скачать книгу бесплатно
Стороны находили полное взаимопонимание. Так, в речи от 5 ноября 1937 г. Гитлер говорил про англичан: «Это народ твердый, упорный и мужественный. Это опасный противник, особенно в обороне. Он способен к организации, любит рисковать и имеет вкус к авантюре. Это народ германской расы, который обладает всеми ее качествами»[119 - Картье Р…, с. 28.]. Ответ прозвучал 19 ноября 1937 г. на встрече заместителя премьер-министра лорда Галифакса с Гитлером. «Мы хотим в Европе мира и спокойствия, – говорил Галифакс, – и тут роль Германии исключительна. Сегодня она по праву может считаться бастионом Запада против коммунизма. Вы, господин рейхсканцлер, не только оказали большие услуги Германии, но сделали много больше! Уверен, что вы и сами отлично понимаете: уничтожив коммунизм в своей стране, вы сумели преградить ему путь на весь Запад. И теперь нет принципиальных помех общей договоренности Англии и Германии с привлечением Франции и Италии…»[120 - 19 ноября 1937 г. Оберзальцберг, Галифакс – Гитлер. Кремлев С. Путь к пакту…, с. 203–204].
Единственной катастрофой является большевизм, повторял Галифакс, все прочее можно урегулировать[121 - ADAP, Serie D, BD. 1 —S.55, 47 (Нольте А…, с. 238).]. Визит Галифакса, по словам историка Б. Лиддел Гарта особенно ободрил Гитлера. «Галифакс был тогда лордом-председателем совета, вторым лицом в правительстве после премьер-министра. Сохранилась стенограмма беседы Галифакса с Гитлером. Галифакс дал Гитлеру понять, что Англия не будет мешать ему в Восточной Европе…»[122 - Лиддел Гарт Б. Г. Вторая мировая война. – М.: АСТ, СПб.: Terra Fantastica, 1999. Часть I. Перед войной. Глава 1. Как было ускорено начало войны.]. 20 февраля 1938 г. Гитлер в Рейхстаге подтвердит свою приверженность европейской цивилизации, заявив, что Германия стремится к сближению со всеми государствами, за исключением Советского Союза.
Политика «умиротворения» была лишь ширмой скрывающей истинные намерения Лондона, что стало очевидно в Мюнхене. К этому выводу приходил ни кто иной, как сам Черчилль, который указывал, что самым поразительным в позорной сделке в Мюнхене было то, что она произошла публично, «предательство было сделано открыто и без тени смущения… При этом англичане и французы вели себя так, словно Советского Союза не существовало»[123 - Цит. по: Уткин А. И. Черчилль…, с. 285–6.].
В чем же состояло предательство? Здесь У. Ширер, как и У. Черчилль, смог позволить себе лишь вскользь коснуться вопроса, отметив, что командующий Берлинским военным округом генерал фон Вицлебен «подозревал, что Лондон и Париж тайно предоставили Гитлеру свободу действий на Востоке… точка зрения, которую разделяли многие генералы…»[124 - Ширер У…, т. 1., с. 442.]. Имели ли эти подозрения какие-либо основания? Ширер ушел от ответа, и не случайно. Положительный ответ делал Англию и Францию прямыми соучастниками фашистской агрессии и Второй мировой войны.
О чем же говорят факты? 12 сентября Н. Чемберлен неожиданно обратился к Гитлеру с просьбой о личной встрече, чтобы «выяснить в беседе с ним, есть ли еще какая-нибудь надежда спасти мир»[125 - 12 сентября 1938 г. Эмери Л. Моя политическая жизнь. М., 1960, с. 510 (Шубин А. В…, с. 285)]. В тот же день он писал своему ближайшему сподвижнику – Ренсимену: «я сумею убедить его (Гитлера), что у него имеется неповторимая возможность достичь англо-немецкого понимания путем мирного решения чехословацкого вопроса… Германия и Англия являются двумя столпами европейского мира… и поэтому необходимо мирным путем преодолеть наши нынешние трудности… Наверное, можно будет найти решение, приемлемое для всех, кроме России»[126 - 12 сентября 1938 г. Сиполс В. Я.…, с. 191; Кожинов В. В…, с. 27.); См. так же Год кризиса 1938–939, – т. 1, – М.: Политическая литература, 1990, с.6.].
С конца 1938 г. и до середины марта 1939 г. начался новый виток политики «умиротворения», тогда английское правительство старалось наладить всеобъемлющее политическое и экономическое сотрудничество с Германией. Лондон сулил Берлину за соглашение с ним возврат колоний и финансовую помощь. Ради чего?
Немецкий дипломат Г. Дирксен формулировал ответ следующим образом: английская сторона считает, что «после дальнейшего сближения четырех великих европейских держав можно подумать о принятии на себя этими державами определенных обязанностей по обороне или даже гарантий против Советской России…»[127 - Цит. по: Трухановский В. Г.…, с. 272.]. К подобным выводам приходил полпред СССР в Лондоне Майский, который месяц спустя сообщал в Москву: «При первой же подходящей оказии он (Н. Чемберлен. – В. Т.) постарается возобновить свой флирт с Германией и свою попытку создания «пакта четырех»»[128 - Полпред СССР в Лондоне Майский – наркому иностранных дел Литвинову, 25 ноября 1938 г. (Трухановский В. Г.…, с. 273).].
Действительно в конце 1938 г. англо-франко-германская комиссия решала все проблемы в пользу Гитлера, референдумы отменили, все смешанные территории были переданы Германии. 4 октября в Париже палата депутатов 535 голосами против 75 одобрила Мюнхен… «против» проголосовали А. де Керильи от правых, социалист Ж. Буи и 73 депутата-коммуниста… Коммунистов кляли, как поджигателей войны и приспешников Москвы. «Французы, нет места для отчаяния, – вещала правая пресса, – поражение потерпели только московские вояки. Коммунизм – это война, а война означает коммунизм»[129 - Sherwood J. M. George Mandel and the Third Republic, Stanford, 1970, p. 212; Shirer William L., The Collapse of the Third Republic: An Inquiry into the Fall of France in 1940, New York, 1969, pp. 403–405; Manchester William, The Caged Lion: Winston Spencer Churchill, 1932–1940, London, 1989, pp. 358–359; Elisabeth du Reau, Edouard Daladier, 1884–1970, Paris, 1993, pp. 280–281, 285; Serge Berstein и Jean-Jacques Becker, Histoire de l›anti-communisme, 1917–1940, Paris, 1987, pp. 309–319 (Карлей М…, с. 112–113)].
Подобным образом реагировала и палата общин в Лондоне, где Чемберлен стал почти национальным героем. Президент США 5 октября в послании Чемберлену так же приветствовал Мюнхенские соглашения. Госдеп устами С. Уэллеса подтвердил, что ее результаты позволят миру «впервые за два десятилетия достигнуть нового мирового порядка на основе справедливости и законности». Американский посол в Англии Дж. Кеннеди призывал: «Демократическим и тоталитарным государствам невыгодно усиливать то, что их разделяет. Они должны с пользой сосредоточить свою энергию на разрешении общих проблем, пытаясь установить добрые отношения»[130 - Кремлев С., Путь к пакту…, с. 229, 266, 336.].
Но Судеты были только началом. 15 марта 1939 г. немецкие войска вошли в Богемию и Моравию. Присоединение будущих протекторатов к Рейху было осуществлено на основании совместного коммюнике Гитлера и президента Чехословакии Гахи, которое гласило: «Обе стороны высказали единодушное мнение, что их усилия должны быть направлены на поддержание спокойствия, порядка и мира в этой части Центральной Европы. Президент Чехословакии заявил, что для достижения этой цели и мирного урегулирования он готов вверить судьбу чешского народа и самой страны в руки фюрера и германского рейха…»[131 - Берлин 15 марта 1939 г. Ширер. У…, т.1, с. 483.]. Фюреру не оставалось ничего другого, как согласиться.
Вполне естественно, что: «Ни Англия, ни Франция не предприняли ни малейшей попытки спасти Чехословакию, хотя в Мюнхене торжественно давали ей гарантии на случай войны»[132 - Ширер У…, т.1, с. 486.]. Галифакс объяснял позицию своей страны тем, что президент Гаха сам дал «согласие» на захват, и таким образом было «естественным способом» покончено с обязанностью Англии и Франции предоставлять гарантии Праге, бывшей «несколько тягостной для правительств обеих стран»[133 - Документы и материалы кануна Второй мировой войны. 1937–1939. т.2. Январь-август 1939 г. – М.: 1981, с. 352.].
При этом правительства Франции и Великобритании совершенно не интересовало, каким образом Гитлер получил столь щедрые предложения Гахи. Вопрос был решен ранним утром того же дня 15 марта, вечером, которого Гитлер с триумфом вошел в Прагу. В то утро Гитлер заявлял Гахе, «приглашенному» в рейхсканцелярию, что 12 марта «Он отдал приказ германским воскам о вторжении в Чехословакию и присоединении ее к германскому рейху…». 14 марта немецкие войска уже оккупировали Моравску-Остраву и встали на границе Богемии и Моравии. «В шесть часов, – продолжал Гитлер, – немецкие войска вступят на территорию Чехословакии. Ему неловко говорить об этом, но каждому чешскому батальону противостоит немецкая дивизия…»[134 - Берлин 15 марта 1939 г. Ширер. У…, т.1, с. 481–482.]. Гахе было предложено подумать над этим, причем если он не подпишет цитированное выше коммюнике, «то через два часа Прага будет превращена бомбардировщиками в руины, причем это только начало. Сотни бомбардировщиков ожидают приказа на взлет. Они получат его в шесть утра, если на документе не будет подписи»[135 - Ширер. У…, т.1, с. 483.]. У Гахи не было выбора, на помощь «гарантов мира» он даже не надеялся…
16 марта Гитлер аналогичным образом взял под защиту Словакию, в ответ на телеграмму премьера Тисо, составленную в Берлине. Немецкие войска немедленно вошли в Словакию для «защиты»[136 - Ширер. У…, т.1, с. 485.]. «Никакой агрессии, – ответил на это Чемберлен, – не было!»[137 - Ширер. У…, т.1, с. 486.], сославшись на провозглашение «независимости» Словакии. «Эта декларация, – заявил он, – покончила изнутри с тем государством, незыблемость границ которого мы гарантировали. Правительство его величества не может считать себя далее связанным этим обещанием»[138 - Ширер У…, т.1, с. 486.]. «Таким образом, – отмечает У. Ширер, – стратегия Гитлера полностью себя оправдала. Он предложил Чемберлену «выход», и тот его принял. Интересно, что премьер-министр даже не собирался обвинять Гитлера в нарушении слова… Он не высказал ни слова упрека в адрес фюрера…»[139 - Ширер У…, т.1, с. 486–487.].
«Правительство его величества не имеет намерения вмешиваться в дела, в которых могут быть непосредственно заинтересованы правительства других стран…, – пояснял свою позицию британский премьер, – Тем не менее, оно – этот факт правительство Германии непременно оценит – крайне заинтересовано в успехе мер, предпринимаемых для поддержания атмосферы доверия и ослабления напряженности в Центральной Европе. Оно будет сожалеть обо всех действиях, которые могут привести к нарушению атмосферы растущего всеобщего доверия…»[140 - Цит. по: Ширер У…, т.1, с. 487.]. О том, что это были не просто слова, говорит тот факт, что Англия передала Германии чехословацкое золото на сумму 6 млн. фунтов стерлингов, которое чехословацкое правительство отправило в подвалы Английского банка накануне оккупации[141 - Мосли Л. Утраченное время. Как начиналась Вторая мировая война/ Сокр. Пер. с англ. Е. Федотова. – М.: 1972, с. 194–196.].
Париж старался не отставать, и когда 30 января 1939 г. Гитлер, выступая в рейхстаге, заявил, что Германия испытывает экономические трудности, Даладье воспринял слова фюрера, как сигнал к налаживанию франко-германских экономических отношений… После взаимных консультаций 11 марта французское посольство в Берлине передало министру иностранных дел Германии ноту, в которой подчеркивалось желание французского правительства «наилучшим образом обеспечивать развитие торгового и экономического сотрудничества между Францией и Германией»[142 - Демидов С. В. Англо-французские отношения накануне Второй мировой войны (1936–1939 гг.), Рязань, 2000, с. 116.].
Еще в середине октября 1938 г., отмечает С. Кремлев, в Лондон приехала германская экономическая делегация для зондажа о возможностях увеличения немецкого экспорта в английские колонии. 6 ноября заведующий экономическим отделом Форин офиса Эштон-Гуэткин (входивший ранее в миссию Ренсимена) предложил представителю Рейхсбанка Винке рассмотреть планы предоставления Германии крупных английских кредитов. В середине декабря уже сам президент Рейхсбанка Шахт в том же Лондоне беседовал в духе взаимопонимания с управляющим Английским банком Норманом, а в январе 1939-го Норман приезжает в Берлин[143 - Кремлев С., Путь к пакту…, с. 301.].
28 января 1939 г. Рейнско-вестфальский угольный синдикат и Горнорудная ассоциация Великобритании подписывают соглашение о разграничении сфер интересов и единых ценах на уголь на рынках третьих стран… 3 февраля Галифакс публично приветствовал создание угольного картеля, как «обнадеживающий признак на будущее». 22 февраля Чемберлен был еще более категоричен: «Сближение между Англией и Германией в области торговли окажется лучшим и быстрейшим путем для достижения взаимопонимания между обеими странами»[144 - Кремлев С., Путь к пакту…, с. 301.].
Нечто подобное происходило и в германо-французских делах. В декабре 1938 г. Риббентроп и Бонне обменялись памятными записками о практических мерах по расширению взаимной торговли и экономического сотрудничества, о торговле Германии с французскими колониями. Было решено создать Франко-германский экономический центр и консорциум для эксплуатации французских колоний, строительства портов в Южной Америке, дорог и мостов на Балканах, разработки металлорудных месторождений в Гвинее, Марокко…[145 - Кремлев С., Путь к пакту…, с. 301.].
В феврале 1939 г. в Дюссельдорфе начались переговоры между двумя самыми влиятельными объединениями деловых кругов Англии и Германии – «Федерацией британской промышленности» и немецкой «Имперской промышленной группой». Лондонский журнал «Экономист» тогда же назвал эти переговоры «беспрецедентными в истории в смысле масштабов»[146 - Кремлев С., Путь к пакту…, с. 298.]. 15 марта вермахт вошел в Прагу, и в тот же день было подписано Дюссельдорфское англо-германское соглашение, где было сказано, кроме прочего, что «эти совместные действия следует рассматривать как предвестника более широкого международного сотрудничества между промышленными группами, целью которого является повышение потребительской способности в мире, а следовательно, и уровня производства на благо всех участников соглашений»[147 - Кремлев С., Путь к пакту…, с. 308.].
* * * * *
Но вдруг, не без удивления вспоминал депутат-консерватор Л. Эмери, «чуть ли не за один день, Чемберлен перешел от умиротворения к открытым угрозам»[148 - Эмери Л. Моя политическая жизнь. М., 1960, с. 564 (Шубин А. В…, с. 309)]. Премьер-министр стал обвинять Гитлера в обмане[149 - Шубин А. В…, с. 309.]. Через два дня после ликвидации Чехословакии, подтверждал Ширер, «на Н. Чемберлена снизошло прозрение. Снизошло оно не само собой. К величайшему удивлению премьера, большинство английских газет (даже «Таймс», но не «Дейли мейл») и палата общин враждебно отнеслись к новой агрессии Гитлера. Более того, многие его сторонники в парламенте и половина членов кабинета восстали против продолжения курса на умиротворение Гитлера. Лорд Галифакс, как сообщал в Берлин немецкий посол, настаивал на всесторонней оценке премьер-министром случившегося и резком изменении курса. Чемберлену стало ясно, что его положение как главы правительства и лидера партии консерваторов под угрозой»[150 - Ширер У…, т.1, с. 488–489.].
Чемберлен среагировал мгновенно, и в своей очередной речи он уже заявлял: «Нам говорят, что захват Чехословакии был продиктован беспорядками внутри этой страны… Если там и были беспорядки, то не стимулировали ли их извне?.. Конец ли это прежней авантюры или начало новой? Станет ли это нападение на малое государство последним или за ним произойдут и другие? Не является ли этот шаг попыткой добиться мирового господства при помощи силы?…Хотя я не готов связать нашу страну новыми довольно неопределенными обязательствами на случай непредвиденных обстоятельств, было бы большой ошибкой полагать, будто только потому, что наша нация считает войну бессмысленной жестокостью, она настолько утратила боевой дух, что не приложит всех усилий, чтобы противостоять подобному вызову, если он последует». По словам Ширера: «Это был важнейший поворотный пункт для Чемберлена и всей Британии, о чем Гитлера уведомил на следующий же день проницательный германский посол в Лондоне: «Было бы иллюзорно считать, – писал Дирксен в… отчете от 18 марта, – что в отношении Англии к Германии не произошло резкого поворота»[151 - Ширер У…, т.1, с. 489.].
Неожиданный разворот
Следующая «цель (немцев) кажется, уже определена, – сообщал в декабре 1938 г. французский посол в Берлине Р. Кулондр, – создать Великую Украину, которая стала бы житницей Германии…, сломить Румынию…, привлечь на свою сторону Польшу… В военных кругах уже поговаривают о походе до Кавказа и Баку»[152 - Documents diplomatiques francais, 1938–1939. P., 1940, p. 44–45 (Малафеев И. А.…, с. 84)]. «Украинский вопрос… снова поставлен теперь с удвоенной силой в порядок дня…, – писал в то время Троцкий, – Украинскому вопросу суждено в ближайший период играть огромную роль в жизни Европы. Недаром Гитлер с таким шумом поднял вопрос о создании «Великой Украины»»[153 - Троцкий Л. Об украинском вопросе. //Бюллетень оппозиции. Май-июля 1939 г. № 77–78.].
Руководители Германии, казалось, последовательно шли по этому пути, по крайней мере, они всеми силами поддерживали это мнение в правящих кругах Англии и Франции. Примером тому могла служить беседа Риббентропа с Черчиллем в 1937 г., ее главный смысл сводился к тому, чтобы Англия предоставила Германии свободу рук на востоке Европы: Германии нужен лебенсраум – территории Белоруссии и Украины «абсолютно необходимы для обеспечения будущего существования германского рейха…»[154 - Цит. по: Кожинов В. В.…., с. 199.].
Идея была не нова, еще в 1920 г. сам Черчилль предлагал накормить Германию Украиной, за счет большевистской России: «Именно на Украине… могла бы Европа рассчитывать получить требуемые запасы продовольствия»[155 - Черчилль У…, с. 321.].
В ноябре 1938 – марте 1939 гг. тема похода Гитлера на Украину была наиболее дискутируемой в дипломатических кругах Европы[156 - Шубин А. В…, с. 309.]. После того, как Гитлер вторгся в Чехословакию, «каждый корреспондент газеты, каждый деловой дом, каждое посольство и представительство в Европе знали, – отмечает историк «Мюнхена» Уилер-Беннетт, – что он идет на Восток»[157 - Wheeler-Bennett, Munich, Prologue to Tragedy. – New York, Duell, Sloanand Pearce, 1948, p. 35; London, Macmillan, 1948. This is the fullest and most revealingaccount of the Munich period yet published. pp. 94, 235, 279, 295–6, 301, 326, 328. (Fleming D. F.…, p. 85)]. Многие политические деятели Англии, Франции и США полагали, подтверждает американский историк Ф. Шуман, что «предоставление фашистской тройке свободы рук… приведет к германо-японскому нападению на Советский Союз»[158 - Schuman F. L. Soviet Politics// At Home and Abroad. N.Y., 1947. – p. 282.].
Прикарпатская Украина была наводнена специальными корреспондентами французских газет, «их рассказы изобиловали подробностями…, Слушая их, – отмечал А. Симон, – можно было подумать, что германо-советская война уже на пороге»[159 - Симон А…, гл.: Мюнхен.]. Сценарий захвата Украины, по мнению французских и британских дипломатов, должен был быть точно таким же, как Австрии и Чехословакии: «Сначала рост национализма, вспышки, восстания украинского населения, а затем «освобождение» Украины под лозунгом «самоопределения»»[160 - Беседа Майского с советником Чемберлена Вильсоном, 30 ноября 1938 г.; Беседа Астахова с французским послом Кулондром, 15 декабря 1938 г.; Письмо Кулондра министру иностранных дел Франции Ж. Бонне, 15 декабря 1938 г. // Год кризиса…, с. 121, 145, 148.]
Сомнений в том, на чьей стороне будет «европейская общественность», как отмечает историк А. Шубин, не было: «борьба за самоопределение» украинцев против СССР, находившегося в полной международной изоляции, «была бы поддержана всей Европой»[161 - Шубин А. В…, с. 309.]. О степени этой изоляции свидетельствуют воспоминания В. Шуленбурга, который, пересекая в ноябре 1938 г. советско-польскую границу, обнаружил, что едет в поезде один[162 - Шубин А. В…, с. 315.].
И эта изоляция демонстративно подчеркивалась – «Пока Чемберлен трижды летал в 1938 г. в Германию, ни один из британских министров не пожелал принять участие в московских переговорах, и это несмотря на то, что русские настойчиво приглашали прибыть в Москву министра иностранных дел Великобритании Галифакса… Британское правительство проявляет демонстративное пренебрежение к советскому послу, – отмечал английский корреспондент, – За 3,5 месяца посол только 1 раз имел возможность беседовать с министром Галифаксом, СССР не был поставлен в известность о переговорах Чемберлена в Риме и Париже»[163 - В. Батлер, «Ньюс кроникл» 31.01.1939. (Безыменский Л…, с. 170).].
Но за Украиной стояли не Англия и Франция, а СССР, таким образом, вопрос об Украине становился вопросом о войне между СССР и Германией. Во Франции по этому поводу царила настоящая эйфория: выступления французского журналиста Ф. Бринона в Риме в поддержку германского завоевания Украины, по мнению М. Литвинова, отражали точку зрения многих французских политиков, считавших это завоевание «чудесным лекарством», которое спасет страну от германской угрозы[164 - Литвинов беседа с французским послом в Москве Наджияром 22 февраля 1939 г. Documents diplomatiques francais, 2-e serie, t. XIV, p. 540 (Перов Б. М. Франция накануне войны. Внутренняя и внешняя политика правительства Э. Даладье в 1938–1939 гг. Самара, 2001, с. 146–147)].
Французская «Matin» на первой полосе открыто призывала: «Направьте германскую экспансию на восток…, и мы на западе сможем отдохнуть спокойно»[165 - Tabois. The Called Me Cassandra, pp. 386–387. (Карлей М. Дж…, с. 127).]. Говоря о политике кабинета Чемберлена, глава северного департамента британского Форин офиса Л. Коллье замечал: «трудно избавиться от ощущения, что настоящий мотив поведения кабинета… указать Германии путь экспансии на восток, за счет России…»[166 - Collier to Strang, Apr. 28, 1939, C6206/3356/18, PRO FO 371 23064. (Карлей М…, с. 180)].
Одновременно представители Англии и Франции предупреждали о грядущей военной угрозе советских послов: «Следующий большой удар Гитлера будет против Украины, – указывал 30 ноября советник британского премьер-министра Г. Вильсон И. Майскому, – Техника будет примерно та же, что в случае с Чехословакией. Сначала рост национализма, вспышка восстания украинского населения, а затем освобождение Украины Гитлером под флагом самоопределения»[167 - ДВП СССР. – М. 1958. Т. 21, с. 658.]; «наиболее вероятным и ближайшим объектом германской экспансии явится Украина», подтверждал 8 декабря министр колоний Франции Ж. Мандель в разговоре с Я. Сурицем, при этом Мандель интересовался: будет ли СССР защищать «свою часть Украины»[168 - Суриц в Наркоминдел, 8 декабря 1938 // ДВП СССР. – М., 1958, Т. 21, с. 662–663.].
Вместе с тем у Лондона все большие подозрения вызывали реверансы Берлина в сторону Москвы: так 19 декабря 1938 г. без всяких проволочек был продлен на 1939 г. советско-германский торговый договор. 22 декабря Берлин предложил СССР возобновить переговоры о 200-миллионном кредите, намекнув на необходимость общей нормализации отношений. Советская сторона 11 января 1939 г. согласилась начать экономические переговоры…[169 - Год кризиса…, т. I, с. 167–168, 184–186; Фляйшхауэр И. Пакт. Гитлер, Сталин и нициатива германской дипломатии 1938–1939: Пер. с нем. М.,1990. С.75–85, 93–95; Безыменский Л. А. Советско-германские договоры 1939 г.: новые документы и старые проблемы//Новая и новейшая история. 1998. № 3, с. 3–26.]. В том же январе на дипломатическом приеме Гитлер открыто продемонстрировал свои намерения в улучшении отношений с СССР.
«Еще в ноябре имелись сведения, с течением времени ставшие более определенными…, и это подтверждалось лицами, близкими к Гитлеру, – что он замышлял экспансию на Востоке, а в декабре в Германии открыто заговорили о перспективе создания независимой Украины, имеющей вассальные отношения с Германией, – однако, сообщал своим послам в январе 1939 г. министр иностранных дел Англии Э. Галифакс, – С тех пор есть сообщения указывающие на то, что Гитлер, подбадриваемый Риббентропом, Гиммлером и другими, рассматривает вопрос о нападении на западные державы в качестве предварительного шага к последующей акции на Востоке»[170 - Телеграмма министра иностранных дел Великобритании Э. Галифакса послам Великобритании во Франции и Бельгии. 28.01.1939. // Год кризиса…, т. 1, с. 201.].
Еще раньше среагировал военный министр Великобритании Хор-Белиша, который 13 декабря 1938 г. представил в имперский комитет обороны меморандум, в котором потребовал удвоить финансирование армии. «По сути, предложения Хор-Белиша, – отмечает А. Ражев, – указывают на отказ от доктрины «ограниченных функций» и возврат к континентальной стратегии британской армии»[171 - Ражев А. В. Стратегия и ведомственные противоречия. Модернизация армии Великобритании во второй половине 1930-х годов. // Военно-исторический журнал. 2012. № 9, с. 71.]. Это означало, признание неизбежности скорой войны между Германией и Францией.
«Неожиданный разворот» произошел ранним утром 16 марта 1939 г., когда венгерские войска оккупировали Карпатско-Украинскую республику, провозглашенную на остатках Рутении – восточной части Чехословакии[172 - См. подробнее о включении Закарпатской Руси в Чехословакию: Кремлев С. Путь к пакту…, с. 334–335.] днем раньше. Сам факт участия Венгрии в разделе чехословацкого наследства, как и Польши, не вызывал споров, поскольку Британия и Франция обещали гарантировать новые границы Чехословакии, только после того как будут удовлетворены претензии Венгрии и Польши. Гитлер не только не возражал, но и сам предложил Рутению Венгрии[173 - М. Хорти- А. Гитлеру 13 марта 1939 г. Ширер У…, т. 1, с. 485.].
Однако, тем самым Гитлер по сути хоронил проект создания государства «Закарпатская Украина», которое должно было появиться согласно решению Германии и Италии на первом Венском арбитраже 2 ноября 1938 г. «Закарпатская Украина» должна была стать первым шагом на пути создания независимого Украинского государства. Этот шаг был предусмотрен и в плане Гофмана, и в идеях Розенберга. Однако, как отмечал Троцкий, в марте 1939 г. Гитлер «с воровской поспешностью» снял вопрос создания «Великой Украины»[174 - Троцкий Л. Об украинском вопросе. //Бюллетень оппозиции. Май-июля 1939 г. № 77–78.].
Этот «неожиданный разворот» Э. Генри предвидел еще в 1936 г., описав его в своей книге «Гитлер над СССР». «Если эта книга встретит такое понимание, какого она заслуживает, – замечал в то время А. Эйнштейн, – то ее влияние на развитие отношений в Европе не может стать решающим…»[175 - Очевидно книга нашла «понимание», в результате чего Э. Генри оказался в черном списке. Говоря о причинах включения Э. Генри в список, Р. Томсон указывал: «Мы были предупреждены… О будущей войне… У некоторых людей из-за нее пошла пена изо рта. У кого например? Ну, у симпатизирующих фашистам…». «New York Times» декабрь 1936 г. (Генри Э…, с. 473, послесловие Я. Драбкина)].
««Теперь, – писал в своей книге Э. Генри, – во всяком случае, становится совершенно ясным чудовищное политическое и военное мошенничество, которое совершает Гитлер, выдвигая формулу особой «восточной стратегии». Нет сепаратных «восточной» и «западной» стратегий германского фашизма. Есть только первая и вторая стадии проведения наступления в целом, в которой первая стадия делает вторую несомненно возможной и безусловно осуществимой»[176 - Генри Э…, с. 419.].
«Та же самая армия, когда она окончательно завладеет добычей, согласно плану Гофмана, должна проследовать назад. Победоносные фашистские орды повернут на Запад!… Что станется тогда с «западноевропейской демократией»? Что станется с Британией?»[177 - Генри Э…, с. 411.] Удар Гитлера по Украине, подтверждает современный историк М. Карлей, «был приятный, внушающий иллюзии, но самообман, ибо, насытившись на востоке, Гитлер мог повернуть и с удвоенной силой обрушиться на запад, как это предвидел, например, (в 1937 г.) Черчилль»[178 - Chilston to Halifax, no. 307, July 2, 1937, N3374/97/38, PRO FO 371, 22289 (Карлей М…, с. 69)].
Основу своих стратегических взглядов Гитлер изложил еще в «Майн Кампф», в которой он отмечал: «Желание Англии было и остается – не допустить, чтобы какая бы то ни было европейская континентальная держава выросла в мировой фактор, для чего Англии необходимо, чтобы силы отдельных европейских государств уравновешивали друг друга. В этом Англия видит предпосылку своей собственной мировой гегемонии»[179 - Гитлер А…, с. 522–523.].
Именно эту точку зрения отстаивал военный министр Англии в 1936–1937 гг. Д. Купер, который выступал против политики умиротворения и обосновывал свою позицию тем, что «главный интерес нашей страны заключается в предотвращении доминирования одной страны в Европе», «нацистская Германия представляет собой самую мощную державу, которая когда-либо доминировала в Европе», противодействие ей «совершенно очевидно соответствует британским интересам»[180 - Сентябрь 1938 г. (Цит. по: Уткин А. И. Черчилль…, с. 280–281).].
«Величие Британии, – пояснял Дж. Фуллер, – было создано и сохранялось поддержанием равновесия сил, ее будущая безопасность зависела от восстановления равновесия»[181 - Фуллер Дж. Ф…, с. 23.]. «Наш общий курс в отношении Германии направлен не на защиту отдельных стран, которые могут оказаться под угрозой с ее стороны, – подтверждал основы британской стратегии в 1939 г. Чемберлен, – а на предотвращение германского господства на континенте, в результате чего Германия усилится настолько, что сможет угрожать нашей безопасности»[182 - 1939. Предвоенный кризис в документах. М., 1992, с. 74 (Шубин А. В…, с. 310)].
Решающий удар по политике умиротворения нанес Вашингтон: в январе 1939 г. американский президент через своих послов, предупредил Англию и Францию, что США окажут им помощь в случае войны, только если они придут на помощь Польше: «Англия и Франция не должны больше пускаться ни в какую дискуссию с этими тоталитарными государствами, имеющую целью какие-либо территориальные изменения. США расстаются с политикой изоляционизм и готовы в случае войны активно выступить на стороне Англии и Франции»[183 - См. полный текст инструкции Буллиту: Донесение посла Республики Польской Ежи Потоцкого от 16 января 1939 года по вопросу беседы с послом Буллитом. (Иоахим фон Риббентроп. Тайная дипломатия Третьего Рейха. Тайны 20 века. – Смоленск. Русич 1999 г. – 448с.)].
Основную тревогу Вашингтона вызывал набиравший обороты процесс «экономического умиротворения», основанный на усилении торгового и экономического сотрудничества Англии и Франции с Германией. Белый дом, через своего посла в Лондоне Дж. Кеннеди предупреждал, что «президент «встревожен» таким отношением. Британия, казалось, совершенно не желала слушать холодные факты. Либо ее Разведывательная служба полностью развалилась, либо Администрация намеренно закрывала глаза на реальность»[184 - MacDonald C. A.…, р. 137.].
Однако Лондон продолжал игнорировать предупреждения Вашингтона и заключил в Дюссельдорфе англо-германское картельное соглашение. В ответ Рузвельт провел демонстративные военно-морские маневры и пригрозил введением компенсационных пошлин на германские товары[185 - MacDonald C. A.…, р. 135, 137.].
Только постоянное давление Вашингтона, приходил к выводу Кеннеди, привело к перелому англо-французской политики: «ни Франция, ни Англия никогда не сделали бы Польшу причиной войны, – подчеркивал он, – если бы не постоянное подстрекательство Рузвельта»[186 - The Forrestal Diaries – New York, 1951, p 121–122. (История Второй Мировой войны, в 12 томах. – М.: Воениздат, т. 2, с. 345.)]. «Мы… поощряли англичан и французов отказаться от умиротворения, если они рассчитывают на нашу активную поддержку, тем самым мы, – подтверждал бывший помощник Рузвельта Р. Моли, – способствовали развязыванию войны в иллюзии, что сохраняем мир»[187 - Moley Raymond Charles. After Seven Years. – New York and London: Harper and Brothers. 1939, p. 384–385.].
В марте Париж и Лондон, под давлением Вашингтона, дали свои гарантии Варшаве, которые в апреле трансформировались в договор о взаимопомощи. Опираясь на этот договор, Польша отклонила все мирные предложения Берлина. Гитлер был в бешенстве, только английское вмешательство, восклицал он, сделало Польшу такой непримиримой; только благодаря ему все германские попытки мирного разрешения вопроса о Данциге потерпели неудачу[188 - Картье Р…, с. 74–75.]. Эти гарантии загоняли Гитлера в западню и не оставляли ему выбора:
«Гитлер не ожидал и не желал войны с Францией и Англией. Он никогда не вторгся бы в Польшу, если бы знал о тех последствиях, которые имели место, – приходил к выводу британский журнал «Спектэйтор», – Почти несомненно, что он предпочитает мир войне на условиях, которые помогли бы ему сохранить лицо»[189 - «Spectator» от 1 марта 1940 года. (Беглов И…, с. 61).]. «Я, – заявлял позже Гитлер, – был бы сумасшедшим, если бы ради такого вопроса, как Данциг и коридор, бросился бы в общую войну наподобие 1914 года»[190 - Гитлер – Гальдеру. (Картье Р…, с. 36).].
В планы Гитлера, подтверждал британский историк Э. Хобсбаум «не входила война с Польшей, а та война в которую вс? в конце концов вс? переросло… – была воплощением худших кошмаров каждого немецкого генерала и дипломата»[191 - Хобсбаум Э…, с. 52.]. «Невозможно поверить, что английский и французский генеральные штабы и правительства этих стран, – подтверждал Ширер, – не знали о нежелании германского генерального штаба сухопутных войск участвовать в европейской войне»[192 - Ширер У…, т.1, с. 461.].
С другой стороны, удар по политике умиротворения 10 марта 1939 г. нанес Сталин, в своем выступлении на очередном съезде партии. Главная причина грядущей мировой войны, приходил к выводу Сталин, заключается в политике невмешательства, которая «означает попустительство агрессии, развязывание войны, – следовательно, превращение ее в мировую войну. В политике невмешательства сквозит стремление, желание – не мешать агрессорам творить свое черное дело…, не мешать, скажем, Германии увязнуть в европейских делах, впутаться в войну с Советским Союзом, дать всем участникам войны увязнуть глубоко в тину войны, поощрять их в этом втихомолку, дать им ослабить и истощить друг друга, а потом, когда они достаточно ослабнут, – выступить на сцену со свежими силами, выступить, конечно, «в интересах мира» и продиктовать ослабевшим участникам войны свои условия. И дешево, и мило!…»[193 - Обращение И. Сталина к XVIII съезду ВКП(б) от 10 марта 1939 г.]
«Нужно признать, что это очень похоже на подталкивание, на поощрение агрессора…, – отмечал Сталин, – Похоже на то, что этот подозрительный шум имел своей целью поднять ярость Советского Союза против Германии… и спровоцировать конфликт с Германией без видимых на то оснований», «некоторые политики и деятели прессы Европы и США, потеряв терпение в ожидании «похода на Советскую Украину», сами начинают разоблачать действительную подоплеку политики невмешательства. Они прямо говорят и пишут черным по белому, что немцы жестоко их «разочаровали», так как, вместо того чтобы двинуться дальше на восток, против Советского Союза, они, видите ли, повернули на запад и требуют себе колоний. Можно подумать, что немцам отдали районы Чехословакии как цену за обязательство начать войну с Советским Союзом, а немцы отказываются теперь платить по векселю, посылая их куда-то подальше. Я далек от того, чтобы морализировать по поводу политики невмешательства, говорить об измене, о предательстве и т. п. Наивно читать мораль людям, не признающим человеческой морали. Политика есть политика, как говорят старые, прожженные буржуазные дипломаты… Ввиду этого наша страна, неуклонно проводя политику сохранения мира, развернула вместе с тем серьезнейшую работу по усилению боевой готовности нашей армии и флота…»[194 - «Из отчетного доклада Центрального комитета ВКП(б) XVIII съезду ВКП(б)», 10 марта 1939, Год кризиса… т. I, с. 258–264.].
Окончательный перелом во французской политике умиротворения произошел в середине марта, и «в этом отношении речь Сталина, – сообщал 15 марта из Парижа Суриц, – произвела очень сильное впечатление»[195 - Суриц в Наркоминдел, 15 марта 1939, СССР в борьбе за мир накануне Второй мировой войны (сент. 1938 – август 1939 г.) Документы и материалы, М., 1971, с. 237–238 (Карлей М…, с. 150)]. Решающим моментом стало вступление Гитлера в Прагу, которое, по словам Ф. Папена, фактически хоронило «атмосферу растущего всеобщего доверия», на которую надеялись в Лондоне: «Последствия этого были ясны всякому, кто обладал хотя бы малейшей политической проницательностью»[196 - Папен Ф…, с. 433.]. Действительно сразу же после вступления в Прагу немецкими войсками 15 марта, британский премьер Чемберлен пошёл на неожиданный шаг: он принял решение удвоить число территориальных дивизий с 12 до 26[197 - Ражев А. В. Стратегия и ведомственные противоречия. Модернизация армии Великобритании во второй половине 1930-х годов. // Военно-исторический журнал. 2012. № 9, с. 72.].
Последний пакт
Варшавский гамбит Лондона и Парижа
Демократии мира… не могут быть безразличны к международному беззаконию, где бы то ни было. Они не могут вечно пропускать без действенного протеста акты агрессии против братских народов – акты, которые автоматически подрывают всех нас. Очевидно, что они должны действовать в практическом, мирном направлении.
Ф. Рузвельт, 4.01.1939[198 - Address Delivered by President Roosevelt to the Congress, January 4, 1939. // Peace and War. United States foreign policy, 1931–1941. Washington, 1943. р. 449.]
Творцами «Версаля» «Польша была задумана как великое государство»: она создавалась в качестве барьера, разделяющего Россию и Германию, и направленного на ослабление их обоих[199 - Nitti F. S.…, p. 102, 143.]. В результате, версальское «возрождение» Польши привело к тому, что она превратилась в одну из «карликовых империй»: «из 31 миллиона населения в Польше, кроме поляков, насчитывалось, – 2,5 миллиона немцев, 4 миллиона евреев и 9 миллионов украинцев»[200 - Гитлер – Чиано 12 апреля 1939 г. (Картье Р…, с. 26–27)]. «Никто не может честно гарантировать территориальную целостность Польши в ее нынешнем виде, – приходил в этой связи к выводу в 1923 г. Ф. Нитти, – Если возрожденная Россия, обновленная Германия… пожелают в будущем пересмотра договоров, они выдвинут самое разумное требование, против которого ни одна цивилизованная страна не может возражать»[201 - Nitti F. S.…, p. 262.].
Положение Польши, по словам Нитти, отягощалось тем, что она давала один из наиболее характерных примеров националистического насилия рожденных в Версале государств, «которые преследуют тщетные мечты об империи, находясь на грани распада из-за явной нехватки жизненных сил и энергии, и с каждым днем все глубже погружаясь в нищету и разруху»[202 - Nitti F…, p. 23.]. Этим «оплотом демократии в Европе», по Черчиллю, управляла диктатура полковников, наследников Пилсудского, являвшихся, по словам Ширера, «толпой заурядностей»[203 - Ширер У…, т.1, с. 498.]. В межвоенный период Польша оказалась не способна создать ни стабильное правительство, ни решить проблем промышленности и сельского хозяйства[204 - Ширер У…, т.1, с. 493.].
После прихода Гитлера к власти, в 1934 г., Польша подписала с Германией пакт о ненападении, направленный против Лиги Наций и системы «коллективной безопасности»[205 - Ширер У…, т.1, с. 493.]. Польша сохраняла благожелательный нейтралитет во время аншлюса и рейнского кризиса, несмотря на страстные призывы своей крестной матери – Франции, а потом вообще вместе с Германией, по словам Ширера, «словно гиена» приняла участие в разделе Чехословакии[206 - Ширер У…, т. 1, с. 501.]. Польша уже строила дальнейшие планы своего «возрождения» – захват Литвы[207 - От войны Польшу удержал только жесткий протест СССР.], а затем, вместе с Германией, и раздела Украины.
Предложение немецкого министра иностранных дел И. Риббентропа, сделанное им всего через месяц после подписания Мюнхенского соглашения, казалось, полностью соответствовало этим планам. Оно включало присоединение Польши к Антикоминтерновскому пакту, участие в походе на Россию и долю в разделе Украины. Риббентроп обольщал поляков Великой Польшей от Балтийского до Черного моря. В обмен Гитлер требовал лишь Данциг, формально являвшийся «вольным городом» под управлением Лиги Наций, и возможность обустройства Польского коридора, соединявшего Германию с Данцигом, (прокладку автомобильной и железной дороги)[208 - Картье Р…, с. 75.].
«Ни один из пунктов Версальского договора не раздражал Германию так, как тот, – пояснял Ширер, – по которому был образован Польский коридор, дававший Польше выход к морю и отсекавший Восточную Пруссию от рейха»[209 - Ширер У…, т.1, с. 493.]. «Отдать Польше 2 миллиона немцев, – ради этого коридора, предупреждал еще в Версале Ллойд Джордж, – в высшей степени опасно…, это большая ошибка»[210 - Ллойд Джордж Д. Правда о мирных договорах…, т.2, с. 184.].
«Нет ни одного немца…, готового воевать ради возвращения Эльзаса и Лотарингии, но нет и никогда не будет также немца, – подтверждал министр иностранных дел Германии Г. Штреземан в интервью Б. Локкарту в 1929 г., – начиная с императора и кончая самым нищим коммунистом, который согласился бы признать нынешнюю германо-польскую границу. Исправление польской границы принесло бы Европе столетний мир…»[211 - Lockhart B. retreat From Glory. London, 1934. (Папен Ф…, с. 188)].
«Создание Польского коридора в тысячу раз более тяжкое преступление, чем создание Германией в случае ее победы в войне коридора, допустим, через нынешний Каледонский канал и передача Голландии этой полосы с единственной целью ослабить Британию, – пояснял британский исследователь М. Фоллик в 1935 г., – Примерно так поступила Франция, предоставив Польше коридор, разрезавший одну из наиболее плодородных областей Германии. Согласившись на этот преступный акт, союзники Франции совершили одно из самых тяжких, известных в истории преступлений против цивилизации… Чтобы дать Польше морской порт, было совершено другое преступление против Германии – у нее отобрали Данциг. Но из всего более немецкого в Германии Данциг является самым немецким[212 - В 1924 г. из 384 тыс. жителей Данцига и прилегающей области 95 % были немцами. (БСЭ, 1-е изд., т. 20., 1930, с. 414).]… Рано или поздно Польский коридор стал бы причиной будущей войны»[213 - Follick M. Facing Facts: A Political Survey for the Average Man. – London.: Hutchinson & Co. 1935, p. 83, 84, 109. (Фуллер Дж. Ф…, с. 18–19). https://www.indianculture.gov.in/facing-facts-political-survey-average-man].
«Требования, предъявленные Германией, – приходил к выводу британский историк Фуллер, – не были неразумными»[214 - Фуллер Дж. Ф…, с. 19.]. Гитлер имел все основания на взаимопонимание с Польшей, и воевать с ней в ближайшее время не собирался: 25 марта 1939 г. в беседе с главнокомандующим сухопутными силами Германии В. Браухичем, Гитлер говорил о нежелательности насильственного решения Данцигского вопроса, однако считал все-таки заслуживающей обсуждения военную акцию против Польши при «особо благоприятных политических предпосылках»[215 - Freund M. Weltgeschichte der Gegenwart in Dokumenten. Freiburg, 1954–1956, Bd. II, S. 58 ff (Фест И. Гитлер. Триумф…, с. 305); См. так же Ширер У…, т.1, с. 498.]. Ключевое слово в данном случае, как и во время Мюнхена, оставалось за Лондоном.
Однако на этот раз, неожиданно для Берлина, все пошло иначе: в ответ на зондаж Риббентропа относительно Данцига, правительство Чемберлена, под давлением президента США[216 - См. полный текст инструкции Буллиту: Донесение посла Республики Польской Ежи Потоцкого от 16 января 1939 года по вопросу беседы с послом Буллитом. (Иоахим фон Риббентроп. Тайная дипломатия Третьего Рейха. Тайны 20 века. – Смоленск. Русич 1999 г. – 448с.)], дало гарантии безопасности Польши. Гитлер был вне себя. По словам начальника военной разведки адм. В. Канариса, который был у Гитлера, когда поступило известие об английских гарантиях, Гитлер воскликнул: «Я заварю им такое сатанинское зелье, что у них глаза на лоб полезут»[217 - Gisevius H. B. Bis zum bitteren Ende, Zurich, 1946, Bd. II, S. 107 (Фест И. Гитлер. Триумф…, с. 311)].
«Уже на следующий день он использовал спуск на воду линейного корабля «Тирпиц»… для того, чтобы выступить с речью против британской «политики окружения» Германии»[218 - Domarus M. Hitler: Reden und Proklamationen 1932–1945, Wuerrzburg, 1962–63, S. 119 ff (Фест И. Гитлер. Триумф…, с. 311)]. «Англия, – приходил к выводу Гитлер, – это двигатель антигерманских сил. Она видит в нашем развитии зарождение новой гегемонии, которая ее ослабит. Мы должны подготовиться к борьбе с ней. И это будет борьба не на жизнь, а на смерть. Наша конечная цель – поставить Англию на колени»[219 - Гитлер речь на военном совещании 23 мая 1939 г. (Картье Р…, с. 67).].
Оказавшись перед выбором между предложениям Риббентропа и английскими гарантиями, Польша выбрала последние. Британские гарантии легли в основу польской стратегии войны, построенной на сдерживании германских войск в ожидании удара союзников с Запада. Министр иностранных дел Польши Ю. Бек убеждал представителя Лиги Наций Буркхарда по Данцигу, что польские вооруженные силы «подготовлены для гибкой, сдерживающей противника подвижной войны. Мир будет изумлен»[220 - Burckhardt C. J. Meine Danziger Mission 1937–1939. Zurich; Munchen, 1960, S. 164. (Фест И. Триумф…, с. 346)].
В подтверждение серьезности своих гарантий, Англия 27 апреля вводит всеобщую воинскую повинность. В ответ 28 апреля, в своем ответе Рузвельту Гитлер, на том основании, что Лондон и Варшава заключили между собой соглашение, фактически денонсировал англо-германский морской договор 1935 г. и польско-германский пакт о ненападении, поскольку Англия «при определенных обстоятельствах вынудит Польшу предпринять военные действия против Германии»[221 - Ширер У…, т.1, с. 507.].
Выбор Польши в пользу британских гарантий диктовался не столько отсутствием интереса к предложениям Риббентропа, сколько ее страхом перед Германией. И эти страхи «польских полковников» были не беспочвенны. Например, руководство рейхсвера, в лице Г. фон Секта еще в 1922 г., призывало: «Существование Польши непереносимо и несовместимо с условиями существования Германии. Польша должна исчезнуть – и исчезнет, с нашей помощью – из-за своей слабости и действий России… Уничтожение Польши должно стать основой политики Германии…»[222 - Ширер У…, т.1, с. 493.].
За три года до рассматриваемых событий (в 1936 г.) появилось предупреждение Э. Генри: «Восточная лига Гитлера и Бека марширует. Оба они идут вместе…, до тех пор, пока не будет достигнута их непосредственная цель – поражение большевизма. Но когда это будет достигнуто…, тогда произойдет маленькое изменение – последний акт в этой современно-средневековой фантазии. Торжествующий победу «Балтийский орден» германского фашизма… уничтожит наследников Пилсудского… Гитлер раздавит свою союзницу Польшу… всей своей колоссально увеличившейся мощью и устроит новый раздел Польши, гораздо более тщательный, чем три первых: с Украиной и Литвой в качестве частей «федерации» под германской гегемонией в соответствии с первоначальным планом Розенберга; планом, который был «модифицирован» временно, по «тактическим» соображениям, но от которого никогда не отказывались»[223 - Генри Э…, с. 338–339.].
Эти выводы подтверждал сам Гитлер на большом военном совещании 23 мая 1939 г.: «Для меня было ясно, что рано или поздно, но конфликт с Польшей должен произойти. Я принял решение уже год тому назад, но я полагал сперва обратиться к Западу, и только спустя несколько лет обернуться к Востоку. Но течение событий не может быть предусмотрено. Я хотел сперва установить приемлемые отношения с Польшей, чтобы иметь развязанные руки для борьбы с Западом. Но этот мой план не мог быть осуществлен. Мне стало ясно, что Польша нападет на нас сзади в то время, когда мы будем заняты на Западе, и что таким образом нам придется воевать с ней в невыгодный для нас момент»[224 - Документ Нюрнбергского трибунала 798 P.S. (Картье Р…, с. 66)].
«Польша вовсе не «случайный неприятель», – пояснял Гитлер, – Она всегда будет на стороне наших противников. У нее всегда тайное желание использовать все возможности, чтобы нас уничтожить… Дело вовсе не в Данциге. Речь идет о расширении нашего жизненного пространства к востоку, приобретении базы питания и урегулировании балтийской проблемы… Поэтому не может быть вопроса о пощаде, и это приводит нас к следующему решению: атаковать Польшу при первой же возможности»[225 - Гитлер из речи на большом военном совещании, 23 мая 1939 г. (Картье Р…, с. 66)].
Односторонние гарантии
Давая свои гарантии Польше, Лондон и не собирался вступать в войну из-за нее. Наша «внешняя политика, – пояснял в начале 1938 г. Черчилль, – должна быть основана на моральном фундаменте. Народ нашей страны, после всех пройденных им испытаний, не намерен дать вовлечь себя в еще одну страшную войну во имя союзов или дипломатических комбинаций старого мира»[226 - Вопросы войны и мира. Европа стоит перед выбором. Речь 9 мая 1938 г. (Черчилль У…, с. 574)].
Британские «моральные обязательства» являлись для Варшавы теми обещаниями, о последствиях которых, основываясь на опыте польского восстания, в 1861 г. предупреждал еще в 1930 г. поляк Велепольский: «толкать легковерное и экзальтированное население на безнадежную борьбу безответственными и лишенными всяких последствий обещаниями, значит совершать преступление против человечества»[227 - Нольде. Далекое и близкое. – Париж, 1930., с. 175. (Куняев С. Русский полонез, – М.: Алгоритм. 2006, 352 с., с. 330)].
Для выполнения своих обещаний Лондону нужна была третья сила, которая приняла бы удар немецких армий на себя … И в марте-апреле Лондон не только дал «гарантии» Польше, но и одновременно запросил односторонние гарантии … у СССР.
Случай представился 17 марта, когда румынский посланник в Лондоне уведомил Форин Оффис о том, что Германия готовится предъявить Румынии ультиматум, выполнение которого поставит ее экономику на службу Рейху[228 - Год кризиса…, т. I, с. 378–379; Мосли Л. Утраченное время. Как начиналась вторая мировая война. М.,1972, с. 218–221; Фомин В. Т. Агрессия фашистской Германии в Европе. 1933–1939. М.,1963, с. 567–571. (Мельтюхов М.)]. И 18 марта английское правительство одновременно через советского полпреда в Лондоне и наркома иностранных дел в Москве неожиданно сделало запрос: «может ли Румыния рассчитывать на помощь СССР в случае германской агрессии в какой форме, и в каких размерах». Аналогичные запросы были посланы Польше, Греции, Югославии и Турции. Ответ Литвинова гласил: Советское правительство «прежде чем ответить на запрос… (хотело бы) знать позицию других государств, в частности Англии». Нарком выразил удивление, что помощью Советского Союза «интересуется Англия, а не Румыния», которая, как он заметил, «к нам не обращалась и, может быть, даже не желает ее»[229 - Трухановский В. Г…, с. 278.].
В тот же день «русское правительство…, несмотря на то, что перед ним захлопнули дверь (в Мюнхене) … предложило созвать совещание шести держав»[230 - Черчилль У. Вторая мировая война. М., 1991, книга первая, с. 153. (Кожинов В. В…, с. 199.)] – СССР, Англии, Франции, Польши, Румынии и Турции. «Из вопросов одного правительства другому о позиции каждого ничего не выйдет, – пояснял Литвинов, – а поэтому необходима общая консультация». «Это было то, – отмечал историк Флеминг, – в чем ощущалась неотложная необходимость». Однако министр иностранных дел Британии Галифакс на следующий день ответил, что после консультаций с премьером «они пришли к выводу, что такой акт был бы преждевременным»[231 - Год кризиса…, т. 2, с. 391; Трухановский В. Г…, с. 279.]. Сам Галифакс назвал его «неприемлемым».
21 марта английский посол в Москве Сидс вручил Литвинову проект декларации СССР, Англии, Франции и Польши о том, что эти страны обязываются совещаться о шагах, которые должны быть предприняты для общего сопротивления агрессии. Сидс пояснял, что «декларация составлена в таких не обязывающих выражениях и так лаконично, что вряд ли могут быть серьезные возражения». Следуя принципу «лучше что-либо, чем ничего», правительство СССР приняло это предложение. Но английская сторона вначале затянула ответ, а затем сообщила, что вопрос о декларации следует считать отпавшим[232 - Трухановский В. Г…, с. 279.].
23 марта Чемберлен в палате общин вообще заявил, что он выступает против создания «противостоящих друг другу блоков» в Европе[233 - Уткин А. И. Черчилль…, с. 293–4.]. Однако спустя две недели, 6 апреля, несмотря на свои слова, Чемберлен подписывает в Лондоне с Беком соглашение, трансформировав таким образом одностороннюю английскую гарантию во временный договор о взаимопомощи[234 - Ширер У…, т.1, с. 504.]. 13 апреля Франция и Англия объявили о своих гарантиях Греции и Румынии. «Группировки, – как отмечал Ширер, – стали постепенно вырисовываться»[235 - Ширер У…, т.1, с. 505.].
6 апреля Галифакс заверяет советского посла Майского в желании британского правительства создать широкую коалицию ради сохранения мира, в которой обязательно нашлось бы достойное место Советскому Союзу. Но в то же время Форин офис без всяких комментариев отвергает неформальное предложение Майского о визите Литвинова в Лондон для подготовки переговоров[236 - Майский в Наркоминдел, 6 апреля 1939 // Год кризиса…, т. I, с. 361–363; Halifax to Seeds, no. 255, Apr. 6, 1939, Documents on British Foreign Policy, 3 series, 9 vols, London, 1949–1957, V, 53–54; minutes by Sargent, Cadogan, Halifax, Apr. 6–8, 1939, C5430/3356/18, PRO FO 371 23063; Aster Sidney, 1939: The Making of the Second World War. L., 1973, pp. 159–160 (Карлей М…, с. 167)].
Но «без активной помощи СССР никакого «восточного фронта» быть не может…, – убеждал в те дни Ллойд Джордж Чемберлена, – При отсутствии твердого соглашения с СССР я считаю Ваше сегодняшнее заявление (об использовании Польши в качестве второго фронта) безответственной азартной игрой, которая может кончиться очень плохо»[237 - Майский в Наркоминдел, 1 апреля 1939, Документы внешней политики СССР, М., 1958-, XXII, кн. 1, с. 243–244 (Карлей М…, с. 161)]. Эти выводы подтверждал британский военный атташе в Варшаве плк. Сорд, который сообщал, что поляки «настолько плохо оснащены, что не смогут оказать значительного сопротивления массированному наступлению немцев»[238 - Ширер У…, т.1, с. 501.].
Однако «в разговорах с нами англичан и французов после истории о совместной декларации не содержалось даже намека на какое-либо конкретное предложение или о каком-либо соглашении с нами, – сообщал 11 апреля Литвинов представителю СССР в Лиге Наций, – Если расшифровать эти разговоры, то выясняется лишь желание Англии и Франции, не входя с нами ни в какие соглашения и не беря на себя никаких обязательств по отношению к нам, получить от нас какие-то обязывающие нас обещания… Но почему мы должны принимать на себя такие односторонние обязательства?»[239 - М. М. Литвинов – Я. З. Сурицу 11 апреля 1939 г. (Трухановский В. Г…, с. 280)]
Выводы Литвинова о политике английского правительства, последнее весьма красноречиво подтвердило само, когда 14 апреля, со ссылкой на речь Сталина на съезде, предложило Советскому правительству в одностороннем порядке сделать заявление, что в случае агрессии против какого-либо его европейского соседа Советский Союз окажет ему помощь, если она будет желательна. Даже британский посол Сидс понимал всю несуразность этого предложения. После его вручения, «поразмыслив день», он сообщил своему министру иностранных дел: предложение создает впечатление, что «мы не имеем серьезных намерений, а Советский Союз, понятно, опасается, что ему придется таскать каштаны из огня»[240 - Трухановский В. Г…, с. 280; См. также Parker R. A. C., Chamberlain and Appeasement: British Policy and the Coming of the Second World War. Lnd., 1993, p. 223 (Карлей М…, с. 175)].
В тот же день к Советскому Союзу обратились французы, без предварительных консультаций с Лондоном. Это было совершенно ново для их политики, отмечает М. Карлей, они не предпринимали ничего подобного со времен Барту. По предлагавшемуся франко-советскому пакту, стороны брали на себя обязательства помогать друг другу, если одна из них вступит в войну с Германией, чтобы помочь Польше или Румынии. Характерно, что первый проект этого договора предусматривал только помощь Советского Союза Франции, о помощи Франции Советскому Союзу даже не упоминалось[241 - Карлей М…, с. 175.].
Лондону и Парижу не удалось получить односторонних гарантий Москвы, и 16 апреля британский посол в России, по сути, впервые обратился к СССР с предложением о совместном противостоянии Германии в вопросе о Польше. В ответ 17 апреля СССР направил правительствам Англии и Франции свои предложения, предусматривавшие обязательство трех держав оказывать друг другу немедленно всяческую помощь, включая и военную, в случае агрессии в Европе против любого из договаривающихся государств.
После долгих внутренних переговоров Париж принял предложение Советов, а Лондон нет. Здесь его обсуждение происходило 19 апреля. Вместо Галифакса выступил его постоянный заместитель А. Кадоган, который вынужден был признать, что советские предложения ставят правительство Его Величества в трудное положение: «…Весьма сложно отказаться от этих советских предложений. У нас уже сложилось мнение, что Советы только кормят нас проповедями о «коллективной безопасности», но не делают никаких практических предложений. Теперь они сделали, и будут иметь возможность упрекнуть нас, что мы не приняли их. Но больше всего будет упреков от наших же собственных левых… Кроме того, существует риск – хотя, я думаю, лишь в отдаленной перспективе, – что, если мы не примем их предложений, Советы могут заключить что-то вроде соглашения «о ненападении» с германским правительством». И все же Кадоган рекомендовал, чтобы предложения Литвинова были отвергнуты; что и было сделано, даже «с надменностью», как скажет позже французский посол Корбен»[242 - Cadogan›s note, Apr. 19, 1939, C5460/15/18, PRO FO 371 22969; Corbin, no. 409, 25 mai 1939, DDF, 2
serie, 18 vols. (Paris, 1963-), XVI, 562–566 (Карлей М…, с. 177)].
Пока же Галифакс уведомил Майского, что англичане «слишком заняты», чтобы рассмотреть «вполне логичные и конструктивные предложения Литвинова»[243 - 29 апреля 1939 г. Галифакс – Майскому. (Карлей М…, с. 182)]. «Простой отказ, – пояснял Галифакс, – дал бы русским возможность поставить оба наших правительства (британское и французское) в весьма щекотливое положение, [поэтому] было бы лучше всего отделаться какими-нибудь незначительными, но вполне выполнимыми контрпредложениями»[244 - Halifax to Phipps, no. 981, Apr. 20, 1939, Documents on British Foreign Policy, 3 series, 9 vols, London, 1949–1957,V, 260; также Halifax to Phipps, no. 945, Apr. 19, 1939, C5532/3356/18, PRO FO 371 23064 (Карлей М…, с. 178)].
Говоря о протоколах британского комитета по внешней политике, составленного из ключевых министров кабинета, глава северного департамента британского Форин офиса Л. Коллье 28 апреля приходил к выводу, что «если почитать между их строк», особенно высказывания Чемберлена, то «трудно избавиться от ощущения, что настоящий мотив поведения кабинета – желание заручиться поддержкой русских и в то же время оставить руки свободными, чтобы при случае указать Германии путь экспансии на восток, за счет России…»[245 - Collier to Strang, Apr. 28, 1939, C6206/3356/18, PRO FO 371 23064 (Карлей М…, с. 180)].
Идея в принципе была не нова, еще в 1923 г., подводя итог Версальскому договору, итальянский экс-премьер Ф. Нитти писал: «Барьер, который Польша хочет возвести между Германией и Россией, – это абсурд, который должен быть немедленно устранен. Отняв у Германии колонии и ее возможности для экспансии за рубеж, мы теперь должны направить ее в Россию, где только она может найти выход, необходимый для ее огромного населения и долга, который она должна нести»[246 - Nitti F…, p. 279.].
8 мая английское правительство, вместо соглашения о взаимопомощи, вновь предложило Советскому правительству принять на себя односторонние обязательства в отношении Великобритании и Франции в случае вовлечения их в военные действия[247 - Год кризиса…, т.2, с. 391.]. Англо-французские проекты пакта о взаимопомощи 1939 года советское полпредство комментировало следующим образом: «Выходит так, что когда Франции и Англии заблагорассудится воевать с Германией из-за статус-кво в Европе, мы автоматически втягиваемся в войну на их стороне; а если мы по своей инициативе будем защищать тот же статус-кво, то это Англию и Францию ни к чему не обязывает»[248 - Панкратова М., Шполс В., Почему не удалось предотвратить войну. Документальный обзор. М., 1970, с. 33 (Малафеев И. А.…, с. 101); см. так же: В. Молотов – полпреду СССР во Франции. (Трухановский В. Г…, с. 284)].
Через неделю Советское правительство уведомило своих партнеров по переговорам, что, внимательно рассмотрев их предложения, оно пришло к заключению, что эти предложения «не могут послужить основой для организации фронта сопротивления миролюбивых государств против дальнейшего развертывания агрессии в Европе», ибо «не содержат в себе принципа взаимности в отношении СССР и ставят его в неравное положение, так как они не предусматривают обязательства Англии и Франции по гарантированию СССР в случае прямого нападения на него со стороны агрессоров». Одновременно Советское правительство выдвинуло предложения, в случае реализации которых был бы создан действительный барьер против агрессии[249 - Трухановский В. Г…, с. 284.].
«Англо-французский проект, – пояснял 27 мая В. Молотов английскому и французскому послам – Сидсу и Пайяру, – не только не содержит плана организации эффективной взаимопомощи СССР, Англии и Франции против агрессии в Европе, но даже не свидетельствует о серьезной заинтересованности английского и французского правительств в заключении соответствующего пакта с СССР. Англо-французские предложения наводят на мысль, что правительства Англии и Франции не столько интересуются самим пактом, сколько разговорами о нем…»[250 - Беседа В. Молотва с дипломатическими представителями Англии и Франции в Москве Сидсом и Пайяром 27 мая 1939 г. (Трухановский В. Г…, с. 284–285)].
На первый взгляд английская позиция действительно выглядела не вполне адекватной. Однако, по мнению историка В. Трухановского, в ней была своя логика: «с каждым днем в Англии и во Франции нарастали требования народных масс объединиться с СССР для отпора агрессии». Чтобы успокоить общественное мнение Чемберлен устанавливал контакты с Советским правительством, а когда его демарши давали результат, тут же брал свои предложения обратно[251 - Трухановский В. Г…, с. 279.].
Голос общественного мнения на этот раз отражали слова Черчилля в палате общин: «Мы окажемся в смертельной опасности, если нам не удастся создать великий союз против агрессии. Было бы величайшей глупостью, если бы мы отвергли естественное сотрудничество с Советской Россией». «Действуя без помощи России, мы попадем в западню», подтверждал Ллойд Джордж, «уже много месяцев мы занимаемся тем, что смотрим в зубы этому могучему коню, который достается нам в подарок»[252 - Manchester William, The Caged Lion: Winston Spencer Churchill, 1932–1940, Lnd., 1989, pp. 459–462; Parker R. A. C., Chamberlain and Appeasement: British Policy and the Coming of the Second World War. Lnd., 1993, p. 229. (Карлей М…, с. 200)]. «Советский Союз вместе с Францией и Англией, – заявляла в апреле газета «Daily hronicle», – единственная надежда мира»[253 - Язьков Е. Ф.…, с. 320.]. 10 мая Майский сообщал о результатах опроса, показавшего, что 87 % англичан поддерживали немедленный альянс с Советами[254 - Майский в Наркоминдел, 10 мая 1939, Год кризиса: документы и материалы, М., 1990, I, с. 444–447; Parker R. A. C., Chamberlain and Appeasement: British Policy and the Coming of the Second World War. Lnd., 1993, p. 233 (Карлей М…, с. 200–201)].
«Теперь нет вопроса о правом или левом; есть вопрос о правом и виноватом», указывал Черчилль, «Я никак не могу понять, каковы возражения против заключения соглашения с Россией… в широкой и простой форме, предложенной русским Советским правительством? Единственная цель союза – оказать сопротивление дальнейшим актам агрессии и защитить жертвы агрессии. Что плохого в этом простом предложении? Почему вы не хотите стать союзниками России сейчас, когда этим самым вы, может быть, предотвратите войну!.. Если случится самое худшее, вы все равно окажетесь вместе с ней по мере возможности…»[255 - Цит. по: Трухановский В. Г…, с. 282.].
Во Франции, сообщал полпред Суриц, общественное мнение так же сильно склоняется в сторону альянса с Советами: «За последние дни в связи с многочисленными приемами я, – сообщал Суриц, – перевидал много и самого разнообразного народа, в том числе и много видных военных. Общее мое впечатление, что никто здесь не допускает даже мысли, что переговоры с нами могут сорваться и не привести к соглашению». Советский престиж никогда не был столь высок; все признавали, что «без СССР ничего не выйдет». И все дивились, почему заключение столь важного соглашения все время откладывается. Вину за задержку возлагали на британцев, на их консерватизм и несговорчивость, подозревали даже злой умысел[256 - Суриц в Наркоминдел, совершенно секретно, 19 июня 1939. // ДВП СССР, М., 1958, XXII, кн. 1, с. 486–487.].
