скачать книгу бесплатно
Парень по имени Джейк, с которым я познакомилась на одной лекции, проникся ко мне симпатией, и сказать, что я отвечала ему тем же, было бы неловким преуменьшением. То, что началось с глупых каракулей в тетрадях друг друга, пока профессор бубнил что-то скучное, скоро превратилось в совместные походы на занятия, и я ходила с самой дурацкой широкой улыбкой, которая когда-либо появлялась на моем лице, а Джейк – небрежно забросив руку мне на плечо или придерживая за задницу. Иметь парня было так здорово, как я тогда думала. И так легко! Больше недели я почти не отходила от Джейка. Я разыскивала его в студенческом союзе и в столовой и занимала свое законное место за его столом, как это сделала бы любая девушка. Я стирала ему одежду и помогала с домашним заданием, потому что именно это ты делаешь, когда в кого-то влюблена и он влюблен в тебя. Джейк был очень занят, так что я была благодарна, что он вообще мог проводить со мной хоть сколько-то времени. Когда мы сталкивались с его друзьями, что, казалось, случалось сплошь и рядом, потому что он, очевидно, был очень популярен в кампусе, он показывал на меня и говорил: «Вы знакомы с Анникой? Она просто нечто». Потом они все смеялись, и моя улыбка становилась еще шире, потому что я чувствовала себя просто прекрасно.
А потом, вскоре после того, как вся эта идиллия развалилась на части, моя соседка по комнате подставила мне плечо, собирая меня по частям.
Дженис приобняла меня.
– Сомневаюсь, что на этот раз ты ошибаешься. Я думаю, ты действительно нравишься Джонатану. Он кажется хорошим парнем. Разреши себе это. Не позволяй, чтобы неудачный опыт навсегда лишил тебя счастья от встречи с отличным парнем. Если ты еще не готова признаться в этом мне, признайся хотя бы себе.
– Ты действительно думаешь, что я ему нравлюсь?
– Похоже, что так оно и есть. Он с тобой флиртует?
Джонатан не делал ничего из того, что делал Джейк, например не рисовал в моей тетради сердечки и не обнимал меня.
– Не знаю. Он очень часто мне улыбается.
– Это хороший знак.
– Мне придется быть повнимательнее.
Позже, лежа ночью в постели, я думала о Джонатане и старалась не перечислять в уме все, что могло пойти не так. Вместо этого я подумала о том, что в шахматном клубе он почти всегда предпочитал играть со мной. Мне нравилось, что он всегда провожал меня домой. Мне нравилось, что ему не все равно, холодно мне или нет.
Мне все это нравилось. Очень нравилось.
13. Анника
Иллинойсский университет в Урбане-Шампейне
1991
Солнце только взошло, когда мы с Джонатаном выехали из кампуса и направились в Сент-Луис. Мой пустой желудок скрутило. Я так нервничала, что не могла даже думать о завтраке, и боялась, как бы меня не вывернуло наизнанку на пассажирском сиденье пикапа Джонатана.
– Жаль, что здесь нет музыки, – заметил Джонатан. – Радио никогда не работало.
– Я люблю тишину, – сказала я.
Очутиться в ловушке в машине, где играет громкая музыка, – да от такого нетрудно уйти в пике. Я не могу справиться с перевозбуждением, и мне нужны часы тишины, чтобы нейтрализовать шум. Грузовик Джонатана выглядел старым и тихо дребезжал, пока мы ехали по шоссе, но мне он казался идеальным.
Джонатан не только убедил меня вступить в команду, но и уговорил принять участие в тренировочном матче. Эрик был в восторге. И Дженис тоже. Только у меня еще оставались сомнения. На последнем собрании шахматной команды, а для меня оно было лишь второе, я подслушала, как кое-кто спрашивал Эрика, подхожу ли я для турнирной игры. Это было еще кое-что, чему я научилась в тот год: если ты молчишь и не издаешь много звуков, некоторые люди считают, что у тебя не в порядке со слухом. Но с моим все было в порядке.
Эрик защищал меня:
– Я играю с Анникой уже три года и готов поспорить на что угодно, что она обыграет любого из вас. Она будет для нас ценным приобретением.
После такого одобрения я сделала бы что угодно, лишь бы не подвести Эрика.
В тот день нас было двенадцать человек, и, если бы мне пришлось ехать вместе с остальными ребятами, которые набились по шестеро в одну машину как селедки в банку, среди шума и чужих запахов, я бы не согласилась.
– Мы можем поехать туда сами, если хочешь, Анника, – сказал Джонатан. – И нам не придется там ночевать. Мы можем уехать, как только наши партии закончатся.
И снова он устранил все трудности на моем пути, как будто точно знал, что нужно для моего комфорта.
– Он знает, – сказала Дженис, когда я рассказала ей о его предложении. – И Джонатан делает это, потому что ты ему нравишься и потому что он действительно хороший парень.
– Я очень нервничаю, – призналась я Джонатану, скрестив под полами рубашки руки на груди, чтобы скрыть, как щелкаю суставами пальцев.
– Ты отлично справишься, – заверил он. – Они только взглянут на тебя и забудут, как в шахматы играть.
– Не думаю, – ответила я. – Эти игроки действительно хороши. Не могу себе представить, чтобы они вдруг разучились играть.
– Я имел в виду, что ты очень красивая, поэтому они будут слишком заняты, рассматривая тебя, и не смогут сосредоточиться.
– Маловероятно, что такое случится.
Джонатан издал короткий смешок.
– Значит, только со мной так происходит, да?
Через несколько минут мой мозг сообразил, что он имеет в виду, и я крикнула «О!» так громко, что Джонатан даже подпрыгнул на месте.
– Ты что, сейчас флиртовал со мной?
– Пытался. Я думал, у меня получалось почти нормально, но теперь я уже не уверен.
– Джонатан?
Он на секунду оторвал взгляд от дороги и посмотрел на меня.
– Я, честное слово, поняла, что ты флиртуешь. Просто хотела убедиться.
Тогда он одарил меня одной из тех улыбок, о которых я говорила Дженис.
Чемпионат проходил в большом конференц-зале местной гостиницы. Хотя мы приехали как команда, соревноваться нам предстояло индивидуально. Погода в тот день была не по сезону теплой для позднего октября, как это часто бывает на непредсказуемом Среднем Западе, и я надела длинную мешковатую юбку и еще более свободную толстовку, зная, что не смогу провести несколько часов в одежде, в которой мне будет неудобно. Мне все еще было жарко, и я уже начала немного потеть.
– У тебя все в порядке? – спросил Джонатан.
Я не произнесла ни слова с тех пор, как мы вошли в отель, и держалась рядом с ним, хотя мне очень нужно было в туалет. Мой мочевой пузырь вообще плохо справлялся с нервозностью.
– Когда мы начнем играть?
Невыносимо было, что я не знаю точно, как тут все устроено, и вообще надо было спросить у Эрика, чего ожидать от чемпионата, прежде чем соглашаться. Если удастся преодолеть тот момент, когда придется обменяться парой фраз с моим противником и начать играть, я могла бы полностью погрузиться в игру и блокировать все остальное. Как только это произойдет, дрожь прекратится, и меня перестанет подташнивать.
– Первый раунд начнется в десять часов. У Эрика есть список с нашими местами и именами наших оппонентов. Не беспокойся. Я тебе все объясню.
Слова Джонатана меня успокоили, и я кивнула:
– О’кей.
Следующие полчаса мы разминались и Эрик делился всем, что знал о других командах. Потенциально я буду играть три раза, в зависимости от того, выиграю ли я и выйду ли в следующий раунд. Моим первым противником была девушка из Миссури, и я изучила ее статистику, обдумывая свой гамбит.
Незадолго до десяти мы вошли в конференц-зал и заняли свои места перед досками с нашими именами на маленьких картонных табличках.
– Привет, – поздоровалась моя противница.
Это была темноволосая девушка по имени Дейзи, и когда она протянула мне руку, я быстро пожала ее и снова сосредоточилась на доске. В первой партии моя нервозность из-за соревновательной игры повлияла на мой гамбит, и я запнулась, сделав два неосторожных хода подряд. То, что она не замедлила этим воспользоваться, тут же дало мне понять, что Дейзи будет грозным противником. Это была именно та мотивация, которая мне была нужна, чтобы унять дрожь и перейти в режим схватки. Мы сражались на равных до самого конца, но ходом, которого она не предвидела, я захватила ее короля.
– Мат.
– Хорошая партия, – сказала она.
Следующая партия показалась мне легче предыдущей, хотя я ожидала, что будет сложнее. Может быть, это только везение и мне выпал слабый противник – высокий парень из Университета Айовы, но расправилась я с ним с относительной легкостью, хотя мне потребовалось почти два часа, чтобы это сделать.
– Ух ты! О’кей, – только и сказал он, прежде чем двинуться дальше.
К тому времени, когда я сидела напротив своего последнего противника, я играла уже почти четыре часа. Сочетание раннего пробуждения и умственной работы, необходимой для поддержания такого уровня игры, начинало сказываться. Мой противник не отрывал взгляда от доски, когда мы сели напротив друг друга. Мы не смотрели друг на друга, и никто из нас не произнес ни слова. Наша партия продолжалась долго, и мы собрали толпу, поскольку остальные уже закончили. Это была действительно самая трудная партия, которую я когда-либо вела за все годы игры, и победу я одержала только потому, что мой противник запорол свой последний ход. Я чувствовала себя измотанной, почти лишенной воли, когда захватила его короля.
– Мат.
Джонатан подошел ко мне сзади и положил руки на плечи, нежно их сжал, когда я с облегчением выдохнула.
Наши товарищи по команде собрались вокруг нас, превознося свои победы и оплакивая свои проигрыши. Мы задержались на некоторое время, пока Эрик не предложил нам покинуть отель и пойти поужинать в ближайшую закусочную. Команда с энтузиазмом согласилась.
– А ты как, Анника? – спросил Джонатан. – Ты голодна?
– Да, – ответила я.
Было уже почти шесть вечера, и мои противники, вероятно, слышали, как урчало у меня в животе, пока мы играли.
– Мне нужно в туалет, а потом я буду готова идти.
Намыливая руки, я посмотрела в зеркало. Мои щеки порозовели, а в глазах появился блеск, которого я никогда раньше не видела. Может быть, это и есть ощущение счастья, подумала я. В коридоре, выйдя из туалета, но не дойдя до того места, где меня ждал Джонатан, я быстро скинула туфли и сунула их в сумку. Дженис убедила меня надеть вместо моих обычных теннисных туфель ее туфли без каблуков, и ногам в них было ужасно неприятно. Никто не сможет увидеть мои босые ноги под длинной юбкой.
Придержав передо мной дверь, Джонатан последовал наружу. Поздняя осенняя трава увяла и приятно хрустела под моими ногами, когда мы пересекали лужайку отеля по пути к пикапу Джонатана, чтобы догнать нашу команду. Мне хотелось сесть на траву и зарыться в нее пальцами ног. Я никогда не смогу объяснить, какое удовлетворение это мне доставляет или насколько эффективно оно помогает избавиться от стресса, который я получила от целого дня соревнований, находясь в переполненной комнате.
Джонатан завел мотор и выехал со стоянки.
– Как получилось, что ты уже больше трех лет состоишь в шахматном клубе и никто, кроме нас с Эриком, не знает, насколько ты хороша? – спросил он.
Из нашей команды только семь человек выиграли во всех партиях, и мы с Джонатаном оказались в их числе.
– Когда Эрик не может играть со мной, я обычно возвращаюсь домой.
– Но почему?
Как мне заставить его понять, что для других я практически невидима? Большинство моих товарищей по клубу давным-давно списали меня со счетов как странную, застенчивую девушку, и они были правы. Для большинства из них клуб был отдушиной, дававшей им возможность пообщаться со своими, а шахматы – лишь приятным дополнением. А для меня шахматы были чем-то намного большим. Когда я сосредотачивалась на игре, это унимало беспорядочные тревоги и хаос у меня в голове.
– Не знаю. Просто так получилось.
Джонатан припарковал пикап у закусочной, и мы уже собрались пойти внутрь, чтобы присоединиться к остальным. Пока мы стояли в очереди, я сунула руки в карманы юбки и принялась раскачивать ткань взад-вперед. Было что-то в этом движении, что успокаивало меня, и мне нравился звук, который производили складки.
– Мисс, вы не можете войти сюда в таком виде, – произнес чей-то голос.
Я не осознавала, что он обращается ко мне, пока Джонатан не спросил:
– Анника, где твои туфли?
Мгновение было вроде тех, когда говоришь слишком громко, потому что находишься в шумном месте, а потом шум внезапно прекращается, и все оборачиваются посмотреть, кто кричит. Только я не кричала. Я стояла в очереди в закусочную босиком, и все смотрели на мои голые ноги с ярко-розовым лаком на ногтях. Я сделала это не нарочно, просто забыла надеть туфли перед тем, как мы вышли из пикапа.
Мои щеки горели. Я повернулась к двери, запаниковав, когда попыталась потянуть ее на себя вместо того, чтобы толкнуть. Дверь загремела. Когда я наконец поняла, как она устроена, то выскочила за порог и побежала на парковку. Джонатан догнал меня, когда я дергала дверную ручку его пикапа.
– Подожди, она заперта, – сказал он. Джонатан вставил ключ и открыл мне дверь. – Не беспокойся из-за этого. Просто надень туфли, и мы вернемся.
Я забралась в пикап и тыльной стороной ладони вытерла слезы. Джонатан стоял у двери и терпеливо ждал.
– Я не могу туда вернуться.
– Почему нет?
– Ты иди. Я подожду здесь.
– Анника, ничего страшного не случилось.
– Пожалуйста, не заставляй меня туда идти, – взмолилась я.
Он положил ладони на мои ноги, и его прикосновение успокоило меня. Я почувствовала себя защищенной, словно он никогда не позволит, чтобы со мной случилось что-то плохое.
– Останься здесь. Запри дверь, и я вернусь через пару минут.
Он закрыл дверь, и я нажала на кнопку замка, а он вернулся в закусочную. Через стекло я наблюдала, как он разговаривает с нашей командой, а затем направляется к стойке. Через пять минут он вернулся к пикапу с белым бумажным пакетом в руках.
– Я сказал им, что ты устала и что соревнование основательно выбило тебя из колеи, поэтому мы решили вернуться. Они все понимают. Просили, чтобы я еще раз тебе передал, как здорово ты сегодня справилась. У меня есть сэндвичи и пироги. Ты любишь пироги?
У меня больше не осталось сомнений в том, что Джонатан за человек.
– Обожаю пироги.
– Сэндвичи с ветчиной. Пироги с яблоком. – Он протянул мне завернутый в фольгу сэндвич и пенопластовый контейнер с пирогом, а также вилку и салфетку.
Именно так сделала бы Дженис, и я спросила себя, всегда ли мне будет нужен кто-то, кто заботился бы обо мне.
– Спасибо.
Я никогда не была намеренно невежливой, но часто забывала сказать «спасибо», и мне было бы очень неловко, если бы я вспомнила об этом только после того, как он высадил меня у общежития.
Джонатан развернул сэндвич и откусил кусочек.
– По тебе не скажешь, что ты из тех, кто красит ногти на ногах ярко-розовым лаком.
– Это сделала Дженис. Она сказала, что если я так настаиваю на том, чтобы ходить босиком, то самое меньшее, что я могу сделать, – это сделать мои ноги красивее, чтобы люди на них смотрели.
