скачать книгу бесплатно
Проводив взглядом спины жокеев, легким галопом направивших своих лошадей к месту старта, я сказал, будто продолжая разговор:
– Кто такой Дисдэйл Смит?
– Ох… – Мой вопрос ее позабавил. – Он имеет какое-то отношение к автомобильной промышленности. Любит пустить пыль в глаза, вы сами видели, но не думаю, что дела его так хороши, как он прикидывается. Во всяком случае, Гордону он сказал, что подыскивает кого-нибудь, с кем можно разделить расходы на эту ложу, и спросил, не хочет ли Гордон снять сегодня половину. Он точно так же сдает половину и в другие дни. Не думаю, что он имеет право так делать, пожалуй, об этом лучше никому не говорить.
– Хорошо.
– Беттина – его третья жена, – продолжила Джудит. – Она манекенщица.
– Очень мила.
– И далеко не так глупа, как выглядит.
Я услышал сухость в ее голосе и сообразил, что мои слова прозвучали снисходительно.
– Понимаете, – великодушно сказала Джудит, – его вторая жена была прекраснейшим из земных созданий, но в ее голове две мысли одновременно не умещались. Даже Дисдэйла утомляла совершенная пустота в сияющих фиалковых глазах. Конечно, когда все мужчины при первой встрече бросаются ухаживать за вашей женой, это как-то льстит, только вот приходится спускаться с небес на землю, когда через пять минут те же мужчины констатируют ее полнейшую тупость и начинают жалеть вас.
– Могу представить. Что с ней случилось?
– Дисдэйл познакомил ее с парнем, который унаследовал миллионы, и коэффициент умственного развития у него был под стать ей. Последнее, что я слышала о них, – купаются в блаженстве.
Оттуда, где мы стояли, беговой круг было не разглядеть, и мы увидели лошадей, только когда они подходили к финишному столбу. Никоим образом я не рассчитывал на это, но когда оказалось, что на первой лошади сидит жокей в ярко-розовом, Джудит вцепилась в мою руку и затрясла ее.
– Это же Кретонна, правда? – Она послушала, как объявляют номер победителя. – Вы понимаете, Тим, что мы с вами выиграли кучу денег?
Она засмеялась от удовольствия, и лицо ее было освещено солнечным светом и нечаянной радостью.
– Молодчина Кальдер Джексон!
– А вы ему не верили, – сказала она. – Я видела по вашим лицам, по вашему, и Генри, и Гордона. У всех одна и та же манера вглядываться человеку в душу; и у вас тоже, хоть вы еще так молоды. Вы все так неправдоподобно вежливы, он мог и не понять, что за этим кроется.
Я усмехнулся:
– Звучит неприятно.
– Я замужем за Гордоном девять лет, – сказала она.
Тут вдруг опять наступило мгновение тишины, и мы посмотрели друг на друга, безмолвно спрашивая и безмолвно отвечая. Потом она легонько покачала головой; чуть погодя я кивнул в знак согласия и подумал, что с такой женщиной, открытой и умной, я мог бы прожить в согласии всю жизнь.
– Заберем наш выигрыш сейчас или попозже? – спросила она.
– Сейчас, если немного подождем.
Мы подождали вместе, пока все жокеи не взвесились, пока не дали разрешение выплачивать выигрыш, и ожидание не казалось нам тягостным. Мы болтали о пустяках, и время пролетело мгновенно; вернувшись в ложу, мы обнаружили, что все до единого ставили на Кретонну и были в приподнятом настроении от той же удачи. Кальдер Джексон сиял и напускал на себя скромность, а Дисдэйл размашисто откупоривал все новые бутылки «Крюг», шампанского королей.
Сопровождать жену шефа в паддок не то чтобы принято, но это ожидаемая любезность, так что Гордон благодушно приветствовал наше возвращение. Его доверчивое дружелюбие меня и радовало, и печалило: ему не о чем было тревожиться. Сокровище его дома останется там и будет принадлежать ему одному. Одиноким холостякам придется с этим смириться.
Вся заметно развеселившаяся компания в ожидании главного заезда высыпала на балкон ложи. По словам Дисдэйла, он поставил все на своего банкира, Сэнд-Кастла; и хотя говорил он со смехом, я видел, как дергаются его руки, беспокойно вертя бинокль. «Да он завяз в этом по уши! – подумал я. – Плохо для игрока».
Все, кого воодушевила уверенность Дисдэйла, весело сжимали в руках билетики двойных ставок на Сэнд-Кастла. Даже Лорна Шиптон (с розовым румянцем на костлявых скулах) созналась Генри, что только на этот раз, уж такой выдался день, она поставила пять фунтов, поскольку у нее предвидение.
– А вы, Тим? – поддразнил Генри. – Последнюю рубашку?
Лорна несколько смутилась. Я улыбнулся и жизнерадостно сказал:
– Вместе с пуговицами.
– Кроме шуток… – начала Лорна.
– Кроме шуток! – прервал я. – У меня дома еще несколько дюжин рубашек.
Генри рассмеялся и мягко отвел Лорну в сторону, а я обнаружил, что стою рядом с Кальдером Джексоном.
– Вы рискуете? – сказал я, чтобы что-нибудь сказать.
– Только наверняка. – Он вежливо улыбнулся, отчего его глаза нисколько не потеплели. – Хотя рисковать наверняка – не значит рисковать.
– А Сэнд-Кастл – наверняка?
Он покачал кудрявой головой:
– Возможность. На скачках нельзя знать наверняка. Лошадь может заболеть. Может споткнуться на старте.
Я посмотрел на Дисдэйла, который слегка вспотел, и понадеялся ради его же блага, что лошадь будет чувствовать себя хорошо и выйдет из конюшни свежей.
– Можете ли вы понять, что лошадь больна, только взглянув на нее? – поинтересовался я. – Я хочу сказать, если вы просто увидите, как она проходит по выводному кругу, вы сможете определить?
Судя по тону ответа, этот вопрос Кальдеру тоже задавали нередко.
– Конечно, иногда это видно сразу, но большей частью настолько больных лошадей не выводят на скачки. Я предпочитаю взглянуть на лошадь вблизи. Обследовать, например, цвет внутренней поверхности века и внутри ноздрей. У больной лошади вместо здорового розового мертвенно-бледный.
Он решительно закрыл рот, как будто закончил речь, но через несколько секунд, в течение которых вся огромная толпа смотрела, как Сэнд-Кастл, освещенный солнцем, вымахивает легким галопом к месту старта, почти благоговейно произнес:
– Это великий конь. Великий.
По-моему, первый раз за весь день у него вырвалось непроизвольное замечание. В дрогнувшем голосе послышался неподдельный энтузиазм.
– Он выглядит великолепно, – согласился я.
Кальдер Джексон улыбнулся, как будто терпеливо снисходя к моим поверхностным суждениям, не сравнимым с глубиной его знаний.
– Он должен был выиграть дерби, – сообщил он. – Его прижали к ограде, он не сумел вовремя высвободиться.
Мое место подле великого человека заняла Беттина, которая взяла его под руку и сказала:
– Дорогой Кальдер, давайте пройдем поближе, там вам будет виднее, чем отсюда из-за спин.
Она одарила меня легкой фотогеничной улыбкой и потянула своего пленника за собой вниз по ступеням.
В гуле, что превратился в рев, скакуны преодолевали дистанцию в полторы мили; длиннее, чем в скачке «2000 гиней», такой же длины, как в дерби. Ко всеобщему унынию, Сэнд-Кастл со своим жокеем в алом и белом никакой сенсации не вызвал и был только пятым, когда участники состязания вышли на последний поворот. Вид у Дисдэйла был такой, будто его сердце сию минуту разорвется.
«Прощай, моя рубашка! – подумал я. – Прощай, предвидение Лорны. Вот-вот лопнет банк, который не может проиграть».
Изнемогающий Дисдэйл, не в силах глядеть, рухнул на один из маленьких стульчиков, что во множестве стояли на балконе; в соседних ложах люди повскакивали на сиденья своих стульев, неистово запрыгали и заорали.
– Сэнд-Кастл вырывается… – заливался голос комментатора из громкоговорителей, но вопли толпы заглушили остальное.
Алое и белое вырывались вперед. Сэнд-Кастл летел над землей, и его видел весь мир. Великий конь, высокий поджарый жеребец, полный огня, покорял пространство.
Наша ложа на главной трибуне была расположена примерно за двести метров до финишного столба, и когда Сэнд-Кастл пронесся мимо нас, впереди него оставались еще три лошади. Однако он летел как молния, и меня до беспамятства захватило это беззаветное мужество, эта необоримая доблесть, эта запредельная воля к победе. Я сгреб Дисдэйла за обвисшее плечо и вздернул его на ноги.
– Взгляните! – прокричал я ему в уши. – Смотрите! Ваш банкир рвется к победе. Он – чудо! Он – мечта!
Дисдэйл с отвисшей челюстью посмотрел в направлении финишного столба и увидел… увидел, как под грохот и рев трибун Сэнд-Кастл, далеко опередив преследователей, стрелой пронесся прямо к призу.
– Он выиграл… – коснеющим языком пролепетал Дисдэйл, так что среди шума я едва его расслышал. – Проклятье, он выиграл…
Я помог ему подняться по ступеням в ложу. Кожа его посерела и взмокла, и он едва переставлял ноги.
– Сядьте, – сказал я, подтягивая первый попавшийся стул, но он помотал головой и, спотыкаясь, добрался до своего места во главе стола. Тяжело рухнув на стул, он протянул трясущуюся руку к шампанскому.
– Боже, – сказал он. – Никогда больше так не сделаю. Никогда в жизни.
– Чего не сделаете?
Он мельком глянул на меня поверх бокала и ответил:
– Все на один раз.
Все. Он и раньше сказал: «Все на банкира…» Я никогда бы не подумал, что он имеет в виду буквально «все»; но что же еще могло вызвать такую физиологическую реакцию?
Тут в комнату гурьбой ввалились все остальные, от радости не чуя под собой ног. Все без исключения ставили на Сэнд-Кастла, спасибо Дисдэйлу. Даже Кальдер Джексон, прижатый к стенке Беттиной, признался, что сделал «маленький вклад в тотализатор; обычно он этого не делает, но ради такого случая…». И если бы он проиграл, подумал я, он бы не признался.
К Дисдэйлу, который только что был близок к обмороку, вернулась неиссякаемая энергия, его пухлые щеки вновь окрасились лихорадочным румянцем. Никто, казалось, не заметил, что у него чуть не случился разрыв сердца, и меньше всех – его жена, которая мило флиртовала с целителем, не получая, впрочем, достойного отклика. Вновь и вновь наполнялись бокалы, вино легко текло в горло, и уже не оставалось сомнений, что этот день для всей теперь перемешавшейся компании прошел с незабываемым успехом.
Немного погодя Генри предложил повести Джудит к паддоку. Гордон, к моему облегчению, пригласил Лорну, и я остался наедине с таинственной леди, Пен Уорнер, с которой я до сих пор обменялся только исполненными глубокого смысла словами: «Как поживаете?»
– Не хотите ли спуститься? – спросил я.
– Да, в самом деле. Но вам нет необходимости идти со мной, если вас это смущает.
– Вы настолько небезопасны?
Глаза ее вмиг распахнулись; она явно затруднялась с ответом.
– Вы чертовски грубы, – сказала она наконец. – А Джудит говорила, что вы прелесть.
Я пропустил ее мимо себя на площадку и улыбнулся, когда она вышла.
– Я с удовольствием пойду с вами, – сказал я, – если, конечно, вас это не смущает.
Она метнула на меня неприязненный взор, но, поскольку нам предстояло более или менее в едином строю преодолеть узкий коридор, предназначенный для людей, идущих в противоположном направлении, она мало что могла сказать, пока мы не управились с лифтами, эскалаторами и пешеходными туннелями и вынырнули на свет божий у самого паддока.
Пен, по ее словам, первый раз была в Аскоте. Собственно, она вообще первый раз была на скачках.
– И что вы об этом думаете?
– Изумительно красиво. Изумительно смело. Совершенно бессмысленно.
– Неужели в уродстве и трусости заключается здравый смысл?
– Довольно часто в них заключается жизнь, – сказала она. – Разве вы не замечали?
– Многие люди не могут быть счастливы, пока не испытают отчаяние.
Она тихо засмеялась:
– Они говорят, что трагедия возвышает.
– Вот пусть они с ней и возвышаются, – сказал я. – А я лучше полежу на солнышке.
Мы остановились на верхних ступенях посмотреть, как водят по кругу лошадей, и она рассказала мне, что живет в двух шагах от Джудит по той же улице, в доме, выходящем на общую лужайку.
– Я жила там всю свою жизнь, задолго до того, как появилась Джудит. Мы встретились случайно, как это бывает, в местном магазинчике, и просто пошли домой вместе. Это было несколько лет назад. С тех пор остаемся подругами.
– Повезло, – сказал я.
– Да.
– Вы живете одна? – спросил я.
Ее глаза обратились на меня с затаенным юмором.
– Да, одна. А вы?
Я кивнул.
– Мне так больше нравится, – сказала она.
– Мне тоже.
Ее кожа была чистой и еще девической, лишь полнеющая фигура создавала впечатление зрелых лет. Это да еще выражение глаз, этакая печаль в них: «Я многое повидала».
– Вы мировой судья? – спросил я.
Она, похоже, испугалась:
– Нет, что вы. Что за странный вопрос!