скачать книгу бесплатно
В гостях у странной сказки
Вландрий Геклов
Кто, спрашивается, не мечтал попасть в сказку? Вот Иван Петрович Семёнов и попал. Только сказочка эта оказалась какая-то странная, неправильная. Не совсем та, где мёда корец да венец под конец. А та – где, чем дальше, тем страшнее… Мало того. Сказка эта – экспериментальная: без пролога, но с двумя непредсказуемыми финалами, четырьмя эпилогами и одним поэтическим приложением.
Вландрий Геклов
В ГОСТЯХ У СТРАННОЙ СКАЗКИ
Озорная повесть-сказка для подростков преклонного возраста
(без пролога, но с двумя непредсказуемыми финалами, четырьмя эпилогами и одним поэтическим приложением)
Посвящение
Вацлаву Ворличеку,
режиссёру замечательного телесериала «Арабелла», с благодарностью.
Пояснение
Россия, 2000-ые. ПЕРЕстройка уже отгремела, ПЕРЕдел и ПЕРЕстрелка в разгаре, ПЕРЕкличка ещё впереди.
Перечисление
Иван Петрович Семёнов – провинциальный российский интеллигент; достойный наследник гайдаевского Шурика.
Серафим Евграфович Семирамидский – чокнутый профессор; в смысле гениальности и феноменальной рассеянности, достойный конкурент жюльверновского Паганеля.
Илья Муромец – былинный богатырь.
Кощей Бессмертный – сказочный персонаж.
Вовочка – персонаж позднесоветского школьного фольклора.
Баба-Яга – фольклорный элемент.
Колян (он же Патрон) – злоумышленник № 1.
Штопор – злоумышленник № 2.
Степан Бутербродов – старший лейтенант милиции.
Всякое совпадение с реальными лицами и событиями – не более чем преднамеренная случайность.
Вот вы говорите:
«Живётся, как в сказке!»
Но сами судите,
Легко ли в ней жить,
Когда в этой сказке
Нельзя без опаски
Из-за неясностей,
И непонятностей,
И неизвестностей,
И неприятностей
(Ой, как это всё сложно!
Но в этом-то и прелесть!)
Нельзя без опаски
Ни шагу ступить.
Смешные и странные
В сказке порядки.
Здесь всё по-другому,
Всё как-то не так.
Куда ни заглянешь —
Сплошные загадки.
Куда ни посмотришь,
Ну, куда ни посмотришь, —
Сплошной кавардак!
В. А. Левин, песенка Алисы из м/ф «Алиса в Зазеркалье»
Глава Первая, из которой следует, что даже самые необычные и удивительные события начинаются крайне обыденно и заурядно
Разбудит утром не петух, прокукарекав, —
Сержант поднимет – как человеков.
В. С. Высоцкий,
«Милицейский протокол»
Хотите – верьте, хотите – проверьте, но эта удивительная, фантастическая, я бы даже сказал, фантасмагорическая история, полная захватывающих приключений и невероятнейших происшествий началась в обыкновенном провинциальном… медвытрезвителе.
Да-да, не удивляйтесь, уважаемые читатели. Именно в стенах этого, если так можно выразиться, лечебно-оздоровительного заведения (чьим гостем, возможно, доводилось бывать и вам) завязался клубок диковинных событий, коренным образом перевернувших не только жизнь героя сего повествования, но и ход всей мировой истории.
Нет, вы не подумайте, будто герой наш какой-нибудь пропащий пьяница, или, не приведи Господи, алкоголик. Вовсе нет. Просто так получилось, что…
Впрочем, постойте. Давайте обо всем по порядку…
* * *
Тонкий солнечный луч сверкающей спицей пронзил засиженное мухами оконное стекло и, отразившись в мутном треснувшем зеркале, юркой белкой проскакал по стоящим в шахматном порядке панцирным кроватям.
Прыг-скок,
прыг-скок,
прыг-скок.
Не ведая преград, бойкий зверек солярной породы шустро вскарабкался по обшарпанной, видавшей виды этажерке, ловко перемахнул с неё на выкрашенную в цвет морской капусты тумбочку, а уже с оной стремительно десантировался прямиком на макушку расположившегося в дальнем углу человека.
Обладатель углового койко-места никак не отреагировал на вторжение непрошенного гостя. Он мирно спал, изредка издавая громоподобные хрюки и руладообразные чваки.
Неугомонный солнечный грызун осторожненько соскользнул с темечка, повис на оттопыренном ухе золотистой клипсой, затем, хохмы ради, лизнул хрюкающе-чвакающего спуна в поросшую жесткой каштановой щетиной щёку. Никакого результата. Тогда огненно-рыжий хулиган принялся щекотать упрямому соне ноздри. Опять-таки безуспешно. Оставалось последнее средство, и оранжевый озорник не отказал себе в удовольствии им воспользоваться. Он ухватил дрему за длинные белесые ресницы, оттянул хорошенько веки и выверенным движением залихватски полоснул лежебоку по глазам солнечной бритвой…
* * *
Иван Петрович Семёнов вскочил, что ужаленный. Сон как рукой сняло.
Не по-осеннему яркое солнце слепило, словно электрическая лампа на допросе у следователя НКВД. Перед глазами плыли радужные круги, голова гудела, точно огромный колокол, в который что есть мочи колотил небезызвестный нотр-дамский горбун. В горле пересохло, а во рту будто кошки, извиняюсь, нагадили. Порой Ивану Петровичу казалось, что кошкам явно пособляли собаки, а, возможно, даже и мыши с голубями.
– Где я? – Семёнов ошалело оглянулся по сторонам.
Пол. Потолок. Четыре стены, выложенные некогда белым, а ныне – желтоватым в разводах кафелем. Задранная невесть на какую высоту узкая бойница единственного, почему-то зарешеченного, окна. Застеленные казенным проштампованным бельем панцирные кровати. Этажерка времен, уж коли не очаковских, и не покорения Крыма, то наверняка эпохи передачи Таврического полуострова Украинской ССР. Пошедшее паутиной микроскопических трещин зеркало, подозрительной расцветки тумбочка и шаткий, не вызывающий абсолютно никакого доверия табурет. Вот и вся вам обстановочка. М-да…
Гробовая тишина и еле уловимый запах хлорки придавали и без того убогому, малоуютному помещению похоронно-траурный вид.
– Неужели я почил в бозе и меня, то есть мое бренное тело, поместили в морг?!
Ивана Петровича аж передернуло от такой совсем не радужной перспективы.
Взгляд кандидата в покойники хаотично, подобно пуле дум-дум, метнулся по скудно обставленной комнате в поисках опровержения ужасной догадки. После третьего циркумкроватного осмотра взор Семёнова зацепился за выцветший от времени плакат с изображением огромной водочной бутылки. Внутри великанской посудины художник (эдакий наследник Кукрыниксов) изобразил сидящего в позе роденовского мыслителя человека с морковно-красным носом. Черты лица узника стеклотары страшно исказились от непомерного мысленного напряжения. По замыслу автора композиции, морковноносый арестант стоял (или все-таки сидел?) перед поистине гамлетовской дилеммой: «Пить или не пить?». Аккурат над бутылочным горлышком безвестный плакатист размашисто вывел: «Пьянству – бой!».
– Фу ты! – облегченно вздохнул несостоявшийся усопший и, обмякнув, словно сдувшийся аэростат, повалился на подушку. – Кажется, я знаю, где нахожусь. Я в…
Довести мысль до логического завершения Семёнов не успел. Дверь в комнату со страшным скрипом отворилась, на пороге возник краснощекий здоровяк в милицейской форме. На плечах представителя правоохранительных органов красовались погоны с тремя золотистыми «сопельками».
«Сержант», – сообразил Иван Петрович, хоть в армии по состоянию здоровья не служил (плоскостопие, знаете ли, помноженное на близорукость, язву и астму).
Рдяноланитый сержант набрал в грудь воздуха и, дико выпучив глаза, что тот самый лангуст-переросток, заорал дурниной:
– Подъём!!!
* * *
В кабинете начальника медвытрезвителя № 2 города Мухозванска майора Вахтанга Тариеловича Опохмелидзе царила тишина. Вязкая, как патока, гнетущая, почище злобных тёмных сил из стародавней революционной песни.
Хозяин кабинета, эдакий Гаргантюа в милицейской форме, соответствовал своей фамилии на все двести процентов. Он обладал колоритной, ярко выраженной кавказской внешностью, а источаемое им амбре, явно свидетельствовало: припрятанный накануне супругой Вахтанга Георгиевича, Пульхерией Карловной, шкалик, в результате проведенных начальником медвытрезвителя оперативно-розыскных мероприятий был все-таки обнаружен, а его содержимое безапелляционно уничтожено.
Вахтанг Тариелович не любил дежурить по выходным. Невеликое, надо заметить, удовольствие, проторчать всю субботу в тесном, душном кабинете. Уж лучше дома, на диванчике, перед зомбиящиком с пивком поваляться… Но, как грится, служба – есть служба. В конце концов, график дежурств Опохмелдзе утверждал собственноручно. Всё как в той классической киношке: не враг давал, сам ковал…
Майор не спеша перелистал паспорт на имя Семёнова Ивана Петровича, 197… года рождения, в сотый раз сличил фотографию с сидевшим напротив оригиналом.
Последний, в смысле «оригинал», являл собой полную противоположность начальнику медвытрезвителя. Невысокий, тщедушный, с простоватым, усыпанным веснушками, лицом, всего более он походил на нерадивого «скубента» или пэтэушника (и не скажешь, что мужику уже за тридцатник). Васильковые глаза, нос пуговкой и прямые волосы цвета половы выдавали в нем исконного жителя Среднерусской возвышенности. На мир незадачливый клиент вытрезвителя взирал через большие круглые очки a-la Джон Леннон.
Был, правда, один маленький штришок, который как бы роднил хозяина кабинета и его невольного посетителя, этих новоявленных Давида и Голиафа. Этим штришком, как ни странно, был… запах. Стойкий сивушный дух, красноречиво говорящий (впрочем, запахи говорить не умеют) о том, что Иван Петрович Семёнов провел ночь в стенах медвытрезвителя далеко неслучайно.
– Так ви, говорите, работаете в краевэдческом музэе? – нарушил тишину Вахтанг Тариелович.
– Да, – потупив взор, просипел Семёнов. – Заведующим отделом культуры.
– Вот именно! – активно жестикулируя, пророкотал грозный майор. Произнёс по складам: – Куль-ту-ры! – Указательный палец Опохмелидзе, волосатым сталагмитом, застыл перед вздёрнутым носом музейного работника. – Что же ви так, Иван Пэтрович? Какой пример ви подаете людям? Нэхорошо.
Семёнов шмыгнул носом, точно нашкодивший школяр, и, подражая аквариумной черепашке, вжал голову в панцирь… ой, то есть в плечи. Конечно, нехорошо. Чего уж тут хорошего. Хорошо было вчера. Вчера у него был день рождения. Стукнуло ровно тридцать пять. Юбилей, так сказать. Вдобавок ко всему, день рождения совпал с днем получки, и юбиляр решил отметить это счастливое совпадение с коллегами по работе.
Отметили, видать, неплохо, коль скоро проснулся Иван Петрович не дома, в теплой уютной постели, а в медвытрезвителе, на ледяной скрипучей койке. Хорошо хоть в вытрезвителе, а не в каком-нибудь Ленинграде (теперь уже Петербурге), как герой одной старой доброй кинокомедии.
Подробности вчерашнего кутежа горе-юбиляр помнил плохо. Припоминал только, как глубоко за полночь пил коньяк из черепа неандертальца, вопил с Женькой Стаканчиковым похабные частушки и лихо откаблучивал чечетку на древнеегипетском саркофаге, привезенном в позапрошлом веке из Африки одним Мухозванским помещиком… Недаром говорят, в тихом омуте черти водятся. Широк расейский интеллигент в алкогольном угаре.
А всё Женька, неугомонная натура. «Выпьем за Родину, выпьем за Сталина!.. За день рождения!.. За юбилей!.. За родной музей!.. За краеведение!.. За мир во всём мире!.. За то, чтобы всё у нас было, и ничего нам за это не было!.. За…»
От ностальгических воспоминаний Семёнова отвлек голос Опохмелидзе.
– Надэюсь, я вижу вас здэс в первый и в послэдный раз. Услуги нашего заведэния оплатите в банке. – Майор протянул Ивану паспорт. – Можете бить свободны. Вэщи получите у дежурного.
* * *
– Получите, распишитесь, – буркнул дежурный милиционер с прапорщицкими звездами на погонах, высыпая на стол кучу предметов, изъятых у Семёнова накануне.
Обручальное кольцо, старые добрые «Командирские» часы, лет пять назад подаренные женой Любашей на 23 февраля, словно изжеванный носовой платок, хранивший следы позавчерашнего обеда и хронического насморка, связка ключей и потрёпанное гранитолевое портмоне.
Иван поспешно надел кольцо, спрятал ключи и платок в карман, проверил точность часов (ого, уже половина девятого!), открыл кошелёк и… с ужасом обнаружил, что тот абсолютно пуст! То есть, конечно, не абсолютно – на дне звякнуло несколько медных монет, а в самом углу завалялся мятый абонементный талончик на проезд в городском транспорте (впрочем, уже прокомпостированный).
Но где же зарплата?!?! Иван точно помнил: вчера была пятница, 25 октября, его день рождения и соответственно день получки. Отлично помнил, как сам, собственноручно расписывался в ведомости у бухгалтера напротив суммы 4.735 рублей 00 копеек, как пересчитывал хрустящие купюры и аккуратно укладывал их в портмоне. Конечно, он вчера немного покутил, побалагурил. Но не мог же он прогулять всю месячную зарплату! Все 4.735 рублей 00 копеек!!!
– По-озвольте, – возмутился Иван, пытаясь поправить сбившийся набок узел галстука. – А где мои деньги?!
– Какие деньги? – Брови дежурного изогнулись мохнатой радугой. Казалось, искреннему удивлению сотрудника вытрезвителя поистине не имелось границ.
– Но тут же, – Семёнов потряс перед носом милиционера пустым кошельком, – были деньги!
Прапорщик сохранял спокойствие абиссинского негуса. Жестом заправского иллюзиониста он извлек, как показалось Ивану, прямо из воздуха некую бумагу.
– Вот протокол вашего задержания. Никаких денег при вас обнаружено не было.
– Но… – попытался вернуться к животрепещущему вопросу о пропавших банковских билетах Иван.
Тут в руках у прапорщика поистине магическим образом материализовалась волшебная палочка, в коей невезучий именинник без особого труда распознал резиновую дубинку, ласково прозванную в народе «демократизатором», аргумент, надо признать, крайне веский и весьма убедительный.
– Вопросы есть? – доверительно спросил дежурный, как бы между делом постукивая «демократизатором» по ладони. Тут же сам себе ответил: – Вопросов нет… Свободен.
Иван Петрович с далеко не пророческой тоскою посмотрел в добрые-добрые, как у дедушки Ленина из древнючего анекдота, глаза сотрудника вытрезвителя, понял, что аудиенция закончена, и решил от греха подальше покинуть негостеприимное учреждение.
* * *
Холодное октябрьское солнце лениво карабкалось по небосводу. Отражаясь в окнах домов и зеркалах замерзших луж, ленивое светило окрашивало город Мухозванск в абрикосово-айвовые тона. Улицы пустовали. Как-никак суббота, выходной. И лишь дворники, невзирая на ранний час, лёгкий морозец и запрет иудейского Бога, вовсю шмурыгали мётлами, задавая неспешный ритм любителям утренних пробежек и сладострастных постельных баталий.
Подняв воротник и спрятав озябшие руки в карманы плаща, Иван Петрович Семёнов понуро брёл по безлюдной улочке. Шуршащие под ногами красные кленовые листья, припорошенные первым снежком, отчего-то напоминали густо присоленных вареных раков.
– Эх, сейчас бы пивка, – мечтательно вздохнул экс-клиент медвытрезвителя № 2 и, грустно улыбнувшись, побрел далее.
