скачать книгу бесплатно
Зашли мы с Косматкой в его дом, хоть и большой, и, видно, старый, а чисто везде, и пахнет хорошо – вроде травами какими-то.
А в комнате мебель разная и на таких, как я, и на Косматку есть, видно, были предшественники-то ростом не мелкие. Я за стол присел: брюхо не отваливается, напрягся, в живот потыкал: камень, все кубики на месте, как-будто снова молодой.
– Слушай, а как так…
– Ты, Тримайло, меньше думай, больше делай. А если тебе про то, как тело твое натренировалось, когда я тебе знания прямо в башку посадил, интересно, то я тебе отвечу – не знаю. Самому бы разобраться, раньше я такого не делал. А может, так: «В боренье с плотью дух всегда сильней, когда рабом не следует за ней»[33 - А. Данте.]. Там разберемся – не до этого сейчас, отечество в опасности. Щас пожрем, тебя приоденем – и вперед.
Сели мы за стол, каждый за свой. Тут в комнату вошла женщина размером мне под стать, поставила передо мной чугунок с кашей, такой же, только размером соответственный, перед Косматкой. Посмотрел я на нее: экая силища. Хоть ростом пониже меня, но крепкая, широкоплечая, видно – ловкая.
Зная, что первой не заговорит, поздоровался, однако ответа не получил: молча поклонилась – и снова на кухню. Вернулась с хлебом и молоком.
Поели молча, каждый о своем думал. Я вот лично думал, какая еда вкусная: и не ел давно, и натурпродукт, молоко чуть в горле сметаной не стало, а хлеб ржаной сладенький. Как поел, подумалось: жизнь налаживается в маленькой провинции Ху-Нань, от, и женщины тут есть любых размеров.
После еды повел меня Косматко на улицу, там с другой стороны дома – отдельный вход: кладовая. Там по стенам оружие всякое, доспехи, просто всякий железный хлам, в углу – горн, тиски, всякие клещи-молотки. Нормальный такой гараж.
– Ну, ты давай командуй тут, я к Василисе схожу, насчет одежи распоряжусь.
Здесь надо сказать, что я и в принципе мужчина не без рук, а тут еще Косматкина наука, я и не заметил, как стемнело, а был уже экипирован и вооружен по полной: меч по руке подобрал, подогнал, копье по росту, наконечник что твой меч, булаву, несколько ножей метательных, кинжал, саблю, две кольчуги: одну облегченную – вроде футболки, вторую на английский манер, с капюшоном и длинными рукавами – подол – до пят, две брони: одну полностью стальную, другую – кожаную с булатными бляхами, два шлема, лук со стрелами, ну и мелочь всякую: рукавицы кожаные, запасную тетиву, тул и прочая, и прочая – целый мешок.
Косматко зашел, поглядел, одобрительно крякнул, весело сказал:
– Совсем разорить решил, по миру пустить.
Видно, что для порядку ворчит, но я все ответы знаю:
– Свои люди – сочтемся!
– Ладно, свой, пошли с Каурым познакомлю.
Снова вышли мы из дому и через еще один отдельный вход вошли в конюшню. Вот тут следует использовать какой-нибудь литературный штамп, как-то: дохнуло теплом и навозом, но на улице лето и вообще тепло, а конский навоз пахнет где-то даже приятно, если в него особенно не лазить.
В загоне стоял рыжий конь, не красный, а именно рыжий красавец, огромный, мне под стать, могучий, как першерон, только еще больше. Глянул он на меня своими огромными глазами, и я понял, почему Косматко так на слове «мой» нажимал. Быть владельцем такого прекрасного животного – особое ощущение. Я пожалел, что не захватил с собой ни горбушки, ни морковки, но Косматко меня оборвал:
– Это тебе не говно возить, а конь богатырский. Он свободен, куда хочет идет, что хочет берет, кто не понравится – куснет, а не поймет – прибьет.
И действительно, двери в конюшне были настежь открыты, а у загона их вовсе не было. А перед мордой у Каурого были к стене прикреплены несколько корыт: с овсом, с водой, с морковкой, с сеном, с пшеницей, с репой, с солью и с яблоками.
Рыжий конь шагнул ко мне и положил мне морду на плечо.
– Гляди-ко ты, признал, – удивился Косматко.
Тут к нам присоединилась могучая дева, одежду принесла: три рубахи белые с вышитым воротом, пару черных шелковых штанов и – шик – алый шелковый плащ с тесьмой и золотой сустугой[34 - Сустуга – застежка плаща.], с огромными сапфирами. Плащ я тут же напялил – не удержался.
Косматко откуда-то приволок седло, и Василиса его на Каурого надела. Я было сунулся помочь, но тут как раз тот случай, когда посмотрит – ножом погрозит, так глянула, что я чуть не отскочил.
Седло есть – уздечки нету. Как править, непонятно.
– Коленями и правь. Да и то не особо старайся, ты, главное, понимай, куда попасть хочешь, а Каурый и сам разберется. Ну что, вечеряет, поехали уже.
Взобрался я в седло, Косматко сзади приспособился, за луку седла взялся, ему Василиса узелок подала, приобняла его одной рукой на прощанье, я еще подумал: ага, а что ага, сам не знаю.
Ну тут мне не до чужих отношений стало, Каурый мысль, видно, мою про Славен уловил и взял с места в карьер. Ну уж взял, так взял. Я чуть с него не грохнулся. И понесся Каурый, да с поскаком, замелькали только картины смутные: то вроде болото Косматкино, а вот уже и осины с березами, а вот уже и дубы стоялые возле Славена белокаменного.
Здесь Каурый на рысь перешел, и увидел я силу вражескую, до самого горизонта дымы от костров и шатры, а меж шатров от мрассовцев – черным-черно. Ну ничо, сщас пересчитаем.
Косматко тут и говорит:
– Ты, богатырь, спесь удержи – на все свои правила есть. И мрассу их чтят, и мы. Ночью боя нет, завтра будем биться. Ставь копье, чтоб видно было, и – спать. Утро вечера мудренее.
А я подумал: во-во, точно не мудренее, а мудрёнее, то есть что с вечера не сделал, то утром сложнее будет. Но когда трудности останавливали китайских комсомольцев.
Хотя, признаться по-честному, ломить силу вражескую никакого желания не было. После такого-то дня, сами судите: поединок с Лехом, переход к Косматке, обучение, экзамен да еще эта гонка на Кауром – все это вымотало меня до донца. Поэтому я рухнул наземь и заснул, как будто не спал долгие годы.
И вот тут снова тьма и голос: «А во время бедствий, которые сопровождают прецессию равноденствий, Носители Знания в количестве около тысячи человек ожидали в том самом корабле, который впоследствии был с замечательной эффективностью использован женщиной из Белоруссии против инопланетных захватчиков. В результате смены полярности ряд крупных островов на юго-западе планеты, которые некоторые, с позволения сказать, специалисты относят к единому материку, ушли под воду, а на северо-востоке, напротив, появились. Ряд появившихся островов стали называть Цепь Правды. Впоследствии на этих островах был проведен уникальный эксперимент над «новыми людьми».
В результате бедствий человечество деградировало до самых глубоко материальных слоев существования. Часть выживших с континента Азия переплыли на Цепь Правды и стали проживать там, ведя натуральное хозяйство и практикуя групповые браки. Самцы человека стали объединяться в огромные стаи и охотиться, иногда уходя из дома на несколько месяцев, некоторые из них специально не возвращались домой, кочуя от группы к группе, переплывая с острова на остров, иногда присоединяясь к какой-нибудь групповой семье имени своего тотемного животного. Эти группы очень быстро уничтожили всех зверей и животных, так и не позволив самкам создать животноводство из-за особой прожорливости, присущей всем представителям новой цивилизации.
Часть групповых семей стала переселяться на континент, из-за систематической нехватки пищи ведя захватнические войны.
Выходцы с островов отличались высоким ростом (до двух с половиной метров) и другой физиологической особенностью, которой отличаются и современные бушмены: член у мужчин находится в состоянии постоянной эрекции. Данная особенность вызвала разночтение между названиями, которые дали пришельцам жители континента: женщины называли их сынами грома или сынами божьими, а мужское население – гогами (на тогдашнем языке гог – мужской член).
Женщин с островов жители континента называли одинаково: магоги (от мать гога)».
Глава 6
Пакет спасения
Когда я открыл глаза, то увидел исцарапанную надписями серую стену и понял, что проснулся оттого, что меня за плечо трясет человек в милицейской (или уже полицейской?) форме и что-то орет.
Я ни слова не понял из его воплей, выходило у него что-то вроде:
– Я м-аать твоюю, тебяяя, убыть час назад, вставай и дергай! И по фиг мне все, нельзя больше!!!
По-видимому, милиционер (или все-таки полицейский?) был в стельку пьян[35 - Здесь вновь нужны пояснения автора: этот, с позволения сказать, «писатель», обнаруживает полную юридическую неграмотность, совершенно очевидно: офицер имеет в виду, что задержать гражданина разрешается на срок три часа, до выяснения личности, а если гражданину не предъявлено обвинения в преступлении или правонарушении, задерживать его далее нет оснований.], но спорить было глупо, и я позволил вытолкать меня на свободу взашей, правда, на прощание пропел пару рулад, сладких славянскому уху, когда славяне не в духе.
Хотел пустить еще вонючих ветров, но меня уже выставили. Денег, естественно, не было, еще и посетило удивительное желание закурить. А не курил я лет десять, наверное, но навеяло: «…и я откинулся такой базар-вокзал: глазел на шлюх и мирно кушал пончик…» М-да, русский шансон, это вам не вздохи на скамейке: «…и на руке расцвел, с чайками Магадан…» И все эти «Владимирские централы» с такой силой нажали мне на черепную коробку изнутри, что я затряс головой и испытал чувство падения и безысходности от внезапного понимания тускло-нецветного восприятия окружающего мира тех людей, которые пишут такие песни, и тех, кто ими наслаждается.
Воистину прав Патанжали[36 - Патанжали – индийский йог.], что снизу миров не существует, есть только уровни сознания, а спуск в нижние слои этих уровней и есть ад кромешный о семи кругах.
Захотелось встать на колени и покликушествовать в стиле Данте Алигьери: а круги те холодные, обмороженные. От одного до другого иди-иди, не дойдешь, не доедешь, в каждом круге-то смотрящий сидит, покрикивает. А в деснице-то[37 - Десница – правая рука (слав.).] у него плеточка, а в шуйце-то[38 - Шуйца – левая рука (слав.).] вазелин: знай себе – наказывай…
Думаю, неплохую выручку бы собрал с сердобольных христиан. Нищих много на Руси, а блаженных – единицы, опять же идея оригинальная, никаких там: сами мы не местные, дайте денег на обратную дорогу и т. д.
Не знаю, как вы, но я нищим денег всегда даю, бог тебе дает – «за что» не спрашивает, и ты не думай, просят – дай, если есть.
Если нет – сопереживай на секунду.
Вот здесь надо сказать, что если выложить самому себе всю правду начистоту, то хорошего кому-то сделать, хотя бы и самому себе, получается немного, поэтому стремиться к этому следует специально, а то случай может и не представиться. Если вспомнить все, что ты сделал плохого или что тебе плохого сделали, то списки получатся значительные. А вот список добрых дел собственного изготовления до обидного скромен. От таких мыслей мне сильно захотелось облагодетельствовать все человечество, пусть даже и против его воли. Но, решив начать с кого-то конкретного, я вспомнил про Витьку. Меня даже в пот бросило – черт, я же его там оставил даже без денег, запертого в квартире. А ведь он командировочный!!!
Да, ни денег, ни «пакета спасения», а спасать Витьку как-то надо. Отделение от ларька и Витькиной квартиры недалеко, и вспомнил я про торговку, которая побеседовать хотела, а я торопился похмелиться и общаться не стал. Между размышлениями и действием время нужно неутомимо сокращать: это и есть решительность. Я почти бегом влетел в ларек. Но здесь меня ждал неприятный сюрприз: за прилавком был парень, который с неприязнью взглянул на мой расхристанный вид: драка с милиционерами и пребывание в кутузке не прибавили мне привлекательности. Парень несколько секунд рассматривал меня, а потом опустил руку под прилавок: видно, нащупал «тревожную кнопку». Новая встреча с городской стражей не входила в мои планы, и я молча вышел из ларька. Да и что я мог ему сказать: у меня командировочный друг заперт и страдает? Вряд ли он вошел бы в положение, хотя не попробуешь – не узнаешь. Я решительно развернулся и увидел через стеклянную дверь, как тот парень вынул руку из-под прилавка. В руке был обрез охотничьего ружья. Из него он целился куда-то вниз и широко разевал рот: орал на кого-то. Я тут впал в легкий ступороз[39 - Синтез анабиоза и ступора.], согласитесь, для одного дня многовато, теперь вот скачок[40 - Скачок – разбойное нападение.]. Стою и глазею через дверь, как он там орет, и в этот момент мне в левую лопатку уперся ствол и хриплый голос вежливо предложил: «Давай, дяденька, внутрь, не стесняйся!» Я и глаз скашивать не стал, резко повернулся вправо боком и по ходу движения выбросил руку сверху вниз, почувствовал, что попал и кувыркнулся с крыльца ларька прямо на асфальт, приземлился на колени и локти и на карачках судорожными скачками убежал за угол.
За спиной грохнул выстрел, посыпалось стекло, потом еще один. Я снял куртку и высунул рукав из-за угла. Никакой реакции. Спрятал рукав, высунул полкуртки. Тихо. Аккуратно выглянул: парень, который меня вежливо приглашал, сидел на корточках, держась руками за лицо, рядом валялся такой же обрез, как у его дружка внутри ларька, стволы дымились. Стеклянная дверь разлетелась на осколки, но было тихо, парень только слегка поскуливал, видимо, сдерживался, чтоб лицо не потерять. Хотя как же он его потеряет – вон как вцепился.
Однако раненый, или, вернее, стукнутый, меня волновал мало, но вот где его напарник? Я быстро на цыпочках добежал до следующего дома и осмотрелся: ларек был как на ладони. Второй двери не было, значит, он внутри. Я решил подождать: все равно не выдержит – побежит, время не на него работает, выстрелы наверняка слышали, кто-то уже в милицию звонит.
И точно, через минуту из ларька выскочил парень, ошалело оглянулся, что-то крикнул своему подельнику и метнулся во дворы. Второй так и остался сидеть на корточках.
Ну все, операцию по спасению Витьки следовало начинать незамедлительно. Пробегая мимо неудачливого разбойника, я подхватил обрез, открыл патронник и ударил прикладом об лестницу. С удовлетворением услышал характерный хруст: теперь не постреляешь, гаденыш.
В ларьке повсюду валялись осколки стекла, и казалось, что ходишь по снегу: хрусть-хрусть. За прилавком лежала бездыханная продавщица, я ее тронул за грудь – живая! Знепритомнила[41 - Знепритомнить – потерять сознание (псевдоукр.).] просто. Где что лежит, мне напоминать не надо, по-прежнему маршруту пробежал: водка, рыбка, финики, пиво… и бегом на выход, дал себе при этом клятвенное обещание, что расплачусь с процентами при первой же оказии. Все равно было неприятно, тут бы женщине помочь. И вот тут я понял, что тупо не смогу, недавно хотел весь мир осчастливить, а теперь тырю водку, как давешние разбойнички. Поставил я «пакет спасения» (вот уже второй до Витьки не донес) на прилавок, подошел к продавщице и стал ей уши тереть, втайне надеясь, что делать ей дыхание рот в рот не придется, очень уж от нее табаком пахло. А так бабенка вполне симпатичная, при других обстоятельствах я бы порадовался случаю стать ее спасителем.
Но, слава богу, обошлось, открыла «королева ночного ларька» глаза свои зеленые, которые немедленно наполнились слезами. Меня она признала и… кинулась на шею, далее, пылая благодарностью, она должна была изобразить несколько номеров из немецких фильмов про сантехников и разносчиков пиццы. Но жизнь не богаче фантазии: все тот же «день сурка» без конца и начала.
Вот в каком-то старом голливудском фильме главный герой говорил, что вы зря прожили жизнь, если хоть раз не услышали фразу: «Выходите по-одному с высоко поднятыми руками». Но когда вы ее или очень похожую на нее фразу слышите, то ощущения, что ваша жизнь наполнилась новым значительным смыслом, не возникает. Вот не возникает, и все тут! Напротив, возникает череда очень странных мыслей, вызванных досадой и страхом: мне подумалось в стиле шансона: опять весна, опять грачи, опять тюрьма, опять дрочи. И пожалелось о трех вещах: не успел спасти Витьку, не успел помыться, с барышней даже не познакомился.
На этот раз стража прибыла в пятнистом: ОМОН – вот одна из причин, по которой я по рекомендации господ милиционеров (полицейских?) улегся мордой в пол и сложил руки на затылке, чтобы почувствовать оковы и продолжить свое кружение между ларьком и отделением. Вторая причина – да будет так, да и третья – устал я, вот честно – устал.
Но делай добро и бросай его в воду, оно всегда к тебе вернется. Продавщица не осталась в стороне от событий, вот она ОМОНа совсем не боялась, вскочила и во весь свой неслабый низкий голос, таким в опере петь не стыдно, стала объяснять, что когда ее несчастную здесь грабили и унижали и вообще собирались изнасиловать, где были все эти крепкие ребята. А вот когда ее спасают, то вот они заступнички – надежа и опора – хрясть и заковали. Мужики чего-то прогудели в ответ, потом еще, но спасенная не угомонилась, пока меня не расковали и не подняли.
Пришел опер (говорят, упал намоченный), опросил. Пришел следователь-женщина, матерая как Родина, которая с плаката зовет, допросил(а). По разговорам, которые кипели вокруг нас, понятно стало, что взяли из разбойничков одного, который убегал с обрезом, а который тут посиживал, ушел: где-то во дворах потеряли. Но дескать, долго не пробегает, раненный, и собака-чемпион по нюху скоро будет здесь.
Личность мою, в районе очень известную, установили, но моя защитница заявила, что теперь меня ни за что не отпустит, потому что ей страшно, и вообще не ваше дело. Милиционеры (или все-таки полицейские) потоптались, но спорить не стали, следователь (ница, ша) выдала повестку на завтра, явиться как свидетелю, и все вывалились на улицу. Остались в ларьке только я да спасенная (и спасительница) в одном флаконе.
И стали мы спокойно беседовать о том о сем. Зовут барышню Ира, очень она мне благодарна: обмен мобилами, невинный поцелуй. Несмотря на романтическую обстановку, мне хотелось выпить и помыться, а ей неплохо было бы конфетку мятную употребить. Поэтому никакого хардкора, не надо ставить многоточие, включать образ пылающего камина или пролетающей мимо стаи журавлей.
Помог я ей картонкой разбитую дверь закрыть, рассказал про закрытого дома Витьку. Перепирались маленько: я клялся, что заплачу, но после, а она мне «пакет спасения» подарить хотела. Но я – кремень, на своем настоял. Дождался я ее хозяев, пожилую пару из предместий столицы, и с чувством исполненного долга и удачно начавшейся интрижки удалился. Немного испортило общее приятное ощущение мимолетное воспоминание о Заре, но ведь она мне только в бреду является, так что имеются несомненные смягчающие обстоятельства.
Бегом кинулся к Витьке, донести «пакет спасения» теперь дело чести.
Пробежал я первые сто метров, как из подъезда слабо так: «Братан, бра-та-ан, постой». Мне бы пройти мимо, но ведь христиане мы, хотя кляну себя самого последними словами, а поделать ничего не могу – надо помочь. Захожу в подъезд, никого, только голос, что за напасть.
Прислушался, а голос из-за двери в подвал, дверь на замке. Ничего не пойму.
– Эй, ты как там очутился, чего орешь-то?
– Да менты гоняют, сюда и спрятался.
Вот тут я начал кой-чего понимать.
– А ты, сокол, часом, не ларек ли грабил?
За дверью примолкло, зашуршало, в щели показался пылающий ненавистью глаз.
– А-ааа, юные комсомольцы, помощники милиции пожаловали. Ну радуйся, гад, что я обрез потерял. А то бы…
– А то бы что? Застрелился бы с досады, что ли? Ты, дружок, где научился в людей оружием заряженным тыкать, а?! Потом обижаешься еще.
– Да я хотел, что б ты в ларек зашел, и все.
– Иди ты, и там бы ты мне водки бесплатной выдал и варенье «на завтра». Чего примолк, вот именно, что сам не знаешь, что бы ты с кентом своим решили. А я, значит, вот какой плохой, застрелить себя не дал, да еще и сбежал. А за то, что ты, говнюк, за мирными гражданами, нонкомбатантами бегаешь с обрезом наперевес, за тобой теперь дяди-милиционеры гоняются, и это прямо верх несправедливости – заплакать хочется. Эй, чего молчишь?
За дверью слышно было только сопение, но как-то низковато.
– Ты чего там – упал, что ли? Эгей.
А в ответ тишина. Вот что делать, ума не приложу, может, так молчит, а может, с ним случилось чего. Поди разбери. Дилемма, почище агни-йоговских задач.
Рерих пишет: к одному отшельнику явился враг рода человеческого и предложил ему святые дары. И получается: если возьмет отшельник дары – значит, сотрудничает с дьяволом, не возьмет – ценность святых даров приуменьшит. И тогда отшельник стал с молитвой на беса наступать и заставил его дары бросить и исчезнуть.
И у меня ситуация: какое мне дело до негодяя, который меня чуть не угробил. Но услышал его я, а если он и вправду там валяется без сознания, может, его милиционеры ранили, или я ему лампочку окончательно стряс[42 - Стрясти лампочку – причинить сотрясение мозга.], кто ему, кроме меня, поможет, то-то и оно, что некому.
Вот елы-палы, я что, «пакет спасения» до Витьки сегодня не донесу, что ли? Но, шалишь, если загнется этот малознакомый разбойник, значит, такая его судьба, а Виктора я спасти просто обязан, это же друг мой, и никогда в меня оружием не тыкал, даже в шутку. Решено, дал я себе обещание, что вернусь, и стремглав побежал исполнять свой долг.
Когда к дому подходил, обратил внимание на «шестерку» без номеров. Она стояла возле первого подъезда с работающим мотором, с погашенными фарами и габаритами. Очень подозрительный автомобиль, но хватит на сегодня полиции (милиции) помогать, «пакет спасения» надо до Витьки донести и отправиться к придурку, который на меня напал.
Но, как только я в подъезд зашел, сразу стало ясно, что планы придется скорректировать: ждали меня четверо гопников – мой давешний дружок с заплывшим глазом и трое его соратников. В профессиональной форме, как положено, спортивные костюмы, кожаные куртки, трое в кепках. В руках пистолеты и ножи, хоть сейчас в комиксы про опасности в городе. И под картинкой надпись: увидев в своем подъезде таких парнишек, паникуйте и сваливайте что есть мочи. Так я и поступил. Не вступая в разговоры, я метнул в них «пакет спасения» (прости Витек!), одновременно ногой закрывая дверь тамбура, и присел вниз, развернулся и с низкого старта выскочил из подъезда, издавая победное рычание: догнать меня – утопия. Но вдруг почувствовал резкую боль в ноге и увидел, как приближается к моему лицу серый асфальт, хотел выставить руки, но не успел – хорошую, видно, скорость набрал. Последнее, о чем подумалось: «А вот и пятый!» – и хлоп, отрубился.
И снова треклятый голос: «И образы, порожденные цифрами, нашли отражение во всех человеческих культурах. В частности, птица или бог, витающий над водами и роняющий в воду частицу себя, из которой произрастает множество вещей, – суть единица и ноль, числа, с помощью которых можно отразить любые объекты и их состояние: обратите внимание на двоичный код. Ноль символизирует собой воду – океан изначальной энергии, единица – творческое начало. Сливаясь, они образуют новое, преображая друг друга: 01 – еще не достигшая слияния энергия и преобразующий ее творец, 10 – уже преобразованная энергия, подвергшаяся изменению через влияние творца. То есть шкала от одного до десяти и есть история возникновения всех вещей: закодированное послание. Творческая сила двух начал 1+1=2, это единение противоположностей, слияние, а иногда и частичное уничтожение двух сил для создания некой новой силы или вещи, такое противостояние извечных сил породило нечто синтетическое: существо, которое и бог, и дьявол, и душа, и материя: человек – это 3. Единица, двойка и тройка – суть рассказ о диких неконтролируемых изначальных стихиях, которые бушевали на заре времен и при любом смешении раскладываются на самих себя. После подобных потрясений необходимы были отдых и покой, единение слияний 2+2=4: в объединении преобразованных сил, их взаимодействие не вызывало той разрушительной силы, содержащейся в творческом начале. Так же объединение нестабильной тройки с творческим началом 1+3=4 качнуло весы в сторону осознания присутствия божественной силы в мире, желание трансцендентальных откровений, которые невозможны без созерцания и самосозерцания. На землю снизошел покой. Но он не мог длиться вечно, взаимодействие человека и знаний, умений, вещей породило творчество человека 3+2=5.
Все указанные этапы и все последующие трансформации происходят в результате воздействия творческой силы – единицы, которая прилагалась по мере созревания мира для нового откровения. Причем сложение гораздо древнее отрицательной шкалы: понятие чисел, которые «меньше, чем ничего», возникло только в 15 – 16-м веках нашей эры.
Однако продолжим: следуя развитию творческих сил, возникло множество людей, они осознали себя как силу в общности 5+1=6 или 3+3=6, но в мире было множество вещей 2+2+2=6, и люди желали их. Это породило убийства, войны, разрушения – антропогенный фактор влияния на окружающий мир. В связи с этими событиями восприятие шестерки негативное, отрицательное.
Новый этап развития принес спокойствие, но многое и усложнил, особенно восприятие творческого начала, высшей воли универсума и бога, 3+4=7. Семерка породила стремление к покою и познанию, многие культуры почитают это число как священное. 5+2=7, творчество человека приложенное к вещам, понятиям, знаниям и др.
Восьмерка, которая у многих народов означает счастье и удачу, число противоречивое. С одной стороны, это 4+4, то есть двойной покой, с другой: 6+2, взаимодействие разрушения и всех вещей. А также множество вещей 2+2+2+2. Неудивительно, что этим же символом обозначают бесконечность, так как число самое многоплановое, но, безусловно, творческое и позитивное. Вообще чем число больше, тем выше его творческий потенциал:1+1+1+1+1+1+1+1+1=8.
Девятка – число союзов, 3+3+3, число взаимодействия творчества и покоя 5+4, число пика человеческой цивилизации. Указывает, что время отдельных личностей прошло и настала пора человеческих объединений: партий, союзов, международных корпораций и т. д. Девятка – число магии, ведь на какое число его ни умножь, девятка всегда воспроизводит саму себя 8?9 = 72, 7+2 = 9, 9?12 = 108, 1+0+8=9 и т. д.
Глава 7
Чужая душа – загадка
Разбудил меня утренний холод неподалеку от города Славена, Косматко костер уже разжег и возился с котелком, готовил нам завтрак. По его спокойствию я понял, что нам ничего не угрожает.
– А, проснулся, герой, вставай, там слева ручеек течет – умоешься, да позавтракаем, – с улыбкой сказал Косматко.
– А косорылые мне умываться не помогут? – в тон ему спросил я.
– Ну допустим, они не косорылее нас с тобой. Присмотрись при случае, а случай ждать себя не заставит – вот увидишь. Они копье твое еще вечером приметили, скоро пожалуют. Ждут, когда ты копье снимешь. А пока копье стоит, можешь хоть в пляс пускаться – твое право, – объяснил Косматко.
Ну что ж, понятно, подумал я, но меч взял с собой. Слева от стоянки действительно протекал небольшой ручей. Я не спеша умылся холодной и чистой водой и с осторожностью попил из ручья, помня о недавнем инциденте. Правила у местных приемлемые, где-то даже благородные. Но в военном смысле непонятные, разить врага надо везде и всегда – вот путь к победе, другого не придумали. Хотя надо поподробнее расспросить про воинские обычаи, пригодится.
Когда вернулся, Косматко подал мне обеими руками богатырский бутерброд: на целом хлебе кусок окорока и полный какого-то отвара котелок.
– На-ко, поправся. День у нас долгий предстоит. Теперь, чтоб к своим пройти, задания надо выполнять, – сказал Косматко.
– Какие задания? – заинтересовался я.
