скачать книгу бесплатно
– И, наверное, сиськи, – включился в разговор Серега.
– Ну, наверное да, не без этого. Я тогда классе в седьмом был. Сами понимаете, подросток в период полового созревания – существо асоциальное, опасное и непредсказуемое. А в школе у нас пионервожатая была, Зина. Ух, знойная женщина, я вам скажу. Вот и случилось у меня к ней всеобъемлющее и всепоглощающее чувство. А так как пионером я был неважным, да, прямо скажем, хреновый пионер из меня был, надо было какие-то точки соприкосновения искать. Вот тогда-то я ей ветерана и подогнал.
– Какого ветерана?
– Да самого натурального, жил у нас в доме. Контуженный на всю бошку. Ну, а времена такие были – никто не забыт, ничто не забыто. Вот я к Зине и подкатил – так, мол, и так, есть у меня знакомый ветеран, личность насквозь героическая. Уничтожал фашизм в окрестностях нашего славного городка. Не создать ли нам с вами, Зина, пионерский поисковый отряд, дабы на основе ветеранской информации доставать из-под земли документальные свидетельства нашего военно-героического прошлого. Ну и понеслось. Я-то, конечно, больше тогда о походах думал, да о ночевках в палатке. Ну, а потом самому интересно стало, что мы там откапываем. А уж когда первого бойца подняли, да медальон нашли, а потом и родственников его отыскали – вот тут-то меня совсем и накрыло. Так и копаю до сих пор.
– Ну, а с Зиной-то что. Получилось?
– Да что там могло получиться? Там учитель музыки нарисовался. Он её коллекцией советского рока заинтересовал. «Черный Кофе», «Ария», еще что-то. В походы с нами ходил, гад. Потом она за него замуж вышла. С тех пор я этот говнорок русскоязычный как-то не очень люблю. Мне больше «Металлика» нравится.
Серега тяжело вздохнул – пронял, видимо, его рассказ Егорыча.
– Эх, у меня вот тоже как-то девка была – огонь. Артистка цирка! Ну и сильная была, жуть. Ладно, пойду я спать – потом расскажу как-нибудь…
Когда уже совсем стемнело, Егор где-то откопал гитару и старинная, как минимум, шестисотлетняя деревня Красный Холм познакомилась с гимном копательской братии двадцать первого века:
Старый следопыт – ясные глаза
Знает, кто и где зарыт много лет назад
Старый следопыт ясные глаза
Знает, кто и где зарыт раз и навсегда
Выйдя из дома покурить, Макс присел на скамейку в небольшом палисаднике перед домом и долго смотрел на огромную луну, висевшую над деревней. Местами скрытая небольшими тучами, серебряно-бледная, она висела над деревней, освещая поле, на котором были сделаны сегодняшние находки. Казалось, она касалась черной зубчатой стены леса, будто зацепившись за нее. Пора было спать.
Когда они вышли из леса, луна уже взошла, освещая своим бледным светом широкую долину. Недалеко от них, шагов семьсот, не более, виднелся городок, маняще зовущий теплом огней и запахом еды. Путники устали. Шел тридцатый день их путешествия, они давно покинули приютившую папский престол Францию, прошли горы Австрии и Богемии, пересекли неряшливую Польшу и неторопливую Литву. Весь этот день они шли по Тверским землям – пустынным и диким местам. До Москвы, столицы этого варварского государства, оставалось 2 дня ходу. Их священная миссия, о которой, впрочем, знал только один из путников, заканчивалась именно там.
Аббат показал рукой на городок, и троица ускорила шаг. При удачном раскладе их ждал здесь ночлег и ужин, при неудачном… кто их знает, этих варваров. В Европе столько рассказов ходило о дикости и темноте этого народа, что и верить было страшно. Как этим дикарям удалось заполучить величайшую Святыню? Какими вообще неисповедимыми путями оказалась она в этом глухом краю?
Дорога привела их к воротам в высоком частоколе.
– Кто такие? – Стражник у дверей был воистину огромен, а количество растительности на лице (бородой это трудно было назвать), казалось, пыталось составить конкуренцию лесам, покрывающим этот глухой край.
– Путники. Везем послание от его Преосвященства, Папы Римского Климента Шестого, Великому Московскому Князю, Симеону.
Аббат в очередной раз порадовался мудрому решению Папы дать ему в сопровождающие этого громилу – литовца. Он прекрасно исполнял роль охранника. Близ одной польской деревушки шайка негодяев хотела поживиться, встретив на пути хорошо одетых европейцев во главе с аббатом, но общение с Литовцем навсегда отбила у них эту охоту. Даже если кто-то из поляков и выжил после встречи с ним, он надолго забудет про свой лихой промысел. Помимо этого, сносно говорящий на варварских языках, Литовец должен был стать переводчиком на пути в Московию, с чем он в очередной раз, похоже, прекрасно справился.
Путников провели в город, да, собственно, и городом то это называть было странно. Десятка два низких, приземистых деревянных домов сгрудились вокруг единственной площади, над которой возвышалась церковь, тоже, видимо, деревянная. Аббат отметил про себя, что надо будет утром рассмотреть ее поподробней. Ему говорили в Риме, что варвары-русы строят церкви из дерева, не используя ни единого гвоздя. Конечно, этот небольшой сруб и близко не сравнится с величественными римскими соборами из камня и мрамора, но, наверное, будет забавно по возвращении рассказать об этих чудовинах, которые ему довелось увидеть своими глазами. Рядом с церковью он разглядел под светом луны большое строение, размерами гораздо больше, чем окружавшие его домишки. «Видимо, дом местного князя», – подумал аббат и оказался прав. Собственно, к этому дому их и привел стражник. Он открыл дверь небольшой пристройки – скорее, даже, сарая, прилепившегося к стенам княжеских палат. Бородатый жестом показал им на вход и, передав Литовцу еле коптивший факел, пошел обратно в сторону ворот. Громила первый зашел в дом, огляделся, насколько позволял еле тлеющий огонь, и дал знак попутчикам. Оставив слуге лошадей, аббат вошел в их временное пристанище – низкий потолок, земляной пол, очаг из камней по центру, охапка хвороста. Шкуры, брошенные по углам, видимо, исполняли роль кроватей. Несмотря на лето, внутри было довольно сыро. Аббат разжег огонь в очаге и приступил к молитве. Его священная миссия, порученная Папой, была близка к завершению.
Огонь в очаге разгорался и сырость отступала.
– А вот скажи мне, литовец. – Слуга подсел поближе к огню, уплетая кусок овечьего сыра. – Это правда, что монголы русов завоевали? И что русы монголам дань платят?
– Дань платят, это верно. – Литовец усмехнулся. – Только никто их не завоевывал.
– Как же так?
– Да вот так. Завоевать – это что значит? Значит, поработить, заставить на себя работать. Пользу приносить. А этих русов еще никто смог работать заставить.
– Как же они живут?
– Так и живут. Дань платят. Когда надоест, соберутся вместе – татарам мало не покажется. Да и татары это понимают, сюда не суются, сидят себе где-то там, далеко. А местные князья к ним на поклон ездят.
– Почему так?
– Да потому что если татары сюда придут, побьют их тут сильно. Не любят тут татар.
– А почему же платят?
– Так мужик же не татарину платит, а князю своему. Это потом уже князь все татарам везет.
– Странные они.
– Да уж. Одно слово – варвары.
Скромно поужинав и помолившись на ночь, путники легли спать…
Проснулся аббат от громких криков снаружи. Громила-литовец уже не спал и напряженно стоял у входа. Как понял аббат, он тоже только что проснулся и пытался понять, что происходит снаружи. А снаружи все было плохо. Топот лошадей, крики мужчин и женщин, всполохи огня. Вытащив из ножен короткий меч, литовец выжидательно посмотрел на аббата.
– Уходим, – сказал тот и, пнув слугу, спящего как ни в чем не бывало, быстро собрал свои вещи.
Шум снаружи усиливался. Уже отчетливо слышался звук металла, бьющегося о металл. Несколько человек бежали через площадь, что-то крича. На окраине загоралось зарево пожара. Стараясь держаться в тени домов, путешественники быстро пошли в сторону, противоположную схватке. Выбежавшая из ближайшего дома женщина бросилась к ним, о чем-то умоляя, но литовец просто отстранил ее, убрав с пути. Шум схватки, который раньше был сзади, теперь раздавался справа, и литовец, шедший впереди с мечом в руке, взял левее. Наконец вдали показался черный частокол ограды. До него оставалось не более двух дюжин шагов, когда они услышали приближающийся сзади топот – четыре всадника двигались прямо на них, освещая себе дорогу ярко горящими факелами. Частокол был все ближе, аббат и слуга побежали, а телохранитель, держа меч перед собой, отступал спиной вперед, прикрывая их. Место было узкое – стена дома с одной стороны и небольшой прудик с другой давали путникам шанс успеть добежать до частокола. Трое всадников пошли на литовца, что-то крича на своем гортанном наречии, а четвертый свернул в сторону, видимо, желая объехать пруд и догнать беглецов. Литовец что-то отвечал им, но не переставал отступать, держа меч перед собой. Вот и частокол. Грузный слуга неловко пытался взобраться на поленницу, чтобы перелезть через препятствие и аббат, услышав хруст ломаемых веток в кустах рядом, с силой подтолкнул его так, что тот перелетел через ограду и громко обрушился с той стороны. Оглянувшись, аббат увидел, как отчаянно бьется громила с всадниками, как один из них занес меч над головой Литовца. Аббат подпрыгнул, зацепившись за край частокола и уже практически был на той, спасительной, стороне, когда стрела варвара, разрезая со свистом воздух, пришла ему в спину, и от толчка он упал вниз. Слуга бросился к нему, но силы уже оставляли аббата. Достав последним усилием воли небольшой сверток из тонкой кожи из складок своей походной рясы, он вложил его в руки слуги, стоящего над ним в слезах. Он так и не исполнил поручение Папы. Он так и не достиг святыни. Он не смог… это была его последняя мысль.
Увидев, что глаза аббата закрылись, а тело обмякло, слуга, рыдая и сильно хромая, побежал, насколько хватало сил. Освещаемый яркой полной луной, он являл собой отличную мишень. Подвернутая при падении нога не давала бежать быстро, руки держали сверток, прижав его к груди, а губы шептали молитву сквозь сбитое бегом дыхание. До вожделенной стены леса оставалось совсем немного. Вот уже видна была граница тени, которую бросал он на край поля. И уже несколько шагов оставалось до этой границы, когда что-то ударило его в спину, опрокидывая на землю и разворачивая. Его руки распахнулись, выпуская сверток, а глаза, удивленные и широко распахнутые, видели лишь огромную белую луну в смертельно-черном небе. И эта луна становилась все больше и больше, пока все его сознание не заполнилось ее ярким всепоглощающим светом…
Застывший в ночи старинный баварский город Аугсбург спал. Уже разошлись из вековых кабаков накачанные пивом туристы и местные жители. Сняли свои фартуки, опустошили большие кожаные кошельки и, довольно посчитав чаевые, разбежались по домам многочисленные официанты. Задремали турки-таксисты, откинувшись в кожаных креслах Мерседесов Е-класса, застывших бледно-желтыми пятнами на своих стоянках. Ушли домой подростки-арабы, задиравшие прохожих у Макдоналдса на Кёниг Платц. Казалось, только двое не спали во всем городе. Стоя на стометровой высоте, на балконе 34-го этажа гостиницы Доринт, этажа, недоступного для постояльцев, и выкупленного целиком под офис одной странной корпорацией, двое мужчин смотрели на пустой город, погруженный в глубокий сон. Один из них был высокий седой немец с острыми чертами лица, жестко очерченным подбородком и жестким взглядом – этакий породистый ариец. Второй был явно азиатского происхождения, намного меньше ростом, толстоват, менее опрятен, да и вообще, если рассмотреть, с каким подобострастием он смотрел на немца, становилось ясно, кто в этой паре главный.
– Седьмое июля наступило, Магистр, – робко сказал китаец.
– Я в курсе, Минг, – ответил Магистр раздраженно. – Седьмое июля наступило два часа пятьдесят минут назад по центрально-европейскому времени. А в стране, которая подарила миру тебя, недотепу, седьмое июля наступило одиннадцать часов назад. И, что характерно, ни в Северной, ни в Южной Америке седьмое июля еще не наступило. Я прекрасно ориентируюсь во времени, Минг, и не нуждаюсь в часах с кукушкой, которая повторяет одно и то же.
– Неужели вы думаете, что наш объект находится в Америке, Магистр? Мы так долго ждали этого дня, что очень тяжело ждать еще, пока в Америке наступит седьмое число. Да и в предсказании про Америку ничего не было…
– Все может быть, тупица. То, что следы Святыни потерялись в Восточной Европе, ничего еще не значит. Она может находиться где угодно – в Америке, Европе, Азии. Слишком много времени прошло. Слишком мало следов. Всего слишком. В предсказании сказано, что Святыня явит себя миру седьмого июля, но это не значит, что мы увидим это по CNN. Это может произойти тихо и незаметно. В любое мгновение, в любой стране. Именно поэтому весь смысл нашей многолетней работы – подготовиться к этому дню так, чтобы не пропустить появление Святыни. И когда мы узнаем, где она, мы вернем ее и выполним обещание, данное моим предком. Я верю в предсказание, Минг. Это случится сегодня.
Глава 2. Виктория и Елизавета
«– Никого мы продавать не будем,
Мы пойдем клад искать
– Ура! Склад!»
Диалог из м/ф «Трое из Простоквашино.
– Слышь, браза… – Егор воткнул штык Фискарса в сухую землю, положил прибор на траву и достал сигареты. – А чем та история закончилась?
– Какая история? – Серега тоже остановился.
– Ну, про тетку из циркового училища, ты вчера рассказывал.
– А, про это… Да так ничем и не кончилось. Ключицу она мне как-то сломала. В порыве страсти, так сказать. Сжала ногами, и все. Хрустнуло. Причем, перелом какой-то сложный был, я недель пять в больнице пролежал. А она, пока я в больнице лежал, с дрессировщиком спуталась. На него потом лев напал.
– И что, умер?
– Кто, лев? Не, не умер, что ему будет, льву-то. Так, по башке дали пару раз, чтобы больше дрессировщиков не ел.
– Да при чем тут лев? Дрессировщик-то выжил?
– Дрессировщик? Этот выжил. Вредный был, скотина. Такие всегда выживают. Он потом еще этой подруге ребенка заделал и в Израиль свалил. Редкой сволочью был. После того случая, со львом, он кошек дрессировать стал. Ну, чтобы не сожрали. Так кошки ему завсегда в туфли концертные гадили. Даже те, которые кастрированные. Потому что кошка, она плохого человека завсегда чувствует.
Погода в это утро испортилась. Темные свинцовые тучи ходили над деревней, а дальше, за лесом, похоже, шел дождь. Они уже часа четыре ходили по полю, и поднятого материала хватило бы на создание краеведческого музея областного значения. Удельные монеты, кресты, украшения – перстни с непонятной пока, до чистки, символикой, фибулы, привески. Карманы камуфляжных курток приятно оттягивала тяжесть находок. Еще более приятными были мысли о последующих этапах – чистке, атрибуции и, черт возьми, в конце концов, оценке. У каждого из них было несколько знакомых перекупов на главной барахолке столицы – Вернисаже в Измайлово, которые всегда с радостью встречали Маршалина и приятелей, – для обеих сторон эти встречи были исключительно взаимовыгодны. Копатели сдавали хабар, по каким-то причинам не осевший в их собственных коллекциях, перекупы же получали отличный, иногда очень редкий, а потому очень дорогой и, соответственно, очень выгодный с точки зрения перепродажи материал – от средневековых украшений, до монет и военной атрибутики. Больше всего связей на «Вернике» было у Егора, сказывалось военно-копательское прошлое. Многие перекупы сами были из бывших «копарей», и с удовольствием рассказывали о замечательных временах – шестидесятых и семидесятых годах прошлого столетия, когда хоть и не было таких умных приборов, но «хабар» лежал под каждым кустом. Тогда, имея только щуп, лопату, да голову на плечах, можно было за несколько дней накопать целое состояние по нынешним меркам.
– Макс, подойди. – Серега стоял над только что вырытой ямкой что-то держа в руках. – Смотри, крест вроде, но какой-то странный.
Маршалин подошел к Сереге. Не то, чтобы он был специалистом по христианской металлопластике, но в их небольшом кладоискательском коллективе за ним закрепилась репутация крестоведа, так же, как Серега отвечал у них за распознавание чешуек, а Егор – за военные трофеи.
Макс взял у Сереги крест и немного почистил его от земли – такого типа он еще не встречал. Вообще, принято деление крестов по основным типам – энколпионы, нательные и наперсные кресты. Энколпионы, или мощевики – это небольшие коробочки в форме креста, в которых носили частицы святых мощей. Нательные кресты – самый, наверное, распространенный тип – это небольшие крестики, которые носили на теле, под одеждой. А наперсные носились «на персях», то есть на груди, поверх одежды. Такие кресты и сейчас в обязательном порядке носят священники, но в Средневековье подобное могли использовать и обычные люди, миряне.
Крест, который откопал Серега, был явно наперсным. Сантиметров двенадцать в длину, из серебра, нижняя перекладина намного длиннее остальных трех, распятие и надписи. Причем надписи, насколько он смог понять, были написаны на латыни.
– Слушай, дружище. – Он отдал крест Сереге. – Явно нетипичная находка. Во-первых, серебро, наши больше из медного сплава делали. Во-вторых, форма. Это так называемый латинский тип. В отличие от греческого, у которого перекладины по длине обычно одинаковые. Ну и надписи на латыни. Похоже, забрел сюда некий католический священник. И, судя по всему, – Макс показал на крест в руках Сереги, – здесь и остался. Непонятно, откуда он здесь взялся, хотя… Княжество Литовское здесь не так далеко, да и Польша рядом. В любом случае, надо атрибутировать. Но вообще – вещь. Поздравляю.
Довольный, Серега убрал находку в карман куртки.
– Надо будет Кириллычу показать.
– Это правильно, – согласился Макс. – Кириллыч – голова. Если его не злить.
Кириллыч, вредный и сварливый старикан, был в свое время авторитетнейшим археологом. На его счету – изучение сотен подмосковных курганов и селищ, десятки трудов и монографий, несколько книг. Уйдя из Звенигородского музея, где он работал научным сотрудником (большей частью из-за ненаучных склок и споров), Кириллыч встал во главе поискового движения, год за годом упорно доказывая своим бывшим коллегам, археологической братии, что приборный поиск не только не вредит науке, но и всячески ей помогает, ибо поисковики – это энтузиасты, которые вводят в научный оборот то, что годами лежало, сокрытое в земле, и то, что никогда не нашел бы профессиональный археолог, ибо копают археологи и поисковики в разных местах. Если первые изучают археологические памятники, стоянки ранних славян, селища и городища, то вторым, которым по закону запрещено копаться на вышеуказанных местах, достается все остальное – канувшие в небытие деревни, распаханные десятилетиями ярмарки, трактиры и постоялые дворы. Однако иногда у непрофессионалов, любителей попадаются такие находки, увидев которые археологи начинают рвать волосы и грязно ругаться словами, недостойными их научных степеней. В данный момент Кириллыч, ушедший из археологии, писал книги, выезжал в поля, консультировал на одном из интернет-форумов неопытных пока искателей. Макс встречался с ним пару раз на слетах, но, в основном, общение их проходило в виртуальном пространстве. Пару раз Кириллыч серьезно помог Маршалину в атрибуции находок, и Макс искренне считал, что тот легко справится с определением Серегиной находки. Тем более, что именно Кириллыч был автором сборника «Тысячелетие Креста» – каталога крестов, найденных копателями.
Тем временем, погода окончательно испортилась. Уже упали на землю несколько первых капель дождя, уже достали искатели специальные дождевые чехлы – если катушки металлоискателей обычно герметичны (дождь им не страшен), то электронные блоки управления практически беззащитны перед стихией и, зачастую, приходится применять дополнительные средства, оберегающие их. В частности, прозрачные силиконовые чехлы, которые сейчас были одеты на приборы, смогут защитить от небольшого дождика, однако от серьезного ливня, который, как казалось, вот-вот разразится над полем, они не спасут, да и копать под дождем, откровенно говоря, занятие то еще. В одной руке прибор, в другой – лопата. Зонтик держать явно нечем.
– Ну что, давайте, наверное, уже к машинам двигаться? – окликнул Макс приятелей.
– Да, ливанет сейчас – мама не горюй, – согласился Серега. – Да и пообедать бы не мешало.
– Тебе бы только жрать, – проворчал Егор, немного расстроенный, что такой обалденный крест достался не ему. Хотя, конечно, Егору грех было жаловаться. В набитых карманах камуфляжа лежала, как минимум, половина стоимости его Ниссана.
Приятели двинулись к машинам, которые сегодня они оставили у леса, чтобы те особо не бросались в глаза.
Егор и Серега уже выключили приборы и несли их в руках, Макс же держал его перед собой включенным, у него уже было несколько случаев, когда самые интересные находки за день попадались ему в тот момент, когда он шел уже с поля. До машин было уже метров пятьдесят, дождь усиливался, приятели ускорили шаг и в этот момент прибор Макса выдал сигнал. Причем, хороший такой сигнал, цветной. Махнув друзьям, чтобы бежали дальше без него, он воткнул фискарь в мокрую, уже расплывшуюся землю. Странно, но на глубине штыка лопаты ничего не оказалось. Обычно все находки располагались максимум в двадцати сантиметрах от поверхности, редко, если глубже. Он проверил прибором – все верно, в выкопанном грунте ничего нет, находка еще внизу, в яме. Дождь уже не просто лил – вода падала сплошным потоком, подобно гигантскому водопаду. Одежда была мокрой насквозь. Макс бросил взгляд на приятелей, те уже успели добежать до своей машины и сейчас Егор заводил двигатель – из выхлопной трубы Ниссана вылетело сизое облако дизельного выхлопа.
Макс еще раз проверил прибором отвал своей ямы – ничего. Сигнал по-прежнему шел из земли. Глубина ямы была уже сантиметров сорок. На дне ее потоки дождя успели собраться в лужу. В очередной раз выкинув их ямы стекающую вниз по стенкам жижу, Маршалин заметил блеск. Вода и грязь снова заполнили дно ямы, но Макса было уже не остановить. Это был именно тот блеск, о котором мечтает каждый из многих тысяч кладоискателей, тот блеск, который не спутаешь ни с каким другим. Тот блеск, который означает только одно. Золото.
Откинув в сторону лопату, работать которой уже было опасно, стальной штык мог повредить поверхность пока непонятного, но, в любом случае, ценного предмета. Встав на колени, он руками выгребал грязь из ямы, иногда нащупывая контуры предмета, а небо, как бы не желая, чтобы этот предмет появился на свет, обрушивало новые и новые тонны водяных потоков, которые, смешиваясь с землей, стекали в яму. Гроза громыхнула совсем рядом. «Молнией бы не пришибло, – подумал Макс. – Поле все-таки». Он продолжал отчерпывать грязь, вгрызаясь в глину, с каждым движением все больше освобождая непонятный предмет. Уже можно было понять, что он имеет округлую форму бутыли. Ниссан, тарахтя дизелем, пополз к нему по размякшему полю, собирая на колеса килограммы жидкой грязи. Маршалин опять взял лопату, пытаясь немного разбить глину, не выпускающую таинственный предмет. Он долбил в стороне, чтобы ни в коем случае не повредить находку. Наконец ему удалось расшевелить ком. Еще несколько усилий и Макс смог достать его целиком. Стоя в потоках воды, сняв перчатки, он аккуратно счищал слой глины и грязи и, наконец, находка предстала ему целиком. Поднявшись с колен, держа предмет в руках перед собой, он смотрел, как дождь смывает с него остатки земли, и взору предстает что-то нереальное. Сосуд, полностью сделанный из золота, размером с бутылку от шампанского. Пробка, тоже золотая, плотно запаяна. По всей поверхности сосуда шли рисунки и непонятный текст. Сзади подошли друзья, уже понявшие, что Макс нашел что-то стоящее.
– А помните анекдот. – Серега смотрел на золотую бутыль и улыбался. – Типа «Не знаю, кто там на заднем сиденье, но за рулем у него сам Брежнев».
– Это ты к чему? – не понял Макс.
– Да к тому, что, судя по бутылке, – Серега еще раз долго и внимательно смотрел на предмет, – внутри там что-то, что намного ценнее золота. То есть, явно не пиво.
Свернув с по-воскресному пустой Ленинградки на Новопесчаную улицу, Макс резко остановился. Он же совсем забыл про Вику! Она должна была вчера вернуться из командировки, и он даже скинул ей СМС в пятницу, пока еще был в зоне приема: так, мол, и так, встретить не смогу, возьми такси, приеду в воскресенье. И вот сейчас, уже подъезжая к дому, он с ужасом вспомнил, что они договаривались в этот субботний вечер пойти в театр. Ну, точнее сказать, придумала это все Виктория, билеты месяца за два купила. Да, похоже, дома его ждет не понарошку рассерженная фурия. Как он мог забыть! Позвонить ей? Да нет, пожалуй, не стоит. Придется ехать за цветами. Надо же будет как-то вымаливать свое прощение.
Остановившись у цветочной палатки на углу, он зашел в павильон.
– Здрасьте.
– А! Здрасьте, здрасьте! – Толстая хохлушка была рада его видеть безмерно. – Ну что, как обычно?
– Как обычно. – Макс сделал виноватое лицо.
– Что на этот раз?
– В аэропорту не встретил, про театр забыл.
– Понятно. Ну что, тридцатничек?
– Да нет, тут тридцатничком не отделаешься, давайте пятьдесят одну.
Продавщица пошла в подсобку, вытащила оттуда коробку роз и начала распаковывать.
– А я думаю, что-то давненько не заходите.
– Да уж. Я вот, тоже, езжу мимо вас каждый день и думаю, что-то давненько к вам заруливать не приходилось. А тут вот видите, как…
Пересчитав деньги, продавщица хитро подмигнула:
– До свидания, ждем вас снова.
– Угу. Надолго не прощаемся.
Сев в машину, Макс положил розы на переднее сиденье. Да, одних цветов будет недостаточно. Проехав еще метров двести, он притормозил у магазина «Продукты». Спасти его сможет только Бейлиз, Вика его просто обожает.
– Вам маленькую? – Продавец вопросительно посмотрел на Макса.
– Да нет, маленькой, боюсь, не хватит. Давайте литровую.
Водрузив пузатую бутылку рядом с цветами, Маршалин оценил красоту натюрморта. Ну, Бог даст, получится. Дуться все равно будет, но завтра колечко какое-нибудь организуем, и все. Инцидент будет исчерпан.
Запарковавшись во дворе дома, он с сожалением посмотрел на грязный баул защитного цвета, лежащий в глубине багажника. Пожалуй, брать его не стоит, сейчас лучше лишний раз не напоминать, чем вызваны нынешние проблемы в их отношениях, сначала – цветы и Бейлиз, а потом уже можно будет спуститься, поднять вещи. Взяв цветы и ликер, он поднялся наверх и, пока лифт отсчитывал пять этажей, Макс морально готовился к предстоящему скандалу.
– Делаем виноватое лицо, – сказал он сам себе, глядя на свое отражение в зеркале лифта.
Скорчив несколько рож, он попытался придать лицу несчастно-извиняющееся выражение.
– Да, получается не очень. Ладно, попробуем по-другому.
