banner banner banner
Чужая курица. Избранная проза
Чужая курица. Избранная проза
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

Чужая курица. Избранная проза

скачать книгу бесплатно

Чужая курица. Избранная проза
Дмитрий Гавриленко

Роман «Еда для мужчин» по праву считается в творчестве прозаика вершиной. Рядом с ним – другие интересные работы, запечатлевшие самое характерное для современной жизни. Рассказ «Китаец» был опубликован в журнале «Ковчег». Произведения для детей печатались в журнале «Берегиня» и других московских изданиях. Статьи о классиках представлены читателям журналом «Учитель года» и «Учительской газетой». Произведения опубликованы также в авторских сборниках «Холуй и императоры», «Подстава в кофточке», «Развилки». Книга содержит нецензурную брань.

Чужая курица

Избранная проза

Дмитрий Гавриленко

© Дмитрий Гавриленко, 2021

ISBN 978-5-0055-8019-1

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Автопортрет писателя

Еда для мужчин

ГЛАВА ПЕРВАЯ

– Что, в штаны наложил от страха?

– Что-о? – я выпучил на вопрошавшего глаза.

– Известно что.

Одет он был в темно-синий костюм, на лацкане которого переливался радужными цветами значок.

– Почему вы построили дачу в непосредственной близости от президентской трассы?

Он перешел на «вы», стремясь, видимо, подчеркнуть осуществление служебных полномочий.

Я ответил на вопрос вопросом:

– А почему вы спрашиваете?

Я надеялся: он улыбнется. Не тут-то было.

– В интересах безопасности президента.

Не верилось, что именно этот человек так непринужденно начал со мной разговор. Удастся ли направить его в житейское русло? Я не был уверен, однако решил попробовать.

– То, что школьный учитель выращивает для себя картошку и кабачки, не может представлять опасность для президента.

Даже тени сомнения не появилось у него на лице, и все-таки крутой визитёр задумался. Я хотел добавить, что, может быть, и его ребятишки учатся у меня, но вовремя прикусил язык. Радужный значок будто подмигнул мне: держи, дескать, карман шире, они уже распределены по европам. Халявно воздвиг? Да! Но халявщиков тьма.

Задумчивость его как быстро появилась, так скоро и улетучилась.

– Разрешите посмотреть ваш паспорт.

Я стоял перед ним в футболке и с тяпкой в руке. Откуда у меня паспорт? В душе нарастала обида на репейник, ни с того ни с сего прицепившийся ко мне.

– А покажите сначала ваше удостоверение.

Вот чего мне не надо было говорить! Лучше б я поведал ему, что часть выращенной сельхозпродукции поступала в школьную столовую. Лучше, если б сказал: зарплаты у учителей не такие большие, чтоб можно было отказаться от огорода. Может, лучше было предложить ему отведать скромного блюда: картошки тушеной с кабачком, приготовленной на костре, пахнущей дымом?

Слово не воробей. Лицо гостя стало не медным даже, а бронзовым. Рука полезла во внутренний карман, и глаза мои уперлись в его фотографию: в черном костюме и при галстуке, глаза те же, пристальные и вроде бы недовольные. Я почувствовал, что взбаламутил в его душе болото, причем болото глубокое, топкое. Он, не торопясь, спрятал удостоверение, из бокового кармана достал радиотелефон. Во мне нарастали нехорошие предчувствия.

– Вышли ко мне дежурную машину.

И ни слова больше. Я мог бы сказанное истолковать по-разному. Мало ли для чего могла понадобиться ему дежурная машина? Вот только паспортом моим он перестал интересоваться…

Неопределенность была развеяна одним ударом:

– Собирайтесь, поедете в отделение.

Для меня это как гром среди ясного неба. Если б на нас упала высокая береза, находящаяся поблизости, я и то не удивился бы: в ней образовалось дупло. А тут с бухты барахты… Бряк! Дела, намеченные на день, лешему под хвост? Я взглянул в неулыбчивые глаза и понял, что слова, с которыми он появился здесь, вовсе не шутка, а его привычка брать быка за рога. Пришлось подчиниться молодецкому напору. Что мне собираться? Штаны натянул, костюм напялил – и готов. Паспорт в одном кармане, мобильник – в другом. Прощай дача, до новых встреч!

Рядом с моим гостем стоял невысокий, смуглый лейтенант милиции. Гость повернулся и пошел своей дорогой, а я поплелся вслед за лейтенантом.

Летучка выглядела безукоризненно, но изнутри оказалась не первой свежести. Внешняя респектабельность сменялась бардаком, будто только что доставили в изолятор банду. Лейтенант взял мой портфель, покопался во всех отделениях. В одном он нашел пластиковую бутылочку с водой и складной стакан, сохранившийся у меня еще с прошлого века; в другом – зарядку для мобильника. Я заметил, что досмотр лейтенант осуществляет с некоторой брезгливостью. Бедность мою презирает или неприятно шмонать? Впрочем, голова по самую макушку забита иными заботами. Лейтенант оставил меня наедине с бардаком, сам сел за руль.

И надо было перечить тому, кто словно с облака свалился на мою голову. Показал бы сразу паспорт – может, отцепился бы. У соседей – чутье, те никогда на дачу носа не сунут, если президент собирается проезжать. И никто их не допекает, не изводит ни за что ни про что. Не лондонская же бабуся предупреждает? А я по простоте своей вляпался в говно, целый день пиши пропало. И число-то какое – 22 июня. Вспомнил, сидя в духоте, о прочитанном в календаре: оно – самое могущественное из чисел, способное осуществить любые надежды, хотя и здорово напрягает, заставляя человека отказаться от жизненного эго. Помню, я усомнился в его особости, ведь Гитлер попер на нас как раз в этот день ранним утром и сломал себе шею. Скорее всего, Гитлер не случайно выбрал число для нападения. Но я-то не выбирал и о том, кто выбрал, не имею ни малейшего представления. Чем обернётся для меня 22 июня? Хрен его знает. Мне хочется, чтоб человек, остановивший на нем выбор, потерпел, подобно Гитлеру, полное поражение.

Одно дело – мечтать на огороде среди ботвы и кабачков, и совсем иное – отвлечься от жизни в железной ловушке. Машина резко затормозила, и я едва не свалился на пол. Подняв глаза, я увидел сквозь лобовое стекло большой фургон на обочине и возле него загорелого шофера лет сорока. На нем была сетчатая тенниска, почти не скрывавшая мощную мускулатуру. Лейтенант поставил машину впереди впритирку к бордюру, выпрыгнул из кабины, хлопнув дверцей. К моему удивлению, шофер коршуном налетел на него.

– Не я оформлял накладную, мне плевать на нее с высокой колокольни.

– Разберемся. А я хочу от себя посоветовать: не плюй против ветра.

– Да пошел ты! Не с меня шкуру снимут за задержку.

Не веря своим ушам, я взялся за ручку – дверца оказалась не заперта. Выбравшись из летучки, увидел, что милиционер отступает, как будто кобура с пистолетом не у него, а у шоферюги. Мое появление ничуть не смутило водителя, он продолжал наступать. «Ну и шофер! – подумалось мне. – Наглость – второе счастье. Что-то с накладной не того, а какой напористый». Я не чувствовал себя виноватым ни в чем, однако мурыжили меня уже около часа. Сколько еще волынка продлится – неизвестно. И все-таки дальнобойщик придал мне бодрости. Я решил обратиться к лейтенанту при первой возможности. У него появились дела поважнее моей скромной личности.

– Не забывай, что я при исполнении, – сказал лейтенант. – Жди. Накладная на экспертизе. Пройдёт экспертизу, тогда поговорим.

Сел в кабину и захлопнул дверцу. Шофер повернулся, направляясь к машине. Пыл его явно поубавился. Я догадался: он сидел на крючке, который не выплюнуть просто так, поэтому и ерепенился. Мне не жалко его. Казалось, что крутой крепыш в конце концов разорвет путы на руках и на ногах. Придёт в себя, достанет сотовый, обматерит тех, кто оформлял накладную, припугнёт ментами, и ему дадут дельный совет и деньги для разрешения конфликта. А я? На кого мне надеяться в нелепой ситуации? Огородник мог помешать Верховному главнокомандующему проехать по едва заметной с грядок трассе. Что и кому я буду доказывать, если выдернут с огорода, как сорняк? Надо меньше возникать и рыпаться, убеждая на месте, что при всем желании не нанесёшь вреда ни трассе, ни президенту – не крот, не отбойный молоток и, в конце концов, не верблюд. Кто там мчится по дороге, мне дела нет. Вот лопата и тяпка, их достаточно для того, чтоб получить урожай, но недостаточно для причинения вреда кому бы то ни было.

Я забрался в летучку, и, пока двигатель молчал, обратился к лейтенанту:

– Может, вы меня отпустите? У меня куча своих забот, а у вас – своих.

– Свяжусь с начальством.

Вытащив из бардачка радиотелефон, лейтенант быстро наладил связь. Поговорили сначала о дальнобойщике, причем мне стало ясно, что тому ещё придется понервничать. Спросил он и обо мне. Ответ прозвучал громко, хотя не очень разборчиво. Мне показалось, что лейтенанту разрешили меня отпустить, однако он решительно произнёс:

– Едем!

Машина легко завелась и выкатилась с обочины на трассу. Чему быть, того не миновать. Я вспомнил о могущественном числе кармического долга: 22. Кто его выбрал для начинающегося театрального представления? Не этот ли брюнет в милицейской форме с двумя звездочками на погонах? Не очень она ему к лицу. И все-таки ясно, что я попал в цепкие лапы – отдельно наточен каждый ноготок. Не рвись, птичка, так как он может вонзиться тебе в сердце! Число 22 по гороскопу символизирует построение Вселенной, а ты лишь пылинка мироздания и не символизируешь ничего. Не рыпайся. Нагрел задницей сиденье и жди, что будет. Оно известно лишь Богу, который долго терпит и крепко бьёт.

ГЛАВА ВТОРАЯ

Мне показалось, что в отделении обо мне на какое-то время забыли. Лейтенант уехал к своему дальнобойщику, я сидел в обезьяннике. Дверь приоткрыта: встань да и сгинь, затеряйся в толпе. Драпани, если тебе дорог светлый день, а не тёмная ночь. Ты не бездельник, а работяга, тебя зовут выращенные кусты. После дождя нужно прополоть и окучить картошку. Надо собрать клубнику, а то она начнет гнить. Пора проредить свеклу, пока земля от дождя мягкая. Даже если за дверью стоит автоматчик, он не станет стрелять в спину. Не успеет вскинуть оружие, которое смотрит в землю. Земля-матушка сковала его свинцовый взгляд. Убежать отсюда, скрыться с глаз долой, оградить миром зелени свободу. Я в своей стране, дома, мне здесь помогают даже стены. Я огородник, и для меня это слово значит немало. Живо ещё стремление накормить себя и семью, не быть птенцом, не ждать, пока кто-то положит тебе в рот пищу. Я тот, кто украшает землю цветами полезных растений и может дождаться от них съедобных плодов. Выдернуть меня с корнем не удастся, потому что он у меня не мочковатый, а стержневой, и уходит на большую глубину. Но, с другой стороны, уйти втихаря из обезьянника означает для меня уподобиться обезьяне, показать, что ты не прав и предпочёл улизнуть. Не лучше ли в такой ситуации не ерепениться? Они имеют право любого задержать на три часа, чтоб выяснять его личность. Я остался ждать у моря погоды.

Мимо время от времени проводили задержанных, они не бузили и шли с покорностью ягнят. Лишь один из них, сумрачного вида человек, бросил на меня взгляд, в глубине которого таилось торжество: и тебя замели? Может, он знал, что я огородник и видел меня с мотыгой в руках. А то еще бывает задержанный рад тому, что не его одного задержали, а всех стригут под одну гребенку: от сумы да от тюрьмы не открестишься. Я проводил глазами сутулую спину и вздохнул про себя: сколько еще сидеть бесхозным, транжиря время? Не думаю, что его много прошло. Пусть это были не часы, а минуты, но минуты нудные, утомившие меня неопределенностью. Самое главное – пустые, зряшные, пропавшие безвозвратно в плохо освещенном обезьяннике. Когда я стал склоняться к тому, что обо мне забыли, раздался голос дежурного. Его почти не было видно: он сидел за застекленным и зарешеченным окошком. Я догадался, что этот голос зовет меня, так как никого вокруг в тот момент не было. У дежурного на погонах – три звездочки, он требовал у меня паспорт. Это второй случай за день, когда мой паспорт понадобился кому-то. Прежде он находился в перманентном покое. Был нужен при трудоустройстве, но тогда с него только сняли копию и тут же возвратили мне. Так он лежал без дела во внутреннем кармане, застегнутый с помощью пуговицы на петельку. Не окажись его здесь со мной, милицейские звездочки, я думаю, отпиарили бы меня по полной. Они не любят, когда человек говорит: я такой-то, и не подтверждает документом. Им нужен сперва документ, да чтоб с фотографией, а потом уже все остальное. Документ в ваших руках. Что еще надо? Отпустите. Не тут-то было. Дежурный начал оформлять протокол. Удивительные вещи эти бумажки, если их параллельные линии позволяют разводить канитель с огородником. Старший лейтенант самым строгим образом вписал в протокол мои паспортные данные и все, что счел необходимым по поводу моего задержания. Писал он неторопливо, не догадываясь, как дорого для меня время, или, вероятно, догадываясь, но не в силах изжить привычку тянуть резину. Вот уже и место работы записано.

– Телефон вашего начальника, – сказал дежурный и впервые поднял на меня глаза. Они были светлые, и, казалось, не таили в себе ничего плохого.

– Да что начальник-то? Зачем его замешивать в эту историю?

– Он должен подтвердить, что вы у него работаете.

«Вот сейчас дам ему телефон, а он еще что-нибудь отчубучит», – подумал я, засовывая руку в карман и вытаскивая свой видавший виды мобильник. В нем были

телефоны моих родственников, и коллег, и директора школы. Я назвал ему директорский номер, но на этом мои мытарства не закончились, словно какая-то липучка держала меня здесь. Дежурный протянул мне лист бумаги и чернильную подушечку, что едва не выбило меня из равновесия. Задержание – это одно дело, отпечатки пальцев, по моим представлениям, совсем другое, ни в какие ворота оно не лезет.

– А это ещё зачем? – спросил я.

Как ни старался, не смог скрыть своего недовольства. Не дал ли им тем самым повод канителиться бесконечно? Про себя я думал: чем невозмутимей здесь буду, тем быстрее выйду отсюда. Тут уже вспомнил и про адвоката, и про мускулистого дальнобойщика. Стал ли бы здесь дальнобойщик бузить? Скорее всего, стал бы; видать, характер у него такой стервозный. Вот освободился ли – неизвестно. В сетях лучше не рыпаться, потому что ещё сильнее запутываешься. Упустишь погожий денек – он улетит, а завтра не вернется.

Я просмотрел записи дежурного, расписался в протоколе, поставил с каждого пальца фиолетовый отпечаток. Получая назад бумаги, старший лейтенант ответил, наконец, на мой вопрос.

– Если вас убьют на огороде, то мы по отпечаткам идентифицируем вашу личность.

Он так легко сказал «идентифицируем», будто ему приходилось произносить это слово ежечасно. А мне стало малость не по себе. Моя милиция кого бережет? Президента или его высокого гостя? Но я тоже, если брать масштабы огорода, человек. Во всяком случае, меня побаиваются вороны и зайцы. Я могу уничтожить тлей на огурцах, гусениц на капусте. Конечно, это мелко, незаметно, хотя я тоже своего рода Верховный главнокомандующий. И откуда же тогда равнодушие к моей судьбе? Плюнуть и растереть? Так назло всему буду держать порох сухим, почву влажной, несмотря на то, что светлые глаза напротив стали очень серьезными. Посмотрим, чьё оружие сильней, раз уж кому-то угодно выбрать число из двух двоек, неприятных мне как бывшему школьнику и как нынешнему учителю. Не такой я наивный, как думаешь ты, старлей! Он уже кивает мне головой, слово в знак солидарности с моими мыслями:

– Направо умывальник, помойте руки.

Я оставил портфель на скамье, на которой сидел, а сам отправился на поиски умывальника. Вот он, миленький: чист, словно только что из магазина, даже недостача освещения не может скрыть его блеск. Осматриваюсь в поиске мыла – этой роскоши не оказалось. Нет – и не надо. На огороде сегодня покопаться не успел, чернила же с его помощью не отмыть. Ополоснул руки водой – клеймо все равно осталось. В древности рабов клеймили, нынче всех подряд. Но это субъективное ощущение, мне клеймом и слишком броская татуировка кажется. По большей части, клеймятся добровольно. Клеймо есть, рабовладельца ищем. Я искать рабовладельца не намерен.

Возле моего портфеля стоял человек. Невысокого роста, в штатском костюме. Что-то в нем было стальное: может быть, в покрое серого костюма, может быть, во взгляде. Он напомнил мне визитера, посетившего мои грядки, по чьей милости вся эта канитель завязалась. Вот только значка на лацкане не было. Никаких опознавательных знаков, как у человека с улицы. По выражению лица дежурного я понял, что это не только не посторонний, но и изрядная ведомственная шишка. Все органы старлея словно бы превратились в слух. Я вспомнил чьи-то стихи: «Мои рыдающие уши, как весла, плещут по плечам». Только тут, конечно, не рыдающие были, а всеслышащие.

Дежурный улыбнулся. Мной овладело подозрение, не подложил ли штатский что-нибудь в мой портфель. Вот и оставляй после этого свои вещи без присмотра. Попробуй, докажи потом, что ты не верблюд. Заарканят так, что не дохнешь.

Вновь пришедший поинтересовался негромко:

– У вас документы на дачный участок есть?

– Нет. И они мне не нужны. Я продавать ничего не собираюсь.

– Слишком близко президентская трасса.

– Но я никому не мешаю; как и мои соседи, копаюсь на огороде. Там, где огород, там чистота и порядок.

– Порядок-то порядок, а у нас указание. Мы дезинфицируем окрестности, чтоб не было неожиданностей. Вы где работаете?

Я назвал номер школы. Дежурный поспешил вставить:

– Телефон не отвечает.

– Запишите тогда мобильный директора, – предложил я, надеясь ускорить свое освобождение.

– Нет, мобильный не надо, у нас тоже средства на связь лимитированы.

– Ладно, можно не звонить директору, – разрешил человек в штатском. – На дачу вы больше не ходите.

Как я мог не ходить, если мне есть хочется? О себе мне стыдно говорить, но я сказал, что часть выращенной продукции отдаю в школьную столовую. Бесхозная земля даст сорняки, а ухоженная родит фрукты и овощи. Человек в штатском не стал больше ничего говорить, лишь дал понять, что я могу идти, за что я был ему благодарен. Вышел на свежий воздух, как будто заново вылез из материнской утробы, не представляя себе, что мои мытарства еще отнюдь не закончены. Кто же тот Гитлер, в выходной день 22 июня неизвестно зачем оторвавший меня от мирных дел? Если бы не он, я копошился бы там потихоньку – глядишь, картошку бы уже окучил. Может, землю успел бы подрыхлить вокруг кустов крыжовника и смородины. Не зря китайцы говорят: человек трудится – земля не ленится, человек ленится – земля не трудится. Наверное, этот желтолицый народ потому стал жить лучше, что земля перестала лениться, а не оттого, что он освоил производство всякого рода электроники.

Денег у меня на автобус не было; я отправился пешком, радуясь солнцу и надеясь сегодня еще поработать, чтоб выходной не пропал зря.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

О дорога! Помню тебя тоненькой ниточкой, пробка за пробкой, водители свирепые, особенно в жару. А ничего, жили как-то. Бегали по нужде за обочину то один, то другой. Пробка рассасывалась, очередь понемногу продвигалась вперед. Фонари висели на невысоких столбах. Я спокойно работал на участке, мимо запросто мог пройти непуганый лисенок. Никто недокучал, не запугивал. Внизу тихо протекала речушка, похожая на ручеек. На дуплистую березу садилась сорока и стрекотала, хвост ее при этом нервно вздрагивал. Может быть, она хотела предупредить о грядущих переменах, потому что вокруг все было спокойно, и тревога могла притаиться неизвестно где впереди.

Так оно и получилось. Сначала появились землемеры, расставили вехи. Потом пришли люди в ветровках оранжевого цвета, за ними приехали экскаваторы и грузовики с песком и щебнем. Они не церемонились с тобой, хватали тебя и так и этак. Порой сдвигали не только твой асфальт, но и подушку, на которой ты спала. Взамен появлялась новая подушка, более широкая, утрамбованная, но, конечно же, не привычная для тебя. Представляю, как тебе спалось в новые времена. Неспокойный это был сон, если тебе удавалось заснуть. Тяжелая техника оставалась на ночь и давила твое чрево. Ковши погрузчиков прижимали к земле мешки так, чтоб никто не мог их вытащить. Днем укладчик стелил горячий асфальт, от тебя тогда шел дымок, похожий на терпкое дыхание. Ты становилась привлекательней продажной девки, чья искусственная красота видна за версту. Тебя уже освещали фонари на столбах, подобных страусам, прочно вделанным в твое естество.

Все было хорошо до поры и времени. Пошел дождь; дорожники надеялись, что он неожиданно начался, также и закончится. Однако дождь зарядил надолго. Кое-где размыл насыпь, которую не успели укрепить. На следующий день возобновился вновь. Нелегко тебе пришлось в ту пору. Я видел, как плакала ты безутешно холодными слезами. Твою плохую жизнь с ежечасными пробками нарушили, а хорошей жизни пока не получалось. Дождь намочил весь завезенный для насыпи песок, и он стал тяжелым, как мед, заготовленный роем пчел. Попробуй, утрамбуй такую подушку! Но рабочим пообещали неплохие деньги, и они не отступили. Я видел, как над тобой натянули тент и продолжали работать в любую погоду. В солнечный день дело кипело, твое лицо озарялось улыбкой. В непогоду шло вперед ни шатко ни валко, хотя простоев не было. Твое новое платье оказалось к лицу, на нем уже не появлялись следы слез. Домотканое полотно заменил современный материал, похожий на тот, из которого шьют джинсы.

А дожди всё напоминали о себе, копошась в траве и листьях; редкий день позволял отдохнуть. Ты страдала, мучилась, видела, как мучаются люди, как нелегко им таскать резиновые сапоги с налипшей грязью. Я стал свидетелем неспокойных ночей, когда ты представляла собой в одном месте блестящую под луной реку, а в другом – большую расхлябанную колею. Мне приходилось почти каждый выходной полоть грядки, выдергивая озверевшие сорняки. Рабочие перетаскивали свой тент с одного места на другое. Там, откуда они уходили, ты выглядела только что умывшейся красавицей. Немногословный народ колдовал над тобой. Некоторые жили в вагончике недалеко от моего огорода. Он был утеплен и электрифицирован.

– Разогнали бы несусветную хмарь самолетами, – обратился я как-то к одному из них.

– Начальство знает, – сказал он, и больше ничего я не смог от него добиться.

Впрочем, ты становилась чище от дождей, а у меня подрастал урожай. Я неустанно рыхлил землю, и это предохраняло растения от болезней, связанных с высокой влажностью. Однажды я пошел в вагончик к тем, кто служил тебе верой и правдой.

– Нужны кабачки?

Честно говоря, я думал, что у них со жратвой нет проблем, но они не отказались. Я насобирал полный мешок молодых кабачков и отнес в вагончик. Хоть немного помог тебе.

Впереди наметился какой-то затор. Он довольно быстро рассосался, но две машины остались. Авария. Никто не застрахован от нее. Если ты ни на кого не наезжаешь, могут наехать на тебя. Впереди стояла машина коммунальщиков – я ее узнал бы за версту. Сбоку совершенно новая с виду иномарка и молодой ее хозяин. Уже успел вызвать по сотовому дорожную инспекцию и с нетерпением поджидал её. Заметно нервничал, стоя на одном месте. Что такое? Скоро мое любопытство было удовлетворено. Вблизи я рассмотрел, что коммунальная машина имела внизу выступ в виде трубы, находящийся сзади. На него-то и напоролся молодой водитель, потому что с сиденья легковушки этот выступ виден не был. Он пробил бензобак – возле иномарки расплылось бензиновое пятно. Больше ни малейшего повреждения. Бывает, после столкновения можно сесть в машину и поехать, хотя часть ее раздавлена всмятку. Здесь ничего не раздавлено, а не уедешь. Есть от чего переживать хозяину. Не у одного меня сегодня неприятности.

Я задумался о том, кто же прав в такой ситуации. Правила дорожного движения не нарушила ни одна, ни другая машина, тем не менее одна из них выведена из строя. Коммунальщик не виноват в том, что его автомобиль, мягко говоря, ублюдочный. Инспектор должен будет принять конкретное решение, и я не позавидовал ему. Иду по небольшому тротуару, радуюсь, что он находится за оградой. Стальные столбики прочные, поперечины тоже. Зрелищен поток разноцветных машин со стороны, ты безропотно направляешь его и в одну, и в другую сторону. Но в живописности и разнообразии таится немало коварства, в чем я имел возможность только что убедиться.

Вот впереди вроде бы поворот. Извини, милая, я хорошо знаю, что это такое. Это ловушка для простаков, а для искушенных водителей – обыкновенный отстойник. Поворот заканчивается тупиком, причем довольно неожиданно. Вполне можно врезаться в ограждение. Бывалый шофер знает, что в случае мелкой неисправности сюда можно отогнать машину, чтоб не мешать другим, и самому покопаться в ней с ключами или плоскогубцами.

Ты довольна этим своим рукавом? Я – нет, потому что здесь чаще останавливаются не для ремонта, а для того, чтоб сбегать в кусты по нужде. По большой бежит – в руке клок туалетной бумаги. Присмотрись, сколько таких клочков белеет между березами. Каково тебе это видеть с высоты своей насыпи? Сколько клочков белеет, столько и кучек говна разбросано здесь и там. Стыдно тебе смотреть; стыдно водителю, озираясь по сторонам, снимать свои штаны. Он ведь совсем не собирается тебя оскорблять. Ну, приперло человеку… Что делать? И он быстро находит единственный выход – сбегать в кусты. Можно притормозить, прижать колеса к бордюру в любом месте, но там еще надо спускаться с насыпи. А здесь поворот сам ведет к молодой лесополосе. Ты не знаешь, сколько денег вложено в то, чтоб расширить и облагородить тебя. Ты не ведашь, что маленькой толики их хватило для постройки здесь приличного нужника. Пусть он был бы платным. Водитель лучше заплатит, чем будет унижаться, поневоле показывая тебе свой половой орган. Ведь построили же возле тебя роскошный бизнес-парк. Не будь тебя, нынешней, кто стал бы строить здесь такую махину? Ну, ездят здесь президенты и их многочисленная охрана. Им лишь бы проскочить, они не смотрят по сторонам, им нет дела до окружающего их дерьма. А вот деловые люди, торопясь, вынуждены киснуть в пробках часами.

Помню, бизнес-парк первоначально напоминал гигантский скелет. Каркас его казался таким худосочным и вовсе не обещал нынешнего красавца. Присмотрись, милая, сколько на нем различных вывесок. И супермаркеты, и парикмахерские. Всю рекламу на твоих столбах собери – будет ли столько? Стоянка для автомобилей шикарная. Что значит по сравнению с подобным размахом строительство придорожного туалета? Раз плюнуть – и готово. Пользуйся, водитель, величайшим благом цивилизации, сри, как везде срут. Но мы в очередной раз полетели в космос и забыли о бабуле, которая не смогла раздобыть сенца для своей коровы. Человек – это звучит горько?

Кто только не топчет тебя, высокоскоростная магистраль! Вот лейтенант, что отвез меня в отделение, а потом вернулся к дальнобойщику, внешне добродушный парень, ни в какое сравнение не идет с первым моим визитером. А ведь не задумался о том, что отрывает меня от работы, от учеников и их тетрадей, зря жжёт бензин. Хорошо ему в летучке! Приехал – уехал… Конечно, мир кажется текучим из окна машины – далеко не таким, каков он на самом деле. А если этот же путь да пешком, дыша выхлопными газами, ощущая, как начинают болеть подошвы ног? Ну, съел я сухарь, случайно завалявшийся в кармане. Достаточно ли это, чтоб пережить необычный день, озаглавленный двумя двойками? Надо еще и сполоть, и окучить, и проредить мной же посаженные овощи. У дальнобойщика заботы иные: накладная и груз. Взбудоражился он и стал возникать из-за них. Топчет тебя – будь здоров, не сравнить с какой-то ментовской летучкой. В общем, именно они покрыли тебя морщинами. Дальнобойщики возят тяжелые грузы, а летучки шныряют часто и быстро. В твои морщины попадает вода, она может замерзнуть, и тогда морщины углубляются. Для шофера из деревни в этом нет криминала, он привык к рытвинам и колдобинам. Скоростная магистраль для него – совершенство. Для тех, кто видел всё, есть криминал: твои морщины преждевременные. Хорошую дорогу можно проложить только в хорошую погоду, а сносную жизнь можно наладить лишь в сносных условиях. Выделенные средства, как пить дать, освоить можно и в плохую погоду, только потом приходится расплачиваться. Женщина покупает французскую косметичку, и вопрос решен. Она помогает скрыть и веснушки, и морщинки, и всё, что ей нужно скрыть. Кожа на лице становится гладкой, как у девочки. К тебе тоже применяют косметические средства. Заливают трещины смолой и делают вид, что вернули девственность, которая давно уже растоптана тяжёлыми колесами. Смоляные места более черные, и это та самая ложка дегтя в бочке меда, что твой облик чернит.

Но и бочка меда есть – вот она передо мной, да и позади меня. Видел бы кто тебя поздней ночью после того, как уменьшается поток машин и шум шин вязнет в тумане! Высокий свет сохраняет видимость, а недостатки твои скрыты. Ты выглядишь волшебной рекой, у которой два параллельных течения. А то, что по берегам твоим не репейники, а возделанные огороды, разве не украшает тебя? Темнокожая леди в далекой стране своими руками сделала вместо цветника возле Белого дома огород. У неё, правда, были помощники. А моя соседка без помощников ухаживает за землей так, что у нее ни одной лишней травинки или соринки. Разве это соседство неприятно тебе, высокоскоростная магистраль?

ДВУСТВОРЧАТАЯ КАЛИТКА

Я дошел до соседского огорода, и мне показалось, что не способен больше ни на что. Костюм-то свой снял – все равно спина была мокрой от пота. Трикотажная сорочка давала возможность телу дышать, но вместе с воздухом легко пропускала и солнечное тепло. Часы показывали половину двенадцатого. Я решил передохнуть и сел на насыпь напротив калитки. Бывая тут по многу раз, я как-то не обратил внимания на то, что калитка у соседки двустворчатая. Обычно стараются проще сделать, лишь бы надёжно. Только б воришки не лазили в огород, зверьки прожорливые не шныряли. В деревне, если девушку распочнут, калитку снимали с петель, и как бы тяжела она ни была, относили куда подальше. Ищи потом до самого вечера. Все видят: сосуд с вином вскрыт. А если бы все делали двустворчатые калитки? Сосуды с вином вскрывались бы, никто об этом не знал. Двустворчатую калитку не так-то просто снять, тем более куда-нибудь отволочь.