скачать книгу бесплатно
Колядки
Ирина Базалеева
Светлана Фролова
Дарья Новакова
Елена Ивченко
Светлана Есипенкова
Сергей Седов
Арина Остромина
Лада Щербакова
Анна Занадворова
Елена Ахматова
Евгений Чикризов
Андрей Гагарин
Ольга Баринова
Шестнадцать новогодних и святочных рассказов. Эти зимние праздничные дни – время радости, время чудес, и в каждом из рассказов, добрых, с хорошим концом, авторы спрятали по кусочку чуда. Кто поможет четверокласснику Виталику вернуть должок медведю из пряничного домика? О чем пишет в отчете Ангел-хранитель? Что скрывает призрак замка Вандерграсс? Не обошлось из без юмора. Что может пойти не так, если бабушка возьмется за изготовление костюма для школьного спектакля? Как музыка может помочь быку? Прочитайте, и узнаете! Сборник – часть проекта "Околесица", посвященного исследованию чудесного. Семь сборников в различных жанрах, где чудо рассматривается с разных, порой весьма необычных сторон.
Арина Остромина, Елена Ахматова, Дарья Новакова, Сергей Седов, Андрей Гагарин, Елена Ивченко, Ольга Баринова, Анна Занадворова, Ирина Базалеева, Евгений Чикризов, Лада Щербакова, Светлана Есипенкова, Светлана Фролова
Колядки
Андрей Гагарин
Год быка
Это была моя первая случка. Утром 25 декабря мороз стоял такой, какого в России не бывало со времен подписания Киотского протокола. В нашем Нижнем Городище речка промерзла до дна – животных нечем напоить, пришлось снег топить в ведрах. В худом коровнике бывшего колхоза имени Ильича – градусов двенадцать всего.
«В нашем» говорю, а сама думаю: «Да какое оно мое?» Я москвичка, дочь профессора Тимирязевки, куда папа пристроил меня после школы. И вскоре умер. Мама ушла еще раньше. Доучилась с отличием на зоотехника, на пятом курсе выскочила замуж за одного… тракториста. Точнее, моториста… Короче, гада одного. А нужна-то ему была не я, а папина квартира и прописка. Я это быстро поняла, чемоданчик его собрала и за дверь выставила. С сыном отсидела пять лет на сбережения родителей. Еле-еле устроилась секретаршей по знакомству. А потом кризис – сократили. Банальная история.
Помыкалась на рынке труда – никуда не берут. Тут объявление в интернете: «Требуется зоотехник на частную ферму, специализация КРС». Коровы то есть. Требования невысокие – сейчас хорошего зоотехника не найдешь, на село никто не хочет, тем более после Тимирязевки. Зарплата нормальная, если еще квартиру сдам – денег накоплю, а потом и в Москву вернусь, когда сын школу заканчивать будет. Ему десять исполнилось.
Фермер Егор, мужик лет сорока, здоровый как бычара, неотесанный, но мягкий в обращении, так обрадовался, что и про опыт не особенно расспрашивал (ну и я приврала немного – а он и проверять не стал). Егор радовался словно дитя, и исходящий от него запах молока усиливал сходство. Обещал школу для сына в райцентре, сказал, что шофер будет возить Ваню вместе с детьми других сотрудников. Выделил дом – небольшую, но аккуратную избу.
И вот утром в понедельник приходит в коровник и весело так сообщает, что по линии Минсельхоза на район выделили быка новой французской породы – монбельярдская PRO-3. Завтра привезут – буренок наших покрывать. Не сезон, понимает сам, да быки эти нарасхват, сейчас есть возможность, к концу весны в очередь не попадешь. Егор взял быка в аренду на неделю. Сам смеется, руки чешет, говорит, что коровы этой породы дают в три раза больше молока, чем наши бестужевские.
– Так что, Ириш, готовься – сам приду смотреть. Годика через три построю свой молочный цех, с «Перекрестком» прямой контракт заключу и заживем.
И меня по заднице – хлоп ручищей своей.
– Руку уберите, Егор Николаевич! Что за амикошонство? Мы договорились на «вы», и я вам не Ириша, а Ирина Гелиевна.
Егор подтянулся.
– Прости…те, Ирина Гелиевна, забылся. Амико – что?
– Панибратство. У меня сын французский учит. Ну и я набралась с ним.
Чтобы сгладить неловкость, я добавила:
– Кстати, а вы подумали, чем мы этих PRO-3 кормить будем? Ведь им же специальные корма нужны, дорогущие?
Но сказала я это уже ему в спину – весело напевая песенку тореадора из оперы «Кармен», он выходил из коровника. «Кредит возьмем, купим!» – бросил он в мою сторону. Его слова тут же замерзли и звякнули о землю сотней осколков.
В тот вечер я долго не могла уснуть. У меня не было опыта случек, видела на практике, но сама ни разу. Ну, моторист бывший – не в счет. Нужно Петровича позвать, он наверняка умеет, скотник со стажем, хотя давно на пенсии. Да пьет беспробудно, зараза. Возьму-ка я завтра учебник папин: Петрович, Петровичем, а что может быть практичнее хорошей теории!
Ночью мне снилось, что я тореадор, дразню огромного быка, трибуны беснуются – все Нижнее Городище болеет за меня: «И-ри-на! И-ри-на!.. Шайбу! Шайбу!» И когда бык поднял на рога мой черный плащ «с кровавым подбоем», я откинула его в сторону и… увидела, что это не бык, а Егор Николаевич с пышущими паром ноздрями мчится на меня. И я ему кричу: «Егор! Егорка! Я хочу быть твоей!»
Бррр!
Утром я оставила Ванюшку дома – термометр за окном показывал минус тридцать. На ферме была в восемь, по дороге зашла к Петровичу. Еле добудилась: в избе стоял стойкий перегар. Пообещала заплатить ему твердой городищевской валютой – у меня на такой случай припасено.
Петрович пришел на два часа раньше – вот что животворящая валюта делает! Трем телкам я еще со вчерашнего дня велела добавлять в корм морковь, тыкву, свеклу, охота у них должна была начаться часов через восемь – производителя привезут в полдень. Похоже, я не ошиблась – наш местный бык Борька, почуяв охоту у телок, уже нервничал в своем стойле. Петрович увел его в пристройку – не выношу сцен ревности.
Француз был хорош. Белый снизу и багряный сверху. Еще бы синего добавить, и стал бы как французский триколор. Стильно. Быка на цепи Петрович завел в стойло к Зорьке. Та уже вовсю виляла бедрами, как распутная девка на Пляс Пигаль.
Егор, Петрович и я ждали. Ничего не происходило. Петрович рукояткой граблей стал подталкивать француза ближе к телке.
– Гельна, а Зорьке сколько годков то? Может, она для него старая уже? – выдвинул гипотезу Петрович.
– Петрович, ты эйджист. У Макрона, президента Франции, жена на двадцать пять лет старше и ничего.
Петрович и Егор переглянулись.
– Холод собачий, вот ему и не хочется, – добавила я.
– Так давайте я сейчас позвоню, привезут полиэтилен – мы стойло обмотаем, чтобы внутри теплее стало. И можно даже ведро с углями поставить, – оживился Егор Николаевич.
На реализацию плана ушло часа три. Мы порядком вымотались, окоченели, но все-таки сделали, как предлагал босс. Теперь мы наблюдали за процессом, точнее, за его отсутствием – в прорезь полиэтилена. Егор время от времени выходил покурить и возвращался с наливными щеками, как у героя русских народных сказок. Я начала нервничать – под угрозой была моя репутация.
Петрович тоже стал часто выбегать на улицу, и я подозревала, что предавался он там совсем другому пороку: часть платы была ему выдана авансом, о чем я горько пожалела.
Ожидание затянулось. Уже шел пятый час вечера, на улице стемнело. Я была готова на самые безнадежные шаги.
– А что, если ему что-то по-французски сказать? Он же ведь привык там у себя такую речь слышать, а? – отчаялась я с голода и холода. – Месье, силь ву пле! Месье, вотр ваш ву затан, фу ты, вотр фам ву затан. Вуле ву куше авек эль се суар?
– Ирина Гельевна, со всем уважением, но я не думаю, что у вас правильное произношение. Давайте я быстро смотаюсь к вам домой, возьму Ваню – у него наверняка лучше получится.
Как мать, я не могла допустить присутствия сына при подобной процедуре.
– Хорошо, Егор Николаевич, съездите, проверьте, поел ли он. Но его не привозите, а возьмите мою магнитолу, с кассетой «Французские песни». Ваня вам покажет.
И авторитетно добавила, потрясая учебником:
– Зоопсихологи советуют.
Когда Егор уехал, Петрович повернулся ко мне и с ленинским прищуром спросил:
– Ну, че? Не сладится у вас никак? Прям как у энтого енжиста с Зорькой! Че ты тянешь-то, дуреха, бери его и тащи в ЗАГС! Вижу, как он на тебя зыркает…
Мне был неприятен этот разговор. Но что взять со старого сплетника, да еще и алкоголика. Я промолчала.
Тихонько матерясь и бормоча что-то типа «же не манж па сис жур» – или то был мой желудок? – Петрович вышел на очередной «перекур». Через полчаса вернулся Егор с магнитолой, сказал, что Ваня сыт и учит уроки.
Я промотала несколько песен и нажала play. Мирей Матье и Шарль Азнавур на пару исполняли «Une vie d’amour». Петрович, проворчав, что «под такой медляк он и сам бы не стал», опять поплыл на улицу.
Мы с Егором прослушали несколько песен Дассена и Далиды. Наш французский протагонист никак не реагировал на концерт, только изредка звенел цепью. Мы оба устали, в животах урчало.
Я обернулась – Егор стоял позади меня.
– Что вы на меня так смотрите, Егор Николаевич?
– Да ладно тебе, Ирин. Давай по-простому – мы в деревне. Вся эта ученость никому не нужна тут, – он вытащил учебник из кармана моего пальто. Полистал и бросил на сено. – Литература эта, музычка. Ты думаешь, я не знаю, что опыта у тебя зоотехнического – ноль? Ты ж наврала мне. Но я взял тебя, потому что вижу – девчонка с головой, научится работать. Ты думаешь, я кто – фермер в третьем поколении? Я бывший военный, работал в бизнесе, торговал – скопил денег, теперь решил сделать что-то полезное для людей. Все методом тыка делаю… Жена, когда я в деревню собрался, развелась со мной, осталась в Питере. Ей, говорит, опера нужна. А мне эта опера уже вот где! Дочку не дает видеть.
– У тебя есть еще сигареты? Покурим? – предложила я.
На входе в коровник мы столкнулись с шатающимся Петровичем.
Мы молча курили снаружи. Из битого окна коровника с запахом навоза и прелого сена текла французская мелодия. Звезды на морозном, чистом как слеза теленка, ночном небе подмигивали нам: «Ну и что вы ждете? Мы же тут для этого и сверкаем!»
Песня прервалась. Приглушенный голос Вани с выражением читал:
Я помню чудное мгновенье:
Передо мной явилась ты…
Я совсем забыла, что записала на ту же кассету, как он декламирует стихи в школе. Закашлялась – не курила уже лет десять. Выбросила сигарету. Егор поймал момент, наклонился и поцеловал – нежно. Его неожиданно теплые губы пахли молоком.
Послышалось мычание Зорьки, рев француза, жизнеутверждающе забряцала цепь. Кажется, интурист проникся.
– Ну вот, а ты говорил, кому нужны эти стишки! Медведь, бурбон, монстр.
– Кстати, у меня отличный бурбон есть! Отпразднуем почин?
Петрович выпал из ворот коровника, сам – в стельку, слезы на небритых щеках:
– Хранцуз, протри его! А смотри, как наш Володька Высоцкий его пронял! Какие стихи жизненные, царствие ему небесное! За Володьку надо выпить, Николаич! Гельна?
В конце апреля мы поженились. В начале октября у нас в хозяйстве появились первые телята – сразу семь. Просто чудо какое-то! Первого бычка назвали Шарлем, первую телочку – Мирей. Француз поработал на славу. Егор тоже – я родила Машку на Рождество. Через пять лет у нас уже было стадо из почти ста голов новой породы. Я назвала ее РРМ – Рождественская Романтическая Морозоустойчивая. Мы открыли магазины в трех городах, в том числе в Москве, куда мне уже не хотелось возвращаться. Коровник новый построили, воду провели. Народу в нашем Нижнем прибавилось, в том числе молодежи. Егор отстроил клуб, и там вечерами танцуют медляк под Мирей Матье и Джо Дассена.
Анна Занадворова
Неправильный, не Новый, не год
В этом году все было неправильно! Снег выпал слишком рано, еще в октябре, даже листья не успели облететь. А потом вдруг весь растаял. И в ноябре снега не было. В декабре точно будет, обещала мама. Маруся ждала. Снега не было. Декабрь уже заканчивался, а на санках так и не прокатились ни разу.
А в последний день перед каникулами все вообще пошло наперекосяк. На первом уроке еще было ничего. Вместо математики пришла тетенька проводить новогодний мастер-класс. Делали елочные игрушки. Можно было сделать птичку или подарок. Маруся, конечно, выбрала птичку. На картонную заготовку наматывали красную шерсть, чтоб получился снегирь. Вот только наматывалось очень медленно, и снегирь получился какой-то кособокий и худой. Но все равно лучше, чем подарок. Брат Ваня сказал бы, что это очень тупо. Это ведь не настоящий подарок, а игрушка в виде подарка. А внутри он пустой. Кому такой нужен!
На русском сосед Женька стащил у нее из пенала точилку-сову и рассыпал всё, что в ней было, а замечание сделали ей. А еще Маруся оставила кофту в раздевалке и ужасно мерзла, приходилось прятать руки в рукава и неудобно было писать. А на завтрак вместо какао дали остывший компот. В нем противно плавал разбухший изюм. Маруся взяла кусок хлеба, но даже любимый белый хлеб был сегодня неправильный и царапал горло.
И мама все никак не приходила. Почти всех уже забрали, сегодня даже продленки не было. Маруся сидела одна на диванчике у батареи под окном. Здесь было так тепло, что не хотелось шевелиться. Она смотрела на школьное крыльцо и думала, с какой стороны появится мама.
Мама прибежала с пакетами, на волосах капли дождя:
– Ты что, еще не оделась?
– А что ты так до-олго?!
– Марусик, давай скорей, у меня еще тысяча дел!
У мамы в руках как-то вдруг оказались ее кофта и штаны:
– Какая ты горячая, дай-ка лоб. Не заболела?
– Это я от батареи горячая.
***
– Тридцать восемь и три! – мама качает головой.
– Это неправильный градусник! – кричит Маруся.
Все сегодня неправильно! – думает она. Правильно – идти с папой и братьями за елкой. Они обычно берут Ванины санки, потому что они, в отличие от Марусиных, без спинки, да и на Костин снегокат елку тоже не положишь. До елочного базара на санках везут Марусю, а на обратном пути там едет елка.
Базар недалеко, рядом с метро. Пока папа выбирает елку, они с братьями катаются с ледяной горки на «ватрушках». Там очередь, но она идет быстро, можно раза три успеть скатиться – и паровозиком, и по одному. Папа выбирает елку долго и придирчиво, как арбузы. Щупает, нюхает, что-то спрашивает у продавца.
Дома елку достают из сетки. Она сразу растопыривается, как кот. Папа долго возится с подставкой. В этот момент его лучше ни о чем не спрашивать. А потом он достает со шкафа ящик с игрушками и уходит на кухню.
– Без меня не наряжайте! – кричит мама.
***
А сегодня все не так. Маруся лежит на своей кровати в одежде под одеялом, но ей все равно ужасно холодно. Зубы стучат. Вокруг темно. Слышно, как на кухне закипает чайник. Они там смеются. Стучат ложки. Ой, неужели заснула. А как же елка? Уже купили? А почему она не чувствует запаха. Надо крикнуть, чтоб без нее не наряжали, что она не спит. Но крикнуть не получается, они все равно не услышат. Им там весело вместе. Костя что-то рассказывает. Или папа? У них голоса теперь похожие. Надо встать и пойти к ним. Она встает. Нет, она хочет встать. Вот только минутку еще полежит.
Ой, мама сидит на кровати. Мама зажгла ночник. У нее такая огромная тень. Мама сует ей холодный скользкий градусник:
– Держи крепко, руку прижми! Есть хочешь? Чаю с лимоном, может?
***