скачать книгу бесплатно
В 1923 г. одно яйцо стоило уже 8 миллионов марок. Галопирующая инфляция приводила к тому, что на заработок, который рабочие приносили домой вечером, их женам на утро уже нечего было купить. «Чтобы рабочие не сожгли заводы, – отмечал Ф. Тиссен, – промышленникам и муниципалитетам пришлось создать чрезвычайную валюту на фиктивном золотом базисе»[118 - Тиссен Ф…, с. 85–86.].
Немцев спасал только дешевый хлеб (который до 23.06.1923 г. добывался по разверстке) и высокая урожайность хорошо поставленного сельского хозяйства[21 - Немецкий бауэр даже после изнурительной войны получал с гектара в полтора раза больше пшеницы, чем канадец, и в два с половиной раза больше, чем американский фермер.]. Но Германия все же голодала[119 - Кремлев С. Россия и Германия…, с. 254.]. «Этот безумный год, – пишет С. Хаффшер, – сегодня уже почти забыт, но это был самый тяжелый год из всех тяжелых лет, выпавших на долю Германии в первой половине столетия»[120 - Ференбах О…, с. 78].
В ходе гиперинфляции рейхсбанк потерял половину своего золотого запаса, а управляющий банком Хафенштейн в ноябре 1923 г. умер от сердечного приступа[121 - Препарата Г., Гитлер, Inc., с. 199–200.].
По мнению британского посла в Берлине лорда д’Эбернона, в гиперинфляции был виноват именно управляющий рейхсбанком Хафенштейн, который «отличается невежеством и упрямством… и приводит в действие печатный станок, не сознавая катастрофические последствия таких действий»[122 - Viscount D’Abernon, The Diary of an Ambassador, New York: Doubleday, Doran & Company Inc., 1929, p. 329 (Препарата Г., Гитлер, Inc., с. 193).]. Сам Хафенштейн утверждал, что «причина такого роста коренится, с одной стороны, в непомерном бремени репараций и в отсутствии достаточных источников дохода для формирования сбалансированного государственного бюджета – с другой…»[123 - Fritz K. Ringer, The German Infation of 1923, New York: Oxford University Press, 1969, p. 94 (Препарата Г., Гитлер, Inc., с. 192).]. В итоге, по словам Г. Кларка, для «правительства Германии не осталось других путей к финансированию своих расходов, кроме печатания денег»[124 - Clark, Gregory. Infation on the Industrialized World. // University of California, Davis, ECN 110B. Spring 2002. Chapter 11, p. 8.].
Французские экономисты утверждали, что гиперинфляция была намеренно вызвана германским правительством для уклонения от репарационных обязательств. Дж. М. Кейнс в ответ заявлял, что «легковерие, с которым относятся к басням о «германском заговоре», имеющем целью обесценивание марки, только свидетельствует о беспредельном невежестве публики…»[125 - Кейнс Дж. М. Пересмотр версальского мирного договора. / Кейнс Дж. М. Россия. 1922 г. / Кейнс Дж. М. Общая теория занятости, процента и денег. Избранное. – М.: Эксмо, 2007. – 960 с., с. 675.]. Кейнс утверждал, что уже в самом Версальском договоре было умышленно предусмотрено, что «Германия не сможет вынести… возложенное на нее бремя»[126 - Keynes J.M…, p. 203.].
Репарации внутренние
Первопричина краха и расплавления германской экономики заключалась в военном займе.
Г. Препарата[127 - Hermann Jacques, Allemagne, societe a responsabilitee limitee, Paris: Editions de la revue mondiale, 1932, pp. 118, 141(Препарата Г., Гитлер, Inc., с. 196).]
Сущность военных займов, как механизма внутренних репараций пояснял Дж. М. Кейнс: «Только капиталисты, а не общество в целом, станут основными владельцами выросшего государственного долга – то есть, по сути, владельцами права тратить деньги по окончании войны…»[128 - Keynes, J.M…, P. 376.]. Другими словами военные займы являются механизмом перераспределения национального капитала в пользу капиталистов. Для предотвращения этого Кейнс предлагал, чтобы право на государственный долг было бы «равномерно распределено между всеми… за счет послевоенных сборов с капитала»[129 - Keynes, J.M. How to Pay for the War, in Collected Writings of John Maynard Keynes, vol. IX. New York: Cambridge University Press, 1972. – P. 379.].
Что касается финансового состояния Германии на исходе Первой мировой войны, то его, в своей первой речи на заседании Национальной ассамблеи обрисовал, ставший в июне 1919 г. новым министром финансов, М. Эрцбергер. В своем выступлении Эрцбергер отметил, что военные расходы Германии за Первую мировую составили 160 млрд. марок[22 - Что почти в двое превосходило годовой доход страны к концу 1918 г. Или составляло половину достояния Германии в 1913 г., которое оценивалось в 300 млрд. марок. (Ludwig Holtfrerich, L’infazione tedesca 1914–1923 (Die deutsche Infation), Bari: Laterza, 1989 [1980], p. 132 (Препарата Г., Гитлер, Inc., с. 193)).]. Эти расходы были покрыты за счет: долгосрочного военного займа (die Kriegsanleihe) на сумму более 98 млрд. марок; краткосрочных государственных облигаций – на 47 млрд.; оставшееся за счет налогов[130 - F.W. Henning, Das industrialisierte Deutschland 1914 bis 1972. (Paderborn: Ferdinand Sch?ningh, 1974), p. 42–43. (Препарата Г…, с. 150–151)].
Более 90 % взносов по облигациям военного займа, на сумму около 23 млрд. марок, поступило от «маленьких людей»[23 - Общее число подписчиков военного займа составило 39 млн. человек.]. На долю оставшихся 10 % приходились остальные 75 млрд. марок, не говоря о краткосрочных заимствованиях. 5 % подписчиков обеспечили поступление более половины всей суммы займа[131 - Matthias Erzberger, Reden zu Neuordnung des deutschen Finanzwesens (Berlin: Verlag von Reimar Hobbing, 1919), p. 4–6; Ludwig Holtfrerich, L’infazione tedesca 1914–1923 (Die deutsche Infation) (Bari: Laterza, 1989 (1980)), p. 280. (Препарата Г…, с. 151).]. Погашение госдолга означало ежегодную выплату госбюджетом частным кредиторам около 10 млрд. марок.
В период между первыми кварталами 1919–1920 гг. покрытие военного долга и процентов по нему осуществлялось за счет инфляционного финансирования. На выплаты шло до 30 % общих расходов рейха (или 60 % всех денег (наличными и в чеках), созданных в Германии за это время)[132 - Препарата Г., Гитлер, Inc., с. 197, 410.]. Марка по отношению к доллару за это время упала в цене почти в 20 раз. Продолжение подобной политики грозило похоронить германскую экономику[24 - Следует отметить, что с 1914 по 1918 г. вследствие инфляции марка уже потеряла примерно половину своей покупательной способности. (Epstein, Erzberger, pp. 342. (Препарата Г…, с. 154)).]. Американский экономист А. Веблен рекомендовал Германии безусловное списание государственного долга в целом, а вырученные деньги предлагал направить на восстановление экономики[133 - Epstein, Erzberger, pp. 336–343. (Препарата Г…, с. 153).].
Между тем М. Эрцбергер был сторонником жесткого выполнения репарационных и долговых обязательств. Он призвал затянуть пояса и «выполнить условия договора, какими бы ужасными они не были»[134 - Epstein K. Matthiaz Erzberger and Dilemma of German Democracy. Princeton, 1959, p.380. (Уткин А.И. Унижение России…, с. 527.)]. Он предложил радикально пересмотреть основы налоговой политики и обложить высокими налогами прибыль богатых собственников. Налоги Эрцбергера: двойной налог на военные прибыли (т. е. на собственность и доход); большой налог на наследство; налог на роскошь (на потребление); и главный сбор – Reichsnotopfer («пожертвования на экстренные нужды рейха»)[25 - Налоговые выплаты могли покрываться векселями военного займа.]. Новые директивы были подкреплены подзаконными актами, призванными блокировать бегство капиталов[135 - Epstein, Erzberger, pp. 336–343. (Препарата Г…, с. 153).].
Однако эти акты не смогли остановить капиталы, бегущие от «свирепых» налогов Эрцбергера[136 - А. Уткин: «его налоговая политика была воистину свирепой». (Уткин А.И. Унижение России…, с. 527).]. Уже «в конце 1919 г. газета «Neue Zrcher Zeitung» опубликовала сведения, что из страны «сбежало» 3,5 млрд… марок[137 - Johannes Erger, Der Kapp-L?ttwitz Putsh. Bin Beitrag zur deutschen Innenpolitik. D?sseldorf: Droste Verlag, 1967, p. 78. (Препарата Г…, с. 154).]. С другой стороны удар наносил К. Гельфрейх, один из столпов консерватизма, бывший имперский вице-канцлер и министр финансов в годы войны, который обвинил Эрцбергера в коррупции, обмане и незаконном вмешательстве в политику и в дела частного бизнеса, оформив свои обвинения в виде брошюры «Долой Эрцбергера». Правые и нацистские газеты пылко поддержали обвинения, левые молчали. Гугенберг назвал «социальные мероприятия» «предателя Эрцбергера», подписавшего Версальский договор, «экспроприацией среднего класса»[138 - Johannes Erger, Der Kapp-L?ttwitz Putsh. Bin Beitrag zur deutschen Innenpolitik. D?sseldorf: Droste Verlag, 1967, p. 77. (Препарата Г…, с. 154).].
Эрцбергер выдвинул встречное обвинение в клевете. Судебный процесс начался в январе 1920 г. В это время на Эрцбергера было совершено первое покушение, однако на этот раз ему повезло и министр отделался легким ранением.
Суду не удалось найти никакого криминала в действиях Эрцбергера, Гельфрейх был найден «виновным в клевете и предъявлении фальшивых обвинений»; незначительность штрафа, который ему был назначен судьи объяснили тем, что «Гельфрейх сумел доказать истинность своих обвинений». Т. е. обвинения Гельфрейха были признаны не беспочвенными, но лишь чрезмерными. Эрцбергер, в свою очередь, был вынужден уйти в отставку[139 - Erich Eyck, Storia della repubblica di Weimar, 1918–1933 (Geschichte der Weimarer Republik) (Torino: Giulo Einaudi Editore, 1966 (1956)), p. 152; Epstein, Erzberger, p. 367; Ernst Troeltsch, La democrazia improvvisata, la Germania dal 1918 al 1922 (Napoli: Guida Editori, 1977 (1924)), p. 111. (Препарата Г…, с. 155).].
Суд вынес вердикт 12 марта 1920 г. на следующий день начался мятеж Каппа-Лютвица. К 1921 г. правые заблокировали в рейхстаге все законопроекты Эрцбергера[140 - Costantino Bresciani-Turroni, The Economics of Infation, New York: Augustus M. Kelley Publishers, 1968 [1931], p. 58 (Препарата Г., Гитлер, Inc., с. 195).]. Сам Эрцбергер был убит в августе 1921 г.
За 1920–1922 г. богатые немцы обналичили свою половину сертификатов военного займа. Другая половина оставалась на руках мелких инвесторов, которые держались за них до конца[141 - Препарата Г., Гитлер, Inc., с. 197.]. При этом уровень инфляции в Германии был близок к нулевому, несмотря на 15 % дефицит госбюджета.
Правительство покрывало большую часть дефицита за счет выпуска 5 %-ных долговых обязательств, которые считались «надежными» и активно приобретались иностранцами. Так, только в период между 1919 и 1921 гг. иностранцы приобрели более 40 % немецкой ликвидности (наличности и банковских чеков)[142 - Ludwig Holtfrerich, L’infazione tedesca 1914–1923 (Die deutsche Infation), Bari: Laterza, 1989 [1980], p. 290–295 (Препарата Г., Гитлер, Inc., с. 196).]. Всего до стабилизации валюты Германия смогла выручить 7,5 млрд. золотых марок от продажи бумажных марок[143 - Коваль К.И…, с. 186.]. Эти долговые обязательства являлись не чем иным, как одним из вариантов отсроченной инфляции. Достаточно было малейшего толчка, чтобы плотина, сдерживавшая инфляцию, рухнула. Последней каплей стала выплата репараций и французское вторжение в Рур, когда началось массовое обналичивание ценных бумаг[144 - Препарата Г., Гитлер, Inc., с. 198.]. Марка рухнула.
С началом гиперинфляции начался второй акт взыскания внутренних репараций. Его определение снова давал Дж. М. Кейнс: «При помощи продолжительной инфляции власти могут незаметным образом конфисковывать значительную часть богатств своих граждан. Таким образом, они проводят не просто конфискацию, но конфискацию как произвол, и в то время как одних этот процесс ведет к обнищанию, другие обогащаются… Нет более тонкого и более верного пути разрушения основ общества, чем обесценивание валюты. В этот процесс вовлекаются все скрытые разрушительные экономические силы, и его не распознает и один из миллиона»[145 - Keynes J.M…, p. 220–221.]. Дж. Кейнс утверждал: рост цен «по сути, означает передачу заработка потребителей в руки класса капиталистов»[146 - Keynes, J.M…, P. 376.]. Кейнс, по сути, повторял Ж. Неккера, который за полтора века до Кейнса отмечал, что инфляция, ведет к перераспределению народного богатства в пользу наиболее состоятельных сословий и по сути является «налогом на бедных».
У. Ширер находил причины гиперинфляции в Германии 1922–1923 гг. именно в интересах крупного бизнеса: «Правительство, подстегиваемое крупными промышленниками и землевладельцами, которые лишь выигрывали от того, что народные массы терпели финансовый крах, умышленно шло на понижение марки»[147 - Ширер У…, т. 1.]. Э. Генри приводил пример Г. Стиннеса, короля Рура, который больше всех заработал на войне и теперь сознательно провоцировал инфляцию. «Он тем самым секвестрировал в свою пользу большую часть национального дохода Германии в обмен на кучу бесполезных бумажек»[148 - Генри Э…, с. 13.].
В чьих интересах происходило взыскание внутренних репараций, указывал и богатейший человек Германии В. Ратенау: германское общество управляется «тремястами людьми», которые хорошо знакомы друг с другом. Это гнусная, «надменная и чванливая в своем богатстве» олигархия, «оказывающая тайное и явное влияние», за которой послушно следует «разлагающийся средний класс… изо всех сил стремящийся не скатиться на уровень пролетариата», и далее «собственно пролетариат, молчаливо стоящий в самом низу: это и есть нация, темное, бездонное море»[149 - Walther Rathenau, In Days to Come (Von kommenden Dingen), London: George Allen & Unwin, 1921 [1917], p. 158 (Препарата Г., Гитлер, Inc., с. 180–181).]. В. Ратенау за свои выступления будет убит в июне 1922 г.
Один из способов взыскания внутренних репараций посредством инфляции открывал стальной магнат Ф. Тиссен: «Капитал, необходимый немецким промышленным предприятиям, можно было сколотить на кредитах Рейхсбанка. Действительно, немецкая промышленность работала бесперебойно, поскольку – из-за девальвации германской валюты – могла выбрасывать свою продукцию на мировой рынок по низким ценам. Эта процедура нашла поддержку у доктора Хавенштайна, президента немецкого Рейхсбанка. Он прекрасно сознавал, что таким образом ценность марки будет постоянно снижаться, но считал это наилучшим способом доказать миру неспособность Германии выплачивать военные репарации. Многие промышленники воспользовались этой возможностью, учитывая колоссальные переводные векселя в Рейхсбанке и выплачивая их все более и более девальвирующимися банкнотами»[150 - Тиссен Ф…, с. 85–86.].
Механизм в данном случае заключался в следующем: Рейхсбанк принимал векселя от частных предприятий с дисконтом 5 % годовых вплоть до середины 1922 г., когда инфляция достигла 100 % в месяц. Затем дисконт неоднократно поднимался, но все равно он был значительно ниже уровня инфляции. Так, к сентябрю 1923 г. дисконт составлял 90 % годовых, а инфляция была в 10 раз выше. Политика Рейхсбанка привела к тому, что банковский кредит для предприятий был практически бесплатным, а номинальная денежная масса раздувалась еще больше[151 - Clark, Gregory. Infation on the Industrialized World. // University of California, Davis, ECN 110B. Spring 2002. Chapter 11, p. 9.].
Крупный немецкий бизнес неплохо зарабатывал на «инфляционной спекуляции» – коротких кредитах, которые он брал в центральном банке под расширение и модификацию производства, а затем возвращал его обесцененными деньгами. Этими же деньгами платили по своим закладным и крупные сельхозпроизводители. При этом отмечал председатель финансовой комиссии французского парламента Дариак в своем секретном докладе Пуанкаре: «Если бумажная марка обесценивается со дня на день, то средства производства, принадлежащие Тиссену, Круппу и их соратникам, остаются и сохраняют свою золотую ценность. Это есть именно то, что имеет действительное значение»[152 - Кремлев С. Россия и Германия…, с. 258.].
Еще одним способом взыскания внутренних репараций стал перевод германского капитала за границу, который, по словам Г. Препарата, «был огромным»[153 - Препарата Г., Гитлер, Inc., с. 193–194.]. «В 1923 г. газета «Нью-Йорк таймс» попыталась оценить размер германских вкладов в банках США и пришла к цифре приблизительно в 2 млрд. долларов[154 - Andre Fourgeaud, La depreciation et la revalorisation du Mark allemand, et les enseignements de I’experience monetarire allemande, Paris: Payot, 1926, p. 93–94 (Препарата Г., Гитлер, Inc., с. 194).], что соответствует приблизительно четверти ВВП Германии в 1923 г….Однако самым крупным реципиентом германских капиталов, – отмечает Г. Препарата, – все это время была Голландия…[26 - А также банки Швейцарии, Норвегии, Швеции, Дании и Испании.] Из Голландии восстановленные там корпорации путем слияния приобретали в Германии обанкротившиеся концерны, которые использовались для сокрытия доходных зарубежных предприятий…»[155 - Andre Fourgeaud, La depreciation et la revalorisation du Mark allemand, et les enseignements de I’experience monetarire allemande, Paris: Payot, 1926, p. 94–96 (Препарата Г., Гитлер, Inc., с. 194).].
Бегство капиталов, по мнению Препарата, оказало «огромное давление на обменную стоимость марки», стимулируя рост гиперинфляции, поскольку теперь именно зарубежный курс марки стал определять цены в Германии. «Только после того, как марка теряла стоимость за границей, происходил рост цен в самой Германии, что и дало повод Хафенштейну обвинить репарационные платежи в таком обесценивании германской валюты… Однако, – полагает Г. Препарата, – внешнее обесценивание было в действительности обусловлено бегством капитала и только во вторую очередь – требованиями Версальского договора»[156 - Andre Fourgeaud, La depreciation et la revalorisation du Mark allemand, et les enseignements de I’experience monetarire allemande, Paris: Payot, 1926, p. 13; Geminello Alvi, DeU’restremo occidente. II secolo americano in Eumpa. Storie economiche, Firenze: Marco Nardi Editore, 1993, p. 181; Max Hermant, Les paradoxes e’conomiques de I’Allemagne moderne 1918–1931, Paris: Librarie Armand Collin, 1931, p. 54–55 (Препарата Г., Гитлер, Inc., с. 194–196).].
В 1941 г. Гитлер так подытожил оборотную сторону инфляционной динамики: «Инфляцию можно было преодолеть. Решающим здесь был вопрос о военном займе: другими словами, выплата ежегодно 10 млрд. по процентам при долге 166 млрд…. Я бы вынудил лиц, нажившихся на войне, заплатить звонкой государственной монетой за различные ценные бумаги, которые я бы заморозил на двадцать, тридцать или сорок лет…»[157 - Adolf Hitler, Hitler’s Secret Conversations 1941–1944, New York: Farrar, Straus & Young, 1953, p. 54 (Препарата Г., Гитлер, Inc., с. 198–199).].
* * *
Исследователи разошлись во мнении, что же сыграло решающую роль в обрушении германской экономики – внутренние или внешние репарации. Дж. Кейнс считал, что ведущая роль принадлежала иррациональным требованиям победителей: «Спекуляция – это последствие, а не причина роста цен». Причину роста цен Кейнс находил в «безрассудных», «порочных» действиях победителей[158 - Keynes J.M…, p. 221–222.].
Наиболее непримиримым критиком Дж. Кейнса выступил один из апостолов либерализма Л. Мизес: «Утверждение, что эти выплаты (внешние репарации) сделали Германию нищей и обрекли немцев на голод, было бы гротесковым искажением фактов», «инфляция… не являлась результатом Версальского договора»[159 - Мизес Л. Всемогущее правительство: Тотальное государство и тотальная война./Пер. Б.С. Пинскера, под ред. А.В. Куряева. – Челябинск: Социум, 2009. xii + 466 с., с. 301, 308.]. Причины экономического краха Германии Мизес находил в особом менталитете немцев не готовых к демократии и свободе торговли, в стремлении немецких политических сил к национализму и диктатуре[160 - Мизес Л. Всемогущее правительство: Тотальное государство и тотальная война./Пер. Б.С. Пинскера, под ред. А.В. Куряева. – Челябинск: Социум, 2009. xii + 466 с., с. 284–285.]. Гиперинфляцию в Германии, по мнению Мизеса, «вызвала реализация на практике тех же этатистских идей, которые породили национализм»[161 - Мизес Л. Всемогущее правительство: Тотальное государство и тотальная война./Пер. Б.С. Пинскера, под ред. А.В. Куряева. – Челябинск: Социум, 2009. xii + 466 с., с. 308.].
Что в данном случае стояло за этатисткими идеями, разъяснял Г. Препарата: «Не (внешние) репарации обусловили германский финансовый крах, они лишь ускорили его наступление. За период с 1919-го по 1922 год Германия уплатила в качестве (внешних) репараций всего около 10 % своего дохода»[162 - Препарата Г., Гитлер, Inc., с. 200.]. По мнению Г. Препарата, ведущую роль в обрушении германской экономики сыграли именно внутренние репарации.
Сейчас весьма сложно определить, в чьей версии больше правды, Кейнса или Препараты. Однако несомненно то, что внутренние и внешние репарации выступали совместно и являлись плодом действия одних и тех же радикальных либеральных сил. При этом стоит отметить, что внутренние репарации оказываются для страны гораздо опаснее, нежели внешние, поскольку внешние население воспринимает как внешнюю угрозу, которая мобилизует общество и заставляет его бороться за выживание. Внутренние репарации разъедают, уничтожают страну изнутри, население практически бессильно себя защитить, оно даже не вполне понимает свою обреченность.
Последствия были поистине трагическими. Безработица утроилась, плохое питание в трущобах приводило к врожденным уродствам; согласно скрупулезной государственной статистике дети рабочего класса находились в жалком состоянии[163 - Costantino Bresciani-Turroni, The Economics of Infation, New York: Augustus M. Kelley Publishers, 1968 [1931], p. 329 (Препарата Г., Гитлер, Inc., с. 191).]. Но настоящая катастрофа постигла средний класс с фиксированными доходами. Гиперинфляции разорила его, в результате, утверждал К. Квигли, «средние классы были в значительной степени уничтожены»[164 - Quigley Caroll, Tragedy and Hope. A History of the World in Our Time, New York: Macmillan Company, 1966, p. 258 (Эпперсон Р…, с. 93.)]. А один из богатейших людей мира Дж. П. Варбург позже признавал: «Крайне сомнительно, чтобы Гитлер когда-либо пришел к власти в Германии, если бы перед этим обесценивание немецких денег не уничтожило средний класс»[165 - Warburg James P. The West in Crisis, p. 35. (Эпперсон Р…, с. 92.)].
Обвальный экономический кризис, вызванный гиперинфляцией, привел к политическому хаосу в Германии. 8 ноября 1923 г. в Мюнхене произошел «пивной путч» – первое серьезное выступление национал-социалистов. Одновременно в Саксонии и Тюрингии произошли коммунистические восстания. В Гамбурге – уличные столкновения рабочих с войсками и полицией. Финансовая система страны была фактически уничтожена.
В сентябре 1923 г. в памфлете «Диктатура или парламент» будущий канцлер Ф. Папен утверждал, что Германия находится на грани полного крушения и что спасение не придет от механического применения парламентских методов или бесплодного столкновения застывших партийных доктрин[166 - Папен Ф…, с. 106.]. Папен призывал командующего сухопутными войсками ген. Секта «возглавить новое правительство в качестве единственного человека, способного исправить положение». Но Сект, после того, как Эберт вручил ему неограниченные административные полномочия, противился как установлению военной диктатуры, так и предложению стать канцлером[167 - Папен Ф…, с. 122.]. Ситуация явно выходила из под контроля…
Дж. Кейнс не видел для Германии выхода из сложившейся ситуации: «Во всяком случае, перспективы для Германии являются малоотрадными. Если теперешнее обесценивание марки окажется длительным явлением и уровень внутренних цен придет с ним в равновесие, то перераспределение богатств между различными классами общества может принять размеры социальной катастрофы. Но, с другой стороны, если курс марки улучшится, то исчезновение имеющегося сейчас искусственного стимула для промышленной жизни и прекращение подъема на бирже, связанного с обесцениванием марки, может привести к финансовой катастрофе»[168 - Кейнс Дж. М. Пересмотр версальского мирного договора. / Кейнс Дж. М. Россия. 1922 г. /Кейнс Дж. М. Общая теория занятости, процента и денег. Избранное. – М.: Эксмо, 2007. – 960 с., с. 676.].
План Дауэса
В роли спасителя в очередной раз выступили Соединенные Штаты. К этому времени инфляция уже «очистила» рейх от вериг военного займа. Военный долг Германии, составлявший треть всего богатства страны в ее лучшие имперские времена, в ноябре 1923 г. номинально стоил один доллар двадцать три цента[169 - Препарата Г., Гитлер, Inc., с. 201.].
Теперь Германия была готова брать новые кредиты, однако для начала необходимо было стабилизировать марку. Этим занялся появившийся 13 ноября 1923 г. в роли уполномоченного по национальной валюте Я. Шахт. Зафиксировав покупную цену на уровне 4,2 триллиона марок за один доллар, он стер оставшиеся двенадцать нулей. Один доллар стал равен 4,2 золотой марки. «20 ноября, – говорил Шахт, – можно считать вехой в истории стабилизации марки…»[170 - Hjalmar Schacht, My First Seventy-six Years. The Autobiography of Hjalmar Schacht, London: Allen Wingate, 1955, p. 188 (Препарата Г., Гитлер, Inc., с. 244).]. 22 декабря Я. Шахт был избран управляющим Центральным банком Германии.
Фантастическая операция по стабилизации марки была осуществлена за счет англо-американских кредитов, которые Германия получила в ноябре 1923 г., а в декабре был подписан американо-германский торговый договор. В. Вильсон обосновывал этот шаг тем, что «если не будет восстановлена германская промышленность, Германия, совершенно ясно не сможет платить». В качестве обеспечения кредитов, все железные дороги Германии были объединены в единую компанию под руководством американского управляющего. Вся прибыль от эксплуатации железных дорог шла на покрытие американских кредитов.
Я. Шахт совершил, то, что чего не смог добиться даже ценой своей жизни его предшественник на посту управляющего центральным банком Германии Хафенштейн – Шахт получил иностранные кредиты. Современники относили эти достижения к личным особенностям Шахта – «восходящей звезде германского финансового мира, человеке с парадоксальным умом и незаурядной самостоятельной волей»[171 - Andrew Boyle, Montagu Norman, London: Cassell, 1967, p. 169 (Препарата Г., Гитлер, Inc., с. 244).]. В чем же крылся секрет гения Шахта?
По мнению Г. Препарата, ответ заключался в представленном Шахтом, по предложению Даллеса, «решении проблемы репараций», согласно которому союзники, вместо того чтобы одалживать деньги веймарскому правительству, будут кредитовать напрямую несколько огромных конгломератов (картелей), специально созданных для этой цели. Картели наделялись эксклюзивными экспортными лицензиями, чтобы иметь возможность генерировать валюту, для покрытия кредитов[172 - Препарата Г., Гитлер, Inc., с. 242–243.].
Даллеса предложение Шахта привело в полный восторг. В записке Т. Лэймонту, главному доверенному лицу «Дж. Д. Морган и К°» Даллес писал: «Доктор Шахт является одним из самых способных и наиболее прогрессивных молодых немецких банкиров…». Две недели спустя Даллес с большим энтузиазмом ответит на предложения Шахта: «Если окажется возможным поддержать политическую стабильность, то я не сомневаюсь, что облигации и ценные бумаги, выпущенные теми монопольными корпорациями, о которых вы упоминаете, смогут заслужить доверие инвесторов»[173 - Anton Chaitkin, Treason in America, from Aaron Burr to Averell Harriman., New York: New Benjamin Franklin House, 1985, p. 546 (Препарата Г., Гитлер, Inc., с. 243).].
Шахт произвел впечатление и на управляющего английским банком М. Нормана. Последний даже заявил своим сотрудникам: «Я хочу с ним подружиться»[174 - Andrew Boyle, Montagu Norman, London: Cassell, 1967, p. 171 (Препарата Г., Гитлер, Inc., с. 244).]. В канун нового, 1924 г. Норман приглашая, Шахта к себе, сказал: «Надеюсь, мы станем друзьями»[175 - Hjalmar Schacht, My First Seventy-six Years. The Autobiography of Hjalmar Schacht, London: Allen Wingate, 1955, p. 194 (Препарата Г., Гитлер, Inc., с. 244–245).].
Однако сама по себе стабилизация марки не могла обеспечить восстановления платежеспособности Германии. Для этого необходимо было сделать следующий шаг. Им стал – «план Дауэса».
В основе «плана Дауэса» лежало предоставление Соединенными Штатами кредитов Германии для восстановления промышленности, доходы от которой должны были пойти на уплату репараций Англии и Франции. Получив их, Лондон и Париж, в свою очередь, должны были покрыть свои долговые обязательства перед Вашингтоном. План Дауэса был принят рейхстагом 16 апреля 1924 г. Согласно плану Германии был открыт иностранный золотой кредит в 800 млн. марок[27 - Или 190 млн. долларов, под 7,75 % годовых, на два пункта больше общепринятого. Для сравнения в 1913 г. золотой запас рейхсбанка оценивался в 280 млн. долларов. (Geminello Alvi, DeU’restremo occidente. II secolo americano in Eumpa. Storie economiche, Firenze: Marco Nardi Editore, 1993, p. 208 (Препарата Г…, с. 247, 249)).]. Кредит предназначался для «покрытия» эмиссии новой марки, золотое обеспечение которой должно было составить 40 %[28 - Таким образом, восстанавливался старый паритет – за 2970 новых марок можно было купить один килограмм чистого золота.]. В августе 1924 г. старая марка была заменена новой рейхсмаркой, а контроль над капиталами был отменен[176 - Demetre Delivanis, La politique des banques allemandes, en matiere de credit a court terme, Paris: Librairie du Recueil Sirey, 1934, p. 53 (Препарата Г., Ги тл ер, Inc., с. 247–248).].
Иностранный заем обеспечивался закладом немецких железных дорог и ценных бумаг некоторых немецких предприятий, а также транспортными и другими налогами. Постоянная иностранная контрольная комиссия, разместившаяся в Берлине, должна была следить за немецким бюджетом и функционированием заложенных предприятий. Для оценки германской собственности, ставшей косвенной гарантией займа, была послана целая команда специалистов из США[177 - Geminello Alvi, DeU’restremo occidente. II secolo americano in Eumpa. Storie economiche, Firenze: Marco Nardi Editore, 1993, p. 198 (Препарата Г., Гитлер, Inc., с. 248).].
План Дауэса не фиксировал общую сумму германских репараций, а только определил способ выплат: до 1929 г. Германия должна вносить ежегодные платежи, начав с 1 млрд. золотых марок и постепенно, к пятому году, увеличить их до 2,5 млрд. с 1930 г. При этом должен был применяться «индекс уровня экономики», в случае его увеличения репарации увеличивались, в случае снижения оставались на прежнем уровне. Указанные платежи составляли 3–4 % национального дохода.
«Каждый год обязательства Германии считались бы выполненными, если бы ежегодные платежи вручались главному представителю Комиссии по репарациям в Берлине. Затем он должен был конвертировать полученную от Германии сумму в иностранную валюту и распределять ее между союзными державами»[178 - Тиссен Ф…, с. 100–101.]. Главный представитель в любой момент мог отменить действие статьи о трансферте, то есть ежегодный репарационный взнос Берлина мог быть приостановлен, если марка начинала испытывать чрезмерное затруднение[179 - Препарата Г., Гитлер, Inc., с. 248–249.].
Францию, до этого главного сборщика репараций, по мнению Дж. Алви, изящно вывели из игры спекулятивной атакой против франка, проведенной «Морган и К°», приведшей к обвалу французской валюты[180 - Geminello Alvi, Dell’estremo occidente. II secolo americano in Europa. Storie economiche, Firenze: Marco Nardi Editore, 1993, p. 195 (Препарата Г., Гитлер, Inc., с. 245).]. На выручку Франции пришел все тот же «Морган и К°», предложивший ей кредит в 100 млн. долларов на шесть месяцев под залог французского золота[181 - Препарата Г., Гитлер, Inc., с. 245.]. Итог сделки в конце апреля подвел в своем дневнике посол США в Берлине А. Хьютон: «Англия и Америка взяли франк под контроль и, видимо, могут теперь делать с ним все, что захотят»[182 - Geminello Alvi, Dell’estremo occidente. II secolo americano in Europa. Storie economiche, Firenze: Marco Nardi Editore, 1993, p. 197 (Препарата Г., Гитлер, Inc., с. 245).]. По мнению К. Квигли главную скрипку в данной партии играл управляющий английским банком М. Норман[183 - Carroll Quigley, Tragedy and Hope. A History of the World in Our Time, New York: Macmillan Company, 1966, p. 308 (Препарата Г., Гитлер, Inc., с. 246).].
«Морган и К°» поставил условием возобновления своего 100-млн. займа проведение Францией «миролюбивой внешней политики». По мнению Г. Препарата «это означало, что Франции придется согласиться на: 1) отказ от полноценного участия в работе Комиссии по репарациям; 2) передачу всех своих полномочий генеральному Агенту (главному представителю) по репарациям, которым вскоре стал С. Гилберт, старый бюрократ из американского казначейства, нашедший впоследствии свою лучшую долю под крылышком «Морган и К°»; и 3) немедленный вывод войск из Рура»[184 - Geminello Alvi, DeU’restremo occidente. II secolo americano in Eumpa. Storie economiche, Firenze: Marco Nardi Editore, 1993, p. 197–198 (Препарата Г., Гитлер, Inc., с. 246).].
Ввод французских войск в Рур, закончившийся в итоге доминированием американского капитала в Европе, некоторые исследователи расценивали, как следствие целенаправленной политики США совершенно сознательно подталкивавших Германию и Францию к взаимному конфликту, чтобы убрать с дороги последнюю. Об этом, в частности, писал Дж. Кейнс[185 - Keynes J. V. The Collected Writings of John Maynard Keynes V. XVI. London: Macmillian, 1971, p. 437–440.]. Аналогичное мнение высказывал один британский журналист, имея в виду некоторых конгрессменов со Среднего Запада: «Разгадку тайны Рура следует искать в долине Миссисипи»[186 - Ludwig Holtfrerich, L’infazione tedesca 1914–1923 (Die deutsche Infation), Bari: Laterza, 1989 [1980], p. 149 (Препарата Г…, с. 191).].
За свой план Дауэс стал вице-президентом США и получил Нобелевскую премию мира. Реальные создатели «плана», выделившие Германии золотой кредит, в лице управляющего банком Англии М. Нормана и синдикатов Уолл-стрита во главе с «Морган и К°», остались в тени[187 - Из синдикатов Уолл-стрит, назначенных размещать американский транш займа Дауэса, «Морган и К°» получили 865 тысяч долларов в виде обычных комиссионных (53 % от общей суммы) (Geminello Alvi, DeU’restremo occidente. II secolo americano in Eumpa. Storie economiche, Firenze: Marco Nardi Editore, 1993, p. 208 (Препарата Г…, с. 247)).]. Лишь распределение германского займа, половина которого должна была быть размещена в Нью-Йорке, а остальное – по большей части в Лондоне, указывало на истинных творцов немецкого «синтетического чуда». Четверть добытых таким образом денег была превращена в фунты стерлингов, а остальные три четверти в золото, то есть в доллары, что, по словам Г. Препарата, отражало соотношение сил двух держав[188 - Demetre Delivanis, La politique des banques allemandes, en matiere de credit a court terme, Paris: Librairie du Recueil Sirey, 1934, p. 53 (Препарата Г., Гитлер, Inc., с. 247–248).].
В переходный период от стабилизации марки в апреле до введения новой рейхсмарки в августе 1924 г. германский кредит встал. Шахт распределял банкноты только благополучным концернам, предоставив неблагополучным обанкротиться: весной 1924 г. число банкротств возросло на 450 %[189 - Garl T. Schmidt, German Business Cycles, 1924–1933, New York: National Bureau of Economic Research, 1934, p. 71 (Препарата Г., Гитлер, Inc., с. 249).]. Прекращение кредита, Kreditstopp, – по мнению T. Балдерстона, стало решающим фактором, открывшим «дверь интернационализации немецкой денежной системы», недостаток капитала должны были покрыть иностранные займы[190 - Theo Balderston, The Origins and Causes of the German Economic Crisis, November 1923 to May 1932, Berlin: Haude & Spener, 1993, p. 140 (Препарата Г., Гитлер, Inc., с. 249).]. Именно с лета 1924-го началась, по словам Г. Препарата, пятилетка «синтетического процветания» Германии[191 - Charles L. Mowat, Britain Between the Wars, 1918–1940, Chicago: University of Chicago Press, 1955, p. 373 (Препарата Г., Гитлер, Inc., с. 245).].
В Ге рмании начали одалживать все и все: рейх, банки, муниципалитеты, земли, предприятия и частные домашние хозяйства. Деньги тратили на строительство домов, оборудование и организацию общественных работ. Веймарская республика воздвигала храмы из стекла и стали, планетарии, стадионы, велотреки, фешенебельные аэродромы, развлекательные парки, современнейшие морги, небоскребы, титанические плавательные бассейны и подвесные мосты[192 - Препарата Г., Гитлер, Inc., с. 251.].
«Однако мир и даже американские кредиторы все чаще спрашивали своих политиков: «Во имя чего мы так рьяно помогаем Германии?» «Она наш союзник в борьбе с коммунизмом», – отвечали политики»[193 - Garet Garrett, The Rescue of Germany & As Noble Lenders, New York: The Chemical Foundation, 1931, p. 36–40 (Препарата Г., Гитлер, Inc., с. 251).]. По мнению же конгрессмена Л. МкФеддена, пропагандистскую кампанию помощи Германии двигали частные интересы американских банков кредиторов, поскольку, «именно американской публике следовало продать основную часть германских репараций; и чтобы достичь этой цели, понадобилась систематическая фальсификация исторических, финансовых и экономических фактов. Это было необходимо, чтобы создать в Америке такое настроение, которое сделало бы успешным продажу немецких облигаций»[194 - Louis T. McFadden, Collected Speeches of Congressman Louis T. McFadden, as Compiled from the Congressional Record, Hawthorne, CA: Omni Publications, 1970, p. 57 (Препарата Г., Гитлер, Inc., с. 250).].
С другой стороны, если бы «деньги продолжали литься рекой, – замечает Г. Препарата, – то Германия в скором времени превратилась бы в настоящую колонию Уолл-стрит»[195 - Arthur Rosenberg, Storia della repubblica tedesca (Deutsche Republik), Roma: Edizioni Leonardo, 1945 [1934], p. 193 (Препарата Г., Гитлер, Inc., с. 251).]. Не случайно К. Гельферих в последний год жизни (1924 г.) оценил план Дауэса как шаг на пути «вечного порабощения» Германии. С началом реализации плана Дауэса американские фирмы действительно стали владельцами и совладельцами многих немецких компаний: «Опель», электро- и радиофирм «Лоренц», «Микст-Генест», угольного концерна «Стинненс», нефтяных и химических концернов «Дойче-американише петролеум» и «ИГ Фарбениндустри», объединенного «Стального треста» и т. д.[196 - История второй мировой войны. 1939–1945. Том 1: Зарождение войны. Борьба прогрессивных сил за сохранение мира. М., 1973, с.20 (Грызун В…, с. 28–29)].
«Вся страна политически и экономически все больше и больше попадает в руки иностранцев… – подтверждал E. Кастнер, однако предупреждал: – Один булавочный укол – и весь этот мыльный пузырь немедленно лопнет. Если одолженные деньги будут истребованы назад в большом количестве, то мы разоримся – все мы – банки, муниципалитеты, совместные компании, а с ними и весь рейх»[197 - Erich Kastner, Fabian: The Story of a Moralist, Evanston: Northwestern University Press, 1990 [1931], p. 33 (Препарата Г., Гитлер, Inc., с. 252).].
Проблема заключалась в том, отмечает Г. Препарата, что в результате американской помощи «в системе денежного обращения Германии не оказалось ни единой капли ее собственных денег, в течение всего срока «золотой помощи» она дышала на одолженной крови. Теперь, когда мельница была запущена, Германии предстояло жить за счет «потока», как образно выразился Дауэс в своей парижской речи»[198 - Препарата Г., Гитлер, Inc., с. 249.]. Суть плана Дауэса была отчетливо понятна и самим американским кредиторам. Еще в мае 1919 г. В. Вильсон заявлял: «Наши экономические специалисты и финансовые эксперты… убеждены, что представленный план снабжения Германии работающим капиталом лишен здоровой основы. Как можно снабжать Германию капиталом, лишая ее собственного капитала полностью?»[199 - Keynes J. The Collected Writings. V. XVI. London, Macmillian, 1971, p. 441. (Уткин А.И…, с. 499)]
Ге рмания полностью зависела от непрерывности притока иностранного капитала – это была самая настоящая кредитная пирамида. Технически, приток капиталов в Германию обеспечивала значительная разница в процентных ставках между ней и кредиторами, достигавшая порой двукратной величины.
Разница в процентных ставках по отношению к США, %[200 - Источник: разница в процентных ставках по кредитам в Германии и США – макроэкономическая база данных Национального бюро экономического анализа (ряд 13028: доход по золотым облигациям, ряд 13033: доход по восьмилетним облигациям США); (ряд 13016: ставки по кредитам на лондонском открытом рынке). (A. Ritschl Department of Economics University of Zurich/Switzerland and CEPR June, 1999 Corresponding address: Dept. of Economics, Universitat Pompeu Fabra, Ramon Trias Fargas, 25–27, 08005 Barcelona/Spain. E-mail: ritschl@upf.es (mailto:ritschl@upf.es).]
В германской же экономике внешне пока все выглядело довольно благополучно. Предусмотренные планом Дауэса вливания, достигшие пика в 1927 г., привели к быстрому росту заказов в машиностроении, выпуску промышленной продукции и соответственно фондового индекса.
Но в том же году германский рынок оказался перенасыщен с одной стороны деньгами, с другой промышленной продукцией. Внутренний рынок просто не успевал их переваривать. Союзники были вынуждены приоткрыть для Германии экспортные каналы сбыта, что привело к стремительному росту иностранных заказов. Но было уже слишком поздно.
Перспективы неизбежного краха «кредитной пирамиды» беспокоили президента Рейхсбанка Шахта уже с начала 1926 г. Тогда Шахт попытался установить контроль над частными заимствованиями за рубежом, но безуспешно. Когда он пытался наладить финансовую дисциплину, правительство наоборот вводило налоговые привилегии для иностранных кредитов. Огромная долговая нагрузка привела к тому, что доля накоплений в Германии была ничтожна, а финансовые резервы практически отсутствовали. Платить было нечем.
Заказы германской машиностроительной промышленности и индекс Берлинского фондового рынка, по кварталам, 1928 г. – 100 %[201 - Источник: германские заказы – Wangemann (1935, стр. 228, ряд 66), иностранные заказы – Wangemann (1935, стр. 228, ряд 67), индекс Берлинского фондового рынка – Wangemann (1935, стр.115, ряд 2, пересчет по ценам оборудования; стр. 105, ряд 27) (A. Ritschl Department of Economics University of Zurich/Switzerland and CEPR June, 1999 Corresponding address: Dept. of Economics, Universitat Pompeu Fabra, Ramon Trias Fargas, 25–27, 08005 Barcelona/Spain. E-mail: ritschl@upf.es (mailto:ritschl@upf.es).)]
Почувствовав угрозу J.P. Morgan, а за ним в конце 1927 г. и другие американские банки снизили кредитный рейтинг Германии. Америка в то время строила свою пирамиду. Обеспокоенный глава Федеральной Резервной системы США Б. Стронг на международной встрече представителей центральных банков на Лонг-Айленде в 1927 г. уже предсказывал, что в течение двух лет произойдет наихудшая депрессия в истории. Вопросом, по его мнению, являлось только – где это случится, в Германии или США[202 - Link, W. (1970) Die amerikanische Stabilisierungspolitik in Deutschland 1921–32, D?sseldorf: Droste. Peter Temin and the Onset of the Great Depression in Germany: A Reappraisal Albrecht Ritschl Department of Economics University of Zurich/Switzerland and CEPR June, 1999.]. Очередное бегство капиталов из Германии началось в 1928 г, а в 1929 г. оно приняло обвальный характер.
О приближающемся крахе «кредитной пирамиды» свидетельствовал баланс обязательств и платежных возможностей Германии. По плану Дауэса Германия должна была получить 30 млрд. золотых марок (им дали даже собственное название «Американские репарации Германии»), получила она с 1924 по 1929 г. 13,7 млрд. рейхсмарок (RM)[29 - С 1923 по 1929 г. Германия получила 4 млрд. долларов внешних займов, из которых 2,5 млрд. были американскими.], проценты по ним выросли за указанный период с 225 до 1055 млн. RM.
Выплаты репараций с 1924 по 1929 г. составили – 7,9 млрд. марок (с процентами 9,56 млрд. марок). Примерно 40–45 % этой суммы было уплачено в виде материальных поставок, остальное – за счет иностранных кредитов[204 - Коваль К.И…, с. 183.]. В итоге к 1929 г. Германия должна была ежегодно выплачивать 2,5 млрд. RM в счет репараций и 1 млрд. RM по кредитным долгам. Могла же она закрыть только 1,4 млрд. RM[205 - Schuker. S. Ammerican Reparations to Germany, 1924–1933, Princeton: Princaton University Press 1988.].
Импорт капитала в Германию, 1924–1935 гг., млрд. рейхсмарок[203 - Источник: чистый импорт капитала в Германию. Бундесбанк (1976, стр. 328) (A. Ritschl Department of Economics University of Zurich/Switzerland and CEPR June, 1999 Corresponding address: Dept. of Economics, Universitat Pompeu Fabra, Ramon Trias Fargas, 25–27, 08005 Barcelona/Spain. E-mail: ritschl@upf.es (mailto:ritschl@upf.es).)]
План Юнга
На «помощь» Германии, пришел очередной американский банкир О. Юнг[30 - Оуэн Юнг – глава «Дженерал электрик», не считая постов в Федеральном резервном банке и в «Дженерал моторс» Моргана.]. «План Юнга», принятый летом 1929 г., устанавливал репарационные платежи в размере до 2 млрд. RM для первых 37 лет и 1607–1711 млн. RM для последующих 22 лет. (т. е. Германия должна была платить репарации почти 60 лет, до 1988 г.). Таким образом, в отличие от плана Дауэса ежегодные платежи Германии были несколько снижены, и одновременно определены общая сумма и сроки выплат долга. Отменялся международный контроль над бюджетом Германии и данными Германией обязательствами. Германия снова становилась хозяйкой собственных железных дорог. Заложенные предприятия освобождались от залога, а генерального агента Комиссии по репарациям сменял Банк международных расчетов в Базеле[206 - Тиссен Ф…, с. 101–102.].
Но главным в этом плане было значительно ужесточение взимание платежей. Ежегодные платежи требовалось выплачивать только валютой. Кроме этого, в отличие от плана Дауэса, где Закон о защите трансфертов устанавливал платежи таким образом, чтобы немецкая валюта не подвергалась угрозе, план Юнга ставил часть годовых платежей (612 млн. плюс проценты по плану Дауэса) вне законов о защите трансфертов. Часть долга могла быть возмещена в ценных бумагах и продана частным инвесторам, чтобы выручить наличность для выплат Франции, которая взамен обязывалась к 1930 г. вывести войска из Рейнской области.
По мнению стального магната Ф. Тиссена, «любой здравомыслящий человек понимал, что по плану Юнга залогом выполнения обязательств Германии становилось все ее национальное богатство… (что) означало начало финансовой ликвидации Германии… План Юнга был одной из главных причин подъема национал-социализма в Германии»[207 - Тиссен Ф…, с. 96–97.]. По оценке историка И. Феста: «Спустя 11 лет после окончания войны этот план, казалось, издевался над идеей «семьи наций»«[208 - Фест И. Путь наверх…, с. 427.].
Испанский исследователь А. Ритчл утверждал, что именно план Юнга обрушил германскую экономику в Великую депрессию, даже раньше, чем она приобрела мировое значение. Этот план подрывал те слабые перспективы на оздоровление экономики, которые еще оставались в Германии[209 - Ritschl Albrecht. Was Schacht rigt? Reparation the Young plan, and the Great Depression in Germany. Universitat Pompeu Fabra (Barcelona/Spain) and CEPR. November 1996.]. Немедленным следствием только объявления плана Юнга в марте 1929 г., еще до его ратификации, стал отказ внутренних и внешних кредиторов Рейхсбанку в новых кредитах, что сразу же повлекло за собой финансовый кризис[31 - Ф. Тиссен, вспоминая то время, писал: «Когда начал проводиться в жизнь план Юнга, ряду немецких частных банков пришлось приостановить платежи, так как они были не в состоянии выполнять требования американских банков по возвращению предоставленных им кредитов». (Тиссен Ф…, с. 101–102.)].
Даже склонный к одиозности А. Буллок вынужден признать, что: «Разносторонние усилия Гитлера и нацистов заполучить поддержку, предпринятые ими между 1924 и 1928 гг., являют собой неприглядную и бессмысленную картину. Совершенно очевидно, что до тех пор, пока обстоятельства не переменились в пользу нацистов и большие массы людей не прониклись их идеями, даже такие талантливые пропагандисты, как Гитлер и Геббельс, не могли ничего поделать и заставить к себе прислушаться»[210 - Буллок А…, т. 1, с. 224.]. «Обстоятельства», по мнению А. Ритчла, переменил «План Юнга», который «привел к экономическому кризису… и что более важно, придал силу немецкому фашизму»[211 - Ritschl Albrecht. Was Schacht rigt? Reparation the Young plan, and the Great Depression in Germany. Universitat Pompeu Fabra (Barcelona/Spain) and CEPR. November 1996.].
Спустя пять месяцев после подписания Шахтом плана Юнга мир рухнул в пропасть Великой депрессии. После «черной пятницы» 1929 г. (краха на Нью Йоркской фондовой бирже) Рейсхбанк был вынужден возвратить часть своего золотого резерва, взятого в кредит в США в 1924 г.[212 - Кеннеди М. Деньги без процентов и инфляции. – М.: Московская правда, Lilalex 1993 – 96с.].
Поскольку после этого находившаяся в обороте денежная масса не могла более обеспечиваться золотом в необходимом размере, президент Рейхсбанка Шахт начал постепенно сокращать объем находящихся в обороте денег. Последовавший их дефицит привел к повышению процентных ставок, затем последовало уменьшение капиталовложений, банкротство фирм, рост безработицы. Немцы отчаянно искали деньги в Лондоне, Париже, Базеле, Нью-Йорке. Как замечает Х. Джеймс, автор труда о германском кризисе, «единственный выдвигаемый (немцами) аргумент был политическим и к тому времени уже довольно избитым: без американской помощи правительство Брюнинга падет и тогда на Германию опустится либо большевистский, либо нацистский террор»[213 - James H. The German Slump. Politics and Economics 1924–1936. Oxford: Clarendon Press, 1986. Цит. по Аникин А. История финансовых потрясений. – М.: Олимп-Бизнес. 2000. – 384 с. [207]].
По словам Х. Джеймса, «Банковская катастрофа привела к тому, что экономический кризис стал казаться всеобщим кризисом системы капитализма. Уже горевшее пламя народного антикапитализма превратилось в мощный адский пожар»[214 - James H. The German Slump. Politics and Economics 1924–1936. Oxford: Clarendon Press, 1986]. К этому времени глава Рейхсбанка Шахт, обвинив правительство в нарушении условий договора, с подачи министерства финансов, подал в отставку[215 - Hjalmar Schacht, Das Ende der Reparationen, Oldenburg: Gerhard Stalling, 1931, pp. 97–127; Geminello Alvi, DeU’restremo occidente. II secolo americano in Eumpa. Storie economiche, Firenze: Marco Nardi Editore, 1993, p. 318 (Препарата Г., Гитлер, Inc., с. 285).]. В отставку ушел и министр финансов.
Экономический кризис привел к политическому, и начиная с 1930 г. Германия, на основании ст. 48 Веймарской конституции, почти все время управлялась посредством президентских декретов. Число декретов по мере обострения кризиса увеличивалось, а число принятых рейхстагом законов уменьшалась. Неизбежным результатом таких методов управления стало все большее ограничение и выхолащивание парламентского режима.
Чрезвычайные декреты и принятые законы[216 - Язьков Е.Ф…]
В 1930 г. более 50 % всех депозитов германских банков принадлежало иностранцам[217 - Barry Eichengreen, Golden Fetters. The Gold Standard and the Great Depression, 1919–1939, New York: Oxford University Press, 1992, p. 272 (Препарата Г., Гитлер, Inc., с. 287).]. Общая задолженность Германии в 1931 г. другим странам достигла 23 млрд. марок, из них 12 млрд. относилось к краткосрочным обязательствам. С 1930 г. в ходе развивающегося кризиса, кредиторы начали требовать погашения этих краткосрочных займов[218 - Коваль К.И…, с. 184.]. В условиях мирового экономического кризиса массовое изъятие спекулятивных капиталов буквально уничтожило немецкую промышленность.
Взять с Германии уже было нечего, и в середине 1931 г. Гувер провозгласил мораторий на выплату репараций, не касающихся кредитных долгов. Тем более что американские банки уже получили свою прибыль. Облигации, выпущенные американскими банками, предоставившими Германии займы, были раскуплены рядовыми американцами, которые и потеряли эти миллиарды марок. Ф. Рузвельт позже говорил: «Я знаю, конечно, что наши банкиры получили непомерные прибыли, когда в 1926 году ссудили огромные суммы германским компаниям и муниципалитетам. Им удалось перепродать облигации германского займа тысячам американцев…»[219 - Додд У…, с. 34].
Летом 1932 г., когда экономический кризис достиг наивысшей точки, общий объем промышленной продукции Германии составил всего 59 % от уровня докризисного 1929 г. В наиболее монополизированных отраслях тяжелой промышленности сокращение производства было гораздо более сильным. Так, выплавка чугуна и стали сократилась за эти три года втрое, а продукция судостроения – вчетверо. Безработица выросла в несколько раз. Участившиеся крахи банков и акционерных компаний вели к разорению сотен тысяч крестьян, мелких торговцев и ремесленников, распродаже их собственности за неуплату долгов, превращению их в нищих. Люмпенизация широких масс населения приобрела в условиях кризиса невиданные размеры. Понимание беспросветности и бесперспективности жизни, царивших в среде нового поколения немцев, после Первой мировой войны ожно получить из романа Э. Ремарка «Черный обелиск».
Немецкое правительство не могло справиться с хаосом, вызванным экономическим и политическим кризисом, что неизбежно отдавало голоса избирателей радикальным партиям, обещавшим стабильность и решение ключевых экономических проблем.
Созванная по предложению Англии конференция союзников в Лозанне 16 июня 1932 г. была последней из полусотни по германским репарационным платежам. На этой конференции 9 июля было принято решение прекратить как получение репараций с Германии, так и уплату долгов союзников Соединенным Штатам. Конференция разрешила Германии выкупить ее репарационные обязательства на 3 млрд. золотых марок в течение 15 лет и отменила все предыдущие обязательства по плану Юнга. Последние обязательства Германии по репарациям не были выполнены – в январе 1933 г. к власти пришел Гитлер[220 - Коваль К.И…, с. 185.].
Статистика безработицы и голосов, отданных политическим партиям в Веймарской республике, млн.[32 - Доля проголосовавших за оставшиеся четыре партии, относящиеся к правому спектру, составляла около 20 %. В том числе партия Центра – 4,6 млн. чел.]
Свобода торговли
Третий пункт вильсоновской программы провозглашал «Устранение, по мере возможности, всех экономических барьеров и установление равенства условий для торговли между всеми государствами… членам(и) Лиги Наций. Оно означает уничтожение всех особых торговых договоров, причем каждое государство должно относиться к торговле всякого другого государства, входящего в Лигу, на одинаковых основаниях, а статья о наибольшем благоприятствовании автоматически применяется ко всем членам Лиги Наций. Таким образом, государство сможет на законном основании… сохранить любые ограничения, которые оно пожелает, по отношению к государству, не входящему в Лигу. Но оно не сможет создавать разные условия для своих партнеров по Лиге. Эта статья, естественно, предполагает честную и добросовестную договоренность по вопросу о распределении сырья»[221 - Официальный американский комментарий к «14 пунктам», октябрь 1918 г. (Хауз…, т. 2, с. 469–470)].
Доля США в мировом промышленном производстве в то время более чем в два раза превышала долю всех остальных участников Лиги, вместе взятых. Принцип «свободы торговли», при подавляющем экономическом и промышленном превосходстве США, открывал рынки стран – членов Лиги для сбыта американской продукции. Англия и Франция более, чем отчетливо понимали это. По словам главы американского совета по мореплаванию Э. Херли, европейцы «бояться не Лиги Наций…, не свободы морей, а нашей морской мощи, нашей торговой и финансовой мощи»[222 - Wilson W. The Papers of Woodrow Wilson (Link A. e.a. eds). V. LIII. Prinston: Prinston University Press, p. 372–375. (Уткин А.И. Унижение России…, с. 264)].
Страх европейцев выразился, например, в их реакции на требование президента Вильсона назначить Гувера главой союзной комиссии по гуманитарной помощи. Против выступил Ллойд Джордж, заявивший, что в этом случае Гувер станет «продовольственным царем» Европы, а американские бизнесмены получат невиданные возможности вторжения в Европу[223 - Уткин А. И. Унижение России…, с. 408]. Но американцы настаивали. О причинах говорил Хауз в своем письме президенту: «Я уверен, что вы согласитесь с необходимостью американского руководства (комиссией по гуманитарной помощи), принимая во внимание тот факт, что мы являемся наименее заинтересованной нацией, между тем как прочие союзные державы подвержены местным политическим интересам. Кроме того, используемые для этой цели товарные запасы в основном должны идти из Соединенных Штатов, и они окажут большое влияние на американские рынки»[224 - Хауз-Вильсону, 27 ноября 1918 г. (Хауз…, т. 2, с. 507)]. На эти цели Гувер получил 100 млн. долл. от правительства Соединенных Штатов и открыл офисы в 32 странах[225 - Уткин А. И. Унижение России…, с. 408].
Но с другой стороны у европейцев был еще более близкий и грозный соперник – Германия. Во Франции экономическая мощь даже поверженной Германии вызывала суеверный ужас. По мнению Клемансо, «источники германской мощи остались в основе своей нетронутыми»[226 - Mayer A. Politics and Diplomacy of Peace making, N.Y., 1967 p. 647. (Уткин А.И. Унижение России…, с. 337)], в то время, как наиболее промышленно развитые районы Франции, побывавшие под многолетней немецкой оккупацией, были разрушены. Газета «Тан» писала «Мы должны быть готовы к тому, что так или иначе нам придется встретиться с неведомой Германией. Возможно, Германия потеряла свою армию, но она сохранила свою мощь»[227 - «Тан» 10 ноября 1918 г. (Уткин А.И. Унижение России…, с. 246.)]. Французы требовали введения ограничений на работу германской промышленности и запрета выпуска главных видов продукции.
Ллойд Джордж, в свою очередь, уже включил в свою предвыборную программу пункт о необходимости «имперских преференций» для «защиты ключевых отраслей национальной промышленности». Австралийский премьер У. Хьюз требовал: «обрубить щупальца германскому торговому осьминогу»[228 - Kent B. The Spoils of War. Oxford, 1989, p. 34–35. (Уткин А.И. Унижение России…, с. 279.)]. Гиманс, представитель Бельгии заявлял: «Нам нужен будет барьер, чтобы не допускать германские товары. Германия легко может наводнить наши рынки»[229 - Хауз…, т. 2, с. 452–453].
Американский принцип «свободы торговли», в данном случае, как раз и выполнял функцию барьера. Он закрывал для Германии, не допущенной в Лигу, рынки сбыта стран основных конкурентов. Мало того, Версальский договор предусматривал, что «в отношении импортных и экспортных тарифов, регулирования и запретов, Германия должна на пять лет предоставить наиболее благоприятные условия для союзников и ассоциированных членов»[230 - Keynes J.M…, p. 93.].
Но и это было только началом. По условиям Версальского договора германский торговый флот, репатриированный и ограниченный союзниками, не мог быть восстановлен в течение многих лет, как следствие Германия могла осуществлять свою морскую торговлю только посредством торговых судов союзников, т. е. с их согласия и на их условиях[231 - Keynes J.M…, p. 61.]. Другой пункт договора требовал, что бы германская нация предоставила все свои права и интересы в России, Китае, Турции, Австрии, Венгрии и Болгарии в распоряжение победителей. Влияние Германии в этих странах уничтожалось, а капитал конфисковывался. Следующий пункт требовал от Германии отказа от всех прав и привилегий, которые она могла приобрести в Китае, Сиаме, Либерии, Марокко, Египте. Другой пункт провозглашал, отказ Германии от участия в любых финансовых и экономических организациях международного характера[232 - Keynes J.M…, p. 70–74.].
Но даже эти требования были сравнительно ничтожны, поскольку истинная сила Германии крылась в другом. На ее источник указывал Дж. Кейнс: «Германская империя была в большей степени построена углем и железом, чем «железом и кровью»«[233 - Keynes J.M…, p. 75.]. Именно на металлургической промышленности строилась вся база германской химической, стальной, электротехнической индустрии. По Версальскому договору Германия теряла Рур, Саар, Верхнюю Силезию, обеспечивавших треть всего довоенного германского производства угля. Кроме этого в течение 3–5 лет после заключения договора Ге рмания должна была поставлять еще почти 25 % довоенной добычи угля в виде репараций и компенсаций Франции, Италии, Бельгии и Люксембургу. В результате германская промышленность оказалась фактически обескровлена[234 - Keynes J.M…, p. 80–90.].
С разгромом германской промышленности «щупальца германского торгового осьминога» были «обрублены» и согласование пункта о «свободе торговли» вильсоновской программы с европейцами не встретило особых затруднений.
Оставалось решить, откуда же в таком случае Германия возьмет валютные активы для выплаты репараций и собственного выживания? «Комитет по экономическому восстановлению», созданный в марте 1923 г., под председательством американского банкира Ф. Дж. Кента, в лице своего сотрудника Д. Штампа по этому поводу замечал: «Если поток товаров из Германии пойдет по старым каналам, предназначавшимся для совершенно других отношений, он переполнит и разрушит их. Поэтому для отвода немецких товаров должны быть созданы новые каналы»[235 - Bergmann K. Der Weg der Reparation. Von Versailles ?ber den Dawespan zum Ziel. Frankfurt, 1926, s. 374. (Коваль К.И., Последний свидетель…, 179).].
Не случайно Дж. Кейнс в последнем пункте своей книги заявлял: «Русский вопрос жизненно важен»[236 - Keynes J.M…, p. 270.]. Именно Россия должна была стать тем «новым каналом» для отвода немецких товаров. Этого, по мнению Кейнса, требовала и объективная необходимость: только германская промышленность, организаторский и деловой талант могут поднять экономику России из руин и в итоге обеспечить Европу зерном и сырьем, «в наших интересах ускорить день, когда германские агенты и организаторы… придут в Россию движимые только экономическими мотивами»[237 - Keynes J.M…, p. 275.].
Но главное, указывал Кейнс, заключалось в том, что «мировой рынок един. Если мы не позволим Германии обмениваться продуктами с Россией и кормить себя она неизбежно будет конкурировать с нами… чем более успешно мы будем препятствовать экономическим отношениям между Россией и Германией, тем большим будет уровень депрессии нашего собственного экономического стандарта и роста серьезности наших собственных внутренних проблем»[238 - Keynes J.M…, p. 277.].
