скачать книгу бесплатно
Я имел честь воспользоваться гостеприимством Алмейда, министра финансов, который принял меня просто, но очень любезно. Бенто Гонсалвис, президент республики и командующий армией, находился в походе; он выступил во главе кавалерийской бригады, чтобы дать бой генералу Бразильской империи Сильва Таваресу, который, перейдя канал Сан-Гонсалвис, опустошал восточную часть провинции.
Пиратини, служивший тогда местопребыванием республиканского правительства, представляет небольшое селение, удачно расположенное в гористой местности. Центр департамента того же названия, Пиратини, окружен воинственным населением, глубоко преданным республике.
Не имея никакого занятия в Пиратини, я попросил разрешения присоединиться к войскам, действовавшим у Сан-Гонсалвиса, и получил согласие. Я был представлен Бенто Гонсалвису, очень хорошо встретившему меня. Я провел некоторое время в обществе этого замечательного человека, который был поистине баловнем природы, одарившей его самыми лучшими качествами; зато военное счастье почти никогда не сопутствовало ему, склоняясь на сторону Бразильской империи.
Бенто Гонсалвис был образцом благородного и блестящего воина, которым он и оставался в свои шестьдесят лет[23 - Гарибальди ошибается: Бенто Гонсалвис родился в 1788 г., а познакомился с ним Гарибальди в 1838 г., следовательно Гонсалвесу было тогда 50 лет.], когда я с ним познакомился.
Высокий и стройный, он ездил на горячем коне с легкостью и проворством своих молодых соплеменников; недаром риу-грандийцы считаются одними из лучших кавалеристов на земле.
Будучи бесстрашным, он готов был вступить в любой поединок и, наверно, победил бы любого противника, как бы тот ни был силен. По природе скромный и великодушный, он, я уверен в этом, побудил риу-грандийцев начать борьбу за освобождение против империи не из корыстных побуждений.
Будучи умеренным в потребностях, как всякий принадлежащий к этому мужественному народу, он, подобно простому воину, питался в походе agado (жареным мясом) – единственной пищей в этих изобилующих скотом степных краях, где участвующие в войне стороны не отягощают себя громоздкими обозами – главной помехой европейских армий. Я впервые разделил с ним тогда его походную трапезу, за которой чувствовал себя так непринужденно, как будто мы были товарищами с детства и равны между собой.
Так щедро одаренный природой Бенто был кумиром своих сограждан. И все же, несмотря на свои качества, он почти неизменно терпел неудачи в сражениях, и это всегда заставляло меня думать, что везение играет большую роль в превратностях войны.
Храброму республиканскому генералу не хватало в сражениях настойчивости. Я же считаю отсутствие этого качества огромным недостатком! Прежде чем начинать любой бой, нужно все хорошенько обдумать, но уж коли сражение началось, следует бороться за победу до конца, до последних резервов.
Я следовал за Бенто вплоть до Канудос, где была переправа через канал Сан-Гонсалвис, соединяющий озера Патус и Мирин. Туда отступил Сильва Таварес, опасаясь столкнуться с первой бригадой республиканской армии, которая неотступно преследовала его.
Так как противника настигнуть не удалось, бригада повернула назад, и я последовал за президентам в Пиратини. Примерно в это время мы получили известие о сражении при Риу-Парду, где имперская армия была наголову разбита республиканцами.
Глава 13
Снова корсар
Мне поручили вооружить два судна, находившихся на реке Камакуано, которая впадает в озеро Патус. Я сделал приготовления, чтобы отправиться в этот поход с моими товарищами, прибывшими со мной из Монтевидео.
Россетти остался в Пиратини, где он был занят редактированием газеты «О Пово» («Народ»), так как никто лучше него не мог руководить республиканским периодическим органом.
Мы прибыли по реке Камакуан на эстансию Бенто Гонсалвиса, где находились суда, которые мы вооружили. Командование одним из них, названного нами «Республиканец», взял на себя североамериканец Джон Григг, встреченный мною в этом месте, где он участвовал в постройке этих судов. Я принял командование над «Риу-Парду», вторым, более крупным судном.
Мы начали плавание по озеру Патус; нам удалось захватить очень большую шхуну с богатым грузом. На западном берегу озера, недалеко от Камакуана, мы разгрузили шхуну, и, сняв с нее все, что могло быть полезным для нашего маленького арсенала, сожгли ее.
Эти первые трофеи несколько поддержали нашу крохотную команду. Люди, которые до сих пор почти не имели средств, получили солидную часть добычи. В то же время я позаботился о том, чтобы их обмундировать.
Имперские войска, которые доселе презирали нас, вынуждены были теперь считаться с нашим присутствием на озере и выделить немало военных судов для борьбы с нами.
Наша жизнь, проходившая в такого рода боевых операциях, была деятельной и полной опасностей из-за численного превосходства неприятеля, который был силен во всех родах войск; но в то же время эта жизнь была яркой и привлекательной, отвечавшей моим склонностям к приключениям.
Мы не ограничивались только морскими операциями. У нас на судах были седла; лошадей, которые в этих краях были в избытке, мы находили повсюду; это позволяло нам в случае необходимости превратиться в кавалерийский отряд, внешне не особенно блестящий, но зато дерзкий и наводящий страх на противника.
На берегах озера находились эстансии, владельцы которых были вынуждены покинуть их из-за военных действий. Здесь мы находили лошадей и различный скот, обеспечивавший нас пищей. Кроме того, почти в каждой из этих ферм были rossas – возделанные земли, с которых мы в изобилии собирали кукурузу, буковые орехи, сладкий картофель и часто апельсины, превосходные в этой стране.
Люди, меня сопровождавшие, – истинная толпа космополитов – были всех национальностей и состояний и разного цвета кожи. Большинство американцев составляли вольноотпущенники – негры и мулаты; как правило это были самые лучшие и надежные люди. Среди европейцев были итальянцы, в том числе мой дорогой Луиджи, а также Эдоардо Мутру, мой товарищ детства; всего их было семь человек, на которых я мог всецело положиться. Остальные принадлежали к той категории моряков-авантюристов, которые известны на американском побережье Атлантики и Тихого океана под названием «freres de la cote» («братья с берега»), они обычно пополняли ряды флибустьеров и буканеров[24 - Буканеры – испанское наименование морских разбойников, корсаров.] и до сегодняшнего дня причастны к работорговле.
Я был добр с моими людьми, быть может даже излишне, не зная тогда еще человеческой природы, которая менее поддается тлетворному влиянию, когда человек образован, и особенно восприимчива к нему, когда он невежествен.
Конечно, мои недостаточно дисциплинированные товарищи не были лишены храбрости. Мне они подчинялись беспрекословно и давали мало причин обходиться с ними сурово. Поэтому я был ими доволен и должен сказать, что так было со мной всегда на протяжении всей моей жизни в самых различных обстоятельствах, в которых мне приходилось командовать подобными людьми.
На Камакуане, где находился наш маленький арсенал и откуда вышла республиканская флотилия, на большом протяжении вдоль реки жили, занимая огромные пространства земли, семейства Бенто Гонсалвиса и его братьев, а также многочисленные и состоятельные семейства их родственников. На этих обширных долинах и прекрасных пастбищах паслись бесчисленные стада, которых не затронула война, ибо они находились вне пределов ее досягаемости. Продукты земледелия были здесь также в изобилии.
Следует сказать, что нигде в мире нельзя найти гостеприимства более искреннего и чистосердечного, чем в провинции Риу-Гранди. В этих домах, где повсюду встречаешь благотворное влияние патриарха семьи и всеобщую приязнь, вызванную царящим здесь согласием во мнениях, нас принимали с неописуемым радушием. Эстансии, на которых мы чаще всего останавливались из-за их близости к озеру, а также благодаря радушному приему и удобствам, принадлежали донне Антонии и донне Анне, сестрам Бенто Гонсалвиса. Первая эстансия находилась у устья Камакуана, вторая – у устья Арройо-Гранде.
Не знаю, был ли тому причиной мой возраст, заставлявший меня, молодого и неопытного, видеть все в приукрашенном свете, но могу твердо сказать, что ни один период моей жизни не рисуется мне более прекрасным, не навевает на меня более сладостных воспоминаний, чем тот, который я провел в очаровательном обществе этих синьор и их милых родственников.
Дом донны Анны, в особенности, был для нас настоящим раем, Эта, уже не первой молодости, женщина обладала большим обаянием. У нее жило целое семейство, эмигрировавшее из Пелотаса (селения на берегу канала Сан-Гонсалвес), главой которого был дон Паоло Феррейра. Три молодые девушки, одна лучше другой, служили украшением этого счастливого дома. Одна из них, Мануэла, совершенно завладела моим сердцем. Я не переставал любить ее, хотя и без всякой надежды, ибо она была невестой сына президента. Я боготворил это ангельское создание как идеал красоты и в моей любви не было ничего низменного. Однажды, после того как меня сочли убитым в одном сражении, я узнал, что она неравнодушна ко мне, и это утешило меня, сознававшего, что она никогда не будет моею.
Вообще риу-грандийские женщины очень красивы, так же, как и все население. Нельзя было оставаться равнодушным и к цветным рабыням, которые были в этих замечательных поместьях.
Понятно поэтому, что всякий раз, когда встречный ветер, буря или какая-нибудь операция заставляли нас повернуть к Арройо-Гранде, это был для нас настоящий праздник. Когда перед нами открывалась роща высочайших пальм (tiriva), которая обозначала вход в эту небольшую речку, ее всегда радостно приветствовали громким криком.
Когда же нам случалось подвозить наших милых и любезных хозяек до Камакуана, куда они отправлялись навестить донну Антонию и ее приветливую компанию, какие начинались хлопоты, какой заботой и вниманием были окружены прекрасные путешественницы! Каждый старался перещеголять другого, – так все жаждали выразить привязанность, уважение, поклонение этим дивным существам.
Между Арройо-Гранде и Камакуаном был ряд песчаных отмелей, называвшихся puntal. Начинаясь от западного берега, к которому они были расположены почти перпендикулярно, эти отмели тянулись почти во всю ширину озера, близко подходя к противоположному восточному берегу, где заканчивались каналом под названием Dos barcos. Чтобы обойти эти отмели, плывя от Арройо-Гранде к Камакуану, пришлось бы проделать очень длинный путь; но так как при некотором усилии можно было перевалить через эти отмели (все бросались в воду и перетаскивали суда волоком), то почти всегда прибегали к этому средству, в особенности же если наши суда были почтены присутствием драгоценных путешественниц.
Ловя парусами ветер, наши суда достигали края отмели и садились на мель. Вслед за тем, я командовал: all’agua, patos! (в воду, утки!) и тотчас же все мои смелые товарищи, подобно амфибиям, бросались вместе со мной в воду, и каждый занимал положенное место.
Когда на судах бывали наши хозяйки, приказание исполнялось с подлинным ликованием, хотя в других обстоятельствах оно выполнялось также с неизменным весельем. Этот маневр мы проделывали не раз, когда нас преследовал неприятель, всегда обладавший большими силами, или когда нас подгоняла гроза. В таких случаях нам приходилось иногда проводить в воде всю ночь среди волн, а часто и под ледяным дождем, не находя убежища, ибо мы находились далеко от берега. Тогда для нас начинались, настоящие мучения, и, конечно, только пылкая молодежь могла это выдержать и не погибнуть.
Глава 14
Четырнадцать против ста пятидесяти
После того как мы захватили шхуну (Brik Schooner), имперские торговые суда стали ходить только под конвоем военных кораблей, поэтому попытки захватить их стали трудным делом. Операции наших судов ограничивались теперь крейсированием по озеру, приносившим незначительный успех, так как имперские войска преследовали нас на море и на суше.
Нападение, совершенное на нас неприятельским полковником Франсиско де Абреус, чуть было не привело к полному уничтожению корсаров: и прекращению их вылазок.
Мы находились тогда у устья Камакуана; наши суда мы вытащили на берег у galpon da Charqueada – склада предприятия, служившего ранее для соления мяса, а теперь – для хранения травы mate, употребляемой в Южной Америке вместо чая. Это предприятие принадлежало донне Антонии, сестре президента.
Из-за военных действий мясо тогда не солили, и склад был наполовину заполнен травой. Мы использовали весьма пространное помещение склада под арсенал, а наши суда вытащили на сушу, между складом и берегом, чтобы ремонтировать их.
В этом месте были плотники и кузнецы, работавшие на предприятии. Древесный уголь был в избытке, так как местность кругом была лесистая, встречались даже рощи мачтового леса.
Предприятие, хотя и бездействовавшее, сохранило тот же вид, что в период своего былого процветания, в нем было много различных заготовок из стали и железа, которые годились для нужд наших маленьких судов. Кроме того, дружески расположенные к нам владельцы эстансий, разбросанных на разном расстоянии, любезно предоставляли все необходимое для нашего арсенала. До этих эстансий можно было доскакать галопом. Для смелости, воли и настойчивости нет преград. Это доказал (за что следует воздать ему должное) мой товарищ и предшественник Джон Григг, который, столкнувшись при постройке двух судов со столькими трудностями и препятствиями, преодолел их. Это был молодой, не знавший страха человек, с превосходным характером и невероятным упорством. Происходя из богатой семьи, он посвятил жизнь делу республики. Письмо его родственников из Северной Америки, просивших его приехать на родину, чтобы получить огромное наследство, пришло тогда, когда он мужественно пал в борьбе за дело несчастного, но великодушного и сильного народа. Мне пришлось увидеть моего друга, разорванного надвое: тело его оставалось на палубе в прямом положении, удерживаемое бортом «Кассапава» (нашего вооруженного судна), с лицом, разгоряченным и бесстрашным, как у живого человека, а конечности, оторванные и раздробленные, были разбросаны вокруг него. Выстрел с близкого расстояния из пушки, заряженной картечью, разорвал тело моего славного товарища во время последней морской битвы в лагуне Санта-Катарина. Я увидел его в таком изуродованном виде в тот день, когда, поджигая по приказанию генерала Канабарро флотилию, поднялся на корабль Григга, все еще находившийся под яростным огнем неприятельской эскадры.
Итак, наши суда были на суше, и мы энергично занимались их починкой. Часть экипажа училась обращаться с парусами, другая отправилась в лес, чтобы заготовлять дрова для выжигания угля. Каждый был занят делом, а те, кто не работал, стояли на страже или отправились в окрестности на разведку.
Однажды Франсиско де Абреус, по прозвищу Моринг (Куница), заявил о своем намерении напасть на нас врасплох, и хотя его попытка не удалась, он внушал нам некоторое опасение, ибо это был храбрый, предприимчивый человек, превосходно знавший Камакуан, на котором он родился. И вот на этот раз он действительно очень искусно и внезапно на нас напал.
Всю ночь наши пешие и конные дозоры патрулировали в долине, а остальные люди расположились в сарае, служившем складом, имея наготове заряженное оружие.
Утро выдалось туманное. Поэтому все оставались на месте, пока туман полностью не рассеялся. После этого были разосланы во все стороны люди, чтобы произвести самую тщательную разведку. Было около девяти часов утра, когда разведчики, ничего не обнаружив, вернулись назад. Люди приступили к своим обязанностям: большинство занялось заготовкой дров для угля, для чего должно было порядочно углубиться в лес.
В то время экипаж двух судов составлял пятьдесят человек, а в этот день, случайно, в связи с разными нуждами, у судов остались считанные люди.
Я присел у огня, на котором готовился наш завтрак, и принялся пить mate, поданный мне поваром, единственным человеком, находившимся рядом со мной. У нас была деревенская кухня, устроенная под открытым небом примерно в сорока метрах от двери склада.
Внезапно, и как мне показалось у меня над головой, раздался выстрел и послышались крики. Оглянувшись, я увидел, что на нас неслась вражеская кавалерия. Я едва успел вскочить и, кинувшись со всех ног, добежать до входа в склад, как вражеская пика проткнула мой панчо (род американского плаща или накидки).
Наше счастье, что оставаясь всю ночь начеку, мы держали наши ружья заряженными, поставив их в козлы внутри помещения.
В это первое мгновение я один стал хватать ружья и стрелять в противника. Через минуту рядом со мной были бискаец Игнацио Бильбао и Лоренцо Н., генуэзец, – два смелых офицера, а затем Эдоардо Мутру, Раффаэле и Прокопио – мулат и негр (оба вольноотпущенники), а также наш боцман-мулат, которого звали Франсиско.
О, я хотел бы вспомнить имена всех тех четырнадцати храбрецов, которые несколько часов сражались со ста пятьюдесятью неприятельскими солдатами, убив и ранив немало из них и, наконец, заставив противника отступить.
У неприятеля было восемьдесят человек пехоты, состоявшей из австрийцев, которые обычно сопровождали Куницу в подобных операциях; эти солдаты хорошо действовали в пешем и в конном строю. Приблизившись, они спешились и окружили нас, используя неровности местности, кусты и хижины, раскинутые вокруг главного строения. Этот маневр неприятеля принес нам спасение.
Заняв позиции, солдаты противника открыли по нас ураганный огонь, сосредоточив его на главном входе в склад. Но как всегда бывает при внезапных нападениях, если атакующие замешкаются и не действуют решительно, им трудно добиться успеха. Если бы вместо того, чтобы укрепиться на позициях, противник бросился к складу и ворвался в него, все было бы кончено, ибо один или несколько человек не смогли бы, конечно, оказать сопротивление таким силам противника, тем более, что у склада были боковые двери (значительно более широкие, чем это требовалось для проезда груженых повозок), которые остались распахнутыми и которые мы не закрыли, чтобы не показать страха. Напрасно наши противники толпились у стен, напрасно они, взобравшись на крышу и разрушив ее, кидали на нас ее обломки и зажженные фашины. Выстрелами и ударами пик через сделанные нами отверстия мы согнали их с крыши, убив и ранив многих из них.
Чтобы противник подумал, что нас много, мы стали петь изо всех сил республиканской гимн Риу-Гранди: «Война, война! Против варваров-тиранов и против господ, не республиканцев!»
Двое наших людей из тех, кто посильней, размахивали копьями у каждой двери, выставив наружу их железные наконечники, что, конечно, отбивало охоту у нападающих атаковать нас. Около трех часов пополудни неприятель отступил, имея много убитых и раненых, среди которых был сам начальник с раздробленной рукой. У склада осталось семь трупов, еще несколько лежало на разном расстоянии.
У нас из четырнадцати человек было ранено восемь. Россетти, Луиджи и другие наши товарищи не смогли, к своему сожалению, помочь нам, ибо находились далеко или не были вооружены; одни, преследуемые противником, вынуждены были уйти через реку вплавь, другие скрылись в лесу. Один захваченный безоружным был убит.
Столь опасное и вместе с тем столь счастливо окончившееся сражение очень ободрило наших людей, а также жителей побережья, уже с давнего времени подверженного набегам этого смелого и хитрого противника.
Куница был, безусловно, лучшим из имперских военачальников, особенно по части внезапных нападений, которые ему удавались благодаря тому, что прекрасное знание страны и людей сочеталось у него с хитростью и полной неустрашимостью. Будучи выходцем из Риу-Гранди, он причинил много вреда республиканцам, и Бразильская империя во многом обязана ему покорением этой провинции. Итак, мы праздновали нашу победу, радуясь спасению от грозной опасности.
На эстансии донны Антонии одна молодая девушка с живейшим интересом выспрашивала известия обо мне; это доставило мне величайшую радость.
О, прекрасная дочь Континенте[25 - Так называют провинцию Риу-Гранди.], я был бы счастлив принадлежать тебе во что бы то ни стало. Ты была предназначена другому, а мне судьба даровала другую бразилианку, единственную для меня в мире, которую теперь оплакиваю и буду оплакивать всю жизнь. Ту, которая узнала меня во время ужасов кораблекрушения, и которую мои несчастья, быть может, больше, нежели мои заслуги, привязали ко мне навсегда!
Глава 15
Экспедиция в провинцию Санта-Катарина
После этого происшествия ничего особенно важного на озере Патус не случилось. Мы заложили два новых судна; то, что было необходимо для их постройки, мы взяли из остатков наших трофеев; кроме того, мы получили помощь от местного населения, которое всегда было по отношению к нам доброжелательно и отзывчиво. Когда два новых судна были построены и вооружены, нам предложили присоединиться у Итапуана к республиканской армии, которая осаждала тогда Порту-Алегри, главный город провинции.
Армия бездействовала из-за отсутствия артиллерии, да и мы не провели никаких операций за все время нашего пребывания в этой части озера.
Было решено направить экспедицию в провинцию Санта-Катарина. Я был приглашен принять в ней участие и должен был сопровождать генерала Канабарро, начальника всех отправлявшихся туда войск.
Два небольших судна остались на озере под командой Дзеффирино д’Утра, а я с двумя другими судами сопровождал дивизию Канабарро; ей предстояло действовать на суше, а мне – с моря. Со мной бы неразлучный Григг и отборная часть моих людей. Озеро Патус достигает в длину 135 миль при средней ширине от 15 до 20 миль. В том месте, где озеро впадает на востоке в океан, находится на правом берегу укрепленный город Риу-Гранди-ду-Суд, не уступающий по значению столице. На противоположной стороне озера расположен также сильно укрепленный пункт – Рио-Гранди-ду-Норти; оба эти города, равно как и Порту-Аллегри, находились под властью имперских войск.
Поскольку противник контролировал единственный выход из озера в море, у нас не было возможности им воспользоваться. Поэтому нам пришлось построить повозки и взгромоздить на них суда. Из этого видно, каковы были размеры наших более крупных кораблей.
В северо-восточной части озера была глубокая бухта Капивари, название которой происходит от небольшой речки, впадающей в озеро в глубине бухты. Название же этой речки происходит от capivara – вида земноводной свиньи, водящейся в этих местах.
Эта-то речушка была избрана для того, чтобы причалить суда и установить их на повозки, что и было проделано на правом берегу.
Один житель этой части провинции, по имени Де Абреу, сделал восемь очень крепких колес, соединив каждые два осями, прочность которых была рассчитана на тяжесть судов. Затем, когда около двухсот волов были впряжены в упряжку, суда подошли к берегу, и мы разместили под ними в воде колеса на равном расстоянии друг от друга так, чтобы не нарушался центр тяжести. С боков под суда были подведены оси таким образом, чтобы они не мешали свободно вращаться колесам, и вот волы, впряженные с помощью крепких веревок, двинулись вперед, везя по полю республиканские суда. Приведенные затем в порядок с большой тщательностью, эти суда, к вящему изумлению редких в этих краях жителей, проехали без всякого затруднения на колесах пятьдесят четыре мили до берега озера Трамандай. Здесь они были сняты с повозок, оснащены всем необходимым и подготовлены к плаванию. Озеро Трамандай, образованное потоками, сбегающими с восточного склона гор Эспиньясу, имеет выход в Атлантический океан. Однако эта протока очень мелка, так что во время приливов уровень воды достигает в ней всего около четырех футов. К тому же у этого аллювиального берега, негостеприимного, как пески Сахары, море никогда не бывает спокойно из-за ветра, постоянно дующего в тропическом поясе. Шум от свирепых бурунов слышен на расстоянии многих миль внутри материка, походя на отдаленные раскаты грома, а тучи водяной пыли и песка, поднятого ветром, слепят глаза.
Глава 16
Кораблекрушение
Готовые к отплытию, мы, дождавшись начала прилива, решили отправиться в четыре часа пополудни.
В этих обстоятельствах нам очень пригодился наш опыт плавания среди бурунов, иначе не знаю, как бы удалось вывести наши суда в море. Хотя мы и выбрали время, когда прилив достигал наибольшей высоты, глубина воды была недостаточной. Как бы то ни было, с наступлением ночи наши усилия увенчались полным успехом и мы бросили якорь в океане по другую сторону от этих страшных бурунов, примерно в шестистах метрах от берега. Заметим, что ни одно судно никогда ранее не выходило из озера Трамандай.
Около восьми часов вечера мы подняли паруса и поплыли при легком южном ветре, который мало-помалу крепчал, пока не разыгралась буря. На другой день в три часа пополудни мы потерпели кораблекрушение близ устья реки Арарангуа. Шестнадцать моих товарищей утонули в океане, а находившийся под моей командой «Риу-Парду» разбился о страшные подводные скалы, находящиеся у этого берега.
С приближением вечера, когда мы отплыли из Трамандай, поднялся южный ветер, яростные порывы которого стали угрожать нам. Мы плыли параллельно берегу. «Риу-Парду», имевший на борту тридцать человек, двенадцатифунтовую пушку с вращающимся устройством, позволявшим вести огонь во всех направлениях, большое количество снаряжения и припасов для экипажа, взятых потому, что мы, конечно, не предвидели такого внезапного и страшного шторма и не знали, что нас ожидает в этой неприятельской земле, к которой мы собирались пристать, – «Риу-Парду», говорю я, оказался перегруженным; волны заливали его так, что несколько раз мы оказывались совершенно скрыты под водой. Маленькое судно оказалось в опасности: волны грозили с минуту на минуту опрокинуть и поглотить его. Поэтому я решил приблизиться к берегу и во что бы то ни стало пристать к нему. Но ветер и шторм, становившиеся все сильнее, не дали нам времени выбрать место: страшный вал опрокинул судно.
В тот момент я находился на верху фок-мачты, откуда надеялся выбрать место, где можно было бы с меньшей опасностью пристать к берегу. Судно повалилось на правый борт, вследствие чего меня отбросило в сторону на значительное расстояние. Я хорошо помню, что в этот страшный миг я не думал о смерти; меня мучила мысль, что многие мои товарищи, которые не были моряками, совсем лишились сил из-за морской болезни. Поэтому я стал вылавливать весла и другие нетонущие предметы, собирать их и подгонять к лежавшему на борту судну, крича своим людям, чтобы они схватились за какой-нибудь из этих предметов и, удерживаясь таким образом на поверхности, плыли с их помощью к берегу.
Первый, кого я увидел, был мой товарищ детства Эдоардо Матру, уцепившийся за ванты с той стороны судна, которая была погружена в воду и через которую мне удалось взобраться на борт. Я подтолкнул к Матру люк, которым закрывался трюм корабля, и посоветовал не отпускать его до тех пор, пока не удастся достичь где-нибудь берега.
Луиджи Карнилья, наш отважный боцман, находившийся в момент катастрофы у штурвала, крепко держался у борта с левой стороны кормы, которая находилась над водой. К несчастью, на нем была куртка из плотного сукна, которая стала очень тяжелой от пропитавшей ее воды и так стесняла его движения, что Луиджи, вынужденный крепко держаться, чтобы не быть сброшенным в море, оказался не в состоянии освободиться от нее. Карнилья крикнул мне об этом, и я поспешил на помощь своему Другу.
В кармане штанов у меня был маленький нож с белой рукояткой. Я выхватил его и, собрав все силы, стал разрезать воротник, который был из бархата. Окончив резать, я сделал еще одно усилие, чтобы распороть или разорвать эту проклятую куртку, как вдруг на нас обрушилась страшная волна, которая разбила наше судно и сбросила в море всех, кто находился на борту. Меня бросило в глубину моря как камень; когда же я выплыл на поверхность, оглушенный ударом и задохнувшийся в водовороте, мой несчастный друг исчез навсегда.
Оглядевшись, я увидел часть моих товарищей, рассеянных по морю и старающихся вплавь добраться до берега, – решение, которое и я должен был принять, как и другие, чтобы спасти свою шкуру. Будучи с детства хорошим пловцом, я одним из первых достиг берега. Вступив на землю, я тотчас же обернулся, чтобы увидеть, какова судьба моих товарищей. Невдалеке я заметил Эдоардо. Люк, за который я посоветовал ему держаться, он выпустил, или скорее всего его вырвало у него из рук волной. Он еще плыл, но его судорожные затрудненные движения говорили, что у него уже нет сил. Я любил Эдоардо, как брата, и меня ужаснуло его отчаянное положение. Да, мне казалось, что в те времена я был более отзывчивым и великодушным. Годы и болезни иссушают и делают черствым даже сердце!
Я бросился к моему дорогому другу, чтобы подтолкнуть к нему какой-то кусок дерева, с помощью которого мне удалось спастись. Я уже был рядом с ним и, горя желанием спасти моего брата, добился бы своего. Каким бы счастьем это было для меня! Тщетная надежда! Волна накрыла нас обоих… Спустя минуту я вынырнул, позвал его, но Мутру не показывался, я звал его в отчаянии, но все было напрасно. Друг моего детства исчез в пучине того океана, который он не побоялся переплыть, чтобы присоединиться ко мне и служить делу народа. Еще один мученик за итальянскую свободу! И над ним не будет могильного камня, который бы указал место, где в песках Нового Света покоится его прах.
Шестнадцать наших товарищей постигла та же участь – они были поглощены морем. Их трупы были унесены течением за тридцать миль к северу и там погребены среди прибрежных песков. В числе шестнадцати погибших было шестеро итальянцев: Луиджи Карнилья, Эдоардо Мутру, Луиджи Стадерини, Джованни Д. и двое других, имен которых я не запомнил, все сильные и смелые молодые люди. Я был седьмым – единственным из итальянцев, кому удалось спастись!
Оставшиеся в живых четырнадцать человек один за другим выбрались на берег. Но тщетно я искал среди них кого-нибудь из итальянцев – все они погибли! Мне казалось, я остался один, в целом мире. Я терял рассудок, мне казалась почти обременительной сама жизнь, спасенная с таким трудом. Трудно найти объяснение тому, что многие из спасшихся не были моряками и даже плохо плавали.
Среди утонувших были и другие близкие мои товарищи: два вольноотпущенника, мулат и негр, Раффаэле и Прокопио, люди, не раз доказывавшие свою верность и отвагу.
Вместе с нами к берегу прибило бочонок водки. Мне показалось это милостью судьбы. Я сказал Мануэлю Родригесу, каталонскому офицеру, чтобы он открыл его и дал подкрепиться нам и тем, кто подплывал к берегу.
Занялись откупориванием бочонка, но тем временем мы совершенно окоченели от холода; к счастью, мы догадались, что нужно бегать. Если бы не это, мы, конечно, погибли бы от холода и изнеможения: дул резкий, пронизывающий ветер, и наша одежда была насквозь мокрой.
Мы бежали и бежали машинально вдоль берега в южном направлении, подбадривая друг друга. Берег моря стал круче и тем самым несколько заслонил нас от порывов ветра. По внутреннему склону сбегала к северу небольшая река Арарангуа; на значительном расстоянии она протекала параллельно берегу, а затем, недалеко от того места, где мы находились., впадала в океан.
Итак мы двигались по правому берегу реки; пройдя примерно четыре мили, мы наткнулись на обитаемый дом, где нам оказали щедрое гостеприимство. Дом находился на опушке великолепного огромного бразильского леса, одного из величайших в мире, о котором я уже говорил. На небольшой поляне стояла эта хижина, в которой жили отец, мать и ребенок. Кругом высились могучие старые деревья-великаны, а на одном конце поляны был маленький сад цитрусовых деревьев, самых прекрасных из тех, какие мне приходилось видеть, с апельсинами на ветвях – настоящее чудо! Для потерпевших кораблекрушение это был приятный сюрприз.
Глава 17
Нападение на город Лагуну и его захват
Нашему второму судну «Сейвал», которым командовал Григг, повезло больше. Он был ненамного крупнее «Риу-Парду», но, благодаря иной конструкции, мог выдержать бурю и благополучно продолжил свое плавание до назначенного места.
К нашему счастью, та часть провинции Санта-Катарина, в которой мы потерпели кораблекрушение, восстала против империи при известии о приближении республиканских войск, и поэтому мы нашли там друзей. Более того, нас встретили с радостью, и мы немедленно получили если не все необходимое, то во всяком случае все то, что эти щедрые люди были в состоянии предоставить нам.
Они тотчас же снабдили нас средствами транспорта, с помощью которых мы могли догнать авангард генерала Канабарро, находившийся под командованием полковника Тейксейра, который быстро двигался к Лагуне[26 - В лагуне Санта-Катарина находился город, называвшийся также Лагуна.] с тем, чтобы захватить ее. И в самом деле, нам пришлось недолго задержаться у этого городка. Находившийся в нем гарнизон численностью около четырехсот человек отступил из города на север, а три небольших военных судна после непродолжительного сопротивления сдались.
Я перешел с моими людьми, спасшимися при кораблекрушении, на шхуну «Итапарика», вооруженную семью пушками. Судьба была так благосклонна к республиканцам в эти первые дни оккупации, что, казалось, ей доставляло удовольствие осыпать нас благодеяниями.
Имперские войска не знали об этом внезапном нападении и не допускали возможности его; но прослышав о планах этой экспедиции, они позаботились о том, чтобы направить в Лагуну оружие, военное снаряжение и солдат, которые прибыли уже после взятия нами города и потому попали к нам в руки.
Жители провинции отнеслись к нам как к братьям и освободителям, однако во время пребывания среди этого дружественного народа мы не смогли оправдать подобного отношения к нам.
Генерал Канабарро назначил свою ставку в городе Лагуна, который республиканцы назвали Вилла Джулиана, поскольку он был завоеван в июле месяце. Я говорю завоеван потому, что в этом крае, с населением которого нам следовало обращаться по-братски, мы вели себя как завоеватели.
