлый арбалетный болт – с усиленным наконечником.

Данные

(V = 90 ,\text{м/с})

(\theta = 22^\circ)

(d = 25 ,\text{м})

(g = 9.8 ,\text{м/с}^2)

Разложение скорости

Горизонтальная составляющая:

[ V_x = V \cdot \cos(22^\circ) \approx 90 \cdot 0.927 \approx 83.4 ,\text{м/с} ]

Вертикальная составляющая:

[ V_y = V \cdot \sin(22^\circ) \approx 90 \cdot 0.375 \approx 33.8 ,\text{м/с} ]

Время полёта до цели

[ t = \frac{d}{V_x} \approx \frac{25}{83.4} \approx 0.30 ,\text{с} ]

Вертикальное смещение

[ y = V_y \cdot t – \tfrac{1}{2} g t^2 ]

[ y \approx 33.8 \cdot 0.30 – 0.5 \cdot 9.8 \cdot (0.30)^2 ]

[ y \approx 10.1 – 0.44 \approx 9.7 ,\text{м} ]

Итог: за 0,30 секунды болт достигнет цели.

Улавливаю приближающееся мерцание свечи.

За 1,0 секунду я делаю вдох и задерживаю дыхание.

Подымаю арбалет и вывожу его на ось выстрела – 1,8 секунды.

В просвете бойницы появляется силуэт головы.

Тугой спуск поддаётся с усилием – 0,9 секунды.

Болт уходит вверх.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Вы ознакомились с фрагментом книги.

Для бесплатного чтения открыта только часть текста.

Приобретайте полный текст книги у нашего партнера:


Полная версия книги

Всего 10 форматов

bannerbanner