скачать книгу бесплатно
– В Антверпене кипит жизнь – печатники без устали выпускают новые книги, только и разговоров, что о реформации. Это город великих идей, Кит!
– Реформа – голос разума. Страшно даже думать о тех ужасах, что творились во имя старой церкви…
Екатерина вспоминает, что католики сотворили с ней самой и ее семьей, хотя говорить об этом не решается даже с Хьюиком. Мысль о реформе ей приятна и представляется очень разумной.
– Удалось ли вам познакомиться со знаменитым Лузитано?[20 - Амато Лузитано (1511–1568 гг.) – португальский врач и исследователь, автор ряда медицинских сочинений.]
– Да. Какие у него передовые идеи о циркуляции крови, Кит! Порой я думаю, что наше поколение стоит на пороге великих перемен. Меняется все – наша наука, наша вера… Не терпится увидеть, к чему это приведет!
Он оживленно жестикулирует затянутыми в перчатки руками, показывая, как Лузитано вскрывал трупы, чтобы продемонстрировать сложную систему сосудов. Екатерина никогда не видела Хьюика без перчаток – он не снимал их, даже когда осматривал Латимера. Она ловит его за руку.
– Почему вы всегда в перчатках?
* * *
Хьюик молча отворачивает краешек перчатки, открывая кожу, усеянную красными рубцами, и выжидательно смотрит на Екатерину, предвидя, что она отпрянет в ужасе. Она берет его руку в свои и осторожно проводит по изуродованной коже кончиком пальца.
– Что это?
– Название этой болезни мне неизвестно. Она не заразна, однако вызывает отвращение у всех, кто ее видит. Меня принимают за прокаженного.
– Бедный, бедный! – восклицает Екатерина и прикасается губами к его руке.
К глазам Хьюика подступают слезы. Не потому что к нему до сих пор никто не прикасался, – нет, удовольствия плотской любви ему знакомы. Однако его возлюбленные зажмуриваются от отвращения даже в пылу страсти, а в глазах Екатерины нет ничего, кроме искреннего сочувствия.
– Такая кожа у меня по всему телу, кроме лица.
Екатерина вскакивает и тянет его за руку.
– Пойдемте в кладовую, посмотрим, что можно приготовить для вашей кожи! – оживленно говорит она. – Наверняка ее можно исцелить!
– Мне пока не удалось найти лекарства, хотя некоторые мази снимают раздражение.
Темными коридорами они идут в заднюю часть дома.
– Кто бы мог подумать, что несчастье может дать начало такой дружбе! – замечает Екатерина.
– Настоящая дружба – большая редкость, особенно при дворе, – соглашается Хьюик, чувствуя себя предателем, потому что секрет, который он хранит, вероятно, положит конец их близости. Он крепко привязался к Екатерине, считает ее не просто другом – сестрой, которой никогда не имел, и боится ее потерять. Обман тревожит совесть. А при дворе дружбы действительно нет – как могут дружить люди, непрестанно соревнующиеся между собой за высокое положение и королевские милости? Враждуют даже лекари, состоящие при короле, и большинство из них не любит Хьюика за то, что он на десять лет моложе, а уже лечит лучше.
Екатерина берет его под руку, и он поддается порыву искупить свою вину, дать ей оружие против себя.
– В Антверпене… – неуверенно начинает он.
– Да?
– Я встретил… – Слова даются с трудом. – Познакомился… Я влюбился.
Но это лишь часть правды.
– Как же зовут вашу даму, Хьюик? – весело осведомляется Екатерина, пожимая его руку. Признание явно доставило ей удовольствие.
– Это не дама, – наконец выговаривает он, ожидая, что она изумленно отпрянет.
– Вот как? Я подозревала, – спокойно отвечает Екатерина.
– Но почему?..
– Я знала мужчин, которые предпочитают объятия… представителей своего пола, – негромко говорит она.
Хьюик спокоен: теперь он всецело в ее руках. Узнай эту тайну посторонние, ему не избежать виселицы. Баланс в их отношениях восстановлен.
– Таким был мой первый муж, Эдуард Боро, – признается Екатерина. – Нас поженили совсем детьми.
Мимо проходит слуга с охапкой фрезий. В воздухе разносится весенний аромат.
– Это для моей спальни, Джетро?
– Да, миледи.
– Отдай цветы Дот, она расставит.
Поклонившись, слуга уходит.
– Эдуард Боро не испытывал ко мне ни малейшего влечения, – продолжает Екатерина. – Поначалу я думала, что дело в неопытности – ведь ни он, ни я ничего не понимали в таких делах. Однако был у нас учитель, Юстас Айвз, серьезный молодой человек с красивыми губами – помню, уголки его рта все время были приподняты, словно в печальной улыбке… Только заметив, как Эдуард краснеет, разговаривая с Юстасом, я начала догадываться, в чем дело. Ах, как мало я тогда знала о жизни!
– Что сталось с Эдуардом Боро? – спрашивает Хьюик, захваченный историей из ее прошлого.
– Подхватил потливую горячку. День – и его не стало. Бедный Эдуард! Он был сама доброта… – Екатерина с отсутствующим видом смотрит куда-то вдаль, будто перенеслась в прошлое, а здесь осталась лишь ее тень. – А потом я вышла замуж за Джона Латимера. – Она вздрагивает и возвращается в настоящее. – Теперь вы рассказывайте! Этот человек антверпенец?
– Нет, он англичанин. Писатель, мыслитель – просто необыкновенный! – Хьюик чувствует прилив возбуждения, даже просто рассказывая о Николасе Юдалле[21 - Николас Юдалл (1504–1556 гг.) – драматург, автор пьесы «Ральф Ройстер Дойстер», которая считается первой английской комедией.]. – И такой необузданный! Как дикий зверь.
– Необузданный? Звучит опасно!
– В лучшем смысле слова! – смеется Хьюик.
– А что же ваша жена? Она вас понимает?
– Мы с ней почти не общаемся, – неохотно отвечает он, чувствуя прилив вины, и меняет тему. – В последние дни любовь поистине витает в воздухе! Все только и говорят, что о страсти короля кое к кому.
– Надо полагать, ко мне, – помрачнев, откликается Екатерина. В глазах у нее плещется тревога. – Почему я, Хьюик? При дворе столько красавиц, которые с радостью заняли бы это место, а я уже немолода. Разве он не хочет еще одного сына?
– Возможно, его распаляет как раз ваша сдержанность. – Хьюику известно, как возбуждает незаинтересованность. Сколько раз он пленялся красивыми юношами, которых отталкивала его кожа!.. – Король привык получать все, что хочет, а вы не похожи на остальных.
– Непохожа, бог мой! – отмахивается Екатерина. – Что же мне делать? Броситься к нему в объятия, чтобы охладить его пыл?
Она ускоряет шаг.
– Его влечет и ваша доброта, Кит. Короля восхитило то, как нежно вы заботились о муже.
– И откуда же ему об этом известно? – раздосадованно спрашивает она.
Хьюик не решается рассказать, что король буквально клещами вытягивал из него сведения о Екатерине. Как она вела себя с мужем? Была ли она к нему добра? Готовила ли она ему лекарства?
Некоторое время они идут в невеселом молчании, Хьюик – на шаг позади. Наконец Екатерина открывает дверь в кладовую и, вдохнув смолистый аромат трав, тут же успокаивается. Откупоривает один сосуд, другой, нюхает содержимое, насыпает в ступку и принимается толочь пестиком.
– Желтокорень, – поясняет она. Потом снимает с полки еще несколько горшочков, расставляет на столе, открывает один из них и, удовлетворенно вздохнув, подносит к носу Хьюика.
– Мирра! – Острый церковный запах напоминает Хьюику о священнике, в которого он когда-то был влюблен.
Екатерина растирает немного мирры с желтокорнем, зажигает горелку под медным блюдом и кладет на него шарик воска. Добавляет в ступку несколько капель миндального масла, вливает растопленный воск и помешивает. Когда смесь густеет, Екатерина подносит ступку к носу и удовлетворенно объявляет:
– Готово! Подайте мне ваши руки.
Хьюик снимает перчатки, сразу чувствуя себя голым, и она втирает мазь в раздраженную кожу. Нежное прикосновение трогает его до глубины души.
– Именно поэтому люди считают вас доброй, Кит!
– Не добрее многих… Вот увидите, желтокорень творит чудеса!
– У вас дар к травам. Ваши настойки для лорда Латимера – вот настоящее чудо!
Екатерина смотрит на него с непонятным выражением, в котором читается нечто, похожее на страх.
– Вы не обнаружили ничего странного, когда занимались телом моего покойного мужа?
Вот опять – взгляд загнанного зверя. Что с ней?..
– Только то, что его внутренности пожрала опухоль. Удивительно, что он продержался так долго. Грех говорить, но было бы лучше, если бы он умер раньше.
Страх в глазах Екатерина исчезает, и она тихо откликается:
– Пути Господни неисповедимы…
– Что Маргарита? Как она перенесла смерть отца?
– Тяжело. Я за нее беспокоюсь.
– Вы не пробовали поить ее зверобоем?
– Не догадалась, попробую!
– Король твердо намерен выдать ее замуж за Томаса Сеймура. По-моему, неплохая партия.
– Только не за Сеймура! – резко говорит Екатерина. – За Сеймура Маргарита не выйдет.
– Вы что же, влюблены в Сеймура?! – восклицает Хьюик, пораженный догадкой.
– Я этого не говорила.
– Но это написано у вас на лице.
Выткано в ее чертах, как узор на ковре. Подумать только, влюбиться в Сеймура!.. Король никогда этого не разрешит, нечего и думать.
– Я не хочу его любить! Я в полном замешательстве, Хьюик!
– Вам лучше о нем забыть.
– Знаю… Вы никому не скажете? – шепотом спрашивает она.
– Даю вам слово.
Однако Хьюик видит ее недоверие. Ведь он, в конце концов, лекарь короля – именно король приставил его к Латимеру.
– Почему король поручил вам лечить моего мужа? – спрашивает Екатерина, будто прочитав его мысли.
– Не буду скрывать правду, миле… Кит. – Хьюик прячет лицо – свой стыд – в ладонях. – Король велел рассказывать ему о вас. Он интересуется вами уже давно – с тех самых пор, как год назад вы стали служить леди Марии.
Теперь ей известен его позор.
– Хьюик, вы шпион?! – потрясенно восклицает Екатерина, и он чувствует, как ускользает ее дружба.
– Поначалу да, но теперь я полностью ваш!
Не в силах встретиться с ней глазами, Хьюик смотрит на сосуды и горшки на полках за ее спиной. Екатерина отворачивается, а он читает про себя надписи: норичник, таволга, молочай, истод, девясил, лопух… Молчание накрывает кладовую тяжелым, удушающим одеялом.
– Кит, – наконец умоляюще произносит Хьюик, – вы можете мне доверять!
– Не могу.
– Тогда я вас не знал, а теперь – знаю.
– А я вас… – шепчет она, должно быть, вспомнив о тайне, которая теперь в ее руках. При мысли об этом Хьюику становится легче.
Екатерина вручает ему перчатки и спрашивает:
– Вам легче?
– Да, зуд спал.
– Пойдемте, скоро приедет моя сестра. Я провожу вас.
Она его выгоняет!.. Хочется пасть на колени и молить о прощении, однако ее холодная вежливость делает это невозможным.
Они возвращаются в холл.
– Доктор Хьюик уезжает, Казинс, – говорит Екатерина, обращаясь к дворецкому. – Проводите его и позовите конюха.
Она протягивает руку для поцелуя.