скачать книгу бесплатно
– Да вон, дождик был накануне, – стала рассказывать бабка, – пошла собирать, да набрала дюже много. Я одна живу. В деревне всего домов жилых – мой, да Николаича. Остальные жильцы по городам поразъехались. Подсобишь? Я ужо тащу, сил нет.
– А Николаич это кто? – спросил я.
Бабка отмахнулась и ответила:
– Та… сторож местный. Пропоица. Ему сторожить, а он лыка не вяжет. Хотя, чего у нас там сторожить? Пять домов, да сады с огородами. Только они все бурьяном поросли, кроты все порыли.
Бабкина речь меня разжалобила. Настолько, что за свой животный страх перед ночным лесом стало стыдно. Особенно глядя на одинокую старушку, которая ночью отважно бродит по лесу. Если она не струхнула, то чем я не герой? На дерево уже влезал, пора переходить на новый уровень. Да и теперь отказать в помощи как-то некрасиво.
– Давайте помогу, – пердложил я, продолжая держать увесистую корзинку. – Только машина сломалась. Далеко до деревни?
По весу корзинка такая, будто в ней не только грибы, но и штук пять кирпичей. Может так и есть, вдруг бабуля потихоньку с какой-нибудь стройки себе материал таскает, печку перекладывает или сарай какой ремонтирует.
От известия о том, что не придется переть эту кошелку самой, морщинистые губы бабки растянулись в улыбке, обнажая на удивлени белые зубы, очень напоминающие протезы. Бабулька даже как-то выше стала и приосанилась.
– До деревни-то? – торопливо переспросила она, будто побоялась, что сейчас передумаю, – пешком пару верст всего. Эт если через лес напрямую. Ты молодой, сильный, быстро дойдем.
Я прикинул, пара верст – это чуть больше двух километров. Значит до деревни действительно близко, и моя тачка отвалилась на самом подъезде. Это называется – везение сотого уровня. В кавычках.
Но все же уточнил:
– А по дороге если? Ну, то есть если бы я на машине ехал?
– На машине-то?
– Угу.
– Так она объездом идет, – стала пояснять бабка, показывая куда-то в темноту, где теряется дорога. – Вокруг Ганопатьской чащи. Верст десять. Они когда дорогу стелили, хотели прям через нее, чтоб оно быстрее. Да не вышло.
Я перехватил ручку корзины поудобнее – видимо, ею пользуются часто и место, где ладонь соприкасается с прутьями отполировалось до гладкости.
– Показывай, бабуля, куда идти.
Старушка заохала, заторопилась.
– Ой, милый, сюда, сюда… – всплескивая руками, проговорила она и заспешила через дорогу к обочине. – Обережней тут, здесь канава, прыгнуть надо…
То, как будет прыгать через кювет бабуля, которой на вид под семьдесят лет, я представлял слабо. Хотел предложить поискать какое-нибудь бревно или мостик, но решил, что она тут не первый раз, наверняка все мосты и бревна знает наперечет.
Потом оглянулся на свою одинокую «калину», которая с погашенными фарами в свете одних лишь звезд, больше похода на холмик, чем на машину. Дорога пустынная, да и вряд ли кому-то будет интересна моя тачка. И все же как-то не по себе оставлять ее здесь. Но делать нечего – уже вызвался помочь. Тимуровец хренов.
Проверив двери, я нажал на брелок ключей, машина пикнула, сообщая, что надежно заперта, и никто не посмеет нарушить целостность ее защиты. Я только хмыкнул – бывают такие умельцы, что без ножа консервы открывают. А тут всего лишь машина.
Я вздохнул – ладно, согласился, значит согласился.
К моменту, когда спустился к канаве, в которой отражаются мелкие звезды, делая её похожей на уменьшенную версию реки Стикс, бабка уже ждала меня на той стороне. Как она перебралась через два метра воды, и при этом, кажется, даже не замочила ботинок – осталось для меня загадкой.
– Давай, милый, – скрипучим голосом подбодрила меня она. – Коли я перелезла, ты-то, молодой, враз смогешь.
Её энтузиазм бодрил не очень, особенно когда посмотрел ей за спину, где чернеет стена леса. Сразу стало не комфортно, а неприятные ощущения, какие бывают только от взгляда в темноту, разом напомнили о себе. Меня несло посреди ночи помогать какой-то бабке и тащить её грибы через лес. Куда разумнее было бы запереться в машине. Но, с другой стороны, бабуля знает местность и до деревни по её словам близко. А значит там я могу найти помощь гораздо быстрее, чем ждать попутку в этой заднице мира в понедельник ночью.
Сноровки в перелезании канав у бабки оказалось гораздо больше, чем у меня, потому что я, даже разбежавшись, умудрился недопрыгнуть и соскользнуть левой ногой. Холодная вода быстро наполнила ботинок, я выругался, чувствуя, как мерзко и противно в нем стало.
– Бляха…
– Ничо-ничо, – торопливо успокоила бабка. – Ну замочился трохе, ничо страшного. Высохнет. Это ж вода всего.
Я промолчал. Вода или нет, но идти с мокрым башмаком и носком не ей, а мне. Грибы каким-то чудом умудрился не растерять. Они в корзинке даже с мест не сдвинулись.Слиплись, наверное.
Бабка жестом позвала следовать за ней, я повиновался, таща злосчастную корзинку. Когда вошли в лес, новая волна жути накатилась даже сильнее, чем в предыдущие разы, а я засомневался собственной адекватности. Не помню, чтобы раньше я источал такой альтруизм, чтобы покидать безопасные места. Пусть и условно безопасные.
Тем не менее, я уже во всю иду по ночным зарослям, что само по себе испытание. Темнота вокруг такая, что постоянно спотыкаюсь и цепляюсь за ветки – не видно ничего. Бабка же движется по какому-то лишь ей известному направлению, ровно и уверенно. По всей видимости, часто здесь ходит, если может ориентироваться даже без света.
Но меня это успокаивает не сильно, я нервничаю, мышцы в теле от тревоги напрягаются, готовясь к тому, что придется отбиваться. Хотя с моими мускулами самым верным решением при выборе бить или бежать будет второе.
Под ногами то хрустит, то чавкает, наверное, где-то рядом болотце. И было бы неплохо обойти его стороной. Не хватало еще с этой бабкой застрять в трясине.
В сотый раз матеря себя последними словами за то, что вызвался помогать старухе, что поехал в эту деревню, что вообще согласился принять в наследство этот дом-развалюху, я спросил, пытаясь хоть так отвлечься и пригасить напряжение:
– Говорите, дорогу напрямую хотели прокладывать?
– А? – не поняла бабка.
Я пояснил:
– Говорю, дорогу почему в обход, а не напрямую проложили? Почему не через ваш этот Гановерский… лес?
Бабка расслабилась, обходя только ей видимые кочки, через которые я конечно же спотыкаюсь.
– А… вот ты об чём, – протянула она. – Тебя как звать?
– Артём, – представился я и, зачем-то добавил: – Соколов.
– Значить, Артём, не Гановерский. Ганопатьский, – поправила она. – И не лес, а чаща. Чуешь разницу? Не? Вы, городские совсем жизни не знаете. А про чащу всем известно – не надо через неё ничего прокладывать.
– Почему? – не понял я. – Так же ближе.
Для меня этот момент действительно был бы решающим – если бы дорога шла через него, я был бы уже в наследной избушке и грелся бы у печки. Не весть что, конечно, за удовольствие, но всё лучше, чем ломиться по лужам ночью лесом в темноте.
Бабка многозначительно хмыкнула.
– Ближе-то оно ближе. Да место там такое…
– Какое?
Бабка явно напускала таинственности, только в условиях ночного леса и хруста веток под ногами это вообще лишнее – и без того жутко.
– Ну, – протянула она. – Люди там пропадают.
– Теряются что ли? – не понял я.
Бабуля крякнула с раздражением, мой очевидный скепсис, похоже, ее не обрадовал.
– Это как сказать, – произнесла она. – Там всего леса с десяток верст. Будешь прямо идти – всё одно куда-нибудь выйдешь. А не выходят. Куда, спрашивается, деваются?
Во круг темно, но даже так я увидел, как бабка на ходу обернулась и внимательно, как сова, посмотрела на меня.
Я пожал плечами.
– Да хрен… в смысле, кто их знает. Может и выходят, просто об этом никто не сообщает.
– Думай, что хошь, – усмехнулась бабка глухо, – думай, что хошь…
Думать мне об этом не хотелось, поскольку все мысли какие-то мрачные и неприятные, да еще эта песня в голове про охотника-людоеда. Бабка тоже, как на зло замолчала – идет, сопит, перешагивает в темноте только ей заметные кочки.
Стоило вообще-то прикинуть, как добираться обратно. Ясное дело, даже при свете обратного пути я не найду, а ночью – даже думать нечего. Придется напрашиваться на ночлег. Перспектива оставаться на ночь у этой бабки не радует. Как и то, что моя тачка осталась на дороге. Успокаивает только то, что она сломана, и угнать при всем желании не получится. А эвакуатору я буду только рад – дорого, но хотя бы вытащит ее из этих дебрей.
Мне показалось, идем мы часа два, видимо, с непривычки. Фанатом спорта я никогда не был, а для перемещения выбирал сначала общественный транспорт, а теперь машину. Но бабуля вдруг сказала бодро:
– Во, говорила ж, быстро дойдем. Вон, гляди, хатка моя. На краю деревеньки? Видишь?
Как раз в этот момент мы вышли на поляну, где видимость значительно лучше благодаря звездам. Передо мной действительно затаилась деревенька с темными холмиками домов в количестве пяти штук. В окне самого дальнего слабо желтеет свет, по всей деревне стоит стрекот сверчков, от летя тянет влагой и запахом свеже вскопанной земли, скорее всего, кабаны постарались.
– О, видал? – пробубнила бабка. – Николаич не спит. Дармоед плешивый. Пойдем, корзинка-то тяжелая. Поди умаялся.
Усталости я особо не и спытывал, чего не скажешь о напряжении, но между вариантами торчать здесь и зайти в дом, выбрал второе.
Преодолев заросли травы по пояс, мы добрались до дома бабки. Ступеньки крыльца подо мной жалобно скрипнули, как и дверь, которую открыла старуха. Значит, здесь давно никто и ничего не чинил. Едва я шагнул следом за ней в темноту дома, в лицо пахнуло запахом свежих веников и капустных щей.
– Где тут… – засуетившись проговорила бабуля, – свет… сейчас зажгу… ага, вот.
Скрипнул вентиль и комната тут же осветилась громадной керосиновой лампой посреди стола, а я обнаружил себя в довольно скромной и аутентичной комнате. По сути, вся комната и есть дом, с права во всю стену беленая русская печка, самая настоящая, с заслонкой и поддувалом. Впереди под окном какие-то сундуки, слева, стол с этой самой лампой и две широкие лавки, на которых спокойно уместится взрослый мужик. При этом по стенам и потолку развешаны пучки трав, веников, опять же.
Я присвистнул.
– Ого. Тут прям как в доме бабы… гм, куда корзинку ставить?
– Не свисти, – посоветовала бабка, – денег не будет. Грибы ставь на стол, вон туда.
И кивнула в сторону.
Не разуваясь, я пересек комнату и водрузил грибы на столешницу. Всё, миссия выполнена.
– У вас розетка есть? – поинтересовался я, помня про телефон, который всегда надо держать заряженным.
– Розетка? – не поняла бабуля.
– Ну да, – пояснил я, – чтоб мобильник не сел. Не знаю, когда до зарядки доберусь. Пауэр бэнк дома оставил.
Бабуля, кажется, из моих слов поняла только глаголы – её брови задумчиво сдвинулись.
– Нема розетки у меня, – протянула она. – Электричества не держу. Все по старинке. Огонь, очаг, керосинка, вот.
Как бы в подтверждение словам, она кивнула на лампу с почерневшей от копоти колбой. Я вздохнул – придется потерпеть без цивилизации еще немного. Всё равно сеть не ловит. На всякий случай достал телефон, проверил – действительно не ловит. Хотя батареи еще половина и до сих пор работает в качестве фонарика, о котором я забыл, пока ломился в потемках. Нервишки.
– Как выбираться-то из вашей глухомани, бубуль? – поинтересовался я, оглядывая лишенные признаков электропроводки стены.
Кивая на печку, бабка ответила:
– Ты это, вот что. Ложись на полати, там тепло. А завтра решим, куда тебя девать. Ты парень хороший, коли взялся помочь старухе среди ночи.
Прозвучало это как-то двусмысленно, но деваться некуда. Обратно ночью лезть через лес – заблужусь. Это бабка все кусты наперечет знает, а я нет. Остаться здесь логично, хоть и не сильно хочется.
Тяжко вздохнув, я молча забрался на полати между печкой и стеной, предварительно постелив себе выданное бабкой постельное, и свернулся клубком. Снилось мне что-то безумное и дикое, что не удивительно с учетом моего тупого поступка. Какие-то люди, лес, эта сама бабка, эвакуатор, почему-то запряженный то ли лошадьми, то ли кентаврами. В общем, классическая ересь после тяжелого дня.
Проснулся рано от того, что в желудке заурчало, что не удивительно – ел я последний раз вчера в обед, так что голодный как волк. Сел. Думал не высплюсь после такой белиберды, да еще и на новом месте. Но в теле бодрость, а голова чистая. Желудок снова призывно завыл, к тому же ноздри уловили запах свежей выпечки.
Когда выглянул из-за печки, увидел, что бабка успела разобрать корзинку с грибами, и часть их уже сушится гирляндами под потолком, часть лежит порезанной горкой рядом с котелком на столе, а сама бабка шныряет по комнате, переставляет какие-то банки, перекладывает пучки.
– Проснулся? – бодро сообщила она, заметив меня. – Вылезай. Пирожки и каша.
Она кивнула на стол, где в глубокой глиняной тарелке дымится каша, а рядом целое блюдо печеных пирожков. Я протер лицо и глаза – спросонья тарелок не заметил.
– Да не надо было… – хриплым после сна голосом проговорил я, смущаясь, что стесняю бабку. Ей и самой, наверное, еле на жизнь хватает, учитывая, как живет глубинка. Объедать ее в мои планы не входило.
Но бабка оказалась напористой.
– Давай-давай, – приказала она. – Умывальник в углу. Мойся и ешь.
Отказываться дальше глупо. Жрать-то хочется.
Спрыгнув с печки, я несколько раз плеснул в лицо водой из рукомойника, которая оказалась такой ледяной, что свело скулы. Но все же я рискнул прополоскать рот, о чем пожалел, потому что зубы тоже свело. Пришлось усиленно тереть лицо полотенцем, чтобы разогнать кровь, и за стол сел уже окончательно проснувшийся.
– Хе-хе, – усмехнулась бабка, возникнув возле правого плеча и ставя передо мной большую чашку с чаем. – Непривыкшие вы там к жизни природной, да? Ты ешь, ешь, а то вон, какие щеки впалые.
Она подвинула чашку ко мне. По запаху и цвету догадался – это не чай. Вопросительно посмотрел на бабулю.
– Чабрец, – пояснила она. – Лучше, вашей заморской дряни.
Что конкретно она подразумевала под «заморской дрянью» уточнять не стал. Осторожно отпил, чтобы не обжечься, на вкус оказалось неплохо.
Тарелка каши ушла минут за пять, пирожки пошли следом. Отменные, с нежнейшим мясом, ароматные. Я опять вспомнил прилипчивую песню про охотника-людоеда, но сытый желудок временно погасил опасения и заставил расслабиться, откинувшись на спинку стула.
Только хотел приступить к расспросам бабули о транспорте, как-то же мне надо отсюда уехать, может автобусы какие рейсовые есть, или попутки, как бабка села с краю стола и положила на него локоть, посмотрев на меня так строго, что я замер.
Глаза зеленые, взгляд сверлящий, брови сдвинулись, вся она какая-то поджарая и мосластая. Ночью это скрывала темнота, а сейчас могу рассмотреть. И то, что я вижу, тянет на «Оскар» по актерскому мастерству. Вдобавок из-под платка выбились седые волосы, делая её сравнение со всем известной бабкой еще ярче.
Ничего лучше, чем отшутиться, я не нашел и произнес:
