скачать книгу бесплатно
– Кто тебе это сказал?
– Мой папенька.
– Кажется, он прав.
– А ещё он сказал, что все кипчаки имеют страсть к грабежу и насилию. Даже в вашем Коране есть специальная сура, которая оправдывает военную добычу. Однако на тебя это не похоже.
– Да-а, – протянул Азат, – меня Аллах миловал. От своих предков я взял только хорошие поступки. Мой отец говорил, что мы должны помнить своих предков, в этом наша сила. Даже римляне боялись Аттилу и звали его Бич Божий, – вернулся к «козырной» теме Азат.
– И мой папенька рассказывал, что ваш Аттила хороший человек, потому что всегда покровительствовал православным христианам. Болгарские христиане до сих пор гордятся тем, что Аттила их предок.
– Я ничего не знаю про болгар, может, это и правда. А вот кипчаки хорошие люди.
– А ты?
– Я тоже хороший человек.
– Это я поняла. Ты христианской веры?
– Нет. Я правоверный мусульманин.
– Значит, ты умеешь обманывать.
– С чего ты взяла?
– Мой папенька говорил, что ислам одобряет ложь. А ваш мусульманский богослов Аль-Табари говорил, что «ложь – это грех, но не тогда, когда она служит на благо мусульманину». Это правда?
– Я этого точно не знаю. И о твоём Аль-Табари никогда не слышал.
– И ваш пророк Мухаммед говорил, что ложь и лжесвидетельство – большой грех, но разрешён в четырёх случаях.
– И в каких же?
– Во-первых, мусульманин может солгать для спасения своего имущества, своей жизни и чести в случае нападения врагов. Во-вторых, ложь допустима, когда надо помирить мужа и жену или два народа. В-третьих, ложь дозволена на войне для достижения превосходства над врагом, в-четвёртых, допускается ложь мужа, сказанная жене с целью сохранения благополучия семьи.
– Ну хватит перечислять.
– А других причин обмана пророк Мухаммед и не называл. Только эти четыре.
– Ну и слава Аллаху.
– А правда, что у вас ложь во имя ислама зовётся такийя, а утаивание части правды – китман?
– Ну и что? Ты хочешь сказать, что русские никогда не врут?
– При чём здесь русские. Я говорю о христианах. Христиане бывают разных национальностей, и они не должны врать никогда. Христианская вера учит, что ложь – большой грех, и даже в Святой Библии сказано: «Не будет жить в доме моём поступающий коварно; говорящий ложь не останется пред глазами моими».
– Выходит, что только мусульмане должны всех обманывать, а христиане белые и пушистые?
– Во-первых, не должны, а могут, и только тогда, когда мусульманину это выгодно. И потом, не одни христиане, но и большая часть мировых религий считает ложь большим грехом. Например, я читала четыре благородные истины в буддизме, и там говорится, что человек должен идти путём самодисциплины, избегая в том числе лжи – неправедной речи. Ты хотя и мусульманин, но я тебе доверяю.
– Почему?
– Не знаю. Мне кажется, что ты не будешь меня обманывать. Правда?
– Конечно, правда. Я человек бесхитростный, я кипчакский воин – мамлюк. Мамлюки не любят всякие фигли-мигли, а свои проблемы всегда решали открыто и только силой.
– И ты такой же?
– Нет, я человек мирный, и у меня хороший характер. Один наш близкий родственник – мамлюк Бейбарс, даже был султаном Египта и жил во дворце, в Каире. Это он спас Египет от нашествия крестоносцев. Ты что, мне не веришь? – Азат поймал тень сомнения в глазах девушки.
– Верю. Я тебе верю, – искренне заявила Дуняша и, улыбаясь, спросила: – Ты, случайно, сам не собираешься в Египет?
– Нет. Я наше Семиречье люблю. Бейбарс умер в 52 года и похоронен в сирийском городе Дамаске, – продолжал набирать очки молодой человек, – представляешь, его отравил родной сын, принц Малик-Кахер. – Азат потупил взор и добавил: – Вот же гад. Как это вообще возможно, ведь родной сын.
– Малик – это никогда не улыбающийся ангел ада. Тот самый, который хранит ключи от преисподней.
– О Аллах! Пятница, откуда ты всё это знаешь?
– Книжки про ислам читаю, папенька рекомендовал. Он говорил, что в разных религиях надо искать не различия, а единство, и стремиться объяснять это людям. Да и мне самой интересно.
– В одном хадисе, кажется, в 2606-м, написано, что самое непристойное имя в Судный день перед Аллахом будет у человека, которого зовут Малик аль Мулюк.
– Мой папенька говорил, что предательство существовало всегда. Предательство в крови у всех нас. Например, Иуда Искариот… – Дуняша на минуту о чём-то задумалась и закончила фразу: – Что там смертный человек, ведь даже ангел предал Бога.
– Это как?
– У Бога был любимый ангел, лучезарный красавец Люцифер, и однажды он продал свою душу Дьяволу. Правда, он сделал это ради новых знаний, а не ради славы, власти или денег, как делают это смертные люди.
– Вообще-то мы, кипчаки, не такие, – Азат смотрел в глаза девушки. – Этот Малик-Кахер просто выродок какой-то. Когда Наполеон захватил Египет, он себе личную охрану из мамлюков набрал. Это были преданные присяге воины и с Наполеоном все его походы прошли. И в Москве были, и до конца его дней с ним оставались. А ещё…
– Хватит хвастать своими родственниками. Я тебе и так верю.
– Просто хотел сказать, что я тоже умею держать слово. К тому же я очень даже не евнух, легко могу жениться и народить детей.
– Таких же красивых, как ты?
– Мальчиков – да. А девочек таких же красивых, как ты.
– Я согласна, – заглянув в глаза Азата, заявила вконец осмелевшая Дуняша.
Отгородившись от остального мира, двое молодых и счастливых людей сидели в уютном углу китайского ресторана за двухместным столиком, единственным накрытым домотканой скатертью зелёного цвета. Они ели вкусную еду, болтали всякие глупости, смеялись и, глядя друг другу в глаза, наслаждались общением. Так начиналась любовь семиреченских Ромео и Джульетты.
Дуняша и Азат были уверены, что вся Вселенная вместе с ними радуется жизни. С этого момента они не расставались более чем на три дня в течение следующих шести месяцев. Втайне от родителей и близких они встречались три раза в неделю, а последний месяц – практически ежедневно. Чаще всего они уезжали за город, в открытую степь, в сторону реки Или, либо поднимались в горы, в урочище зажиточного казаха Медеу Пусырманова – слава богу, он это позволял. Гуляя, взявшись за руки, они говорили друг другу проникновенные слова, строили планы на будущее и даже целовались. Словом, они делали всё то, что делают чистые в своих помыслах влюблённые юноши и девушки.
В воскресенье, 25 марта 1917 года, на праздник Благовещения Пресвятой Богородицы, Дуняша и Азат встретились на своей секретной полянке на берегу горной речки Бутаковки. В этом месте Бутаковка впадает в речку Кузнецовскую, которая берёт начало с высокогорных Туюк-Суйских ледников и протекает через урочище казаха Медеу. Сливаясь, они образуют стрелку, на которой, кстати, находились дачи губернатора и архиерея. Дачи и полянку влюблённых разделяет Крестовая гора, поросшая вековыми тянь-шаньскими елями, которая делает это живописное место по-настоящему секретным. Сегодня они обсуждали план, как и когда они оповестят своих родителей о том, что собираются жить вместе. Так же как и в трагической веронской истории, наши влюблённые вряд ли могли бы рассчитывать на понимание родными их чувств. Для отца Дуняши, православного священника, все местные магометане – недавние язычники, суть заблудшие овцы, безграмотные дикари, для просвещения которых требуются годы и годы упорного труда. Кроме того, они все черноглазые, а их взгляд на малолетнего ребёнка всегда ведёт к сглазу и порче. Для отца Азата, правоверного мусульманина, все гяуры, которые носят на шее крест, – дети шайтана. Они едят свинину и молятся в церквях, украшенных портретами неизвестных людей. Кроме того, они все синеглазые, а их взгляд на малолетнего ребёнка всегда ведёт к сглазу и порче. Дуняша и Азат знают, что их отцы вряд ли согласятся на их брак. Они знают, что ни православная церковь, ни исламская мечеть не будут освящать их союз. Это были непреодолимые препятствия. Веронские влюблённые – Ромео и Джульетта, столкнувшись с подобным непониманием близких, решили вместе уйти из жизни. Семиреченские влюблённые решили несмотря ни на что жить вместе.
Дуняша смотрела на Азата во все глаза и, не отрывая взгляда, прошептала:
– Я хочу, чтобы мы поклялись кровью.
– Чьей кровью?
– Нашей, конечно. Я читала в одной книге, что самая страшная клятва – это клятва кровью. Конечно, можно и на кресте, но ты не крещёный. Тогда остаётся только кровью.
– Что же ты хочешь мне отрезать и почему вообще тебе в голову пришла эта безумная мысль?
– А вдруг ты меня променяешь на другую? Многие мужчины так делают, особенно мусульмане.
– Ну хорошо. Если мне придёт в голову такая мысль, тогда и отрежешь… чего-нибудь.
И оба они заразительно рассмеялись.
О своём решении жить вместе Азат и Дуняша скажут отцам на следующий день, вечером.
– Сегодня для нас очень важный день, – торжественно произнесла Дуняша, глядя на жениха так, как смотрят православные люди на икону с ликом Богородицы, – сегодня мы решили жить вместе, и я хочу подарить рубашку, которую шила специально для тебя, ни минуты не переставая молиться. Это рубашка-оберег, здесь в каждом стежке вшита чистая энергия моей любви к тебе. Надевай её в трудные минуты своей жизни, она даст тебе магическую силу. – Дуняша слегка присела, изображая викторианский книксен, учтиво опустила голову и, высоко подняв руки, подала остолбеневшему Азату аккуратно сложенную льняную косоворотку со вставкой, оформленной казахским орнаментом. После того как Азат пришёл в себя от столь неожиданной церемонии вручения подарка, он деликатно, двумя пальчиками, приподнял подбородок девушки и, глядя на неё влюблёнными глазами, сказал:
– Спасибо тебе, счастье моё Пятница. И у меня есть для тебя подарок. Правда, не я его мастерил, но он сделан специально для тебя и других таких на свете больше нет. Он тоже наполнен моей любовью к тебе. Ты носи его всегда, когда захочешь. – Он достал небольшую коробочку, отделанную бархатом цвета спелой вишни. В коробочке лежал серебряный, 925-й пробы, гарнитур «Бесблезик», известный в Европе как «Роза руки». Он имел сквозную резьбу тонкой работы и рельефную чеканку с тотемным орнаментом рода кипчаков. Дуняша примерила украшение.
– Нравится? – спросил Азат, довольный реакцией невесты.
– Очень, – ответила сияющая Дуняша.
Неожиданно Азат подхватил её на руки, словно маленького ребёнка, и крепко прижал к груди, боясь уронить эту величайшую драгоценность:
– Не знаю, что я такого сделал в жизни, но Аллах подарил мне тебя, Пятница. Я боюсь потерять тебя. Ты моя. Ты только моя.
Дуняша обнимала Азата за шею и, наклонившись, прошептала ему на ухо:
– Я твоя на веки вечные. Всё, что бы я ни делала, – это творишь ты. Понятий «я» и «моё» для меня больше не существует. Я тебе предана и отдаюсь без остатка. Тебе передаю мои мысли, чувства и плоть. И этот путь преданности тебе для меня естественен и приятен. – Она раскрытой ладонью нежно погладила Азата по щеке. Этот ласковый жест она будет повторять тысячи раз, желая показать Азату свою любовь. Потом она посмотрела ему в глаза и с лёгкой тревогой в голосе спросила:
– А ты мой? Только мой?
– Понять не могу, что со мной случилось, но после встречи с тобой я хочу быть твоим и только твоим, милая моя Пятница-жаным. И мне всё время хочется носить тебя на руках.
– Вот здорово! Я не против. В таком положении мне легко тебя поцеловать и не надо подниматься на цыпочки. Но как же, развалившись у тебя на руках, я буду готовить нам еду, убираться в доме и воспитывать твоих детей? – рассмеялась Дуняша, искушая Азата ямочками на щеках.
– Да-а, – протянул Азат, – этого я не учёл, явно погорячился.
И они одновременно рассмеялись. Но в следующую минуту Дуняша неожиданно сделалась серьёзной:
– То, что мы с тобой вместе, – этого хотел Бог. Я точно это знаю. Я много молилась о тебе и просила у Бога твоей любви, и Он мне её дал. Я не представляю себе жизни без тебя. Знаешь, любимый, я никогда не была так счастлива, как сейчас. Ты смысл моей жизни. Ты моя Окумени.
– О Аллах! Это ещё что такое?
– Окумени? Так православные греки называют живую Вселенную. Для меня ты всё, что есть вокруг и даже внутри меня. Ты живёшь в каждой клеточке моей души и тела. Я никогда не чувствовала себя такой безгранично большой и столь убережённой, как сейчас. Я думаю, что именно так чувствует себя человек, находясь в объятиях Господа Бога.
– Пятница, где ты научилась так красиво говорить?
– Милый мой, если бы у меня было десять языков, то и тогда я не смогла бы тебе рассказать о своей любви. – Дуняша уткнулась носом в его подбородок, закрыла глаза и, вдыхая неповторимый аромат сильного мужчины, неожиданно для себя тихо заплакала.
– Что случилось, жаным? Что-то не так? Почему ты плачешь, Пятница?
– Ничего не случилось. Всё хорошо. Я от счастья плачу. Любовь проникла в мою душу, и я отдала ей свою свободу. Я твоя. Я только твоя и всегда буду только твоей до конца своей жизни, обещаю.
– И я даю тебе слово, что буду только твоим и буду защищать тебя от чего угодно, кроме своей собственной смерти.
Азат своей огромной ладонью погладил Дуняше лицо и поцеловал в лоб. Так в детстве делала его мать. О чём-то задумавшись, тихо запел:
– Былдырла?ан тiлi?нен, (Твой сладкий лепет)
Айналайын б?пешiм. (Милый мой малыш)
Таптым, ба?ыт ?зi?нен, (Ты – моё счастье)
?йы?тай ?ой, ендi к?кешiм. (Спи, засыпай, малыш)
Дуняша слушала эту колыбельную песню как рапсодию, и, не понимая слов, всем своим существом ощущала теплоту и пронзительную нежность, на которую был способен этот большой и невероятно ласковый мужчина. Она чувствовала себя абсолютно защищённой, как маленький ребёнок на руках своей матери, и так же, как маленький ребёнок, Дуняша уснула, уткнувшись носом в плечо Азата. Это был кратковременный, но глубокий сон, со сновидением.
Она видела небольшую речку, разделяющую землю на две половинки – лес и степь. На степной части – скифский рукотворный курган. На кургане горит невероятно больших размеров костёр. Из кострища вырываются наружу языки пламени высотой с каланчу, которые сопровождаются огненными брызгами, разлетающимися далеко за пределы кургана. Несмотря на постоянный шум, напоминающий шум горной реки, это зрелище завораживало. Вдруг кострище как будто выплюнуло из своего чрева огромный огненный шар, который крутился вокруг своей оси то по часовой стрелке, то против. При этом шар постоянно менял свою форму от эллипсообразной до круглой. И вот на секунду замер и взорвался изнутри, разлетаясь маленькими огоньками в разные стороны. Из него, словно птенец из яйца, выпорхнула золотисто-алая птица Феникс. Она, красавица, расправила огненные крылья и сказала мужским голосом: «О, дружок, так ты уснула у меня». Дуняша тут же забыла свой сон. Так бывает всегда, когда будят спящих детей, не давая им насладиться пребыванием в другой реальности. Дуняша сладко потянулась:
– Ты не устал меня носить?
– Ничего, своя ноша не тянет.
И они одновременно засмеялись. Будучи вместе, они постоянно смеялись без всякого повода, словно беспечные дети. Впрочем, так ведут себя все влюблённые пары на свете. Так было и так будет всегда и везде, где есть настоящая любовь. Бог милостив, он их услышал и сделает всё возможное, чтобы эти молодые люди исполнили данные друг другу обещания «любить друг друга до конца своей жизни», даже если для этого Богу придётся сократить сроки их пребывания на земле.
Отец Азата, Алтынбек Бейсеналин, когда-то был зажиточным скотоводом. Достигнув преклонного возраста, он поручил своим ближайшим родственникам управлять своей собственностью, оставив за собой право «казнить и миловать». Помимо несметного количества голов всякого скота, он имел шесть жён, что, впрочем, было вполовину меньше, чем завещал мусульманам пророк Мухаммед, да благословит его Аллах и приветствует. От этих жён было восемнадцать выживших детей, из них, слава Аллаху, десять сыновей. В наследство от своего отца Алтынбеку достались обширные родовые пастбища плодородного Семиречья. Но все его богатства уже в прошлом. Последние годы российские власти стали всё больше и больше направлять в Семиречье на постоянное жительство русских крестьян и казаков из голодных районов страны, разрешая им обустраивать свои деревни и станицы на пастбищных землях, ранее принадлежавших казахам. Ублажая местных чиновников-мздоимцев, Алтынбеку пока удавалось уберечь большую часть своей земли от непрошеных гостей. Однако кроме законных переселенцев в Семиречье прибывали так называемые ходоки – крестьяне, самовольно решившие перебраться на жительство в сытый Туркестан. Они без всякого спроса захватывали землю в местах постоянных зимовок кочевников. Семьи ходоков объединялись в небольшие группы и успевали в период отсутствия хозяина-кочевника, за одно лето, построить себе жильё, а иногда и православную часовню – как оберег. Поздней осенью, возвращаясь с летних пастбищ, казахская семья могла обнаружить, что на её законной земле уже стоит русская деревня. Это было несправедливо, но местная коррумпированная власть, кстати, наполовину состоящая из этнических казахов, с этим мирилась, а может быть, даже поощряла, и бороться с этим никто не мог. Казахи во всех своих бедах винили прежде всего русских. Так между казахами и русскими пробежали первые чёрные кошки.
В августе 1914 года в далёкой Европе началась мировая война, в которую была вовлечена и Россия. Алтынбек считал, что любая война – это война денег, у кого их больше, тот и победит. Начавшаяся война требовала от России её ресурсы: финансовые, материальные, человеческие. Русский царь одномоментно увеличил налоги в Туркестанском крае в четыре раза, а отдельные из них даже в десять раз. Был введён специальный военный налог и десять новых сборов и пошлин. Казахи к такому повороту не были готовы, и жизнь в Семиречье ухудшалась день ото дня. Ещё в начале пятнадцатого года степные шаманы предрекали казахам нежданный голод. Алтынбек привык доверять шаманам, они умели общаться с духами потустороннего мира, где нет границы между вчера, сегодня и завтра. Он решил не ждать, когда наступит это «завтра», и приказал своим сыновьям вместе с их семьями и большей частью скота откочевать в Китай, в степи Алтышахара (так казахи называют Кашгарию), в район компактного проживания их соплеменников. Сам Алтынбек пока оставался дома, в надежде сохранить за своим родом полученные от отца земли. Не мог же он, в самом деле, забрать с собой в Китай эту родовую землю вместе с могилами своих предков. С ним остались: два старших сына с семьями и младший сын Азат со своей матерью.
Война разгоралась, и под лозунгом: «Всё для нужд фронта!» начались поборы денег, массовое изъятие скота, одежды, юрт и продовольствия. Потом мобилизовали все телеги и повозки для доставки хлеба на железнодорожные станции. Многие казахские семьи практически оставались без материальных средств существования и перспектив выжить. Кроме того, казахов заставляли батрачить на полевых работах в тех русских семьях, в которых мужчин призвали на фронт. Для казахов это требование властей было унизительным. Зная об этом и опасаясь межнационального конфликта, власть вооружала русских переселенцев, чем ещё больше настраивала местное население против себя. В своё время зажиточные казахи, потомственные Чингизиды поколения отца Алтынбека, неоднократно предлагали российскому самодержцу даровать им дворянство, что позволило бы придать казахскому обществу свойства саморегулирования, но Помазанник Божий игнорировал эти обращения. Сам Алтынбек вместе с другими авторитетными казахами предлагал Туркестанскому генерал-губернатору создать местное кавалерийское подразделение и приравнять его в правах и привилегиях к казачьим дивизиям, что со временем создало бы национальную военную элиту, преданную в своей присяге русскому царю, но близорукий и заносчивый Санкт-Петербург с этим не согласился. Казахи поняли, что русский царь им не доверяет, и сами, в свою очередь, перестали доверять царю.
Обычно Алтынбек не помнил, какая из жён родила ему того или иного сына, – для отца это не имело большого значения. Но этого мальчика Алтынбек не просто выделял среди других, но даже, кажется, любил, хотя и всячески скрывал это. Причиной такого отношения была его шевелюра. Азат был кудряв, как арабский пудель. Пожалуй, это был единственный случай за всю историю кипчакского рода. Как невозможен ребёнок-блондин от родителей сенегальского племени волоф, так невозможен раскудря-кудрявый кипчак. У казахов принято брить голову мальчику на сороковой день после рождения. В былые времена голову брили регулярно, до самой старости, так и не давая волосу отрасти. К счастью, современные казахи не придерживаются этой традиции, поэтому нетипичную кудрявость Азата всё же обнаружили, но только на девятую его весну. Глава семейства провёл внутриродовое расследование до седьмого колена и не нашёл в своём роду подтверждения версии о вмешательстве чужеродной крови. Но дыма без огня не бывает, какая-нибудь прабабка всё же охомутала чистокровного арабского скакуна, а проявился этот эпизод только сейчас, спустя много поколений. Когда в ресторане Азат говорил Дуняше, что может легко жениться и народить детей, он не лукавил, потому что, несмотря на свой возраст, уже имел сексуальный опыт и даже заработал похвалу от первой в своей жизни женщины. Согласно старинной казахской традиции, по наступлении у мальчика детородного возраста жена старшего брата (женге) должна обучить будущего джигита премудростям обращения с женщиной. Азат оказался способным учеником. Более того, он, кажется, влюбился в эту женщину, что вполне ожидаемо в его возрасте. Но самое печальное то, что женге тоже «поплыла», что совершенно недопустимо. Надвигающуюся беду почувствовала мать главы семейства. Старуха дала своей невестке запоздалую взбучку, поскольку та всё же умудрилась забеременеть от Азата. Разумеется, ни Азат, ни кто-либо другой не знали об этом недоразумении. Своему мужу о происхождении беременности «трудолюбивая учительница» не сказала, потому что инцест у казахов есть величайший грех. За такое преступление полагается смерть или изгнание из рода. По степному закону мужчина не имеет права брать в жёны родственницу по отцовской линии ближе седьмого колена.
Азат вошёл в юрту отца, как и было велено, тотчас после его пробуждения от послеобеденного сна. Не глядя на вошедшего сына, отец продолжал вытирать влажной салфеткой своё лицо и руки. Келин – жена среднего сына, молча налила тестю кумыс и села на корточки у него за спиной. Сделав первый глоток, отец исподлобья взглянул на сына:
– Твоя мать сказала мне, что ты надумал жениться. Почему?
– Я влюбился, отец, и не могу без неё жить.
– Влюбился? Это самая глупая причина, чтобы жениться. Женилка выросла? Ты что, не знаешь, кто в семье определяет, пора тебе жениться или нет и на ком жениться? Это правда, что она дочь русского попа?
– Да, правда.
– Хочешь свинину покушать?
– Нет, не хочу. Но если она меня попросит, я буду есть свинину. Пока меня никто не заставлял.
– Перестанешь делать намаз. Будешь молиться картинке в церкви.
– Я как делал намаз, так и буду делать. Но если моей жене это не понравится, я перестану делать намаз. Пока это никому не мешало. А в церковь меня никто не зовёт. Я девушку люблю и уважаю её веру, а она любит меня и мою веру уважает. Что здесь плохого?
