скачать книгу бесплатно
Аськины истории
Гаянэ Шахламова-Марданова
Эти истории написаны по ностальгическим воспоминаниям о моем детстве. Конечно, известная доля фантазии в них присутствует, но так мне видятся теперь те давно минувшие события. «Аськины истории» -это маленькие рассказы о девочке Аське с момента ее появления на свет первым зимним январским днем и до осознания сложности и неоднозначности мира в пятилетнем возрасте. . Все герои имеют реальных прототипов в виде любящих родных, друзей и просто хороших знакомых. Сборник рассчитан на детей от трех до десяти лет. А также и на их пап, мам, дедушек и бабушек..
Гаянэ Шахламова-Марданова
Аськины истории
День рожденья, или Как нашли Аську
Аська родилась зимой. В тот первый день Нового Года пушистый снег падал хлопьями. Его было так много, что он не успевал таять и лежал большими шапками на деревьях, маленькими горками на воротниках, шляпах и даже ресницах прохожих. Людям надоедало стряхивать эти сугробики и они так и носили их на себе. Носы у них покраснели от мороза, отчего они стали похожи на ходячих снеговиков. То есть Аська, конечно, этого не помнила, но в семье так часто рассказывали историю ее появления на свет, что, получалось, вроде как бы она при этом присутствовала. Ну вот. Завернули Аську в пеленки, сделали из нее длинный кулек с дырочкой для лица и повезли на каталке в большую комнату, где уже лежали в своих кроватках еще штук сорок таких же кульков. Наверное, лежать в таком виде было не очень удобно, поэтому половина этих кулечков громко вопила, остальные же удивленно сопели.
А бабушка, мама Аськиной мамы, ушла утром на работу, и, поэтому еще не знала, что у нее появилась внучка. Она была доктором в больнице, заведующей отделением, и лечила маленьких детей от разных болезней. В выходные и даже по праздникам бабушка всегда заглядывала на работу, как она говорила, “проверить своих разбойников”. Когда ребенок сильно плакал, Людмила Ивановна, так звали бабушку, подходила к нему, ласково улыбалась, клала ему руки на животик и тихо говорила: “Мы тебя обязательно вылечим, дружочек, болезнь испугается и уйдет, а ты скоро снова станешь здоровым и веселым. Ты только немного нам помоги, слушайся нас и потерпи”. После таких слов малыш быстро успокаивался и даже позволял сделать себе укол.
Хозяйство у бабушки было большое: и врачи, и медсестры, и санитарки, и больные. Аська детей, конечно, жалела, но вели они себя, по ее мнению, время от времени весьма бестолково, особенно, когда выздоравливали. Людмила Ивановна то и дело приносила с работы такие истории, которые Аська даже в кино не видела.
– Петенька, – причитает, например, бабушка, обращаясь к Аськиному папе, – сегодня готовлю документы на выписку Игорька, мать его сидит радостная в коридоре, ждет сынка – ребенок был очень тяжелым – а он бегает себе по палате, такой веселый, такой веселый…
– И что? – спрашивает папа.
– Такой веселый…Подбегает к кроватке и сует голову туда…
– Куда? – недоумевает папа.
– Как куда? Между прутьев…
– Зачем?.
– Что, зачем? – возмущается бабушка.
– Зачем голову сунул?
– От радости, наверное…, – вздыхает Людмила Ивановна, – Туда сунул, а обратно голова не выходит – уши мешают…
– И что, уши отрезали?
– Бог с тобой, Петр, – сердится бабушка, – конечно же кровать распилили…
Но все это и еще многое другое Аська услышит потом, когда немного подрастет, а сейчас она лежит маленьким белым пакетиком, из которого видны круглые щечки, нос кнопкой и черные глазки. Такие черные, что даже зрачков не видно. Аська кряхтит, морщится и ждет, когда их с мамой Эммой Григорьевной заберут домой. А Людмила Ивановна уже все-все знает, знает и то, что у нее появилась внучка, и сколько она весит, и какой у нее рост, и какие глазки. Просто ей позвонил ее старый друг Павел Андреевич, с которым она училась в институте и который теперь был самым главным врачом в той больнице, где Аська появилась на свет.
Забирать Аську из роддома приехала целая делегация во главе с сияющими от радости бабушкой, дедушкой и папой. Тут были родные, двоюродные и еще какие-то дяди, тети, дети. Со всеми Аське еще предстояло познакомиться. Сегодня все они бегали, суетились, смеялись и ждали Эмму с ребенком. Наконец, в дверях показался сам Павел Андреевич.
– Ну, что, пойдем выберем тебе внучку, – сказал он важно, обращаясь к бабушке, надел на нее белый халат, взял за руку и увел.
Когда они вошли в комнату, где лежали новорожденные, Павел Андреевич обвел ее руками и сказал:
– Вот, Люся, выбирай любую.
– Пашенька, – застонала бабушка, – я не хочу любую, я хочу свою…
– Хочешь свою – найди свою, – хитро прищурился Павел Андреевич.
– Паша, но их здесь штук тридцать, – испугалась Людмила Ивановна.
– Тридцать шесть, если быть точным. Выбирай, а мы посмотрим, что ты за бабушка, – улыбнулся Павел Андреевич.
Людмила Ивановна вздохнула и стала смотреть на детей. Все они казались такими беспомощными, маленькими, беззащитными.
– Как же я найду среди них свою внучку? – думала бабушка, – Они все мне нравятся.
Вдруг в дальнем углу она заметила пару черных глазок-вишенок. Глазки жалобно смотрели на нее и словно говорили: ”Бабушка, как же ты не узнаешь меня.? Это я, я – твоя внучка.”
– Паша, вон та в углу – моя внучка, – прошептала бабушка.
– Ну что ж, проверим, проверим, мадам, какая вы бабушка… – усмехнулся Павел Андреевич и направился к кроватке. Он нежно освободил Аськину ручку от пеленок, нагнулся и повернул к себе клеенчатый квадратик, привязанный к запястью. На таких квадратиках пишут имя и фамилию мамы новорожденного, чтобы случайно не отдать ребенка другим родителям.
– Туманова Эмма Григорьевна., – прочитал он мамино имя и дату Аськиного рождения, – Ну, Людмила Ивановна, теперь я понял, что вы настоящая бабушка, таких я еще не видывал., – заулыбался он. – Забирай, Люсенька, свое сокровище!.
Бабушка крепко прижала Аську к себе, так крепко, что слышала как бьется ее маленькое родное сердечко, и почему-то заплакала.
Чарлик выбирает Аське имя
Дома Аська быстро освоилась и сразу начала горланить. Тут поднялся такой шум. Бабушка стала кричать, что ребенка слишком закутали и ему жарко, папа требовал заменить пеленки, а дедушка Григорий Игнатьевич тряс перед Аськиным носом здоровенной погремушкой – сидящем на обруче попугаем с вытаращенными глазами и взъерошенным хохолком. От вида этого страшилища Аська заорала еще истошнее. А по всей квартире с яростным лаем носился любимец семьи такса Чарлик, призывая немедленно прекратить все это безобразие. И тогда мама Эмма Григорьевна молча взяла Аську на руки и унесла в другую комнату, где крик тут же прекратился и раздалось тихое причмокивание, потому что Аська хотела есть и вопила от голода.
Наконец настало время выбрать Аське имя. Это потом она стала Аськой, а до этого она долго была просто “лялькой”. Врач и медсестра, которые приходили наблюдать за Аськиным развитием, пожимали плечами:
– Что ж вы, граждане, ребенка никак назвать не можете? У всех нормальных людей дети давно с именами, а у вашей ничего нет.
Ну что “ничего нет” – они просто придумали. У Аськи была фамилия и даже отчество было. Не было только имени, не решили еще какое. Что тут странного. И вообще, разве можно что-нибудь спокойно решить в Аськиной семье, где из-за всякой ерунды поднимается страшный шум? Все понимали, что Аське совсем уже невозможно так долго оставаться без имени, но когда собирался большой семейный совет, чтобы найти ей хоть какое-то имя, начиналось такое…
Дед требовал назвать внучку Пелагеей. Бабушка при этом делала ужасные глаза и поднимала руки к потолку:
– Гриша, ты тридцать лет преподаешь в институте, ты когда-нибудь встречал хоть одну Пелагею?
– Вот именно, что не встречал, – кипятился дед, – Наша будет единственная.
Бабушка почти рыдала:
– Гриша, ну как можно в наше время называть ребенка таким именем? Ты бы еще ее Акулиной назвал! И вообще, не доводи меня до стресса.! Не могу же я с растерзанной нервной системой идти к своим детям!
Людмила Ивановна всегда так говорила, когда ей возражали. После этих слов все почему-то переставали спорить. Аська никогда не понимала, что такое “растерзанная нервная система”, но для себя раз и навсегда решила, что это похоже на рваные бабушкины колготки, которые любил грызть Чарлик.
Григорий Игнатьевич отходил в сторону и, усаживаясь за свой письменный стол, обиженно бормотал себе под нос:
– А, кстати, и Акулина очень неплохое имя.
Сама Людмила Ивановна была совершенно уверена, что девочку следует назвать Александрой в честь сына, которого она хотела родить, но вместо этого почему-то родила двух дочек.
Папа бегал по квартире, размахивал руками и кричал, что отцу не имеют права запрещать называть ребенка тем именем, которое он хочет. А хотел папа назвать Аську Катькой.
Эмма Григорьевна не кричала, она вообще редко повышала голос, но тихо говорила, что дочку будут звать Асей, потому что когда она плачет у нее получается а-а-а-ся-а-а-а-ся-а-а…
Аська с Чарликом из своих углов удивленно пучили глаза на все происходящее. Первой обычно надоедало Аське. Сначала она усиленно кряхтела, и, если никто этого не слышал, а этого никто, конечно, не слышал, она издавала первый писк. Это было сигналом к боевым действиям для Чарлика, который начинал тихо скулить. Но их совместный тихий скулеж присоединялся к общему шуму лишь как жужжание надоевшей мухи. Тогда Аська разражалась диким воплем, к которому вскоре присоединялся истошный лай верного Чарлика. Тут все прекращали спорить, кидались к Аське, начинали ее успокаивать а Чарлик в это время быстро прятался под диван и молча наблюдал за всеми. В результате Аська снова оставалась без имени.
Так бы Аська, навсегда наверное и осталась безымянной, если бы не Анька – дочка маминой подруги Ларисы Александровны. Она была уже взрослая – ей было 8 лет. Однажды, играя с Чарликом, она сказала:
– А пусть Чарлик найдет ляльке имя.
Тут все уставились на нее и спросили, как это собака может дать имя человеку или вообще кому-нибудь?
– А очень просто, объяснила Анька, – надо написать на бумажках все имена, которые нравятся, и бросить на пол. Какую бумажку Чарлик возьмет первой, то имя и будет.
Взрослые оторопело смотрели на Аньку и не понимали, почему такое простое решение им раньше не пришло а голову.
Григория Игнатьевича с трудом уговорили поменять Пелагею на Елену, написали четыре желанных имени на четырех бумажках, бросили их на пол и позвали таксу. Чарлик пулей влетел в комнату, схватил первую попавшуюся записку и с ней куда-то исчез. Все кинулись ловить Чарлика. Анька, деловито собрав оставшиеся бумажки, пошла за взрослыми. Вся семья ловила Чарли, а он забился в свой любимый угол под диван и рвал на куски свою добычу.
– Все пропало, – прошептала Людмила Ивановна, сев на пол, – придется начинать сначала. Этот волкодав все сожрал.
– Это не волкодав, а такса, – заметила Анька, – а все имена здесь. Какого имени не будет – то и съел Чарлик.
Все опять вытаращились на Анька.
– Это не ребенок, а депутат Государственной думы, – сказала Эмма Григорьевна, забирая у нее записки.
– Ася! – радостно воскликнула она, прочитав бумажки – Чарлик слопал Аську!
Так Аська стала Аськой.
Спокойной ночи, малыши!
За обедом Аську уже стали сажать за общий стол. С розовым “слюнявчиком” на шее она важно восседала, болтая ногами, на своем высоком стульчике, неизменно держа в левой руке салфетку Проглотив очередную порцию каши, она тут же вытирала этой салфеткой пухлый ротик. Этому ритуалу Аська не изменяла никогда.
Однажды за обедом Эмма Григорьевна, запихнув Аське в рот очередную порцию пюре, случайно столкнула на пол нож, лежащий на столе. Аська вытерла ротик, уставилась на упавший нож и, ткнув в него пальчиком, невозмутимо объявила:
– Нозь упа.
Мама от неожиданности сунула ложку с Аськиным пюре себе в рот. Папа, уронил на пол сахарную кость, которую он всегда грыз пополам с Чарликом. Дедушкины очки упали в тарелку, а из бабушкиного половника, который она держала в руках, на скатерть лился суп.
– Она что-то сказала?! – очнулся первым папа Петр Аркадьевич.
– Кажется там фигурировал нос, – ответил дедушка.
– Эмма, она что умеет говорить?! – прошептала бабушка.
– Она сказала, что нож упал, – хлопая глазами, пробормотала мама.
– Но ей всего 9 месяцев! – схватился за голову папа. – В таком возрасте ребенок не может говорить предложениями!.
– Как видишь, может, – заметил Григорий Игнатьевич, доставая очки из тарелки с супом.
– Петя, а Гриша прав, почему не может? Так иногда бывает… Ну, это… раннее развитие… – пыталась объяснять Людмила Ивановна, которая уже пришла в себя.
– А я думаю, что у нее просто не было повода вступать с вами в разговоры, – опять вмешался дедушка.
Эмма Григорьевна стала тормошить Аську:
– Асенька, киска, что ты сказала? Повтори, пожалуйста, что ты сказала. Мамочка тебя очень просит. Ну, пожалуйста!
Аська посмотрела на нее своими глазками-вишенками и вдруг выпалила:
– Неть.
– Как это “неть”, ты не хочешь говорить? Ты что, не будешь говорить? – спросил Петр Аркадьевич. И тут Аська сразила всех наповал. Она взяла со стола бутылку с соской и прежде, чем сунуть ее себе в рот спокойно заявила:
– Не будесь.
К двум годам Аська могла целый день трещать без умолку и всем давать ценные советы. Сидя на своем стульчике на кухне она торжественно объявляла:
– Бабуя, сецясь ты меня покойми.
– Асенька, но тебя же я собиралась кормить, – удивлялась мама.
– Неть, мамоцька, ты юководи пьяцессом.
Как-то Эмма Григорьевна играла на пианино. Вдруг из соседней комнаты раздался Аськин вопль:
– Мама, сейцьсь зе пеестань игять – ты мне месяесь яботать!
От Аськи можно было ожидать чего угодно, поэтому все сразу кинулись к ней в комнату посмотреть на ее “работу” и остолбенели. Воткнув в ушки концы трубки, которой бабушка слушала сердце у больных детей, и ухватив Чарлика за хвост, Аська пыталась приставить другой конец этой трубки к чарликиному брюху. Пес жалобно скулил и тщетно пытался вырваться из рук “доктора”, а Аська приговаривала:
– Бойной, вам надо сдеять опеяцию и укой.
Чарлика от операции спасли, а Аське объяснили, что собак нельзя таскать за хвост, даже когда их лечишь.
Особо болтливой Аська становилась, когда ее укладывали вечером спать. Спать Аська совершенно не любила и пускалась на всякие хитрости, чтобы оттянуть это мероприятие, чем доводила всю семью до полного изнеможения. Первым к Аськиной постели посылали Петра Аркадьевича.
– Давай спать, доченька, – ласково начинал папа.
– Давай, – охотно соглашалась Аська, закрывала глазки и тихо добавляла: – Зякази казьку.
– Какую же тебе рассказать сказку? – спрашивал папа, не ожидая подвоха.
Пья куецьку ябу.
– Ну вот, жили – были старик со старухой, и была у них курочка ряба…
– Нет, не так, – тут же встревала Аська, – стаик со стаюхой зили у сямого синего моя, а сейцясь надо гаявить “зили-били дед да баба и бия у них куяцька яба”.
Через десять минут, следуя всем аськиным замечаниям, папа с трудом добирался до конца сказки. Аська лежала с закрытыми глазами. Петр Аркадьевич поднимался, собираясь уйти, и тут слышал:
