Дари

скачать книгу бесплатно

Дари
Ольга Гаутди

Ракушка напоминает мне космос. Вот и каждый человек летит по своей траектории. Иногда наши судьбы пересекаются, притягиваются и создают созвездия, а иногда сталкиваются и разлетаются в разные стороны. Кто-то, просто столкнувшись с тобой взглядом, пролетает мимо тебя, не успев сказать тебе ни слова, но этот взгляд отпечатается в твоей памяти навсегда. Сколько людей, столько интересных историй! Я дарю вам свои фотовспышки памяти о своих попутчиках по космосу жизни. О реальных людях, о…

Дари

Ольга Гаутди

«В сердце каждого человека есть драгоценность, которой он может поделиться с другими. Только сердце, порой, закрыто как ракушка, и его нужно уметь раскрыть…»

Прозаик – Марина Зимина.

© Ольга Гаутди, 2023

ISBN 978-5-0060-3577-5

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

В гостях у Бога

Впервые моя память сфотографировала её летом 2022 года в усадьбе Вавиловых, на концерте, который организовала женская ассоциация города Владивостока. Она танцевала на сцене в конце вечера с подругой. Танцевала смело и радостно. Мне показалось, что виной всему было шампанское, которым угощали на фуршете: была в её движениях лёгкая, еле уловимая неуверенность. Я принимала участие в таком мероприятии впервые и ни с кем не была знакома. Второй раз нас свела судьба в апреле 2023 года на музыкально-поэтическом вечере, посвященном дню рождения Людмилы Павловской, и опять мои глаза заметили небольшую эйфорию во взгляде этих небесно-голубых глаз.

Мало ли глаз мы видим за день? Сотни, тысячи? Мы даже не задумываемся над этим и право, не стоит, но среди этих тысяч глаз встречаются необыкновенные – которые видят сердцем. Их сразу не распознаешь, и только, если Господь Бог будет к тебе благосклонен, то приподнимет эту завесу с их глаз, а может не с их, а с твоих, и ты почувствуешь этот свет и побываешь в гостях у Бога.

На следующий день в группе Творческого дома «Орфей» появилось объявление, что нас приглашают посетить дом инвалидов в посёлке Хороль Приморского края. Людмила Павловская сообщила, что на концерте присутствовала незрячая женщина, ей очень понравились все исполнители, атмосфера вечера, и последовало приглашение. Я удивилась, не видела я в этом небольшом зале слепую женщину. Люда показала мне фотографию, и я узнала эти глаза. Она не носила в помещении черные очки, у неё не было специальной трости, но при этом она прекрасно ориентировалась в пространстве. Красивая, элегантно одетая, уверенная в себе женщина. Этой загадочной незнакомкой оказалась Елена Андреевская.

Приехав в дом инвалидов, мы увидели, что зрители уже разместились на площадке, перед зданием, и ждут нас. Перед нами расплескалось голубое небо, и цветущая вишня за нашими спинами красовалась, слегка пританцовывая с ветром. Радостно щебетали птицы, и большой чёрный махаон порхал вместе с нами, раздавая комплименты белоснежной невесте. Среди слушателей была и Елена. Энергетика на площадке царила необычайная, и в начале своего выступления я всё куда-то «улетала», неожиданно стирались слова из памяти, и приходилось начинать сначала. «Что со мной?» – подумала я. Время пролетело очень быстро, все выступили как на одном дыхании, и мы вместе со слушателями отправились в корпус. Передо мной оказалась Людмила, которая везла инвалидное кресло, а в кресле сидел мужчина, на вид лет сорока, и было видно, что болезнь жестоко скрутила его руки и ноги. Я решила помочь и сама повезла мужчину в корпус. Когда мы заехали на пандус, то нам на встречу вышла женщина в белом халате и сказала: «Женечка, подожди немного, я тебя сейчас заберу». Как тепло она сказала «Женечка», сколько милосердия прозвучало в её голосе.

Потом мы отправились выступать по палатам для лежачих больных. Так получилось, что нас по два, три человека провели в палаты. Времени у нас было не много, минут пять-шесть, так как обитатели дома жили по своим часам, режим дня никто не отменял, и ещё – наши слушатели быстро уставали. Я с поэтессой, Катей Хоменок, попала в палату, где лежали трое мужчин. Один мужчина спал, укрывшись с головой одеялом, а двое других бодрствовали. Мужчины лежали лицом друг к другу, и я сначала растерялась, как же мне выступать. Я поздоровалась, объявила им, что мы пришли к ним с концертом, и будем читать стихи и петь. Мужчина, что лежал головой к окну расцвел в улыбке, и я зазвучала. Я увела их к морю. Мы любовались солнцем на закате, морской пеной, слушали хор чаек. Я, то поворачивалась к одному мужчине, то к другому. Я видела их глаза. Оказывается, мой улыбчивый поклонник не мог разговаривать, но весь его восторг был на его лице. Он поднял руки и, как будто дирижировал моими стихами, дирижировал так проникновенно, а когда я запела «Растворяюсь, растворяюсь, растворяюсь в бирюзе…», то закрыл глаза и чайкой улетел со мной к острову Петрова. Второй мой слушатель был намного моложе первого, но тело, похоже, не слушалось его. Он лежал на боку, без подушки и смотрел на меня, смотрел осмысленно и немного удивлённо. Катя выступила после меня со стихотворением, и опять я увидела восторг и руки дирижера. С собой я взяла мягкие игрушки, которая сшила моя дочь. Своему восторженному слушателю я подарила белого ангела, а удивленному – я достала его руку из-под одеяла и вложила в неё маленького веселого серого зайчика. Что-то мелькнуло в этих глазах такое, детское что ли, радостное. Наш коллектив пригласили пообедать, и я села за один стол с Еленой. Она оказалась очень жизнерадостным, открытым человеком, замечательной собеседницей, в ней чувствовалась невероятная сила добра. Я взяла с собой в поездку одну свою книгу с прозой, чтобы подарить, и никак не могла найти этого счастливца или счастливицу. Кого не спрошу: «Любите ли вы читать?», в ответ слышу: «Нет, нет». Вот я и спросила у Елены, кому здесь можно подарить книгу. Есть ли любители чтения? И Елена ответила: «Здесь проживает замечательный человек, зовут его Женя. Он бесстрашный оптимист и прекрасно чувствует, много читает». Я сразу поняла, о ком она говорит.

Я попросила проводить меня к нему. Палата находилась на втором этаже. Женя встретил меня у порога, сидя на полу. Он переодевался.

– Извините, я не вовремя. Мне сказали, что вы любите читать, – обратилась я к Жени.

– Да, люблю, – услышала я в ответ спокойный мужской голос.

– Дарю, – быстро сказала я и вручила ему книгу.

Женя улыбнулся и попросил положить книгу на тумбочку, где лежали газеты и большая бордовая записная книжка с ручкой. «А, может, здесь живёт писатель? Поэт или прозаик? Надо будет спросить», – пронеслось в голове.

Почему мы зрячие порой такие незрячие? Почему Елена увидела этот прекрасный храм в душе Жени, а я даже не почувствовала, побоялась заглянуть ему в глаза? Там у корпуса, когда прикатила коляску к дверям. Всё как-то на бегу получилось, второпях. Вот только зачем? А, может, для того чтобы увидеть красивого благородного рыцаря на белом коне достаточно просто закрыть глаза? Сесть, как это сделала Елена, и поговорить по душам? Может, это и есть настоящее чудо?

Людмила Павловская в своем выступлении обмолвилась, что весна – это прекрасное время для загадывания желаний, и предложила всем присутствующим загадать желание.

На выходе из корпуса по дороге домой, в холле, я встретила пожилого мужчину, сидящего с палочкой на диване.

– Ну, что, скоро моё желание сбудется? – спросил он меня, – я загадал.

– Обязательно сбудется, – ответила я, – надо только очень сильно поверить.

Спасибо Господи, что дал возможность еще раз прикоснуться к тебе!

Линия судьбы

Владивосток, 2021 год.

Я сижу у самого синего моря, за спиной Токарёвская кошка, а вдали раскинулись и красуются передо мной два моста: «Золотой» и «Русский». Ветер перемен продувает насквозь, срывает с души печаль и гонит по небу белые пушистые облака. Море плещется, с восторгом ударяется о фундамент маяка, и тысячи брызг пронзают воздух, образуя рваные фонтаны у ворот во Владивосток. Вдали раздался бой бубна. Это местный шаман призывает духов-помощников.

– Привет, – шепчет мне море. – О чём думаешь?

– О тучках небесных. Помнишь, как у Лермонтова? «Тучки небесные, вечные странники…»

– Ты, похоже, собралась в странствие? Что-то потеряла или хочешь найти?

– Да, море, моя любовь утонула где-то здесь неподалёку.

– Ах! Что, принц утонул?

– Нет, принц предал, превратился в тыкву, а любовная лодка разбилась о местные неприступные скалы, как будто её и не было вовсе.

– Понятно, но ведь от себя не убежишь. Одна волна сменяется другой волной, такова жизнь.

– Думаешь?..

Родилась я в Таджикистане. В отце бежала немецкая кровь, а в маме бурлила русская. Отец мой был потомком крымских немцев, приглашённых на эту многострадальную и богатую землю ещё царицей Екатериной II в 1762 году и выселенных с крымского полуострова в начале Великой Отечественной войны (1941 г.) в сибирские, а потом в казахские степи. После окончания Второй мировой войны в Крым вернуться не удалось и потянулись караваны переселенцев из суровой Сибири, из Казахстана в тёплый Таджикистан. Так в Таджикистане появилось много колхозов, где жили и работали поволжские и крымские немцы, корейцы, крымские татары, греки. Причём селились они крепкими диаспорами, которые сплотились во время скитаний. Бабушка-немка была очень сильной и деятельной женщиной, и ей посчастливилось сберечь всех своих детей от голодной смерти во время войны. Другая моя бабушка была родом из оренбургских казаков, не менее сильная и могучая, но после Великой Октябрьской социалистической революции (1917 г.) её семья оказалась заброшенной волею судьбы в Узбекистан. Так во мне соединились две крови, русская и немецкая, и Средняя Азия с её высокогорьем, тюльпанами, садами, леденящими реками при температуре +50 и кристально чистым воздухом стала моей маленькой Родиной.

Когда мне было лет пять, я порезала палец и из пальца хлынула кровь. Я стала громко плакать, и родители стали меня успокаивать, перевязали палец, а я всё не унималась.

– Вероника, что случилось? Ведь уже не больно. Почему ты до сих пор плачешь?

– У меня кровь красная, – сказала я.

– У всех людей кровь красная, – сказала мама.

– Нет, мама, бабушка рассказывала, что у немцев кровь голубая.

Мама оторопела, немного задумалась, а потом сказала:

– Ты неправильно поняла бабушку Лору. Это легенда, сказка, она не про цвет крови, она про немецкий народ, его культуру, историю. Голубая кровь действительно в природе существует. Она течёт в жилах осьминогов, пауков, речных раков и скорпионов, а кровь у всех людей красного цвета: и у немцев, и у русских, и у таджиков. А ты знаешь, что у русских обозначает красный цвет?

– Нет, не знаю.

– Красный в России ещё называют красивым. У древних славян этот цвет являлся символом огня и солнца, символом возрождения, плодородия, любви. Считалось, что человек, у кого «дурной глаз», заметит красный цвет и на этом взгляд его как бы разрядится. Ты, дочка, не переживай, твоя кровь очень красивая, в ней переплелись две великие культуры, и это придаст тебе в жизни ещё больше силы, выносливости и даровитости, ты только помни своих предков и никогда не предавай их. Когда пойдёшь в школу, ты будешь изучать историю. Тебе будет непросто разобраться, кто прав и кто виноват и почему немцы то воевали с русскими, то роднились. Ты запомни главное: и немецкая бабушка, и русская тебя очень любят и обе желают тебе счастья.

– Мама, а почему она у них голубая, а у человека красная? Они что, прилетели с другой планеты? – не успокаивалась я.

– У человека в крови присутствует железо, а у этих существ – медь. Совсем скоро ты пойдёшь в школу, будешь изучать предмет под названием химия, там всё и узнаешь в подробностях. А ты у меня фантазёрка! «С другой планеты…»

Я успокоилась и больше никогда не плакала по этому поводу, а своим друзьям я рассказала о пауках и скорпионах, которые прилетели на Землю из космоса и поэтому у них голубая кровь. Вот ребята удивились, кто-то даже и поверил.

Моя немецкая родня была лютеранской веры, а русская – православной. Поэтому в нашей семье всегда праздновалось два Рождества и две Пасхи. Наш детский мир был счастлив от обилия праздников и подарков. Запомнился сказочно красивый рождественский адвент – календарь, который моя тётя делала своим детям из спичечных коробков на картонке и украшала новогодними картинками, а в каждый коробок клала сладости. В праздник Святого Николаса мы выставляли за порог свои детские сапожки и утром, радостные, обнаруживали в них конфеты. А как можно забыть бабушкин вкусный пирог? За четыре недели до Рождества в доме бабушки выставлялся венок со свечами, и в каждую предрождественскую неделю в ожидании праздника зажигали одну свечу. На православную Пасху мы с мамой пекли кулич и красили яйца.

Так случилось, что у моей немецкой бабушки в Таджикистане рос вишнёвый сад, а у русской бабушки в Узбекистане – яблоневый. Запомнилось, как осенью к бабушке Марусе съезжалась вся родня на сбор яблок: собирали, перемалывали, варили джемы и варенье. Мой русский дедушка был знатным печником и соорудил в доме необычную печь, в которой бабушка выпекала наивкуснейшие пироги. Дрова закладывались в печь со стороны кухни, а духовка открывалась в комнате. Запах от выпечки стоял по всей спальне, будил нас по утрам и выталкивал из постелей, зазывая завтракать.

Мой отец был членом коммунистической партии, убеждённым атеистом и был против всякой религии. Во время Великой Отечественной войны в СССР изменилось отношение к религии, стали открываться храмы, но крещение по-прежнему не приветствовалось и не одобрялось в обществе. Мне уже исполнилось десять лет, когда я с бабушкой Марусей приехала в Россию погостить на её родину. Родной брат бабушки был священником. Как-то утром меня повели в православный храм на службу. Службу я отстояла и сказала бабушке, что хочу креститься.

– А что надо, чтобы принять крещение? – спросила я бабушку.

– Надо, внученька, выучить хотя бы молитвы к Пресвятой Богородице и «Отче наш».

И вот настал день крещения. Крёстных мне выбрали заочных, а я так прониклась силой молитвы, что в момент крещения подошла к батюшке и по-детски искренне попросила: «Пусть моими крёстными будут Пресвятая Богородица и Иисус Христос». Так я стала православной.

Отец ушёл в мир иной рано, и, когда пришло время получать паспорт, моя мама под угрозой изгнания меня из дома запретила брать немецкую национальность. Она боялась повторения истории с выселением немцев. На дворе стояли «застойные» 80-е годы. По окончании училища мне как студентке СССР было предложено несколько вариантов для распределения на выбор. Пришла в гости к своему дяде, открыла энциклопедию, заглянула в атлас и изучила место предлагаемой «дислокации». Я выбрала Россию. В тот год не было распределения в Крым, хотя так хотелось к Чёрному морю, побывать на родине отца, взглянуть на родовое гнездо (дом, как ни странно, сохранился), и вот волею судьбы я оказалась у Японского моря. Как шутят местные жители: «Широта крымская, долгота колымская». Я из менталитета восточного нырнула в менталитет русский. Очутившись в России, я быстро поняла, что на исторической родине меня никто не ждёт с распростёртыми объятьями и что русская доброта присуща далеко не всем людям, окружавшим меня. Поскольку я выбрала по распределению город, в котором у меня не было ни родни, ни знакомых, то выживала, как могла. Проживала в общежитии. Случалось, и обманывали меня, и обкрадывали, и не раз я вспоминала добрым словом таджиков. Со временем я поняла, что «легенды» есть не только у немцев, но и у русских, адаптировалась к суровой реальности, а может, выросшая в любви и заботе, я просто была немного наивной.

Как-то раз я проснулась от того, что в открытое в комнате окно влетел небольшой полупрозрачный шар. Он подлетел ко мне, и я отчётливо почувствовала рядом с собой бабушку Марусю. Утром я побежала на переговорный пункт и узнала от тёти, что бабушка умерла. Быстро взяв отпуск на работе, и купив билеты на самолёт, я прилетела проститься со своей русской хранительницей, со своей бабушкой, со своим яблоневым детством. Хотя неправда, этот сад будет жить в моей памяти. Он навсегда останется со мной: с его умиротворяющей зеленью, с этим парадом висящих и падающих «планет», с ледяным Чирчиком и штанами на палочке, которые мы сушили по дороге, идя домой с соседскими детьми, в этом изобилии солнца, радости, счастья и любви.

Шло время. Вроде всё стало налаживаться, и жизнь шла своим чередом, и наступили 90-е годы. Россию накрыл глобальный кризис и начал громить всё вокруг: стереотипы, политический строй, СССР. Рухнула Берлинская стена, и Германия на этой волне, наоборот, воссоединилась. Начали вспыхивать межнациональные конфликты на окраинах СССР, и российские немцы в статусе военных беженцев потянулись на историческую родину. Кто жил в 90-е, не даст соврать – страшные годы. Вспыхнул национализм и в Таджикистане, и мои немецкие родственники в полном составе эмигрировали в Германию. Они слали мне письма, в которых рассказывали, как благополучно устроились, и звали к себе.

Я решилась и тоже подала документы на получение немецкого гражданства, но получила отказ. «Значит, ещё время не пришло пожить в Германии», – подумала я и с усердием продолжала учить немецкий язык. Отец дома никогда не разговаривал на немецком языке. Он знал язык, понимал, но не говорил. Слишком тяжелы были для него детские воспоминания, когда мальчишки-ровесники бросали в него камни только за то, что он был немцем по национальности, и обзывали фашистом.

Моя немецкая хранительница, моя бабушка Лора, умерла в глубокой старости в Германии. На её похороны я прилететь не смогла. До последних дней она обо всех помнила, переживала, заботилась. Когда мне удалось приехать к бабушке на могилу, то я увидела кладбище, которое находилось среди городских жилых кварталов и напоминало красивый, ухоженный парк. В парке призраков среди теней деревьев пряталась тишина, и слышалось пение птиц.

– Привет, вот я и пришла к тебе, бабушка, твоя Вероника, – тихо сказала я. – Вот твои любимые, – и к надгробию лёг букет огромных жёлто-красных чайных роз. Таких же пахучих, с вельветовыми листочками, как у тех, которые росли у бабушки в палисаднике перед домом в Таджикистане.

Немного постояв, я очень захотела присесть, как будто ноги стали ватными. Вышла с кладбища, завернула за угол и увидела скамейку, а над ней склонилась, словно обняв, красная вишня.

– Бабушка… – расплакалась я.

Я сидела в вишнёвых облаках. Воспоминания перенесли меня к большому медному чану, где бабушка Лора варила варенье из вишни, и к вкусной, ароматной розовой пене на тарелочке, которая заменяла нам в детстве воздушный зефир.

Как-то я приехала проведать маму в Таджикистан, и мы пошли в мечеть к знаменитому мулле. Он обладал даром как человек-рентген: видел ауру. Мог рассказать человеку, чем он болен. Когда я подошла к нему, он сказал, что у меня «сильные» руки и в будущем, научившись управлять энергией, я смогу лечить людей. Я очень удивилась такому пророчеству, но жизнь моя впоследствии нарисовала такой зигзаг, что я начинаю ему верить. Может, свершилось то, о чем говорила мама? Две сильные энергии, соединившись, родили дар?

Это что же выходит? Что я человек мира? Таджикистан – это моя малая родина, под чьим тёплым солнцем я родилась и выросла. Это моё солнечное детство. Узбекистан – это родина моей мамы и место, где я получила образование. Это место, где отзвенела моя юность. Россия – это родина моего папы и моих бабушек и дедушек и моя родина, где я встретила свою любовь, вышла замуж, родила и вырастила детей. Это родина моих детей. Германия – это тоже моя историческая Родина, которая приняла и обогрела мою немецкую бабушку и всю немецкую родню после долгих лет скитаний по свету. А может «человек мира» это сказка для наивных?

Я люблю голубой, потому что это цвет моего неба.

Я люблю жёлтый, потому что это цвет моего солнца.

Я люблю красный, потому что красивый.

Я люблю оранжевый, потому что оптимистичный.

Я люблю розовый, потому что нежный.

Я люблю радугу, потому что она чудо.

Я никому никогда не подарю свои любимые цвета,

они навсегда мои.

Моё солнце.

Моё небо.

Моя радуга.

Мои «папа» и «мама».

Я молюсь с верой, что завтра взойдёт над нами солнце и осветит небо, что ещё не раз прольётся дождь и улыбнётся мне радуга.

Я с верой уповаю на то, что меня нигде и никогда не заставят отказываться от моих родных языков, русского и немецкого, и выкрикивать чуждые мне приветствия.

В моей жизни было много потерь, и каждый раз, когда, казалось, всё – нет сил, я как птица Феникс, сгорая, возрождалась снова. Спасибо, крёстные, что бережёте, и я о вас не забываю и благодарю за каждый прожитый день.

Вот и солнце прячется за горизонт и окрасило море в красный цвет.

– Солнце, пошли нам мира и добра. Пошли мне любви большой и чистой.

Солнце ничего не ответило, и лишь золотая дорожка прибежала по морю и коснулась меня, и морская волна неожиданно выкинула на берег к моим ногам вайю папоротника. Она была вся запутана в красных водорослях, как будто цвела.

Я обернулась и увидела за собой шамана. Он стоял немного поодаль и смотрел на мой букет, а потом исчез, растворившись в лучах заката.

«Эх, не успела спросить, где же мне счастье искать», – подумала я, рассматривая на ладони линию своей судьбы.

Роза без лепестков

«Бронебойный! Фугасный! Осколочный! Рядом громыхнуло! Не попал, но перепонки на грани! Ой, зараза, царапнул! Ай, шальной, пробил всё-таки! Автоматная очередь бьёт в форточку. А он бывает и весёлый, озорной! Бывает отважным. Бывает острой бритвой. Бывает, как укус собаки, рваный и больной. Бывает ли он тоскливым и плачущим? Да, бывает».

Это не про войну. Это про мат.

Как-то один мой знакомый попросил меня написать рассказ о вреде мата. Не о его бронебойной силе, которая вылетает из уст командира и пробивает сжатым импульсом. Не о мате на войне. Не о лагерном сленге заключённых. А об обычных женщинах, которые грешат, употребляя мат в повседневном общении. Как написать о вреде мата для женщин? И всегда ли мат во вред? Есть ли дно у этой темы? Не утонуть бы.

«Так что же такое женственность? С чем её можно сравнить?»

Может, женщину можно сравнить с розой? Крепкий стебель, острые колючки и бутон с лепестками и прекрасный аромат. Убери нежные лепестки – и что останется? Сплошная мужественность? Вроде по-прежнему роза, а вроде видоизменённый кактус. Казалось бы, исчезли нежные лепестки, а на самом деле исчез образ женщины, стёрся.

«Когда вы впервые услышали мат?»

Мой дед был гуру в мате. Он никогда не матерился при нас в повседневной жизни, но были секунды, которые запомнились мне на всю жизнь.

Когда деду было четырнадцать, конь домой привёз в телеге убитого отца. Было это после Великой Октябрьской революции. Из татарской деревни, что находилась под Казанью, дед отправился в Москву. Стал бродягой, беспризорником. Бесы на танке проехались по душе деда. Строил Беломорканал, потом метро в Москве, в годы Второй мировой войны служил матросом на судах торгового порта Владивосток. После войны работал в порту капитаном на катере.

Три внучки, а дед так мечтал о внуке! Бабушка, которая, пережив голод в детстве, очень заботилась о нашем питании. Утро. На столе в тарелках остывает молочный суп, яйца всмятку ждут удара от чайной ложки по макушке, сливочное масло и икра минтая в предвкушении прикосновения ножа, чтобы улечься на кусочек белого хлеба. Сладкий чай уже налит в кружки и парит, зазывая его хлебнуть. Мы, беззаботные, на очередных каникулах, приехали погостить к бабушке и дедушке. Умылись, оделись, заправили постели и сели за стол.

Дед, как всегда, сидит слева от нас, и его место неприкосновенно. Начинаем завтракать, щебечем и начинаем баловаться. Вдруг взлетает ложка, бьётся о стол, и вылетает мат. Что за мат, даже не припомню, но он был похож на взрыв, на раскат грома. Воцарилась такая тишина. Воздух сжался и разжался, и странно, что не загорелась на потолке лампочка от напряжения. И всё понятно без слов. Взрыв был не прицельный, все живы и здоровы, никого не покалечило, но что в деде прячется такая термоядерная моща, запомнилось.

«А может, дело в человеке?»

Вспомнился мой крестник, который, будучи военнослужащим, воспользовался силой устава и одержал маленькую победу над матом, сохранив своё достоинство. Вы только не подумайте, что мой племянник – сумасшедший донкихот и решил искоренить мат на флоте. Наоборот, чувствую, что мат взял его уже на абордаж и вот-вот пленит. Просто одно дело – стрелять по целям, а другое – по рыбам от нечего делать. Мат – это ведь тоже оружие, и использовать его надо с умом.