скачать книгу бесплатно
– Ну как же, слышала, – возразил Страйк. – «Don’t Fear the Reaper». Не бойся, стало быть, темного жнеца.
– Кого-кого я не должна бояться?
– Это был их мегахит: «Don’t Fear the Reaper».
– А… понятно.
От неожиданности Робин на миг почудилось, будто Страйк дает ей совет.
В молчании они вернулись к еде, но Робин не смогла долго изображать безразличие и, собравшись с духом, спросила:
– Как ты считаешь, почему посылку отправили на мое имя?
Страйк успел подготовиться к этому вопросу.
– Понятия не имею, – ответил он, – но думаю, нельзя исключать тайную угрозу, а потому до выяснения…
– Я не намерена прекращать работу, – с жаром заявила Робин. – И дома сидеть не собираюсь. Хотя Мэтью только этого и ждет.
– Ты поставила его в известность?
Пока Страйк у себя в кабинете беседовал с Уордлом, Робин успела сделать телефонный звонок.
– Да. Он злится, что я расписалась в получении.
– Думаю, он за тебя боится, – покривил душой Страйк.
Несколько раз они с Мэтью виделись, и с каждой встречей неприязнь Страйка только крепла.
– Нисколько он не боится! – вспылила Робин. – Просто он считает, что момент настал: что я запугана и теперь-то уж точно уволюсь. Не дождется.
Последние события повергли Мэтью в шок, и тем не менее она расслышала в его тоне нотки самодовольства, невысказанную уверенность в том, что после всего случившегося она сама поймет дикость своего выбора: связаться с беспутным частным сыщиком, который даже не в состоянии платить ей достойные деньги. Кроме того, Страйк заставлял ее работать сверхурочно, и по этой причине она получала почтовые отправления не на домашний, а на служебный адрес. («Можно подумать, если бы я сидела дома, „Амазон“ не смог бы доставить мне ногу!» – в запальчивости воскликнула Робин.) Ко всему прочему Страйк теперь набирал известность, и все знакомые проявляли к нему интерес. А Мэтью со своей бухгалтерией довольно бледно выглядел на этом фоне. Его загнанная вглубь досада, смешанная с ревностью, все чаще вырывалась наружу. Страйку хватало мозгов не подталкивать Робин к таким поступкам, о которых она могла бы пожалеть, когда успокоится.
– Отправитель адресовал посылку тебе, потому что передумал, – сказал Страйк. – Вначале на ней стояло мое имя. Могу предположить, что кто-то хочет выбить меня из колеи, показав, что знает твое имя, или же пытается запугать тебя, чтобы положить конец нашей совместной работе.
– Ну, знаешь, я не из пугливых! – возмутилась она.
– Робин, сейчас не время геройствовать. Мы еще не знаем, кто он такой, но этот хрен решил показать, что осведомлен о моих делах, знает твое имя и по состоянию на сегодняшний день четко представляет, как ты выглядишь. Он приблизился к тебе вплотную. И мне это не нравится.
– Как видно, ты не слишком высокого мнения о моих способностях в деле контрнаблюдения.
– Перед тобой, между прочим, тот, кто запихнул тебя на самые престижные курсы следственных работников, – начал Страйк, – и досконально изучил выданную тебе характеристику, которую ты сунула мне под нос…
– Значит, ты считаешь, что я не владею приемами самообороны.
– Не имел счастья видеть тебя в деле – могу только верить на слово.
– Я хоть раз тебя обманула, когда описывала свои сильные и слабые стороны? – продолжала наступать оскорбленная Робин, и Страйку ничего не оставалось, как отрицательно помотать головой.
– Ну так вот! Я не собираюсь попусту рисковать. Ты меня приучил замечать любую подозрительную личность. Да и вообще тебе не с руки отсылать меня домой. Мы и так еле справляемся с наплывом заказов.
Страйк со вздохом потер лицо могучими, волосатыми с тыльной стороны ладонями.
– После наступления темноты на улицу ни шагу, – распорядился он. – И всегда держи при себе брелок с тревожной кнопкой, самый надежный.
– Хорошо. – Робин не стала спорить.
– А с понедельника будешь пахать на Рэдфорда, – приказал Страйк, успокаиваясь от этой мысли.
Рэдфорд, состоятельный предприниматель, хотел вывести на чистую воду одного из старших менеджеров, подозреваемого в преступных махинациях, и с этой целью собирался внедрить к себе в офис следователя под видом нового сотрудника, взятого на полставки. Направить туда Робин было вполне естественно, так как Страйк после раскрытия второго нашумевшего убийства сделался слишком заметной фигурой. Осушая третью пинту, он размышлял, как бы уболтать Рэдфорда загрузить Робин на полный рабочий день. Пусть бы спокойно сидела с девяти до пяти в шикарном бизнес-центре вплоть до поимки маньяка, приславшего ей ногу.
Тем временем Робин боролась с изнеможением и легкой тошнотой. Вчерашний скандал, бессонная ночь, жуткое потрясение от вида отсеченной ноги – и после этого нужно тащиться домой, чтобы в который раз оправдываться и объяснять, почему она соглашается выполнять опасную работу за сущие гроши. Мэтью, у которого она раньше находила утешение и поддержку, сделался дополнительным камнем преткновения.
К ней вернулось невыносимое, непрошеное видение холодной отрезанной ноги в картонной коробке. Скорей бы это забылось. Кончики пальцев, которые невольно коснулись восковой кожи, противно саднило. Рука, лежавшая на колене, сама собой сжалась в кулак.
5
Hell’s built on regret.
Blue ?yster Cult. «The Revenge of Vera Gemini»
Lyrics by Patti Smith[11 - Чувство вины – ад («Месть Веры Джемини», слова Патти Смит) (англ.). С альбома «Agents of Fortune» (1976).]
Позже, благополучно проводив Робин до метро, Страйк вернулся в контору и сел за стол в приемной, чтобы в тишине, без помех обмозговать происходящее.
На своем веку он повидал немало расчлененных трупов, которые гнили в общих могилах или валялись вдоль дорог после взрыва. Оторванные руки и ноги, кровавая плоть, раздробленные кости. Отдел специальных расследований – подразделение Королевской военной полиции, действующее под прикрытием, – занимался случаями насильственной смерти; у Страйка и его сослуживцев иногда проявлялась защитная реакция: юмор. Иначе никто бы не выдержал постоянного зрелища растерзанных, изувеченных мертвецов. Сотрудникам ОСР была неведома роскошь видеть чистых, подгримированных покойников в гробах-коробках с атласным покрывалом.
Коробка. Снаружи совершенно заурядная. Картонная коробка с лежащей внутри ногой. Никаких следов происхождения, ни намека на вторичное использование – ничего. Все тщательно продумано, безукоризненно исполнено, и это тревожило Страйка не меньше, чем зловещее содержимое посылки. Ему не давал покоя этот аккуратный, педантичный, почти клинический modus operandi[12 - Образ действия (лат.).].
Он проверил время. На этот вечер у него было назначено свидание с Элин. Встречались они уже два месяца; его подруга находилась в затяжном состоянии развода, который протекал сухо и с переменным успехом, как гроссмейстерский шахматный турнир. Ее отлученный муж был необыкновенно богат, о чем Страйк узнал только тогда, когда впервые увидел семейное жилище – необъятные апартаменты с паркетными полами, выходящие окнами на Риджентс-парк. Из-за решения органов опеки выходило так, что Элин могла приглашать к себе Страйка лишь в отсутствие своей пятилетней дочери, а планируя куда-нибудь сходить, они выбирали тихие и неприметные лондонские рестораны, дабы отлученный муж не прознал, что у Элин кто-то есть. Страйка вполне устраивало такое положение дел. С прежними подругами вечно возникала одна и та же проблема: именно те вечера, которые принято посвящать отдыху, были у него заняты слежкой за чужими неверными супругами. Да и привязываться к дочке Элин он совершенно не собирался. Страйк не покривил душой, говоря Робин, что не знает, как разговаривать с детьми.
Он потянулся за мобильником. До ужина можно было еще кое-что успеть.
Первый звонок был перенаправлен в голосовую почту. Страйк наговорил сообщение для Грэма Хардэйкра, бывшего сослуживца из Отдела специальных расследований, с просьбой перезвонить. Где сейчас базируется Хардэйкр, он точно не знал. Во время их последнего разговора Хардэйкр служил в Германии, но ожидал перевода. К огорчению Страйка, второй звонок – старинному приятелю, чья дорожка вела, так сказать, в противоположную сторону от жизненного пути Страйка, – тоже остался без ответа. Оставив примерно то же самое голосовое сообщение, Страйк дал отбой.
Подвинувшись на стуле Робин ближе к столу, он включил компьютер и невидящими глазами стал смотреть на экран. Ум заполонила совершенно непрошеная картинка – образ матери без одежды. Кто мог знать, на каком месте у нее татуировка? Естественно, муж и многочисленные дружки, которые появлялись и исчезали; видеть ее раздетой могли также соседи по сквотам и грязным коммунам, где их семья никогда не задерживалась надолго. В баре «Тотнэм» мелькнула у него еще одна мысль, которой он не готов был делиться с Робин: возможно, Леда в какой-то период своей жизни фотографировалась обнаженной. Это было бы вполне в ее характере.
Его пальцы забегали по клавиатуре. Он набрал «Леда Страйк», но тут же стер букву за буквой, злобно стуча указательным пальцем. Есть пределы, за которые нормальный человек по собственной воле не выходит, есть сочетания слов, которые не хочется оставлять в своей истории интернет-поисков, но, к сожалению, есть и дела, которые нельзя перепоручить другому.
Он уставился на пустую поисковую строку, откуда ему равнодушно подмигивал курсор, и быстро набрал – как всегда, двумя пальцами: «Дональд Лэйнг».
Людей с таким именем оказалось полно, особенно в Шотландии, но можно было смело исключить тех, кто вносил квартплату или участвовал в выборах, пока Лэйнг отбывал срок. В результате тщательного отбора, ориентируясь на приблизительный возраст Лэйнга, Страйк вычислил человека, который в две тысячи восьмом году вроде бы жил в городке Корби с некой Лоррейн Макнотон. По нынешним сведениям, Лоррейн Макнотон числилась одинокой.
Он стер имя Лэйнга и набрал «Ноэл Брокбэнк». Таких в Соединенном Королевстве оказалось на порядок меньше, чем тезок Лэйнга, но поиски опять же зашли в тупик. Какой-то Н. К. Брокбэнк в две тысячи шестом проживал один в Манчестере; если это тот, кого искал Страйк, значит он разошелся с женой. А плюс это или минус, Страйк пока не решил…
Откинувшись на спинку офисного стула Робин, Страйк принялся анализировать возможные последствия получения неизвестно чьей отсеченной ноги. Очень скоро полиция обратится за помощью к населению, но Уордл пообещал известить Страйка, когда станет известна дата пресс-конференции.
Такая из ряда вон выходящая, уродливая история в любом случае стала бы сенсацией, но здесь шумиха грозила перейти все мыслимые пределы (даже думать об этом не хотелось) из-за того, что ногу прислали не куда-нибудь, а к нему в агентство. В последнее время Корморан Страйк и без того находился в поле зрения прессы. Под носом у полиции Большого Лондона он раскрыл два громких убийства, и эти расследования неизбежно вызвали бы общественный резонанс, вне зависимости от заслуг частного детектива: в первом случае жертвой стала юная красавица, а во втором было совершено бессмысленное ритуальное убийство.
Как скажется доставка этой посылки, спрашивал себя Страйк, на его бизнесе, выстроить который стоило ему неимоверных трудов? Последствия грозили быть серьезными. Непреклонным барометром деловой репутации служил интернет. В скором времени пользователь, решивший погуглить «Корморан Страйк», уже не увидит в верхней части страницы восторженных похвал в адрес двух его самых успешных, знаменитых расследований: их сменят беспощадные ссылки на то, что этому сыщику прислали отрезанную конечность, а значит, у него есть по крайней мере один заклятый враг. Страйк не сомневался, что хорошо знает нравы общественности, особенно того сегмента, который составляют неуверенные, запуганные и озлобленные – хлеб любого частного детектива. Такие на пушечный выстрел не подойдут к агентству, которое получает посылки с отрезанными ногами. В лучшем случае новые клиенты решат, что у Страйка и Робин хватает собственных проблем, а в худшем – что эта парочка, неумелая и недалекая, вляпалась по самое некуда.
Он собрался выключить компьютер, но передумал и, сделав над собой еще большее усилие, чем потребовалось бы для поиска фотографий обнаженной матери, набрал «Бриттани Брокбэнк». В «Фейсбуке», в «Инстаграме» таких нашлось немало. На селфи сверкали улыбками сотрудницы каких-то неизвестных ему компаний. Он внимательно изучил изображения. Все девушки выглядели на двадцать с небольшим – как раз ее возраст. Темнокожих он отмел сразу, а какая именно была объектом его поиска, не знал: брюнетка, блондинка или рыжая, симпатичная или простушка, улыбчивая, или грустная, или пугливая. В очках не сфотографировалась ни одна. Это что, тщеславие? Или она сделала лазерную коррекцию зрения? Или просто не любила мелькать в социальных сетях? Страйк помнил: она собиралась сменить имя. А помимо всего прочего, допускал и кардинальную причину ее отсутствия: смерть.
Он вновь посмотрел на часы. Пора собираться.
«Нет, это не она», – подумал Страйк.
А потом: «Хоть бы не она». Ведь если она – это целиком на его совести.
6
Is it any wonder that my mind’s on fire?
Blue ?yster Cult. «Flaming Telepaths»[13 - Разве это странно, что мой мозг в огне? («Телепаты жгут») (англ.). С альбома «Secret Treaties» (1974).]
В тот вечер по дороге домой Робин проявляла необычную бдительность: тайком сравнивала каждого пассажира в вагоне с запомнившейся высокой фигурой, затянутой в черную кожу. Одетый в дешевый костюм худощавый парень азиатской наружности с надеждой улыбнулся, в третий раз поймав на себе взгляд Робин; после этого она сделала вид, что поглощена своим телефоном, и, когда позволяли условия приема, просматривала сайт Би-би-си, поскольку, как и Страйк, ожидала, что посылка вскоре произведет эффект разорвавшейся бомбы. Через сорок минут после ухода с работы она уже входила в супермаркет «Вейтроуз», в двух шагах от своей станции метро. В холодильнике у нее было хоть шаром покати. Мэтью отказывался покупать продукты (хотя в позапрошлый раз, когда у них вышла ссора, всячески отпирался) – видимо, считал, что ненавистные для него обязанности должен выполнять тот, кто вносит в хозяйство меньше трети семейного бюджета.
Одинокие мужчины в костюмах наполняли корзины и тележки готовыми к употреблению продуктами. Деловые женщины на бегу хватали со стеллажей спасительные полуфабрикаты. Изнуренная молодая мать с горластым младенцем в коляске вилась по проходам, как обезумевшая моль, и не могла сосредоточиться: у нее в корзине лежал только пакетик моркови.
В состоянии безотчетной нервозности Робин медленно прохаживалась туда-сюда. Никто из покупателей не напоминал ей байкера в черном, никто не разглядывал ее исподтишка, примериваясь, как бы отрезать ей ноги. («…отрезать мне ноги…»)
– Позвольте! – Сердитая пожилая дама пыталась дотянуться до сосисок.
Робин с извинениями отошла в сторону, не понимая, откуда у нее в руке взялась упаковка куриных бедрышек. Бросив ее в тележку, она заторопилась в другой конец торгового зала, нашла относительный покой в винном отделе и позвонила Страйку. Он ответил после второго сигнала:
– Все в порядке?
– Да, конечно…
– Ты где?
– В «Вейтроузе».
Какой-то лысоватый коротышка изучал полки с хересом за спиной у Робин. Его глаза оказались на уровне ее груди. Робин сделала шаг в сторону; он двинулся вместе с ней. Под ее гневным взглядом этот наглец ретировался.
– Вот и хорошо, там ты в безопасности.
– Мм… – протянула Робин, провожая взглядом удаляющуюся спину коротышки. – Слушай, может, конечно, это пустое, но я вспомнила, что за последние месяцы мы получили пару непонятных писем.
– От шизиков?
– Не начинай.
Робин терпеть не могла эти пренебрежительные слова. После того как Страйк раскрыл второе громкое убийство, к ним в агентство лавиной хлынули письма. В одном, самом осмысленном, содержалась просьба дать денег – как видно, Страйка теперь считали богачом. В других высказывались невнятные жалобы и требования наказать обидчиков. Некоторые авторы излагали выстраданные, самые невероятные теории. Поступали и бессвязные, сбивчивые записки с такими вымогательствами и желаниями, которые указывали только на безумие авторов. Наконец, малая часть корреспонденции приходила в контору от лиц обоего пола («Вот где настоящие шизики», – отметила Робин) с объяснениями в любви.
– К тебе? – Страйк вдруг посерьезнел.
– Боже упаси – к тебе.
Робин слышала, как во время телефонного разговора Страйк мерил шагами мансарду. Наверное, готовился к свиданию с Элин. Он никогда не рассказывал об их романе. Если бы Элин как-то днем не забежала в агентство, Робин, вероятно, даже не узнала бы о ее существовании, по крайней мере до той поры, когда Страйк явился бы в контору с обручальным кольцом на пальце.
– И что в них говорилось? – спросил Страйк.
– Да как тебе сказать… одно было от девушки, которая просила совета, как ей отрезать собственную ногу.
– Я не ослышался?
– Она хотела отрезать себе ногу, – четко выговорила Робин, и покупательница, выбиравшая розовое вино, бросила на нее испуганный взгляд.
– Матерь божья, – пробормотал Страйк, – и мне еще запрещают называть их шизиками. Как думаешь, она провернула это дельце и решила меня обрадовать?
– Я думаю, – Робин своим тоном пресекла всякое ерничество, – что такого рода письмо заслуживает внимания. У некоторых людей действительно есть потребность отрезать кусочки своей плоти, это известное науке явление, называется… нет, не «шиза», – добавила она, точно предугадав реакцию босса, и он рассмеялся. – А другое письмо, очень длинное, было подписано инициалами. Там бесконечно смаковалась тема твоей ноги и желание загладить вину.
– Кто хотел загладить вину, тот прислал бы мужскую ногу, а не женскую. Могу себе представить, какой идиотский видок был бы у меня на…
– Прекрати! – сказала Робин. – Это не тема для шуток. Не верю, что у тебя язык повернулся.
– А я не верю, что у тебя не повернулся, – беззлобно парировал Страйк.
Из трубки до слуха Робин донесся знакомый скрежет, а потом звучный лязг.
– Ты полез в коробку для шизы!
– Я считаю некорректным говорить «коробка для шизы», Робин. Это неуважительно по отношению к нашим согражданам с психическими расстройствами…
– До завтра, – невольно улыбнулась Робин и отсоединилась, не дослушав хохота босса.
Когда она побрела дальше по проходу, на нее с новой силой нахлынула усталость, не отступавшая весь день. Принять решение о покупке съестного оказалось непосильной задачей. Насколько легче было бы закупаться по списку, составленному кем-то другим! Как работающая мать семейства, которая высматривает, что можно приготовить на скорую руку, она сдалась и купила побольше пасты. В очереди к кассе перед ней оказалась молодая мать с горластым младенцем, который исчерпал свои возможности и уснул мертвецким сном, выставив вперед кулачки и крепко зажмурившись.
– Какой зайчик, – сказала Робин: ей показалось, что молодая мать ждет похвалы.
– Когда спит, – ответила та с вялой улыбкой.
Отперев дверь в квартиру, Робин лишилась последних сил. Как ни удивительно, Мэтью встречал ее в тесной прихожей.
– Продуктов накупил! – похвалился он, но, заметив у нее в руках четыре набитых пакета, не смог сдержать разочарования: его широкий жест подпортили ложкой дегтя. – Я же послал тебе эсэмэску, что иду в «Вейтроуз»!
– Наверно, я пропустила, – сказала Робин. – Извини.
Не иначе как она тогда говорила по телефону со Страйком. Вполне возможно, что Мэтью оказался в супермаркете одновременно с ней, но она половину времени провела в винном отделе.
Мэтью шагнул вперед, вытянул руки и заключил свою невесту в объятия, показавшиеся ей нарочито великодушными. И все же Робин, как всегда, не могла не отметить, что выглядит он потрясающе: темный костюм, зачесанные назад густые каштановые волосы.
– Натерпелась ты, – прошептал он, обдавая теплом своего дыхания ее волосы.
– Да уж, – сказала она, обнимая его за талию.
Они мирно поужинали пастой и ни разу не упомянули Сару Шедлок, Страйка и Жака Бургера. Если утром Робин захлестывали амбиции – она хотела во что бы то ни стало заставить Мэтью признать, что курчавой шевелюрой восхищалась не она, а Сара Шедлок, – то теперь ее вознаграждали за зрелость и стойкость, но тут Мэтью виновато объявил:
– После ужина мне придется немного поработать.
