Комната «говорящих» вещей

Геннадий Есин

Комната "говорящих" вещей

«Комната не про милосердие. Она про правду, которую не каждый готов услышать.» – из отзыва «понимающего» читателя.

Дальше, Читатель, пойдём рядом по вымышленной дороге, где за каждой фразой прячется целый Мир!

Пролог 1

Удача настигла его в самый последний момент. Он никогда ничего не выигрывал – и вдруг лотерейный билет оказался счастливым. Чрезмерно счастливым. Он выиграл не один, а сразу два входа в «Комнату говорящих вещей».

Он пришёл за час до назначенного времени. Нервно кружил по улицам, не отходя далеко от офиса лотерейной компании. В животе неприятно тянуло от волнения и странного предчувствия. Что его ждёт там? Чьё прошлое распахнёт перед ним двери?

Бывавшие здесь до него, были на удивление немногословны. Их зажатые интервью порождали сомнения: а существует ли комната вообще? Или это очередная изощрённая мистификация медийщиков?

Время вышло, и его – счастливчика – проводили к заветной двери.

– Скольких предметов я могу коснуться?

– Всё зависит от того, чего именно вы коснётесь. Какие-то засчитываются. Другие – нет.

– Кем засчитываются?

– Комнатой.

Он стоял у двери, не решаясь коснуться холодной бронзовой ручки. Наконец он протянул руку и коснулся позеленевшего металла.

Мир изменился в мгновение ока. Деревянная дверь, коридор – всё провалилось. Подступила тошнота, как при попадании в воздушную яму.

Привычный мир исчез, уступив место нескончаемому, первородному, звериному, жуткому хаосу. Яростный бессмысленный рёв. Команды. Стук сталкивающихся щитов. Звон наконечников копий о металл доспехов. Скрежет мечей.

Пространство заполнилось оглушительным рёвом битвы, выворачивающей наизнанку вонью крови, пота, сырой земли и человеческих испражнений. В левой руке он держал щит, в правой – гладиус, короткий тяжёлый бронзовый меч. Отполированное на кирпичной крошке лезвие тускло поблёскивало в лучах солнца, еле пробивающихся сквозь листву. Кожаные доспехи сковывали движения, голову сдавливал бронзовый шлем с высоким красным гребнем.

Его легион застигли врасплох в самом сердце враждебной чащи Тевтобургского леса. Вопли диких германцев сливались с предсмертными хрипами товарищей. Вокруг мелькали косматые фигуры, короткие копья и топоры, варваров обагрённые благородной римской кровью.

Перед ним мелькали искажённые болью лица товарищей и яростные гримасы варваров, чьи длинные волосы развевались, подобно чёрным знамёнам смерти. Бурая листва леса становилась багряной и липкой.

Панический ужас захлестнул его ледяной волной, парализуя волю. Ноги сами понесли его прочь из зелёной, враждебной пучины леса, где смерть пряталась за каждым деревом.

Сзади затухал гул битвы, заглушаемый его хриплым дыханием. Он бежал, спотыкаясь о коварные корни, царапая лицо о колючие ветки, позабыв имена пенатов – стражей домашнего очага.

Лесные дебри превратились в лабиринт смерти…

Как моряка на спасительный берег, его неожиданно вынесло на широкую поляну к штандарту шестой когорты XIX легиона. Силы оставили его, и он, обессиленный, упал на колени, протянув руки к сигнуму в безмолвной благодарности. Штандарт вздрогнул под порывом ветра, бронзовая ладонь XIX легиона метнулась к небу, начищенные до слепящего блеска медальоны и диски под ней отозвались недовольным звоном, словно отказывая ему пощаде.

– Где твой меч, воин? – прогремел над ним гневный голос. – Спасая свою трусливую шкуру, ты бросил и щит. Дезертир! Ты посмел осквернить славу своего легиона! Собаке – собачья смерть!

Сильные руки подхватили его и грубо поставили на ноги.

Ужас полностью обездвижил его тело. Чья-то рука в жёсткой кожаной перчатке схватила за тунику и поволокла к стоящему за штандартом строю. Удар древком копья в спину швырнул его на колени.

Он почувствовал прикосновение холодной стали, но всё замещающая боль навсегда оборвала даренную ему реальность.

Тёмный туннель. Яркий свет. Его затрясло, и сознание с громким хлопком вернулось в тело, продолжавшее держаться за холодную бронзовую ручку входной двери. В ушах затухал предсмертный крик.

– Дверь в комнату не открылась. Вход не засчитан, – раздался бесполый голос администратора проекта.

Пролог 2

Первая попытка едва не стоила ему жизни – или, по крайней мере, рассудка. Проклятый выигрыш уже не казался удачей.

Он опустил руку. Помедлил… и повернулся, решив, что с него довольно.

Локтем ненароком задев деревянную панель трижды клятой двери.

Окружающий мир вздрогнул и тут же разлетелся на комки лесной грязи.

Теперь он стал германцем, воином из племени хаттов, чья ненависть к захватчикам пылала ярче лесного пожара. Римские доспехи сменила колючая лёгкость волчьей шкуры. Он двигался по лесу легко и свободно, как настоящий волк. В левой руке – короткое копьё с острым железным наконечником, в правой – длинный трофейный меч.

Азарт сражения будоражил кровь. Они гнали врагов, как раненого оленя волчья стая. Они неслись сквозь кусты, перепрыгивали поваленные стволы и огибали мшистые валуны.

Вместе со всеми, он неудержимо нёсся вперёд. Его лицо, и лица соплеменников, мчащихся рядом, покрыты боевой раскраской, в глазах горит неутолимая ярость. Рёвом и воем, словно дротиками, они загоняли в болото остатки разбитой римской когорты, в панике мечущейся между деревьями.

Сегодня они обрушили гнев богов на легионы Квинтилия Вара, и старый лес принял жертвы, радуясь стонам умирающих врагов.

– Гляди! Справа! – – прорычал рядом коренастый воин, топором указывая на мелькающий между деревьями алый плащ.

Отчаявшийся легионер бежал тяжело и неуклюже – ему мешали, болтающиеся на поясе, пустые ножны.

– Ату его! Ату! Не уйдёт!

Римлянин споткнулся и упал на колени, вскинув руки к неумолимому небу. Его лицо перекосило от ужаса.

Ударом древком копья он свалил врага на землю. Холодная сталь длинного spatha опустилась на римскую шею, отсекая душу от никчемного тела.

Тёплая алая кровь хлынула ему на руки.

Окружавший его мир померк, и сознание с хлопком вернулось в прежнее тело.

Он ощутил приторный запах тёплой крови.

Дыхание было сбито.

Правая рука сжата, будто держа рукоятку трофейного меча.

В ушах затухал его собственный предсмертный крик.

– Жив?.. Жив. Жив! – завывал обезумевший рассудок. А тело утверждало, что он только что умер…

– Система сбора данных. Индекс: H-547. Сила отклика: высокая. Этика – нарушена. Искажение: чрезмерное отождествление с субъектом. Решение: отклонено. Попытка 2/2, – забубнил электронный голос.

– Дверь в Комнату не открылась. Вход не засчитан, – повторил бесполый голос администратора проекта.

Пролог 3

И вдруг… Он просто стоит в комнате.

Будто никакой двери никогда и не было. Ни коридора. Ни Тевтобургского леса…

Комната не имела углов. Точнее, они были – только не там, где должно. Потолок – под ногами. Свет – из теней. Воздух – с запахом соли, гречишного мёда и пропитанной иодом ватой. Пылинки, обрывки бумажек, обгорелые спички… парили в воздухе, дрожа, словно мысли в полузабытьи. Падающий сверху свет поддерживал их.

Пол. Единственное, что здесь ещё оставалось нормальным так это пол. Ровный без углов и наклонов. Самый обыкновенный деревянный пол, набранный из обычных струганых досок, выкрашенных тёмно-коричневой краской.

И ещё стол… На нём лежали, стояли… Предметы. Вещи.

Деревянная ручка от какого-то инструмента, завязанная пучком мокрой травы.

Подсвечник, в котором тлела льдинка.

Застрявшая в капкане, высохшая крыса серебряным браслетом на шее.

Бутылка из светлого стекла, внутри которой плавал обрывок газеты.

Велосипедная спица, пара левых ботинок, старая тряпичная кукла без головы и одной руки.

Нож из дамасской стали с рукоятью из чёрного дыма.

Открытая толстая книга с одной единственной фразой: «Здесь ничего происходит».

На изящной овальной красно медной пепельнице лежала недокуренная сигара. Толстая, грубой скрутки, стянутая красной лентой. Он подошёл ближе, взял её в руки и окунулся в пряный жгучий дым, коричневый и сладкий, как тростниковый сахар, с привкусом золы и человеческого крика.

Рассказ: «Ночь, когда закричала земля»

Жанр: магический реализм/исторический хоррор/колониальная готика/социальная притча

Место и время: Гаити, 1791 год

Стиль: пряный, ритуальный, тёмно-лирический, обжигающий

Стиль: Булычёв, Маркес, Карпентьер

Предмет: недокуренная сигара.

«Меня зовут Эмиль.

По крайней мере, так меня звали, когда я начал понимать слова. Я работаю на табачной плантации с тех пор, как себя помню. Когда я был маленьким мне сказали, что мой отец был поваром, а мать певицей. Это была ложь. Они оба умерли в джунглях, с выколотыми глазами – чтобы другим рабам неповадно было убегать.

Я резал табачные листья. Резал до тех пор, пока мои руки не полностью не покрылись шрамами. Пока я сам не стал частью поля.

Я призывал смерть, но старый Пако сказал, что её приход надо ещё заслужить.

Мы собирались ночью, у костра, и Пако пел нам песни. Слова которых были сильнее цепей. О том, как земля отомстит за нашу кровь, а курящий сигару белый человек станет дымом, в котором задохнётся и он, и его семья.

И вот наступила ночь. Мы вышли все, как один. Каждый взял в руки нож, мачете, косу или палку. А потом закричали… Нет, не люди. Земля и деревья. У которых не было имён. И мы стали частью измученной земли, на которой рос только табак.

Старый Пако сказал: Табак надо сжечь, пока он не стал сигарой, такой же толстой, как шея хозяина. А потом мы уйдём в джунгли, где благодарная земля защитит нас.

В эту ночь мы не призывали смерть. Мы стали ею.

Белый мастер стоял на веранде и курил сигару.

Когда я вонзил в его сердце нож, он закричал. Не от боли – от удивления. Сигара выпала из его пальцев, и терпкий белый дым вышел из его глаз.

Пако сказал, что белый человек теперь будет вечно гореть в сигаре.

Я взял её себе. Она всё ещё – тёплая…

Пако сказал, что теперь я стал хозяином белого человека, заперев его в недокуренной сигаре.»

Послышалось тихое пение на незнакомом ему языке.

Он положил тёплую сигару в пепельницу, словно в гроб. Непроизвольно поднял правую ладонь и ощутил горький запах свежего табачного дыма.

Комната словно затаилась, ожидая его выбора. Но он не стал ничего трогать. Пусть нужная вещь найдёт его сама.

Справа от пепельницы покоилось массивное золотое кольцо. Не броское. С квадратным камнем. Цвета засохшей крови.

Он поднял его со стола и положил в ладонь. Потянуло горьким дымом горящего камня и ароматами цветущих кактусов.

Рассказ: «Сердце погибшей Империи»

Жанр: трагический реализм/миф/антиутопия

Место и время: Перу, 1533 год. Последние месяцы Тауантинсуйю – Империи инков.

Тон: медитативный, скорбный, созерцательный

Предмет: перстень верховного жреца Амару Пачакути

«Меня зовут Амару Юпанки.

Испанцы принесли нам нового бога. Но он не говорит на языке кечуа. И не любит жертвенной крови. А ещё у них есть блестящие палки с огненными зубами, которые рвут наши тела на части.

Испанцы так развеселились, что подожгли Храм Солнца… вместе с его жрецами.

На террасе Саксауаман я смотрю, как пылает Куско. Мой город.

Потом. В пепле. Среди костей. Я найду это кольцо.

Испанцы его не заметили.

Теперь я ношу кольцо Великого Жреца Храма Инти, того, кто проглядел наше будущее.

Оно перестало показывать будущее… И стало просто тяжёлым. Но теперь знаю наше прошлое. И знаю, зачем пришли испанцы!

Они пришли не за золотом, а чтобы забрать наше Время. Съесть наше солнце. Хотят, чтобы мы забыли, кто мы и стали такими же, как они. Они думают победить нас забвением.

Я не спасу свой народ. Но могу спасти память о нём.

Пускай тот, кто наденет это кольцо, вернётся сюда, чтобы изменить наше прошлое.»

Он не знал, сколько простоял у стола, держа кольцо на раскрытой ладони.

В воздухе смешались запахи гари, воска и ладана. Пульсировавший на ладони перстень затих, словно умершее сердце. Камень из пламенно-красного стал холодным синим.

«Словно остывший огонь, – подумал он. А может надеть?.. Хотя… Какой из меня герой?»

Он перевернул ладонь. Перстень гулко стукнулся о деревянный стол и неподвижно замер.

Медная пепельница

…к которой даже не пришлось прикасаться. Отреагировав на легчайшую вибрацию от упавшего рядом перстня, пепельница обрушила на него каскад противоречивых мыслей и образов. Словно всё, через что прошёл её металл, не сгорело-исчезло, а навсегда запечатлелось в её медном теле.

«…Глубоко сидящие в воде крутобокие каравеллы. Колумб. Новый Свет. Грубый смех бородатых матросов, машущих с палубы шляпами.

Табак и листья коки. Сигары, скрученные розовыми ладонями чёрных рук, пахнущих ромом и апельсинами.

Каменные лестницы, круто уходящие в небо. Статуи пум. Фрески, вырезанные из обсидиана. Залитые кровью алтари на вершинах усечённых пирамид.

Огромные залы, где золото переставало быть металлом. И становилось политикой, проклятием, смыслом жизни, ловушкой.»

Его охватила паника понимания. Познав одну-единственную пепельницу, можно познать весь мир.

Всё, придуманное нами – плоско. Всё, что существует объективно – по-настоящему объёмно, тревожно, живо.

Предметы. Вещи. Они живут, чувствуют, помнят, и ждут пока мы вспомним о них.

Слева от книги с единственной фразой, которую он уже запомнил наизусть, лежала зажигалка.

Одноразовая. Прозрачный тёмно-фиолетовый корпус. Дешевая. Почти пустая. Пластик потёрт, поцарапан. Чужие пальцы оставили на ней патину грязи. Газа внутри – чуть-чуть, на самом донышке.

Он щёлкнул колесико.

Свист вентилятора. Горящие светодиоды на потолке. Гулкая тишина серверного зала.

Рассказ: Пункт 806

Жанр: киберпанк/нуар/психологическая реконструкция

Место и время: Москва, 2034. Офисный центр

Предмет: пластиковая одноразовая зажигалка

«Меня зовут…

Впрочем, неважно, как меня зовут. Я сижу в помещении под названием: «Пункт 806.» Я – техноаналитик.

Моя задача – удаление архивов. Не чтение. Не ностальгирование. А удаление. Беспощадное. Безвозвратное. Безусловное. Полное.

От скуки здесь можно повеситься, цикл по затирке длится целую вечность и от не фиг делать я иногда нарушаю инструкцию… почитываю… посматриваю.

Каждый день я получаю новую папку с очередными файлами. Письма. Цифровые фото. Видео. Сканированные сны.

К обеду я добрался до аудио файла женщины по имени Ирина. Файл не был подписан к удалению. Включил. Голос приятный.

– Если ты меня слышишь, значит, ещё не удалил. Да. Да. Я к тебе обращаюсь, неутомимый чистильщик-техноаналитик.

Странно. На память никогда не жаловался, но… никакой Ирин не помню. Наверное, должен бы, но… Нет. Не помню!

Она говорила, говорила. Говорила… Что тогда я её просто спас. Что обещал не дать ей исчезнуть. И как ей было хорошо со мной тем летом.

И тут меня осенило!

Пятнадцать… Нет! Двадцать лет назад. Алтай. Турпоход. Молоденькая девчонка, отправившаяся с нами, чтобы по дороге на Белуху утопиться в Катуни по причине неразделённой любви.