скачать книгу бесплатно
– Это пуанты! – так важно сказала Гаянэ, что мы с Мариной, не сговариваясь, показали ей языки.
– Можно потрогать? – спросила Марина.
– Конечно!
Пуанты были изумительно шелковые, с шелковыми розовыми лентами.
– А можно мне их примерить? – спросила я. – Можно!
С невероятным трудом, как сестры Золушки в хрустальную туфельку, я втиснула свои стопы в эти пуанты.
– Помогите встать!
– Вика, не надо! – тихо попросила Марина. Но меня уже было не остановить.
Одной рукой схватив за шею Гаянэ, другой опираясь на плечо Марины, я оторвалась от стула, выпрямилась и тут же грохнулась лицом вниз. Это было ужасно унизительно, но я не могла даже представить, как можно в них стоять, ходить, да еще и танцевать.
Но Гаянэ стянула с меня пуанты, как-то очень легко и свободно надела эти кандалы (иначе не скажешь) на свои ножки, запеленала лентами, изящно встала и прошлась перекрестным шагом по паркету, затем подпрыгнула и присела в реверансе. Мы с Мариной смотрели на нее, уронив челюсти.
Спасла нас от экзекуции совершенством бабушка Гаянэ.
– Ай, бала-джан, – сказала она внучке ласково, – мы же тебя просили не танцевать в комнате. Паркет скользкий.
И повернулась к нам.
– А вы помойте руки в ванной, я там чистое полотенце приготовила. Будем пить чай.
В ванной комнате, открыв воду на всю мощность, чтобы никто не подслушал, мы с Мариной дали друг другу самые страшные клятвы, что никогда в жизни не станем такими воображулями, как Гаянэ.
Бабушка показала, куда кому садиться вокруг стола.
Чай был подан в лучшем, наверное, сервизе. На большом блюде красовались мои самые любимые пирожные – заварные. На специальной подставке стоял торт, сверкая розами из крема всех цветов – красными, розовыми, желтыми с зелеными листиками. Я мечтала о таком торте всю свою жизнь, прилипнув к витрине кондитерской, разглядывая его через стекло. Мама мне никогда не разрешала есть этот торт. Я умирала, как хотела его попробовать, но мне было раз и навсегда запрещено прикасаться к этому ужасному торту с этим ужасным жирным кремом. Но я его так хотела, так хотела… А тут и торт, и пирожные, и печенье, и варенье, и конфеты дефицитные. Чего только не было на столе! У меня глаза разбежались, а Марина уставилась на Гаянэ. Эта великолепная девочка брала изящную чайную чашку, не вставляя палец в ручку, держа ее спокойно на весу двумя тонкими пальчиками, и беззвучно отпивала глоток. Хорошо, что мы с Мариной чай в блюдца не налили.
Перед нами сидела принцесса, вела себя как принцесса, даже чай пила как принцесса.
Я подняла руку вверх, сжала кулак и сказала Марине:
– Помни клятву!
И Марина ответила:
– Чтоб мы сдохли!
Гаянэ занималась в балетной студии Дворца пионеров Шаумянского района – лучшего Дворца пионеров города Еревана. Это был действительно дворец. Великолепное новое здание из розового туфа с огромными окнами от пола до потолка и хрустальными люстрами. Прямо в огромном фойе был разбит зимний сад с бассейном и фонтаном из камней причудливой формы. В бассейне плавали большие рыбы, блеск люстр отражался в воде. Это было так красиво! Все сверкало и сияло! Мы, дети, мечтали хоть как-то прикоснуться к этому дворцу, но туда было так же трудно попасть, как в Оперный театр. А записаться в какую-нибудь группу или кружок могли только самые талантливые дети Еревана, прошедшие жесточайший отбор, или члены семьи партийной элиты.
Эти везунчики раз в год устраивали отчетный концерт для родителей и друзей – чтобы показать, чему они научились, объяснила нам бабушка Гаянэ. Пока ее внучка готовилась к выступлению, она провела нас с экскурсией. Мы обошли весь Дворец, побывали в кружках шахмат и юных натуралистов, моделирования самолетов и в радиокружке, заглянули в учебные классы – музыкальные, танцевальные, акробатические; где-то разыгрывался и настраивался оркестр, где-то разминались гимнасты. Заглянули даже в костюмерную балетной группы, где мама Гаянэ наносила дочке на лицо макияж.
Мы с Мариной так устали, что готовы были лечь на пол рядом с бассейном с рыбами и так же, как они, беззвучно открывать рот. Мы задыхались, еще не понимая, почему.
Наконец-то настало время концерта. Бабушка Гаянэ провела нас к нашим местам, мы упали в бархатные кресла и приготовились смотреть.
Представление нас потрясло. Оркестр звучал слаженно, дети прекрасно пели и читали стихи, танцы сменяли выступления акробатов и гимнасток с разноцветными лентами.
И вот наступил кульминационный момент! Объявили выступление балетной группы Дворца.
Зазвучала бравурная музыка, и на сцену выпорхнули итальянские крестьяне и крестьянки с тамбуринами в руках. Это была тарантелла. Девочки и мальчики закружились в танце.
Мы с Мариной усиленно вертели головами, но никак не могли определить, которая из танцующих – Гаянэ. Все девочки были на одно лицо. Музыка заводная, ножки балерин стучат по паркету сцены, изящные ручки бьют в тамбурины, мальчики задают ритм хлопками в ладоши, все кружится и несется кувырком! Мы с Мариной притопываем и прихлопываем. Музыка летит к концу! Последний крут и шквал аплодисментов. Все встают – это последний номер программы. Овации, крики «браво». Гаянэ с танцорами отвешивают поклоны на краю сцены…
И вот наступает конец этого длинного дня. Родители Марины – тетя Роза и дядя Миша встречают у выхода из Дворца. Усаживают нас с Мариной на заднее сиденье, долго прощаются с бабушкой Гаянэ, обещают снова встретиться, пригласить в гости, благодарят за прекрасный день. Мы с Мариной сидим почему-то нахмуренные, мрачные, смотрим исподлобья. Дядя Миша наконец-то заводит мотор, а тетя Роза поворачивается к нам с пассажирского сиденья и радостным таким голосом спрашивает:
– Ну что, подружки, как прошел день?
И мы с Мариной, совершенно не сговариваясь, неожиданно, вдруг как зарыдаем! Громко, в один голос, как маленькие, хлюпая носами и размазывая слезы по лицу. И уже не просто рыдаем, а воем.
Родители Марины перепутались:
– Что? Что случилось?
А мы смотрим на них, ревем, широко открыв рты, икая и всхлипывая, и ничего объяснить не можем.
А разве могут объяснить дети, что происходит с ними в десять лет? Что взрослые комплексы приходят из этого счастливого детства и остаются навсегда? Когда какая-то девочка настолько красива, восхитительно талантлива, настолько безупречна, что на ее фоне ты – некрасивая, глупая и никогда не сможешь так танцевать и бить в тамбурин, и никогда у тебя куклы не будут в накрахмаленных платьях, и сама ты не знаешь, почему этого никогда не будет. А не будет, потому что ты – другая. Но в детстве тебе этого не понять, и никто не может объяснить. И ты рыдаешь не от зависти к красивой девочке, нет, – от поражения по всем фронтам.
На следующее утро моя мама – тетя Света – спустилась с нашего третьего этажа на Маринин второй и позвонила в дверь.
Открыла тетя Роза.
– Как Марина? – спросила мама.
– Спит еще. А что?
– Не знаю, чем там их кормили. Мы всю ночь не спали. Вику рвало, марганцовкой желудок промывали.
– Кажется, торт был с цветочками.
– Сколько раз говорила! Но разве кто-то слушает? Там же крем – сплошной маргарин!
– Да, – согласилась тетя Роза. – Крем очень жирный.
Урок английского
Однажды в шестом классе мы с Кариной Саноян сбежали с английского. Не то чтобы мы урок не выучили или домашнее упражнение не написали, мы учились неплохо, скорее, это была бравада. Гляньте, мы уже взрослые. А вот взяли и не пошли на урок. И чтобы противные мальчишки удивились: а куда Вика с Кариной подевались? Чтобы хоть так нас заметили. И чтобы не менее противные девчонки обзавидовались – опять эти две выделились, мальчики теперь от них не отстанут: храбрецов уважают. А в глазах одноклассников сбежать с урока значило – бросить вызов правилам. За такое неповиновение сильно наказывали. «Бросали в застенки, пытали, возводили на эшафот…», на худой конец, порицали и вызывали родителей к директору. Но мы с Кариной всего этого не хотели. Ну, покрасуемся перед классом, и все.
Урок английского был выбран не случайно. Вела нашу группу (класс делился на две группы) немолодая Любовь Сергеевна. Зрение у нее было плохое, а еще хуже – память. И она очень боялась, что ее проблема станет известна дирекции школы. Любовь Сергеевна забывала наши имена, путала темы уроков. Могла два, а то и три урока подряд объяснять одну и ту же тему. Вот с математики не сбежишь, Элеанора Мушеговна сразу бы заметила и спросила у классной руководительницы Риммы Арменаковны: почему девочек нет, не заболели ли они? А классная бы позвонила родителям.
Английский стоял третьим уроком в расписании, и все знали, что по средам с утра у Риммы Арменаковны уроков нет, она приходила только к четвертому уроку – русскому языку и литературе.
Дежурил по классу в тот день Артур Оганесян – круглый отличник и председатель совета отряда. Он не моргнув глазом на вопрос Любови Сергеевны, где Трунова и Саноян, соврал, что мы больны уже неделю. Все остальные одноклассники честно закивали головами. Сбежать с урока – как нырнуть в прорубь или прыгнуть с вышки с парашютом, а не выдать сбежавшего – тоже почти подвиг. Партизаны в гестапо.
Из школы в учебное время выйти было невозможно: сторожиха Тигрануи танком стояла в дверях и без записки от учителя или врача не открывала. Праздно шатающиеся с портфелями по коридорам школы в «урочное» время шестиклассницы выглядели бы подозрительно, поэтому решено было спрятаться в девичьем туалете в двух шагах от кабинета английского.
В туалете было окно. Мы долго пытались открыть его, чтобы впустить свежего воздуха, но муж Тигрануи – завхоз – заколотил все окна на первом и втором этажах школы. Не пройдя контроль у сторожихи, ученики не раз исчезали этим путем.
* * *
Карина сказала:
– Я боюсь, а вдруг директор Анна Варшамовна захочет в туалет, придет и застукает нас здесь?
– Ну и что? Может быть, нам тоже в туалет захотелось.
– С портфелями? Я выйду и постою в коридоре. Я боюсь, боюсь, – повторяла Карина.
