скачать книгу бесплатно
Ему и самому очень хотелось эти дни до отъезда побыть с женой и сынишкой, но бросить Павла одного в незнакомом городе он, конечно же, не мог. Сейчас он был ему очень благодарен за понимание.
Закрыв борта трала, они передали его под охрану деду Кузьмичу, подкрепив благодарность за заботу об их имуществе пакетом с продуктами и тремя бутылками сухого красного, и поехали в город.
Глава 2 Ярцанги
«Мячик» почти без качки, мягко шёл вниз по течению. В салоне катера негромко играл блюз. Шум винтов, конечно, был слышен, но, по сравнению с другими СВП, на которых друзья немало поездили, это было ничто.
– Великолепная шумоизоляция, – оценил Дмитрий, удобно устроившись в просторном кожаном кресле рядом с водителем. – Так можно путешествовать.
– А то! – довольный похвалой друга, улыбнулся Костя. – Меня уже все знакомые замучили вопросами о том, что же это я такое задумал. Уволился вдруг с хорошей работы и такой пароход купил. Вон, глянь!
Навстречу им против течения поднимался катер «Вельбот» с тремя пассажирами. Когда они почти поравнялись, двое пассажиров «Вельбота» в знак приветствия подняли руки, а водитель в знак одобрения поднял вверх большой палец. Костя и Дмитрий помахали им в ответ, а Костя ещё и посигналил.
– Это же Олег с Ромкой. У них изба на Нерусовой. А третий кто? – спросил Дмитрий, глядя в боковое зеркало вслед удаляющейся лодке.
– Васька, Олега кум. Хорошие мужики. Мы с Пашкой пока «Мячиком» на берегу занимались, к нам, наверное, все рыбаки и охотники города успели наведаться, посмотреть на этакое диво. У нас же, кроме старых «Хивусов», других СВП не видели. Олег с Ромкой тоже подъезжали. Спрашивали, на кой чёрт я это чудо выкупил. Сказал, что буду путешествовать по Ямалу, катать туристов, снимать видеоролики и в Ютуб выкладывать.
Дмитрий рассмеялся.
– Поверили?
– А почему нет? Ну, поржали, конечно…
Держа среднюю скорость около пятидесяти километров в час, к устью Надыма друзья добрались меньше чем за три часа. Чтобы сократить путь на Сенные острова и скорее выйти в Обскую губу, как обычно, свернули в протоку под названием Инзета, и через двадцать минут перед ними открылся бескрайний водный простор.
Выйдя на большую воду, Костя проехал ещё метров пятьсот, сбросил обороты и заглушил двигатели. «Мячик» мягко просел и закачался на волнах. В губе было неспокойно. Прогноз обещал в районе Обской губы ясную погоду и южный ветер один – три метра в секунду, но, судя по волнам, ветер был значительно сильнее, а и без того хмурое небо ещё больше затягивало тучами.
Дмитрий открыл дверь, и в салон радостно ворвался порыв тёплого, но сильного ветра. Катер, всё больше раскачивая на волнах, быстро уносило от берега.
– Сдаётся мне, рыбалка сегодня отменяется, – глядя на небо, констатировал уже очевидный факт Дмитрий и, закрыв дверь, плюхнулся обратно в кресло. – Давай-ка к берегу, а то не ровён час в шторм попадём.
– Да уж, – мрачно проворчал Костя, запуская двигатели. – Сейчас вдоль берега до Святого мыса, там пообедаем и так же вдоль бережка потихоньку почапаем в Ярцанги.
Песчаные проплешины Сенных островов показались впереди к трём часам пополудни. Уровень воды в августе здесь всегда низкий, а сильный южный ветер угнал воду ещё больше. Если бы друзья сейчас были на обыкновенной лодке, им бы пришлось причалить к берегу и ждать, пока ветер не утихнет, потому что пройти этот участок Обской губы можно только по фарватеру, проходящему в нескольких километрах от берега. Но «Мячик» плавно перекатывался с острова на остров, скользил по мелям, и непроходимый для простых лодок участок скоро остался позади.
Через четверть часа слева показался высокий, не менее пятнадцати метров обрыв с широким песчаным берегом. Там, наверху, невидимый с воды, и находился посёлок Ярцанги. Обрыв тянулся метров двести. Из года в год вода потихоньку подмывала его, обрушивая вниз сотни тонн песчаника и куски ледяных линз, поэтому лодки обитатели посёлка оставляли у пологих склонов по обеим сторонам обрыва.
Подойдя ближе, друзья увидели наверху одинокую человеческую фигуру.
– Бдительные, уже заметили! – улыбнулся Костя и, посигналив, повернул к берегу.
Когда катер выехал на поросший травой и занесённый водорослями берег, наверху виднелось уже четыре фигуры, а вниз по склону с громким лаем бежали две лохматые собаки.
Захватив пакеты с гостинцами, Дмитрий и Костя, не обращая внимания на собак, которые, как все ненецкие оленегонные лайки, подбежав, сразу замолкли и стали ластиться, начали подниматься по хорошо утоптанной тропинке.
Поднявшись наверх, они увидели, что их встречают постоянные жители посёлка – Геннадий Васильевич Яптик и Владимир Мэйкович Харючи, которых друзья знали почти всю свою жизнь. С ними были два уже совсем глубоких незнакомых старика.
– Здорово, молодёжь! – весело крикнул Костя, подходя ближе. – Как живы-здоровы?!
– Здорово, баламут! – рассмеялся Яптик, идя навстречу. – Привет, Димка! – он махнул рукой идущему позади Дмитрию. – А Серёжка-то где?
Друзья поставили на землю пакеты и обнялись со старыми знакомыми, которых с детства называли просто дядя Гена и дядя Володя.
– У Серёги дела, не смог с нами сейчас приехать. Мы с ним позже встретимся, – объяснил Дмитрий. – Через недельку будем обратно уже все вместе возвращаться, ещё к вам заглянем.
Костя и Дмитрий подошли поздороваться к стоявшим чуть поодаль незнакомым старикам и, пожав костлявые мозолистые руки, какие бывают у кочевников тундры, представились.
– Совсем, видать, я старый стал, не узнают! – прошамкал беззубым ртом один из стариков, одетый в чёрную, наглухо застёгнутую фуфайку и тёплые стёганые штаны. На шее у него висел мощный морской бинокль.
– Димка, Костя, да вы что, деда Пырю не узнали, что ли?! – рассмеялся Харючи. – А это Антя Ламдо. Они с женой недавно приехали. Трудно каслать[2 - Каслать – кочевать с оленьим стадом.] уже, а дома сидеть не могут – мошкара сейчас ест сильно.
Костя присмотрелся внимательнее в тёмно-коричневое, сморщенное, как сушёное яблоко, лицо старика и узнал изорванный огрызок носа. Это был дед Пыря, старый знакомый оленевод, стойбище которого часто стояло неподалёку от Надыма.
Будучи ещё мальчишкой, Пыря затеял играть с пойманной щукой, и та вцепилась ему в нос. Пока бедолагу освобождали из острых, как бритва, зубов, нос был изрезан в лохмотья. Так и прилепилась к нему на всю жизнь кличка Пыря, что по-ненецки означает щука. А настоящего его имени уже никто и не помнил.
Костя с Дмитрием по очереди нежно обняли старика, который вырезал им из дерева луки со стрелами и учил кидать тынзян[3 - Тынзян – плетённый из кожи аркан для ловли оленей.], когда они ещё детьми прибегали к нему в стойбище.
– Прости, деда Пыря, давно не виделись, вот и не признали тебя сразу, – виновато улыбнулся Костя. – Ты же в Ярцанги, наверное, лет семь не показывался. Говорили, в Яр-Салях[4 - Яр-Сале – национальный посёлок на территории Ямало-Ненецкого автономного округа.] у родственников живёшь.
– Надоело в посёлке, – отмахнулся старик. – Как в тюрьме сидишь в квартире. Воздуха не хватает. Сюда на лето удрал. А вы куда на подушке бежите? – он кивнул в сторону катера.
– На Сядэйто в экспедицию. Сергею помогать изучать какое-то старинное место.
Пыря посмотрел на стоявшего рядом очень низкого сутулого старика в новенькой энцефалитке, которого дядя Володя представил как Антю Ламдо.
– Слышь, к тебе едут, – и сразу пояснил: – Сядэйто – это их, Ламдо, урочище.
Антя кивнул, внимательно посмотрел на друзей и улыбнулся.
– Не забыл нас Серёжа, стало быть? А мы всегда его ждём. Как вертолёт пролетает, всё смотрим, не повернёт ли к нам.
– Вот Сергей через два дня на вертолёте и прилетит, а мы на катере пойдём. Обратно вместе будем возвращаться, заедем сюда обязательно.
– Ну, идёмте ко мне в дом. Чего тут на ветру? За столом поговорим, – засуетился Яптик. Повернувшись, он всплеснул руками и кинулся отгонять собак, которые уже совали морды в оставленные на земле пакеты. – А ну пошли прочь! Прочь!
Друзья взяли пакеты и пошли за стариками.
– Мы тут немного гостинцев вам привезли, – сказал Костя, – а на обратном пути, сколько останется бензина, вам сольём. Сейчас пока не знаем, сколько самим понадобится.
– Спасибо, ребятки. Да что нам тут надо, – отмахнулся Харючи. – Сетку и на вёслах кинуть можно. Вы своё делайте, а мы и так будем.
В таком глухом месте, как Ярцанги, где нет даже электричества и проживают всего несколько человек, всегда рады гостям, и, пока шли, старики наперебой благодарили друзей за то, что заехали, и расспрашивали, как дела в городе и про общих знакомых.
Дом Геннадия Яптика представлял собой просторный четырехкомнатный одноэтажный сруб постройки тридцатых – сороковых годов. Во время Великой Отечественной войны в Ярцанги стояла фактория, где у рыбаков принимали добытую для фронта рыбу, и в этом доме располагалась заготконтора. А в срубе, где сейчас проживала семья Харючи, в те же годы был клуб. Отец Владимира Мэйковича немного его перестроил и разделил перегородками на четыре комнаты. Проезжающие зимой на нартах и снегоходах путники или пережидающие шторм рыбаки всегда могли укрыться у гостеприимных ненцев и найти здесь ночлег и пищу. Во времена существования фактории на краю посёлка был вырублен ледник для хранения рыбы, который был и сейчас в рабочем состоянии. Только теперь в нём хранили не только рыбу, но и оленину с лосятиной, которую родственники и просто гости оставляли старикам.
Метрах в трёхстах за посёлком начиналась священная роща – участок лиственничного леса размером с полтора футбольных поля. Ещё издали были видны разноцветные ленточки и цветастые женские платки, повязанные на деревьях. Обращаясь к своим богам и духам, ненцы с давних времён приносили в священную рощу кто что мог и, завернув свой дар в тряпицу, ленту или платок, привязывали к ветке какой-нибудь лиственницы или просто клали под дерево. Здесь можно было увидеть прибитые к деревьям медные и деревянные иконки разного времени, валяющиеся на земле старинные полусгнившие самовары и позеленевшие от времени медные чайники и кружки. Вперемешку с лентами на ветках висели полусгнившие оленьи, песцовые, лисьи шкуры и выбеленные ветром старые лосиные и медвежьи черепа. То здесь, то там под ногами поблёскивали кружки серебряных и биллонных монет, осколки кузнецовского фарфора и детали самой разной бижутерии. Тут же в траве можно было увидеть советский алюминиевый портсигар, сломанные солнцезащитные очки или ржавые детали от снегохода «Буран».
Слева от рощи, если смотреть со стороны посёлка, находилось ненецкое кладбище. Количество захоронений посчитать здесь было трудно. Среди полусгнивших, разваленных ящиков первой половины двадцатого века стояли и совсем свежие, поставленные на уже полностью сгнившие, более ранние захоронения. Из-под них среди багульника и ягеля виднелись предметы, которые когда-то клали в ящик с покойником или покойницей. И можно было только догадываться, сколько всего было уже скрыто под землёй.
В полукилометре от ненецкого хальмера виднелись кресты и звёзды русского кладбища.
Справа от рощи в низине бил родник, который испокон веков снабжал жителей Ярцанги водой. Когда зимой в самые лютые морозы родник замерзал, топили снег или носили воду из губы.
Сейчас между домами стояло три чума. В двух жили дед Пыря и Антя Ламдо с бабкой, а обитатель третьего чума, дед Василий Харючи, дальний родственник Владимира Харючи, с утра уехал на рыбалку в какое-то новое место и должен был вот-вот вернуться.
Вечером в доме дяди Гены за большим столом помимо друзей собрались все восемь жителей посёлка, включая деда Василия. Он поймал четыре щуки, которые тётя Люба Яптик и тётя Нина Харючи, хозяйки двух домов, тут же пожарили на ужин. Хозяин дома сходил в мерзлотник и принёс оттуда мороженую оленину. Её постругали тонкими ломтями и подали на стол с солью, перцем и свежими ржаными лепёшками. Зная, что не все пожилые люди будут пить водку, друзья привезли с собой красного грузинского вина и очень угадали. Никто из обитателей посёлка не отказался понемногу выпить за встречу, и ужин проходил живо и весело. Костя и Дмитрий отвечали на вопросы и сами расспрашивали об общих знакомых, рассказывали о последних событиях в городе и узнавали новости тундры. Когда все уже хорошо перекусили и пили чай с мёдом, который привезли друзья, дед Антя спросил:
– А Серёжа-то хоть женился?
– Женился, скоро уже отцом станет, – улыбнулся Костя.
– Вот молодец! – обрадовалась баба Валя, жена Анти. – Очень он нам понравился! Хороший парень, а один живёт. Смешил он нас здорово своими рассказами.
– Как про Вадика Гриценко рассказывал, мы до слёз смеялись! – вспомнил повеселевший дед Антя и толкнул локтём свою бабку. – Про чум-то! Помнишь?
Баба Валя рассмеялась и хотела что-то ответить, но Яптик её перебил:
– Так Вадима Николаевича мы все знаем. Он же тут в Кутопьюгане[5 - Кутопьюган – национальный посёлок на территории Ямало-Ненецкого автономного округа.] в интернате много лет учителем работал! Как он там? В Надыме в институте преподаёт, слышали.
– Нет, в научном центре изучения Арктики сейчас работает. И книги пишет по истории Ямала, про сталинские лагеря.
– Привезите хоть почитать, – попросила тётя Люба. – И привет большой передавайте от нас. Пусть хоть приедет к нам как-нибудь. Давно его не видели, – и, посмотрев на деда Антю, спросила: – А что про чум ты говорил?
Старик снова рассмеялся:
– Сергей рассказывал, как Вадим Николаевич своим студентам объяснял устройство чума и рассказал о мужской и женской половине. Про то, что женщина никогда не заходит на мужскую половину чума. А одна студентка и спроси: «Ну а когда мужчины в доме нет, женщина ведь может зайти на мужскую половину? Пока муж не видит». А Вадим-то и отвечает: «Так я ведь тоже могу ходить по дому в трусах моей жены, пока её нет дома, но я же не стану этого делать!»
Пока все смеялись, Костя достал из кармана диктофон, включил, положил на стол и спросил:
– Скажите, пожалуйста, а слышали ли вы когда-нибудь о старом хантыйском шамане по фамилии Кульчин? Ещё его называли безухий Кульчин. Имя его, к сожалению, неизвестно. Этот шаман ещё до войны, в двадцатых годах, вместе с другими хантами ушёл от советской власти из района Белоярского куда-то в наши места и где-то здесь пропал. Сергей попросил узнать у вас, не слыхал ли кто про такого.
Костя отхлебнул из кружки чай, а когда поднял глаза, увидел, что все ненцы смотрят на него и больше не улыбаются. В комнате воцарилось молчание.
– Я что-то не то сказал? – спросил он, глянув на Дмитрия.
Тот внимательно смотрел на стариков.
– Про шаманов вообще лучше не говорить, – со вздохом ответил Яптик. – Услышат – рассердятся, беды потом не оберёшься. Я про такого не слышал, но всё равно не нужно вспоминать. Зачем Сергею шаман занадобился?
На вопрос ответил Дмитрий:
– Кульчин вместе с ещё одним шаманом по фамилии Куйбин и с двумя другими богатыми хантами, когда уходили в двадцатых годах в ненецкие земли, спрятали в горах на Полярном Урале свои священные нарты. И вот только в июне этого года внуки и родственники тех трёх родов забрали из потаённого места свои нарты. Сергей и помог им найти место, где они были спрятаны. А вот родню Кульчина отыскать пока не получается. И о нём нет никаких сведений. Вот сейчас потомки трёх тех знатных хантов и разыскивают хоть кого-то, чтобы вернуть им родовые нарты Кульчиных. Они и попросили Сергея помочь. Если кто что слыхал, расскажите, пожалуйста. Вы ведь Сергея знаете, ему для истории это надо. Он про те события хочет книгу написать.
– Про одного шамана может знать другой шаман, – сказал Антя. – А нам лучше про это не говорить. Пусть те родственники летят в Яр-Сале, там попросят кого-нибудь, чтобы их отвезли к Жене Вэла, шаману. Пускай скажут, что он их позвал и ждёт. Вот так и скажут: позвал и ждёт. Любой ненец отвезёт. У Вэлы всё и спросят.
– В Яр-Сале есть настоящий шаман? – удивился Костя.
– Есть, – подтвердил Пыря. – Их стойбище недалеко от посёлка. Пусть к нему едут.
– Ясно. Спасибо большое за совет. Всё в точности передадим Сергею.
Этот вроде простой разговор как-то сбил общий весёлый настрой, и, посидев ещё немного, старики стали расходиться.
Костя и Дмитрий хотели было пойти ночевать на катер (в каюте «Мячика» задние сиденья и стол могли превращаться в сплошной широкий диван, на котором могли разместиться три человека), но дядя Гена категорически отказался отпускать гостей.
Пока тётя Люба стелила гостям постели, Дмитрий и Костя вышли на улицу прогуляться перед сном и сходить к катеру за спутниковым телефоном, чтобы рассказать Сергею о сегодняшнем разговоре.
Ветер к вечеру разбушевался ещё сильнее, но дождя так и не было. Когда друзья спускались по тропинке, Костя, шедший впереди, спросил:
– Слушай, мне показалось или старики как-то странно отреагировали, когда я про Кульчина спросил?
Дмитрий ответил сразу, как будто ждал этого вопроса:
– Не показалось. В нашей фирме я считаюсь хорошим переговорщиком. Ну, хороший, нехороший, а кое в чём действительно разбираюсь… Ещё ты знаешь, что я отлично играю в покер и умею хорошо читать настроение по лицам. Так вот поверь мне, все сидевшие за столом однозначно что-то знают о безухом Кульчине. Причём все без исключения. Я, когда это увидел, обалдел.
– Вот сейчас всё это сам Филе и расскажешь.
Сергей слушал не перебивая. Уточнив и записав себе детали разговора, он сказал, что сейчас же позвонит и передаст всё Ивану и Николаю. На вопрос Дмитрия, не удивляет ли его, что про Кульчина тут все знают, но почему-то молчат, Сергей ответил: «Не удивлён. При встрече объясню почему». Договорились созвониться завтра ближе к обеду.
– Поехали утром сразу на озеро и сделаем, как нам было сказано, – предложил Дмитрий, когда они возвращались обратно к дому. – За нами, насколько я помню, всё равно будут какое-то время наблюдать. Мы плеснём в озеро немного воды, разобьём лагерь и будем там на озере рыбачить. Сварим ушицы, пожарим щучку или щёкура. А они пусть пока наблюдают. Ну а там и Серёга с Пашкой уже прилетят.
Костя немного подумал и кивнул:
– Можно и так. Завтра пораньше выезжаем и, пока будем на ту сторону губы перебираться, обдумаем.
На обратном пути, проходя мимо чума Ламдо, они услышали, как старики о чём-то горячо спорили и два раза в разговоре прозвучало слово «тадебя», которое оба хорошо знали. Прожив всю жизнь на Ямале и с детства общаясь с ненцами, и Костя, и Дмитрий знали некоторое количество ненецких слов, в том числе и это. Тадебя в переводе с ненецкого языка означало – шаман. Ненецкие мальчишки, родственники дяди Гены, когда-то так называли одного угрюмого и вечно сердитого старика, которого боялась вся детвора.
– Эх, жаль нет Серёги, – с досадой тихо сказал Костя, покосившись на друга. – Знать бы, о чём они сейчас говорят.
Проснувшись утром в седьмом часу, друзья позавтракали, помогли тёте Любе натаскать в дом воды из родника и, поблагодарив хозяев за гостеприимство, отправились в дорогу. Дядя Гена пошёл их проводить до катера.
Старики в посёлке уже не спали. Возле чума Ламдо баба Валя что-то варила в котелке на костре, а вдоль обрыва, словно дозорные, прогуливались с биноклями Василий Харючи и Пыря.
Дмитрий и Костя попрощались со стариками и стали спускаться к «Мячику».
– Это сколько же такой красавец стоит? – спросил дядя Гена, разглядывая со всех сторон катер. – Поди, дороже «Хивуса»?
– Примерно одинаково, – улыбнулся Костя. – Только этот надёжнее и расход бензина меньше.
– Ну, «Газпрому» эти подушки, может, и нужны, они тут частенько туда-сюда мотаются, а себе лучше бы «Вельбот» купил, чем такие деньги выкидывать.
– Не, дядь Ген, на этом путешествовать приятнее. Хорошо по мелякам бегает, и ночевать удобно.
– Ну, вам, молодым, виднее…
– А что за газпромовские «Хивусы» тут мотаются? – спросил Дмитрий.
– Кто его знает… – пожал плечами старик. – С июня чуть не каждую неделю видим. Лёнька Лапсуй подъезжал к ним, говорит, газпромовская подушка с Сабетты[6 - Сабетта – вахтовый посёлок у Обской губы Карского моря на восточном берегу полуострова Ямал.]. Какие-то замеры делают. Опять, поди, чего-то строить собираются. Ещё больше всё загадят. Вообще рыбы не станет, – он тяжело вздохнул.
