скачать книгу бесплатно
Разумеется, мне следовало бы ее вернуть – больно уж дорога для ничего не значащего подарка. Такой подарок хочешь не хочешь, а сразу начинает значить, как только его увидишь… Я ждала Игоря с нетерпением, прикидывая, когда он объявится в следующий раз. Я придумала легкий, небрежный жест, которым я отдам ему пакет с шубой, и суховатую, но и без лишнего лицемерного нажима интонацию, с которой я скажу: «Я очень тронута, но это ни к чему».
Однако он не приходил. Я, конечно, ему поверила, когда он сказал, что меня это ни к чему не обязывает. Он не стал бы требовать «платы» натурой, он же не смуглый дядька с рынка. Но чтобы он совсем, ну совершенно ни на что не рассчитывал? Абсолютно не интересовался мною? В это я поверить не могла. Придет. Пусть через месяц, но придет.
Прошел месяц, за ним потянулся другой.
Игоря я не искала, чтобы подарок вернуть, – не хотелось у Вадьки выспрашивать про дядю и посвящать его в эту историю – но и шубу не носила. Не знала, что делать. В конце февраля шарахнули такие морозы, что я решилась и надела шубку. Только один раз, она все равно была, как новая, мне бы это не помешало ее вернуть…
Но Игорь не появлялся. Он не звонил, не стерег меня после школы.
Он пропал.
Через год, когда он появился снова на горизонте, было уже как-то нелепо отказываться. Я только сказала ему между прочим: «Спасибо. За шубу, я имею в виду…»
Он появился так, будто мы расстались только вчера. С какой-то непонятной мне уверенностью, что за этот год у меня не случился роман с кем-нибудь другим, словно я обещала ему его ждать и, вне всякого сомнения, сдержала обещание. Появился опять под Новый год и пригласил меня на дискотеку. В новогоднюю ночь я идти отказалась, чтобы не оставлять маму одну, зато на следующий день согласилась.
Он ухаживал красиво. Ненавязчиво, всегда оставляя какое-то неудовлетворенное желание побыть еще в его обществе.
Он был прав, меня только так и можно было взять.
Собственно говоря, когда мы с Игорем уже сблизились, я поняла, что основным его достоинством была именно дипломатичность – он точно чувствовал самых разных людей и умел найти ключ к самым разным характерам. Видимо, именно благодаря этому качеству он так быстро сделал свою карьеру…
Не знаю толком, чем он занимался. В нем нуждались все – политики, банкиры, ученые. Его просили о каких-то услугах и коммунисты, и демократы, и старые чины, и новоиспеченные – люди самые разношерстные, но видные. Он был вежлив и обаятелен со всеми, сдержан, не фамильярен, но очень мил. Меня эта его способность восхищала и завораживала. В нем был класс, и я влюбилась. Нравилось решительно все в нем: и его нужность всем, и его легкое обаяние, и умение сделать вашу жизнь красивой, и серьезность его загадочных дел. Мне нравилось, что он взрослый мужчина, а не мальчишка. Может, это шло от моей безотцовщины? Не знаю… Кому интересно, может почитать вместо моего романа труды доктора Фрейда.
К тому же в постели… Как бы так выразиться поделикатнее… У Игоря и в этом деле был класс. Я не сумею объяснить, откуда я это знаю, опыта у меня не было, чтобы сравнивать. Отдаваясь ему, я была девственницей и только несколько раз целовалась с разными парнями… От них, от мальчишек, исходил детский запах. Их гладкие, юные, безволосые тела, нежная молодая кожа, неуклюже, отдельными волосками прорастающие бородки, их торопливые, нервные жесты, желание показать и доказать свою умелость вызывали во мне что-то сродни отвращению – мне начинало казаться, что мне самой этак лет тридцать, и я соблазняю малолеток, пахнущих молоком.
Игорь же умел все, но не торопился мне демонстрировать свою просвещенность в вопросах секса. Он терпеливо, нежно, шаг за шагом вел меня к тому, чтобы я сама открыла себя, свои желания, свое тело. И каждый новый день, каждая новая ночь становились для меня открытием…
Короче, я в него влюбилась, и это обстоятельство перевернуло мою жизнь. Хотя я неправильно выразилась: не перевернуло, нет – нечего было и переворачивать. В институт – поступала я, как все придурки, на экономический – я провалилась. Записалась на подготовительные курсы, но мне было чудовищно скучно всем этим заниматься. Будущего своего я не видела, экономика мне представлялась делом исключительно тоскливым, но я знала, что надо получить образование и зарабатывать деньги…
Игорь вклинился в мои смутные и скучные планы предложением переехать к нему.
– Если хочешь, можем пожениться, – добавил он.
Он сказал это примерно таким голосом, которым предлагают сходить в кино. Если хочется. А можно и не ходить, если не хочется.
Я понимаю, он предложил, как порядочный человек, на случай, если я девушка со старомодными взглядами. И женился бы, я думаю, если бы я сказала «хочу». Но я сказала:
– Не хочу. Пока. Давай сначала поживем вместе.
Я полагала, что следовало сначала присмотреться ко взрослой жизни, прежде чем брать на себя взрослые обязательства.
У него была однокомнатная, но большая и красиво обставленная квартира в «сталинском» доме недалеко от метро «Динамо», с кучей разных занятных и полезных штучек, приспособлений и механизмов. Стиральная машина меня потрясла: она все делала сама! Была у Игоря и посудомойка, и микроволновка, и прочая хитроумная техника, так что мои обязанности домашней хозяйки оказались совершенно необременительны, разве что пришлось поднапрячь мозги, чтобы научиться со всем этим арсеналом управляться. И к тому же Игорь покупал в недавно появившихся магазинах всякие импортные упаковки с готовыми и полуготовыми продуктами. Вы же не забыли еще, как это потрясало тогда, когда все только начиналось? Мы, конечно, проживаем год за десять, и Россия пятилетней давности кажется Россией прошлого тысячелетия, но все же… Думаю, вы поймете мое потрясение и восторг.
Насчет моей учебы Игорь рассудил так: пока что нечего мучиться дурью и забивать себе голову тем, что не интересно. «Поживи, – сказал он, – со мной, пообщайся с разными людьми, реши, что тебе нравится, и тогда я тебя определю туда, где ты захочешь учиться».
Он так и сказал – «определю».
Подготовительные курсы я с радостью бросила, но зато записалась на компьютерные – по настоянию Игоря. После чего я предалась радостям своей новой жизни – комфортной и красивой жизни с любимым человеком.
Мечта! Не правда ли?
К концу первого года нашей совместной мечты я продолжала быть неучем, не замужем и без всяких планов и идей насчет будущего. Меня устраивала та жизнь, которую я вела.
К концу второго года мое образование было ровно на том же месте, как и мой семейный статус. Все было по-прежнему, разве что только поведение Игоря немного изменилось… Он стал рассеянно-внимателен. То есть именно так: внимательный, но как-то рассеянно, мимоходом. Мимоходом – это значит, когда он ходил мимо меня. Но мимо меня он ходил редко, он все больше пробегал мимо кучи других, неведомых мне людей и дел. Я не особенно удивилась, я про такое слышала. Я поняла: мужчина – человек деловой. Он существует лишь тогда и потому, что у него есть Дело. Дело, которое он любит и за которое ему хорошо платят. Без такого Дела он просто существо, лишенное структуры и половых признаков, закомплексованное и агрессивное нечто. Дело для него – как дополнительный орган, который завершает его человеческо-половое формирование. И тогда… О, тогда-то в нем и появляются эта спокойная уверенность в себе, сила, снисходительность к слабым, благородное рыцарство. Все то, что так привлекает мое женское сердце.
Но все эти замечательные качества проявляются во всем блеске только до поры до времени. А именно, до той поры, пока он не завоевал вас. Когда мужчине нужно завоевать женщину – это для него Дело. И на это Дело, на его успешное осуществление он бросает все свои силы. Он не жалеет времени, он тащится на другой конец города, чтобы на морозе подстерегать вас, он ждет вас на свидание, не считая минут, и делает подарки, не считая денег.
Но когда он вас завоевал – ситуация меняется. Вы больше не важное дело – вы уже законченное, сделанное дело. Теперь у него нет времени на вас; теперь, если вы опаздываете, он начинает шипеть, что из-за этого срываются его другие, неотложные и важные Дела, теперь он взвешивает, стоит ли потратить некую сумму на ваши прихоти или лучше ее вложить в сегодняшние Дела.
Это вовсе не означает, что мы с Игорем перестали любить друг друга. Нет! Просто у нас, как я поняла, началась семейная жизнь.
Я смирилась, хотя мне стало немного скучно. Но Игорь молодец, он тонко чувствовал ситуацию и старался вовремя предотвратить нежелательные для него явления. Он меня развлекал, мы часто бывали с ним на разных банкетах и приемах, в театрах и на роскошных дачах у каких-то людей (тоже театр, я вам скажу!). Ему нравились мои колкие замечания, которые в качестве комментариев к увиденному я отпускала уже дома, наедине с ним – он меня выучил дипломатичности, и от нашей с Лениным простоты не осталось и следа.
И все же я скучала. Легонько так, но скучала. Казалось бы, все есть, что только пожелаешь: любовь, причем взаимная, красивая, освобожденная от тягостей быта, любовь, которую Игорь умело и незаметно поддерживал, разогревал, разнообразил выдумками, что в постели, что в нашем совместном времяпрепровождении; деньги и связанные с ними чудесные удовольствия – и платья с различными аксессуарами для женской красы, и выходы светские, на коих все это демонстрировалось, вызывая лютую зависть и теша мое женское тщеславие; дом уютный и комфортный; взаимопонимание с Игорем практически полное… Мы никогда с ним не ссорились. Ну, почти никогда… Если ему что-либо не нравилось, он мне об этом мягко говорил. Обычно это касалось моей «шлифовки», как он выражался, сравнивая меня с неограненным алмазом, который попал в руки к ювелиру, где под ювелиром подразумевался, естественно, он сам. Бывало, что я с ним не соглашалась, и тогда он серьезно вникал в мои аргументы. Мне нравилось в нем отсутствие желания переспорить, оказаться во что бы то ни стало правым – если он и лидерствовал в нашем союзе, то делал это незаметно и тактично. Никогда предметом раздоров не становилась пережаренная яичница или не оплаченный по рассеянности счет – до подобных мелочей мой Игорь не опускался, и я радовалась, зная от многострадальных приятельниц, что не так уж часто попадаются такие мужчины, как Игорь…
Короче, он являлся идеальным мужчиной, мне страшно повезло, я была убеждена, что именно его я прождала всю свою юность, для него хранила свою душевную неприкосновенность и свою девственность и была вознаграждена: он дал мне все то, что мне виделось в моих смутных девичьих грезах.
Я почти уже решила выйти замуж за Игоря… Но ведь замужество означало бы, что продолжится именно та жизнь, которую я уже знала наизусть и которая мне… Не то чтобы при–елась, но как-то исчерпала свои возможности. Душа просила чего-то другого…
Неизвестно чего, разумеется. Кто может сказать, чего ему хочется? Все так понятно, когда люди приперты жизненными обстоятельствами и у них есть необходимость бороться – с болезнями, с бедностью, когда они бьются за свое место под солнцем или в сердце другого человека… Это не легкая жизнь, но простая и ясная: цель конкретна, а обдумывание способов ее достижения заполняет все время и все умственное пространство. Заполняет жизнь, одним словом.
А вот когда не надо ничего добиваться? Когда уже все есть? И при этом чего-то не хватает?
Может, его, этого «чего-то», просто безнадежно не существует в природе?..
Отчего же мне казалось, что счастье все еще впереди? Разве все то, что у меня уже было, не было счастьем? Может быть, все дело в том, что Игорь мне слишком легко, без борьбы достался? Или это фокусы неблагодарной человеческой природы, выраженной поговоркой «что имеем, не храним, потерявши – плачем»?
…Должно быть, Игорь, как всегда, что-то учуял. И взял меня в Париж, куда собирался ехать по каким-то важным делам.
Он сказал, что было бы весьма разумно мой английский дополнить еще и французским, и притащил мне перед самым отъездом интенсивный курс французского языка.
Глава II
ОТРАЖЕНИЕ ПОКИДАЕТ ЗЕРКАЛА
Кончался август 1995 года. Париж встретил нас жаркой ленивой негой отпускного периода, по-весеннему сочной зеленью и цветами, веселой пестротой витрин магазинов и кафе, толчеей туристов на Елисейских Полях, залитых ярким летним солнцем. Город этот мне понравился сразу, и я с удовольствием бродила по нему, пока Игорь мотался по каким-то делам.
Вечерами мы гуляли по Елисейским Полям и по Итальянскому бульвару или катались по Парижу на машине, которую Игорь взял напрокат, ходили ужинать частенько с какими-то людьми, причем русскими, из того самого разряда, с которыми я клялась никогда не иметь дела… Удивительно, до чего они похожи между собой, у них даже затылки одинаковые: жирные и коротко стриженные, они одинаково тупо щетинились каким-то неуместно-мальчишеским, коротким ежиком…
Иногда мы ужинали с Игорем вдвоем – это было лучше всего. Вечерний воздух был тепл и влажен, народ ходил по улицам, гоняли на роликах мальчишки, кафе и ресторанчики обдавали запахами снеди, за столиками, прямо на тротуарах, сидел праздный люд, глазея по сторонам, и официанты в длинных белых фартуках увертливо сновали между клиентами и прохожими. Мне было хорошо и как-то радостно в Париже. Внутри меня будто все улеглось, замерло, затихло…
Ну да, вы правильно поняли – как природа перед грозой.
В один из последних дней нашего десятидневного пребывания в Париже я, как уже повелось, слонялась днем по улицам…
Вам, может быть, знакомо такое занятное ощущение: идешь по улице и вдруг замечаешь кого-то, удивительно похожего на тебя, идущего с тобой в унисон. Не сразу даже и сообразишь, что это ты сам, твое собственное отражение возникает время от времени в светлых глубинах зеркал, вспыхивающих в витринах магазинов. Вот и со мной так получилось: шла я по улице и глазела на витрины, а оттуда глазело на меня мое отражение, и мне оно очень нравилось, и можно с уверенностью сказать, что я ему тоже: ведь каждый раз, когда я на него взглядывала, оно мне улыбалось!
Так мы и шли, довольные друг другом.
Но потом произошло что-то странное. Мое отражение оказалось не справа от меня в витринах, а слева, на противоположной стороне улицы! И шло оно не в унисон со мной, а мне навстречу! Так же размахивая руками, как и я, но только как-то уж очень независимо…
Оно шло само по себе!..
Только спустя несколько мгновений я сообразила, что и одето мое отражение не так, как я.
И совсем уж потом я вдруг поняла, что это не я.
То есть это была я. Но не мое отражение. Просто я шла отдельно от себя, не в витринах, а по тротуару, шла с таким же лицом и с такими же волосами, только причесанными по-другому и одетая по-другому…
Вам стало бы не по себе от раздвоения личности? Мне тоже. Меня было две, и я шла одновременно по разным сторонам улицы!
В общем, не так уж мало времени мне понадобилось, чтобы понять, что по улице идет мой двойник. Да какой там двойник! Копия! Точная копия!
Я смотрела как завороженная. Нечасто удается увидеть со стороны, как ты выглядишь, как ты ходишь, как держишь голову, как откидываешь волосы… Это было очень необычно, но я себе понравилась. По-моему, я эффектная.
Когда я сообразила, что иду за своим отражением неизвестно куда и, в общем-то, неизвестно зачем, мы были уже на перекрестке. Моя копия повернула за угол. Поразмыслив немного, я решила следовать за ней. Но нас разделял перекресток, красный свет на переходе… Дождавшись зеленого, я прибавила шагу и направилась в тот же переулок.
Поздно. Ее нигде не было. Я медленно прошлась по улице, заглядывая сквозь прозрачные витрины во внутренности всяких офисов и магазинов…
Я ее не нашла.
«Кто она? – гадала я, вернувшись в гостиницу. – Откуда такое сходство? Мой двойник, похожий по прихоти природы на меня, как две капли воды? Или?..»
У меня оставалось еще два дня в Париже, и меня тянуло вернуться на эту улочку, найти ее, увидеть ее (себя?) еще раз, спросить, что она думает о нашем необычайном сходстве… Но я так и не решилась. Из-за французского. Я была нема, безъязычна, и смысла в нашей встрече не было никакого.
Игорю я ничего не сказала. Мне почему-то казалось, что фраза «Знаешь, я видела сегодня девушку, похожую на меня» звучит смешно и бессмысленно. Ну и что? – скажет Игорь. Ничего… Игорю я сказала другое. Что если где и изучать французский язык по-настоящему, то это в Париже. И что в Сорбонне есть специальный курс для иностранцев – это я узнала от одного русского паренька, с которым разговорилась в магазине. Правда, курс этот рассчитан на несколько месяцев, в течение которых нужно жить в Париже…
Игорь удивился такой идее, пожал плечами. Он что-то взвешивал про себя. И наконец сказал:
– Возьми пока что все необходимые анкеты для заполнения. А там посмотрим.
Но я знала, что это означало согласие.
Месяц в Москве, готовя свои документы для Сорбонны, я провела, как в бреду. И постоянным сюжетом этого бреда была девушка, похожая на меня. Она мне снилась, я думала о ней повсюду, мысль о ней накрывала меня волной нервной судороги и жара. Я не понимала, что со мной происходит…
Не выдержав, я сказала как-то Игорю. Легко так, вроде невзначай, за завтраком:
– Представляешь, я видела в Париже девушку, похожую на меня как две капли воды! Я обалдела, когда ее увидела! До того похожа…
– Бывает, – ответил Игорь, допивая свой кофе уже стоя. – Я тебе позвоню часа в три.
Ну правильно. А на что я рассчитывала?
Тогда я решилась и пристала к маме. Мама недоуменно пожимала плечами и заверяла, что никакой сестры-близняшки у меня нет и никогда не было. Что я родилась одна-единственная, ее дочка, дочурка, ее ребенок… Она почему-то расплакалась, потом пошла пить валокордин.
Конечно, мама могла так рассентиментальничаться просто из-за воспоминаний о маленьком пушистом бебике, которым я была когда-то, когда умещалась в маминых руках, а теперь вымахала в здоровенную дылду и к тому же переехала к Игорю, и мама скучает в одиночестве, ведь у нее никого, кроме меня, нет… Ну и так далее. Но что-то подозрительное в ее валокордине все же было.
Я сказала:
– Мам, ну, пожалуйста, скажи мне правду… Ты что-то не договариваешь… Я ведь чувствую.
Мама покачала головой, глядя на меня почему-то укоризненно.
– Знаешь, почему мы развелись с твоим отцом? – заговорила она наконец. – Не только потому, что он пил. Но еще и потому, что он меня довел своей ревностью. Ты ведь на него не похожа… Совсем не похожа. Ни чуточки.
Я молчала, не зная, что последует – или не последует? – за этим вступлением. Но и мама замолчала. Наконец я отважилась и спросила:
– Я действительно… То есть мой отец действительно мой?.. Или?..
Мама подняла на меня удивленные глаза и, заливаясь краской, как первоклассница, сказала мне твердо:
– Я твоему отцу не изменяла.
– Извини, мам, не думай, я просто спрашиваю, чтобы понять… Я бы тебя не осудила. Всяко бывает в жизни, – произнесла я философски.
Мама, кажется, удивилась еще больше. Потом улыбнулась и покачала головой:
– Но ты ведь и на меня не похожа. Ни в какой период жизни в твоем лице не промелькнуло сходства с кем-то из нас или хотя бы с дедушками-бабушками… Я наблюдала, как медсестра, целые семьи и знаю, что бывает так: родился младенец – ни на кого не похож, в год становится похож на папу, к десяти вдруг мама проявляется, к двадцати какая-нибудь бабушка или тетя… Или наоборот. Но ты – никогда, ни на кого. Понимаешь?
– Конечно. Но только я тогда не понимаю, куда ты клонишь. Что, по-твоему, следует из факта, что я ни на кого не похожа?
– Я иногда думаю, что тебя перепутали в роддоме, – вздохнула мама. – Я надеюсь, что ты не станешь из-за этого думать, будто я тебя люблю меньше, чем могла бы любить родную дочь? – торопливо добавила она.
– Ты что? С какой стати мне так думать? – я искренне удивилась ходу ее мысли.
– Ты не знаешь, что бывает с детьми, которые узнают, что их усыновили… – снова вздохнула мама. – Случается даже, что они сбегают из дома. В других странах уже давно поняли, какой это шок, и с детства приучают ребенка к мысли, что у него приемные родители…
«Ага, – подумала я, – в таком случае моя копия должна знать, что она приемная дочь!»
И удивилась сама себе: я эту девушку уже зачислила в свои сестры! А ведь, строго говоря, я ее видела всего несколько мгновений, да еще издалека!
– А у нас до сих пор хранят в тайне, – продолжала мама, – а потом – нате вам, приехали, от тебя родная мать отказалась, а мы тебя усыновили… Какая травма для юношеской психики!
– Ну я же не идиотка, – заверила я маму. – И психика у меня уже давно не юношеская. Так ты меня удочерила?
– Что ты! Нет, конечно. Я всегда думала, что ты моя дочь! Только иногда, глядя на тебя, начинала сомневаться, не перепутали ли тебя в роддоме.
– А в каком роддоме я родилась?
– Имени Индиры Ганди[1 - Название вымышленное.].
– Может, надо посмотреть в архиве роддома? Кто еще в тот же день родился, сравнить?
– Не хочу, – отрезала мама. – Ты моя дочь, и если тебя и перепутали, то, значит, кто-то растит моего ребенка и любит его, как родного, ни о чем не догадываясь. Мне не нужен никакой другой ребенок, кроме тебя! И я не буду никого искать и разрушать чужое семейное счастье!
Моя милая мама, почему она так уверена, что у кого-то непременно должно быть счастье? Что кто-то так же нежно любит этого ребенка, как она меня?
Некоторое время мы молчали, созерцая друг друга в наступающих сумерках.
