Простая сложная игра глазами профессионала

скачать книгу бесплатно

С винзавода красное вино…

У входа в садик я вырыл прыжковую яму. Вернее, яму мы, пацаны, вырыли вместе, а я был инициатором процесса. Отца попросил – нам песок специально завезли, купили рулетку для измерения результатов, и вот вам сектор для прыжков в длину. Сделали стоечки, планку – вышел такой трансформер, пригодный еще и для прыжков в высоту. Тут и беговая дорожка, асфальтированная, ровно 60 метров. Она упиралась прямо в забор, поэтому скорость на финише приходилось гасить, чтобы не расквасить нос. В общем, целый спорткомплекс.

Однажды организовал, помню, две команды и провел настоящие соревнования: прыжки в длину, прыжки в высоту, бег на 60 метров, эстафета 4 по 60. Целая дворовая спартакиада! Очень чистый и честный спортивный праздник, воспоминания о котором несу через всю жизнь. Сейчас такое представить немыслимо, наверное.

Дагестан – благодатный край. Очень теплый, но и что такое зима, мы тоже знали. Рекордно низкая температура была зарегистрирована однажды в Кизляре – минус 37, если правильно помню.

Зимой, по вечерам, когда становилось холодней и таявший снег превращался в лед, мы вставали на коньки и гоняли на них по улице. Высшим шиком считалось подкараулить автобус, уцепиться за него и сделать «цепочку» из пяти-шести мальчишек. Другие машины, кроме рейсового автобуса, по нашей улице редко ходили, поэтому риск попасть в беду был минимальный, но ругали нас за это здорово. Водитель, помню, останавливал автобус, выходил из него, гонял нас и проклинал на чем свет стоит.

И в любую погоду – хоть снег, хоть дождь, хоть дикая жара – мы тренировались и играли в футбол на асфальтированных площадках, а организованные тренировки проводили на единственном в городе поле стадиона «Спартак». Футбол был главным детским развлечением, он наполнял жизнь особым смыслом, придавал ей красок, заставлял мечтать о будущем и верить в себя.

Вот там, на этих площадках, в зиму-1961/62 мне впервые доверили тренировать настоящую футбольную команду, участницу чемпионата Дагестана среди юношей. 1961-й можно, пожалуй, оставить за скобками: поначалу мне не доверяли, видимо, авторитета нужного еще не набрал. А вот 1962-й – это уже был мой реальный тренерский год. Со всеми его проблемами, радостями и разочарованиями.

Команда наша называлась «Спартак». Фактически это была юношеская сборная города. В чемпионате Хасавюрта играли тогда ведомствами – «Пищевик», «Медик», «Урожай», «Буревестник», ну и разные предприятия подключались. Если не ошибаюсь, набиралось восемь участников. «Спартак» считался наиболее престижной маркой, он был самым сильным, самым популярным, под его знамена обычно собирались лучшие футболисты.

Я его очень хорошо помню, этот хасавюртовский «Спартак», в котором играли мои сверстники, пацаны 1944–1946 годов рождения. Сначала по отношению к юному тренеру Гаджиеву чувствовалось недоверие, и команду большей частью тренировали или председатель горспорткомитета Валентин Баширов, или Забид Салманов. А потом тихо-тихо я убедил старших в том, что в состоянии самостоятельно работать с командой. И весь цикл 1962 года в полном объеме провел со «Спартаком».

Мы выиграли тогда чемпионат Дагестана по юношам и были заметно сильнее всех. Играли хорошо потому, что сутками пропадали на спортивных площадках, были дружны и боевиты. Спуску не давали никому, в том числе и своей взрослой команде, в официальных матчах которой в том же 1962-м играли наши ребята. Причем обижались, когда их выпускали на поле всего на 20–30 минут.

* * *

Иногда вспоминаю свои споры с друзьями юношеской поры. Многие из них говорили: важно, чтобы тебя, тренера, боялись. А я считал иначе: важнее, чтобы понимали и уважали. Это понимание, уж не знаю, то ли врожденное, то ли привитое в семье, сохранилось до сих пор. Для меня принципиально, чтобы футболист выполнял задание умом и сердцем, а не под давлением страха, осознания того, что тренер обладает рычагами воздействия на его, футболиста, судьбу.

Нет, наверное, это все-таки домашняя прививка. Потому что дома, интересная вещь, отец от нас, детей, практически никогда ничего не требовал. С относительно зрелого возраста, с 14–15 лет, не могу вспомнить, чтобы он разговаривал в приказном тоне. Отец как бы просил, но его просьбы были равносильны приказу: сказал – надо сделать. И мама, которая, конечно, больше занималась нашим воспитанием, всегда поддерживала в нас именно такое понимание: отец не должен напрягаться для того, чтобы его просьбы выполнялись.

Наверное, именно в силу этого знания стараюсь строить любые отношения на убеждении, а не на приказах, хотя эта точка зрения сформировалась не сразу: ребята из хасавюртовского «Спартака» образца 1961–1962 годов испытали на себе другую модель.

Вспоминаю, кстати, одну давнюю статью из журнала «Спорт за рубежом», в которой систематизировались результаты работы тренеров, практикующих совершенно разные подходы к проблеме командных взаимоотношений: либералов, демократов и диктаторов. Наивысшие результаты, согласно той статистике, у диктаторов. Но почти не сомневаюсь в том, что данные устарели, поскольку и сам футбол, и социальная роль футбола, и люди, играющие в футбол, достаточно сильно изменились.

Формула «Сказано – делай, а вопросы буду задавать я» поистрепалась и если не пришла в негодность, то применима в крайне редких случаях. Зато никогда не потеряет глубины изречение дагестанского поэта и публициста Эффенди Капиева: «Если время не идет за тобой – ты иди за временем». Его часто повторял отец.

Малолетний диктатор

Сейчас порой думаю: каким я был тренером в свои 17? Как воспринимала меня команда – ровесника, такого же, как и все остальные, пацана? Совершенно точно знаю: я никого ни о чем никогда не просил. Говорил: надо делать так-то и так-то – и команда делала именно так. Возражения не принимались. Такой стиль управления казался единственно верным. Беспрекословное подчинение, никакой слабины, сантименты в аут!

Я был малолетним диктатором, хотя в повседневной жизни мы, повторюсь, тесно дружили. Например, в моем присутствии никто не курил – это показательный момент. Если команда не слышала, что тренер пытается ей втолковать, я мог заставить своих друзей бегать вокруг поля. Легко снимал человека с тренировочного упражнения и отправлял его на пару штрафных кругов, чтобы хорошенько подумал.

Сейчас трудно сказать, так это было на самом деле или нет, но думаю, что в свои 17 я, начитавшись Качалина, Маслова, Басби, Эрреры и поглотив всю доступную аналитику с чемпионата страны и мира 1962 года, уже более или менее ясно представлял, что опираться надо на четкое соблюдение игровых принципов, дисциплину и хорошую физическую готовность, какие преимущества дает та или иная схема и расстановка, тот или иной тактический замысел в целом. Но, конечно, без множества деталей, спрятанных в глубины игровых законов.

Наверное, это был уже некий прообраз тренерского взгляда на суть и смысл игры, как мне сегодня кажется. По крайней мере, попытка его сформировать, основываясь на анализе высказываний корифеев.

Совершенно четко понимаю, что именно эти два года, 1961-й и 1962-й, стали определяющими в понимании, чего именно я хочу от жизни.

* * *

Кстати говоря, если уж прозвучало здесь слово «схема», представляется крайне любопытным поразмышлять и над тем, как изменилась, насколько возросла с той поры интенсивность жизни. На футбольных срезах это ведь тоже очень хорошо видно.

Вот такой пример. В 1961-м мы играли исключительно в расстановке 3–2–5. Можно, казалось бы, сказать, что выпали из тренда, ведь великая бразильская сборная еще в 1958 году потрясла всех на чемпионате мира в Швеции схемой 4–2–4. Причем прогрессивность новой расстановки первой испытала на себе сборная СССР.

Однако нет, 4–2–4 к началу 60-х еще не завоевали планету, и мы в своей далекой провинции играли так, как давно привыкли. А я, разумеется, не был провидцем.

Чемпионат мира 1958 года вообще дошел до меня в достаточно смутных образах, в частности, через журнал «Спортивные игры». Основные новости мы получали тогда через газеты и радио (сейчас этот режим назвали бы офлайном). Знали главное: кто с кем, когда и как. Знали, что сборная СССР проиграла в группе бразильцам со счетом 0:2, а наш защитник Борис Кузнецов горько плакал в раздевалке, потому что человек с загадочным именем Гарринча просто уничтожил его на фланге. Этот факт, помню, меня очень впечатлил.

А вот в 1960 году, когда наши выиграли Кубок Европы, я был уже ближе к первоисточникам: можно было слушать репортажи по радио. Прекрасно помню, например, как Николай Николаевич Озеров расцветил эмоциями победный гол Виктора Понедельника в ворота сборной Югославии в финальном матче. Кстати, сборная СССР тоже ведь играла тогда в расстановке 3–2–5, несмотря на то, что после революционного чемпионата мира прошло целых два года. Состав команды отпечатался в памяти как фотография: Яшин, Чохели, Масленкин, Крутиков, Войнов, Нетто, Метревели, Иванов, Понедельник, Бубукин, Месхи…

* * *

Взрослых я стал тренировать года с 1967-го или с 1968-го, уже будучи студентом-заочником Ленинградского института физкультуры имени Лесгафта. Решил поступать туда, потому что ленинградская кафедра футбола в то время представлялась самой сильной в Советском Союзе. Там работали такие знаменитости, как Николай Люкшинов и Юрий Морозов. На очное отделение, кстати, не прошел по той же причине, по которой не задалась карьера футболиста, – зрение. Причем тут зрение, не понимаю и по сей день. Физические нагрузки? Но и до, и после, уже в профессиональном футболе, нагрузки были много выше, чем в институте. А что поделать? Уехал домой и взамен очной учебы приобрел ценный опыт работы с детьми и взрослыми любителями.

Это было в 1965-м, а годом раньше с первой попытки я вообще никуда поступить не смог, потому что документы пропали. Поехал в Ленинград полный энтузиазма и самых радужных надежд, а тут на тебе – все мои бумажки в один прекрасный момент исчезли. Украли их, скорее всего, и это была самая настоящая трагедия. А пока в Дагестане делали дубликаты, время ушло, сроки приема документов истекли.

Возвращаться домой с таким камнем на душе было очень стыдно. Невозможно. Поехал покорять мир, называется, и посеял бумаги, джигит…

Именно чувство стыда заставило остаться в Ленинграде. Целый год проработал на деревообрабатывающем заводе поддонщиком. Ставишь на основу четыре рейки, заполняешь пространство между ними досками, станком скрепляешь – получается поддон под паркетную доску.

Работал, играл за различные любительские команды. Кто приглашал – за того и бегал. Сил было через край, хоть пять игр в неделю – все в радость.

Жил с работягами в общаге недалеко от Московских ворот. Жизнь у них была простая: получил зарплату – и вперед! Купили картошку, хлеб, на остальное – водку. Потом ходили и занимали у всех, кто не «гудел» или «гудел», но не под завязку, по три рубля. Но что интересно – если ты занял и не отдал, то на тебе клеймо.

Работы и суровой спартанской жизни не боялся. Колотил эти самые поддоны без проблем. План был – 250 штук за смену. Какие вопросы, если ты в форме? Через некоторое время был готов делать и 400, но бригадир тормознул: «Тише, тише! Расценки понизят, и придется за те же 120–140 рублей делать 400 вместо 250».

А после смены начинался футбол – в чемпионате города, между собой, да как угодно. Из матчей особо запомнился один, когда все поле – сплошная лужа, играть, казалось бы, невозможно. Но та игра лучше всего и получилась. А всех стадионов и не вспомню. Их было много, как и команд.

Как работяги «гудели», тоже не забыть. Зато были это нормальные ребята, отвечавшие за свои слова, не то, что сейчас. Не секрет, что с началом перестройки у части людей стали пробуждаться крысиные свойства, проявление которых при соцстрое было, скажем так, ограниченно. Хорошая для меня школа вышла, она в чем-то помогла сформировать характер. Тренер не может быть без характера, равно как и игрок или команда. И в этом плане год в Ленинграде получился полезным.

Я ощущал себя полноправным членом рабочего коллектива, вот только его застолья проходили без меня. Ни разу в них не участвовал. Еще в юности сформировалось понимание, что я должен в этой жизни делать и сделать, а на что не имею права. Сформировалось и отношение к алкоголю.

Лет до 30 вкуса спиртного я не знал совершенно. Что бы ни говорили мне в разных компаниях и при разных обстоятельствах, как бы ни уламывали, в чем бы ни обвиняли, был абсолютно категоричен в отказах.

Дружба, по моему убеждению, не определяется глубиной стакана. Степень верности слову или уровень гостеприимства не измеряются количеством выпитого. Да, на Кавказе трудно от этого уйти, у нас такого рода традиции нередко нарушают границы добра и зла. Но это правда: никто и никогда не мог заставить меня поднять рюмку против воли, хотя можно ведь и кровную обиду нанести таким отказом.

Всегда в таких случаях говорил: «Давай, брат, ради нашей дружбы я что-то другое сделаю? Что ты хочешь, чтобы я для тебя сделал?».

Даже в ту рабочую пору я не мог хотя бы на малое время отвлечься от футбола. Уже тогда меня неотвратимо влекла философия игры, а в голове роились многочисленные вопросы, на которые я непременно жаждал ответов. Например…

…Футбол – спорт или шоу?

Эволюция взглядов – не только естественный, но и совершенно необходимый процесс, хотя существуют явления и понятия абсолютно незыблемые (их можно назвать законами, основой человеческой ментальности). Эти постулаты неизменны, они работали вчера, работают сегодня и будут работать завтра: родина, семья, родители, честь и совесть…

То же самое и в игре, которая во многих своих проявлениях есть прямая проекция жизни. Игра в футбол существует и развивается на основе целого ряда законов и закономерностей, игнорировать которые у тренера нет никакой возможности. Футбол, который мы сегодня видим в исполнении лучших команд, сформировался не стихийно и не столько в силу творческой фантазии тренеров, помогающей конструировать различные игровые модели, схемы, сколько потому, что мы лучше стали понимать, что такое игра, каковы ее требования, в том числе и к подготовке.

Какой бы вариант или метод ведения игры в атаке, обороне в конечном итоге не был принят командой, она обязана соблюдать требования игры, согласно которым, собственно, и выстраивается игровая модель. Условно говоря, специально формулировать ответ на вопрос «Что следует делать команде, когда соперник владеет мячом?» не нужно. Ответ готов по определению, он заложен в саму структуру игры, он многократно выверен теорией и подтвержден практикой: надо контролировать зоны и закрывать игроков, надо ограничивать соперника в пространстве и во времени. Это один из тех постулатов, на основе которых строится тактика и стратегия данного конкретного игрового отрезка или целого матча. А каким образом это делается, вопрос вторичный и зависит от избранного командой метода ведения игры.

Но нужно понимать, что требования игры в какой-то части связаны с адаптационными возможностями организма, на особенностях которых базируется спортивная тренировка. Если организм спортсмена после предложенных нагрузок восстанавливается через два дня – одно дело. Если адаптационные возможности позволяют ему восстановиться через 6–8 часов – совсем другое. Отсюда и уровень готовности, лимитирующий динамику игры, ее скорость, определяющее значение которой для достижения результата давно стало аксиомой.

А этих самых организмов у тебя в команде 30, и все они разные. Да, механизм протекания физиологических или биохимических процессов совершенно идентичен, но у одного футболиста эта функция выражена более эффективно, у другого – менее. Есть люди, например, про которых в обиходе говорят: «У него два сердца». Как раз тот самый случай.

Из сказанного логически вытекает вопрос: можно ли, основываясь лишь на схожих возможностях организма, строить и развивать команду? Казалось бы, подбери людей с более или менее идентичным адаптационным потенциалом, предложи им рабочую игровую модель, и они, обученные основам игры в футбол, обладающие достаточными техническими и тактическими навыками, начнут выпекать по заказу голы и очки, как румяные пирожки.

Но нет. Это было бы слишком простым решением вопроса. Адаптационные возможности, безусловно, являются одной из фундаментальных основ игры и тренировки, играют важнейшую роль при выборе методов игры, выборе позиции для того или иного футболиста. Однако их влияние ограничено множеством других условий.

Принципы работы законов адаптации, законов организации и структуры соревновательной деятельности тренер обязан знать назубок. Понимать, иными словами, что именно и в какой мере влияет на результат. Где-то тут, совсем рядом, находятся ответы на более глубокие вопросы: что есть футбол? где грань между результатом и так называемой красивой игрой? что первично – спортивное начало или шоу?

Это далеко не праздные задачки. Более того, один из фундаментальных вопросов, возникающих в процессе познания сути работы, которой занимаются тренеры. Ведь разные ответы ведут к разным подходам к игре и подготовке.

* * *

Немалое количество профессиональных тренеров живет и работает с убеждением: футбол есть продукт, который предлагается на рынке. Стало быть, его нужно красиво представить и выгодно продать, в этом главное предназначение. Соответственно, яркая, броская упаковка – важнейшее свойство игры, ибо зрелище первично.

Такая точка зрения, конечно, имеет право на жизнь, она недалека от истины. Отняв у футбола зрелищность, мы получим на выходе суррогат, который никак и никогда не привлечет болельщика.