Асванг

Гатауллин Дмитрий

Асванг

АСВАНГ

1

Прошел год, как похоронили отца.

Собрались близкой родней, помянули, поплакали.

Человек был – хороший, порядочный, честный. Вырастил нас с моей старшей сестрой и всю жизнь любил маму. Про таких говорят: человек был семейный, таких ставят в пример и не скажут и слова плохого. Коммунист, офицер, настоящий советский полковник запаса. Вот только дома нечасто мы видели папу, и был скрытный он. Скрытный был он настолько, что после смерти в почтенные семьдесят девять, ни я, ни сестра, ни жена, наша добрая мама, не сказали бы точно, что знали его. Никогда не сказал он ни слова о службе. Словно дома его это не волновало. Пришел – и забыл. Мы, конечно, потом уж узнали, что служил он всю жизнь в главном штабе военной разведки, ну а кем – можно только гадать. Но и это – не точно.

Поминки прошли в родительском маленьком доме в далеком поселке за Зеленоградом. Ранний май – это сказка. Все цветет, и растет, и поет. Было так замечательно здесь на природе в подмосковном дремучем лесу, что я предложил супруге остаться у мамы еще денечка на два.

– А как же дети? – удивилась она.

Наши «дети» – были два лоботряса, один уже второкурсник Московского Общевойскового Училища, а второй – собирался как раз поступать, но не к нам – а в Рязань. А так как были майские праздники в самом разгаре, то жена намеревалась провести с сыночками пару лишних деньков.

– Ты езжай тогда, Люба, домой, – я сказал ей. – Ну а я здесь побуду немного.

На том и порешали.

Я отдал ей ключи от машины, посидел чуток вечером с мамой и сразу сказал, что пойду с рассветом на дальнее озеро, посижу на утренней зорьке, может, что и поймаю.

– Лесной домик отцовский-то цел? – я спросил.

– А куда ему деться, – ответила мама.

– Только если пойдешь, наведи там порядок. Если хочешь, останься на ночь. Протопи, подлатай. Печка, думаю, цела. Отец рад был бы. Дом-то хороший. Сколько времени-сил он вложил в него.

Я проснулся еще до рассвета. Мама уже хлопотала на кухне. Собирала еды, хлеба, сыра, пирогов и чего-то еще. Я сложил все в рюкзак, прихватил удочку, снасти, и скорее отправился в лес по-темну.

В этих старых дремучих лесах заблудиться несложно, заросли все тропинки, и не часто я был здесь с отцом. Но мой старенький компас, а также опыт и навыки, помогли найти путь без проблем.

Весь он занял часа, может, два с половиной. Когда вышел на озеро, скрытое в старом дремучем лесу, на востоке горел уже яркий рассвет. Там была небольшая, но крепкая хижина из сухостойной сосны, окруженная снаружи мохнатыми елями, словно избушка Яги. Она стояла шагах в двадцати от воды, и если точно не знать – то пройти можно мимо.

Я не стал тянуть время, открыл старый амбарный замок, толкнул внутрь дверь и вошел. Внутри пахло деревом, смолами сосен, мышиным пометом и затхлостью лет, – печь давно не топилась, а дом – умирал. Это, в общем, не дом и не домик, а скорее – лесная избушка, хижина, переждать непогоду, отдохнуть и поспать.

Отец увлеченно охотился в поздние годы, собирал грибы, ягоды и рыбачил по старости лет. Места тут глухие, нетронутые, вокруг лишь заросшие хутора да болота. Людей давно не бывало, а уж кто и ходил – то хорошо отца знали. Замок на двери, как шутил он: висел не от них – от медведя. Что, в общем-то, было не шутка: косолапые часто ломали такие «избушки». То ли от любопытства, то ли от медвежьего вредного нрава.

Внутри по краям в ней располагались широкие грубые лавки из сосновой доски, на которых и спишь, и сидишь. Между ними такой же большой, основательный стол. В одном углу ближе к входу чугунная печка и цинковый вверх дымоход. В другом углу дровница, крюки для одежды и полки для мелких вещей. Соль, спички, настольная лампа, бутыль с керосином и маслом, котелки, чайник, кружки, гвозди, топор и еще множество всякого нужного хлама.

Я бодро скинул рюкзак, взял топор и вышел наружу. Наколол кучу дров из сухих повалившихся сосен и елей, напилил чурок в размер, сложил в дровнице ровно и поскорее разжег огонек в проржавевший чугунной печи. Заворчала, задышала буржуйка, и мгновенно ожил с нею дом!

День прошел быстро в работе и точно – не зря. Я наколол еще дров, законопатил надежнее щели, и подправил упавшую крышу. Под конец, на вечернюю зорьку, поскучал я с часок у воды, поймав трех карасей и хорошую щуку.

Ночь свалилась внезапно.

Я сидел за столом в этой скромной избушке с кружкой чая под приятным и мягким огнем фонаря. В углу мирно трещала чугунная печь, придавая избушке тепло и уют. Кружка грела мне руки, в котелке доходила уха, источая будоражащий мой аппетит аромат. Я листал в телефоне наши фото с отцом, вспоминая с улыбкой моменты, которые уже, к сожалению, невозможно не вернуть.

Вдруг, задумавшись, я махнул неуклюже рукой и свалил телефон себе прямо под ноги. Чертыхнувшись, полез сразу под стол и стал шарить рукой по древесному полу. Экран вспыхнул от прикосновения. Дернув голову, я затылком ударился снизу о корявые доски стола.

Но вместо резкой пронзительной боли, почему-то почуял лишь мягкий удар. Удивившись немало, я провел по столешнице снизу рукой и на ощупь нашарил какой-то… предмет. Посветил телефоном скорей и увидел, что к ссохшимся доскам стола была крепко приклеена снизу тетрадь.

Оторвав осторожно, я положил ее быстро на стол, крутанул ярче лампу и скорей осмотрел этот странный… дневник. На нем не было надписей сверху, лишь пустая обложка тетради. Но вот то, что открылось внутри, крутануло всю жизнь в одночасье…

2

«Мои годы подходят… – начинался он, и я сразу узнал аккуратный почерк отца. – Знаю, это кто-то когда-нибудь точно прочтет.

Потому и пишу.

Можно все унести с собой скоро в могилу, но в душе неспокойно. Нелегко на душе. Будто должен излить на бумагу, исповедоваться, словно попу.

Что ж, раз так. Я окончил с отличием самое престижное военное училище СССР, где готовили офицеров военной и агентурной разведки. И спустя какое-то время безукоризненной службы, кривая карьеры привела меня в… назовем его так: «интересное место». Уже много лет после один перебежчик в своей лживой книге назовет это место «Аквариум». Почему-то предатель решил, что знает тайны штаба главной военной разведки страны, но в этом он глубоко ошибался.

Служил я в особо секретном отделе, за одно упоминание вскользь о котором можно было привлечь на себя море бед. До определенного уровня нас не существовало вообще, в том числе на бумаге. Туда невозможно попасть самому, туда лишь приглашают. В один будничный день вызывают к начальству, где уже ждет пара серых мужчин в неприметных гражданских костюмах. На руках у них дело, и о тебе они знают, как кажется, то, что не знаешь ты сам. Я ответил – «согласен», и спокойная жизнь изменилась с тех пор.

Наш отдел занимался анализом данных, которые можно сейчас отнести в категорию «паранормального бреда». У обычных людей это все вызывает здоровый, оправданный смех, но разведка работает глубже. На нашем уровне нет объективного бреда, есть лишь «информация», которую можно и нужно проверить, а потому можно и нужно использовать во благо страны.

Нас интересовало практически все за пределами СССР, что было нельзя объяснить с точки зрения материальной науки. Все от Южной Америки и до Филиппин. Мы получали доклады от посольств, резидентур и специальных отделов. Изучали первичные данные, и начальство решало, есть ли смысл отправлять офицера на место.

Но такое случалось нечасто. Девяносто девять процентов «событий» и сообщений о «паранормальных явлениях», назовем их так, были действительно полная чушь. Банальные подделки, фабрикации, фальсификации, откровенная ложь и подлог, совершенные одним человеком или чаще заинтересованной группой, чтобы либо привлечь к чему-то чье-то внимание, либо напротив – внимание убрать. Самым известным подобным эпизодом были так называемые «вампиры на Филиппинах».

В пятидесятых на островах проамериканскому правительству активно сопротивлялись красные партизаны. ЦРУ это не нравилось, но выбить силой оттуда их было почти невозможно, острова представляли собой непроходимые джунгли, где жил лояльный повстанцам народ. И тогда в ЦРУ разработали план. В филиппинском фольклоре существует ужасный сосущий кровь лесной демон Асванг. Зная об этом, они тайно выкрали несколько красных повстанцев, прокололи им шеи, имитируя укусы вампира, слили кровь и разбросали тела на известных тропинках, распустив слух по крестьянам, что голодная тварь вновь проснулась. Это вселило такой неописуемый ужас в сознание ни только крестьян, но и самих партизан, что движение исчезло навеки.

Следующей причиной почти всех «паранормальных событий», после фальсификации и прямого подлога, являлась возбужденная человеческая фантазия и обыкновенный психоз. Наш собственный мозг способен творить с нашим собственным восприятием такое, что не придумает ни один даже самый талантливый автор-фантаст. Люди видели что-то, их мозг дополнял недостающее целым букетом ужасных деталей – ибо страх есть главный катализатор фантазии. Они начинали искренне верить, убеждали себя в этой новой реальности, а затем их уверенность, словно вирус, по цепочке передавалась другим. Фантазия тех дополняла историю своими ужасными деталями, и вот уже целое село совершенно искренне верило в ужасного демона в брошенной шахте, где открывался доступ в сам ад. В одной южноамериканской деревне произошло все именно так. Люди были уверенны, на любые сомнения или даже вопросы: «а с кого все пошло?» – отвечали агрессией. Ведь все якобы видели, слышали, клялись… В конце оказалось, что в заброшенных штольнях шахты поселилась обычная пума. Бедняжку пришлось пристрелить. Жители же по-прежнему верят в свое.