скачать книгу бесплатно
Прекрасней всех на свете
Френк О’Доннелл
Добро пожаловать в новый мир – коллективную ступень человеческой эволюции. Здесь ярко подчеркнута низменность всеобщего желания поклоняться, восхвалять и культивировать.
Дэвид, как и остальные выжившие на Земле, знает правду о своем происхождении. Он лишь крупица одной большой ошибки, совершенной некогда Богом. Найденная в 2184 году неотредактированная Библия открыла смысл существования человечества. Причина всей жизни – наказание некогда прекрасного, женственного Ангела, однажды восставшего и впоследствии извергнутого в Мир в виде миллиардов осколков – людей, нас с вами. C начала всех времен, Ангел неустанно пытается вновь собрать себя в единое целое, объединяя, сплачивая и культивируя….
Френк О’Доннелл
Прекрасней всех на свете
Глава 1. Безнадежно ничтожны
«Для чего Богу так много людей?…»
Этот вопрос я задавал себе с самого детства, еще когда мой отец, безмерно преданный служитель церкви, рассказывал о том, как прекрасен наш мир, созданный великой Богиней, про мою особую роль в нем, и как важно быть настоящим гражданином. Слушал я его с большим упоением, но при этом спросить о чем-либо, что меня интересовало, было весьма сложно. Иногда даже страшно. Я знал, что он не особо любил, когда его перебивают и сбивают с мысли, да и отвечал он, как правило, довольно скупо, либо в духе «..ты задал очень хороший и правильный вопрос сынок, посмотрим что говориться об этом в священных писаниях…». Его ценность ограничивалась лишь кротким цитированием предмета своей веры. Пожалуй, сейчас я уже и не виню его за это, скорее отношусь с пониманием к желанию донести до меня то, чем он был доверху, почти под завязку переполнен сам. И что делал он это без оглядки на мой возраст, мое простое желание поговорить с ним «по душам».
Меня зовут Дэвид Коул, я родился в 134 году после окончания второй волны преобразования. Многие, по-тихому, называют ее войной, наверное потому, что так принято среди живущих в нищих кварталах или же просто им так нравится. В любом случае эта война ничего не разрушала, в отличии от первой, что закончилась полувеком раньше. Она лишь вытягивала деньги и душу из всего, к чему прикасалась.
Отец усердно стремился сделать меня проповедником в церкви, наверное, столько, сколько я себя помню. Это была основная цель в его жизни, по крайней мере, он сам не раз прямо говорил мне об этом. Я ему верю. Отчасти из-за того, что он был лишь клириком и чтецом, ему страстно хотелось гордиться своим единственным сыном. Видеть меня в почитаемых кругах церкви, которой он посвятил всю свою жизнь. Будучи первым ребенком в семье, его судьба была определена непостижимой для меня традицией – отдавать первенца для работы в храме, вложить в него весь потенциал семьи и уготовить достойное, по мнению его родителей, будущее.
Меня настигла та же участь. Как-никак, других детей у моего отца не было вовсе. К сожалению, противостоять его воле физически сложно, почти так же сложно, как вырваться из цепей на вершине скалы и, спустившись вниз, попытаться выжить среди тех, кто тебя же и приковал. Так что говорить о каком-либо выборе не приходилось. И, как бы ни было еще более тошно от этого, когда-то точно так же выбора не было и у моего отца.
Карьера у меня началась, прямо сказать, не так бурно как у большинства моих знакомых, и это весьма заметно отразилось на состоянии папы. Он как будто по заранее заложенному сценарию, буквально за считанные дни изменился на моих глазах, резко постарел, стал меньше разговаривать и смотреть мне в глаза. Думаю, это из-за пройденных, а вернее недавно проваленных мной распределительных тестов, которые фиксировали во мне не самые лучшие качества с точки зрения церкви.
Признаться, я всегда разговаривал с преподобными учителями и викариями на немного разных языках. Все они считали, что авторитетный статус дает им твердое право на изложение окончательной истины абсолютно на любую тему, а я же видел в их замысловатых званиях и ученых степенях не более чем коллективные псевдонимы. Все, что помню из своего квалификационного отчета – это упоминание слов «саморазрушение», «риск», «исправление» и что-то еще в этом духе. Но, ничего не поделаешь, обучение в церковной академии завершено, и сегодня настал тот самый день, когда у меня появилась официальная работа!
Так было заведено в моем мире, а точнее его остатках в виде огромного города под названием Эос или, как его еще гордо называют, «Эстерлэнд», что при устройстве на любую, даже самую затхлую работу необходимы всего два документа – рекомендация от родителей, тех что живы и специального формуляра от члена Совета, который занимался анализом квалификации. Сложно себе представить что-то более безрадостное и полное бессильного отчаяния, чем разглядывать чей-то отчет о самом себе и своих способностях. По мнению Гектора – моего раздосадованного отца, все что можно было сделать в моем положении, это хоть как-то примкнуть к «священному делу». Пусть и начав с работы на церковной фабрике.
В Эосе под словом «работа» воспринимается не то чтобы чья-то обязанность или долг перед населением, хотя и такое присутствует, нет, тут это скорее жажда, почти неутолимая, священная для большинства. Мой город – оазис на пустынной Земле, последнее пристанище человеческого рода, где его прекрасная Хозяйка посреди пустыни манит к себе всех, кто готов строить с ней новый мир. Ее мир. Ее храм. Здесь люди ублажают свою жажду и страсть, насыщаются и вдохновляются всем, что готовы урвать глазами и руками, в итоге растворяясь в блаженном единстве. Именно им, они расплачиваются с ненасытной Владычицей.
Быть церемониальным сборщиком трупов, на самом деле, довольно сложно. И я говорю не про ответственность за обработку, перемещение и приведение в надлежащий вид тел перед их возделыванием и переработкой на фабрике. Мне постоянно придется, с бесстрастным выражением лица, в течение долгих часов, в любую погоду и как можно скорее забирать у людей тех, кого они только что лишились. Я должен буду не замечать их уступчивые взгляды, наполненные сожалением и долей надежды о скорой встрече с потерянными близкими.
И вот, в безуспешных попытках не особо вдаваться в подробности и не думать о грустном, начался мой первый рабочий день.
– Ты мог бы подвинуть этот люк в сторону? Он будет мешать, если мы найдем там кого-то – недовольно стиснув зубы, сказал мой напарник, рассматривая что-то в окне соседского дома.
Должен сказать, что этот человек сделал многое, будучи старшим инспектором по сборке трупов, чтобы не пойти дальше по карьерной лестнице. Работая почти тридцать лет на фабрику «РэдКрафт», принадлежащую церкви и имея весьма пристойную квалификацию, он с изрядной долей упорства не желал переходить на работу почище. Со стороны можно было подумать, что он просто любит ее и не хочет с ней расставаться, возможно, даже привык к такой жизни. Но это вовсе не так. Он регулярно нарушал дисциплину, открыто выражал неуважение к устоявшимся нормам общества, один раз даже дал по морде какому-то нагловатому санитару. Его имя Даглас Хьюз, но все его называли Даг и он ненавидел то, чем занимался всю свою жизнь. Понял я это по одному лишь его взгляду, тяжелому, полному сдержанной боли и безнадеги.
Наша задача на сегодня – проверить всю улицу, в том числе канализацию на предмет трупов людей и, возможно, пентаморфов. Подняв люк коллектора, в мое лицо устремился белый пар, отдавая местные, откровенно не самые приятные запахи. Эта вонь…, она просто выворачивала наизнанку, словно ждала меня, чтобы «осчастливить» своим ароматом. Я поторопился оттащить люк к обочине дороги. Возвращаясь обратно, услышал уверенный звук от фирменных желтых сапог Дагласа, идущий из входа в коллектор. Похоже, он уже спускался по металлической лестнице вниз. Решив не отставать, я отправился вслед за ним.
Мы медленно шли по узкому коридору отсыревшего тоннеля, осматривая старые кирпичные стены, пережившие еще первую волну и здешние канализационные трубы, отремонтированные кем-то, судя по всему, совсем недавно. Вокруг было тесно и невыносимо жарко. Я безуспешно пытался уворачиваться от раскаленных трубопроводов, которые то и дело ошпаривали мне локти и плечи. Идущий впереди Даглас, своей широкой спиной и сияющей лысиной закрывал весь тусклый свет от лампы, висящей где-то вдалеке. В руках он держал небольшую фомку, которой бережно постукивал по одной из труб, проложенных вдоль стены, словно хотел сыграть на ней знакомую только ему мелодию. В моей же руке был небольшой фонарик, который я из любопытства пытался направлять по сторонам, но все же чаще светил себе под ноги, чтобы не споткнуться обо что-то или не раздавить очередную крысу. Здесь их оказалось намного больше, чем я ожидал.
– Коул, как тебя вообще угораздило попасть ко мне после академии? Работенка то у нас, откровенно говоря, грязная! Надеюсь, ты не ждешь здесь чего-то большего – спросил Даглас, решительно прервав холодное молчание, в без того мрачной обстановке.
– Наверное, я был недостаточно симпатичный чтобы получать там хорошие оценки … – улыбаясь, поморщился я и сразу перевел тему – утром ты сказал, что начнем обход именно с коллектора. Подозреваю, в этом есть какая-то причина? – спросил я у спины Дага, идущего впереди меня.
Ничего не ответив, Даглас сбавил шаг и остановившись, начал с подозрением рассматривать трубу, торчащую прямо из стены. Кто-то ее приварил к старому водопроводу совсем недавно, возможно при ремонте дома или для чего-то еще…
– Сам то как думаешь, Коул? – всматриваясь в шов свежей сварки, прищурился Даг, сверкая морщинам.
– Думаю, ты хотел поднять мне настроение ароматом этой экскурсии – отшутился я.
– Пожалуй ты прав – оглянувшись на меня сказал Даг – Боты-динго справятся здесь лучше нас. Дойдем до конца коллектора, там где развилка, повернем направо и через метров пятьдесят будет лестница. Выйдем как раз возле площади святой Эванджелин.
– Хотел впечатлить меня? Или, может быть, напугать. Я угадал? Раздавленные крысы того не стоили.
– Возможно… – с хитрой ухмылкой оправдался Даг и пошел дальше на свет тусклой лампы.
Через пару минут мы приблизились к развилке. Даг, махнув фомкой в правую сторону, указав мне на освещенный путь к видневшейся лестнице, направился в ее сторону. Меня же остановило то ли чувство невыполненного долга, то ли просто потому что терзало врожденное любопытство. Выход был совсем близко, но я, стоя сапогами в какой то вонючей луже с парой дохлых крыс, смотрел налево, разглядывая наполненный тьмой коридор, оставленный без внимания. Решив, что не смогу спокойно пройти мимо, я прокричал Дагу:
– Эй Даг, а что там, в той стороне?
–Там, метров через сто тупик, вряд ли найдем что-нибудь… – продолжая идти не оборачиваясь, безразлично крикнул он в ответ.
–Так что там слева? –не показывая излишней подозрительности, переспросил я, направив фонарик в темный коридор.
Эти слова остановили его. На мгновение мне показалось, что он разозлился и сейчас перебирает слова, которыми мог бы просветить салагу вроде меня по поводу всех тонкостей его не легкой работы. Через секунду он молча развернулся и медленным, тяжелым шагом направился обратно ко мне.
– Где-то здесь глубоко внутри – сказал Даг, тыкая в себя толстым пальцем – когда-то тоже умер детектив – выходя на свет моего фонарика, он спокойно добавил – там вход в старый распределительный узел, он давно завален, ничего нет кроме крыс и кучи кирпичей. Иди за мной, если сам хочешь убедиться.
Завернув в коридор и пройдя совсем немного, мы стали погружаться в темную прохладу отдаляясь от раскаленных труб основного тоннеля. Как и было обещано, в скором времени мы приблизились к тупику. Нас окружил высокий зал из старых кирпичных стен, вернее лишь его часть. Дорогу преграждала огромная куча обломков железобетонных конструкций и прочего мусора. Словно кто-то свалил их сюда прямо сверху, а после заделал дыру в потолке. Трудно было сказать о прошлом предназначении этого помещения, скорее всего оно служило хабом для въезда спецтехники в разные части городской канализации. По какой-то непонятной причине здесь под ногами стелилось еще больше крыс, чем в только что пройденном нами коллекторе. Кирпичная кладка стен была настолько старой и разрушенной, что внушала естественное желание уйти отсюда как можно скорее.
– Раздавленные крысы того стоили? – с дружественной ухмылкой промолвил Даг.
– Пожалуй нет, идем обратно. – раздосадовано ответил я, покручивая фонариком по сторонам.
– Я понимаю, Коул. Все кажется таким любопытным в первый рабочий день – покачивая головой, с прищуром заметил Даг – тебе нужно расслабится. На площади что сейчас над нами, есть отличная пельменная, сегодня, так и быть, я угощаю тебя – сказал Даг, наблюдая за тем, как я всматриваюсь в развалины. После он посмотрел на потолок так, словно пытался пробить своим бесцеремонным взглядом тонны бетона и песка, оценив привычную очередь на долгожданный обед – ну все, идем – утвердительно добавил Даг, торопясь к выходу.
Осознавая, что здесь и правда искать уже нечего, сделав буквально несколько шагов вслед за ним, я словно по наваждению, остановил свой взгляд на участке стены, где кирпичи казались целее остальных. Решив подойти чуть ближе, не отрывая свет фонарика от этого места, я осознал, что смотрю не на стену вовсе, а на маленькую железную дверь, искусно замаскированную рисунком старой кирпичной кладки. Местами уже изрядно проржавевшая, где-то даже покрытая махровым белым налетом, похожим на плесень, но все еще кем-то обслуживаемая дверь. Если хорошо приглядеться, можно было заметить, что маскировку кто-то постоянно обновлял и подкрашивал, словно пытаясь сохранить ее актуальность вопреки естественному гниению. Смотря на эту небольшую дверь, я чувствовал, как от нее веет многолетней историей, связанной с людьми и их страхами, недоступными мне событиями откуда-то из прошлого.
– Ты видишь это? – спросил я Дагласа в замешательстве.
– Что там? – обернувшись в мою сторону крикнул Даг.
– Здесь какая-то дверь и похоже она открыта… – разглядывая свою находку, ответил я.
– Слушай Коул, это уже не смешно! Какая еще дверь!? Пошли отсюда – пытаясь скрыть овладевавшее им замешательство, заявил Даг.
– Ты сам подойди и посмотри, если мне не веришь! – спокойно сказал я, не обращая внимания на его эмоции.
– Ахх, ладно, но пельмени сегодня явно будут с тебя, стажер – ухмыльнулся Даг, приближаясь ко мне.
Даглас, подойдя, встал рядом со мной и в смятении, оглядываясь по сторонам, стал неохотно замечать мою находку. В его глазах я увидел растерянность, но после, попросив меня отойти в сторону, он начал осторожно осматривать дверь.
Она не заперта, но плотно прикрыта. Замок кем-то высверлен или выбит. На его месте виднелось небольшое ровное отверстие. Это была определенно та самая дверь, в которую нам нужно было войти. Мы оба понимали это и перебросившись взглядами, словно перед расстрелом, медленно открыли ее. Даглас с осторожностью оттянул рукав куртки и одним нажатием сделал отметку в журнале криптофона, после чего хлопнул меня по плечу, призвал тихим жестом сделать то же самое. Войдя, мы оказались в довольно просторной и хорошо освещенной комнате окруженные высокими бетонными стенами. Раньше здесь явно кто-то жил и очевидно, что тут прошел обыск. На пыльном бетонном полу повсюду валялись бумаги и обломки деревянных ящиков, которые еще недавно обитали в комодах, стоящих в углу. В середине комнаты стоял массивный деревянный стол, каких я раньше не видел вблизи. Похожий на ручную работу какого-нибудь мастера жившего тысячи лет назад, место которому скорее в историческом музее чем в заброшенной канализации. Вокруг него были раскиданы стулья, рядом с которыми лежали трупы двоих людей. С виду мужчины и женщины. Они умерли примерно месяц или два назад, это было заметно по характерному сырному запаху, царившему в этой погребальной обстановке и их уже начавшим «бродить» потемневшим телам. У бедолаг похоже совсем никого не было, к ним явно никто не прикасался. Даже не откачал их кровь после смерти. Рядом со стеной лежало четыре пентаморфа, которые, судя по всему, умерли так же неожиданно, как и те двое возле стола.
– От этой парочки взять уже нечего – медленно проходя мимо трупов, с должным спокойствием сказал Даг.
– Кто по-твоему вырубил петоморфов? – спросил я.
– Понятия не имею, но четырех положили разом, судя по тому, что они находятся так близко друг к другу. Одна пыталась себя залатать перед отключкой, хотела что-то достать из своей подруги – заметил напарник, осторожно разглядывая роботов лежащих одна на другой.
– Наверное, центральный гемоблок.
– Возможно, но это не так важно, у нее не вышло. Вырубилась – с долей сожаления сказал Даг, рассматривая бумаги разбросанные на полу рядом с пентаморфами.
Для меня было впервой наблюдать что-то подобное. Я знал, в канализациях иногда можно найти места, где были перестрелки, допросы или еще чего похуже. Но чтобы четыре пентаморфа, были вот так, очевидно даже без боя отключены кем-то, стало загадкой. И не только для меня – это озадачило и Дага, хоть он изо всех сил старался это не демонстрировать. Судя по всему, они нашли штаб-квартиру мятежников или что-то в этом духе. Допросили и убили их на месте. Но кто тогда отключил их самих? Как они это допустили? Можно было бы предположить, что это патрульные роботы, но внешность этих пентаморфов все же больше смахивает на личную охрану Первоматери. Их часто путают, но между ними есть некоторые отличия из-за разного качества исполнения заметного опытному взгляду. Все это только прибавляло вопросов, витавших в этой комнате между Дагом и мной.
Пока Даглас продолжал осматривать комнату, я запустил сканер на трупы возле стола, чтобы убедиться, что их кровь уже испорчена. Это было понятно и так, но требовалось по протоколу. Сканер ожидаемо показал 0.2%, а это означало, что их не нужно никуда забирать, лишь накрыть стерилизующей пленкой и оставить в покое. Покончив с ними и не тратя лишнего времени, я подошел к озадаченному Дагу, молча замершему над пентаморфами, которых так или иначе мы были обязаны забрать с собой на фабрику.
– Коул, ты давай бери двух верхних, а я возьму вот этих нижних, они вроде как потяжелее. Повезем их прямо сейчас в «Рэдкрафт» – словно с заботой сказал Даг.
– Мы еще вернемся сюда сегодня? Может быть найдем что-то? Проверим, есть ли какие-то другие двери здесь – предвкушая продолжение, спросил я.
– Возможно, ближе к вечеру – выдохнув, ответил он – запустим одного динго, посмотрим что он тут найдет. Может быть, пройдемся по верхнему кварталу. Не забывай, еще нужно заполнить отчеты на этих четырех красавиц, так что бери их и поехали на фабрику.
Надо отдать ему должное. В нем чувствовалось желание сделать мой первый день не таким мрачным и долгим. Он хотел проявить некую любезность в общении. Я даже думаю, он как никто другой знал, насколько важна поддержка кого-то живого, когда имеешь дело с мертвыми. Возможно, это давалось ему нелегко и не особо получалось, но я все же оценил это.
Подойдя ближе к пентаморфам, я невольно бросил взгляд на лицо одной из них, ловя себя на мысли что фабрика «Редкрафт» заслуженно стала крупнейшей организацией святой Церкви, а по сути – ее основной заботой. Черты лица безмолвно лежащих друг на друге роботов очаровывали и сводили с ума. Как будто тот, кто их создавал, изучил все мои мечты и сокровенные желания. Даже среди людей редко встретишь столь прекрасных созданий. Их производили исключительно в виде женщин, не похожих друг на друга, ни цветом кожи, ни формой тела, с разными лицами и глазами. Для фабрики это было своего рода искусством и поводом для гордости среди высших чинов Церкви и Совета. И у этого, лежавшего в полумраке пентаморфа в сверкающих полимерами серо-зеленых глазах было что-то с трудом описываемое словами. Как будто через них на меня смотрел кто-то по-настоящему живой. Даже ни синтет или человек, а словно целое племя или народ хотели поймать мой беглый взгляд и подарить чувство единства с чем-то поистине божественным. Ее небольшое, словно наивное и в то же время самозабвенное лицо, обладало неуловимым магнетизмом, внушающим чувство абсолютного упоения. Растрепанная челка и небольшие пряди темных, каштановых волос, небрежно закрывающие часть лица лишь дополняли прекрасный, обеззаруживающий образ. Оторвав от нее взгляд и наклонившись, я поднял двух верхних пентаморфов, положив одну на правое плечо, а другую на левое. Вообще с роботами куда проще в этом плане чем с телами людей, с их то «детским» весом не нужны никакие носилки. Я сразу направился к выходу, не желая тут больше задерживаться. Даг, подхватив двух остальных, последовал за мной.
Мы подъезжали к воротам сортировочного центра. Припарковав машину рядом с въездом в цех Даг, оценив очередь, отключил двигатель и слегка приоткрыв окно, спросил меня:
– Значит, твоя фамилия Коул?
– Да – мрачно вздохнув, ответил я.
Прищурив глаза и слегка покачав головой, словно пытаясь что-то вспомнить, он посмотрел в окно, за которым находились владения фабрики. Бескрайние, уходящие в горизонт огромные цеха, лаборатории и склады словно черные скалы исчезали необъятными туловищами в мрачном небосводе, наполненном едким смогом. Ко всему этому великолепию удивительно быстро привыкаешь, особенно если живешь здесь же. Очередь двигалась исключительно медленно и Даг, не спеша рассказал мне о том, как жил рядом с фабрикой столько, сколько себя помнил. Я узнал от него, что он всегда мечтал владеть небольшим ресторанчиком, где-нибудь на окраине города, подальше отсюда, что любил он лишь единожды и никогда не решался завести семью. Все что он говорил, выдавало в нем куда более эмоционального человека, чем может показаться на первый взгляд.
– Хочу попросить тебя кое о чем, Дэвид Коул, если позволишь. – сдержанно и с присущий ему угрюмостью произнес Даг, продолжая смотреть в окно.
– Да, конечно – заинтересованно кивнул я.
– Не отвози меня этим кровососам, если найдешь меня первым…
Должен сказать, что для простого гражданина, это была бы весьма не простая просьба. И дело не только в несправедливом и неоправданно жестоком наказании за скрытие умершего или в вариантах куда деть его кровь, любой знает как найти ей применение. А в том, что далеко не все могут избавиться от останков трупа и не оставить при этом никаких следов, которые рано или поздно найдут на общем сканировании. Но Даг и я знали, что у всех сборщиков трупов есть необходимые инструменты утилизации и бояться в данном случае можно только того, что тебя могут отчитать и немного пожурить на церковном совете за отсутствие отчета об испорченной крови у найденного трупа.
– Конечно. Если ты решился сказать мне, значит это по-настоящему важно. Я сделаю это для тебя – задумчиво произнес я, посмотрев на Дага, после чего одобрительно моргнул и улыбнулся напарнику.
– Спасибо, Коул – угрюмо ответил Даг и включив двигатель, направил машину ко входу в цех, рядом с которым ждали пустые разгрузочные тележки. Это были массивные этажерки с приделанными колесиками, у которых каждая полка предназначалось исключительно для чьего-нибудь трупа.
Подъехав, мы бережно припарковались на специальной, светло-голубой линии дорожного покрытия, вокруг которой было множество луж, будто кто-то только что наспех окатил это место водой. К нам сразу подошли два сотрудника фабрики одетые в ритуальные робы серого цвета. Их лица закрывали массивные брезентовые капюшоны. Судя по форме, один из них был простой санитар, а другой санитар-дьякон. Мне показалось, что я уже встречал их, возможно во время стажировки, но не более того. Тот что санитар, был настольно примечательно толстый и низкий, что даже безразмерная роба смотрелась на нем весьма несуразно. Должно быть, кто-то кинул баскетбольный мяч в серую простынь и решил там же его оставить. Второй был вполне обычным на вид. Обходя наш катафалк, кто-то из них располагающе постучал по кузову, намекая, чтобы мы не задерживали очередь и скорее выходили к ним на разгрузку. Даг, не подавая вид, продолжал сидеть за рулем, демонстративно вглядываясь куда-то в даль. Не задавая ему лишних вопросов, я вышел из машины и подойдя к задней дверце багажного отсека, бесцеремонно открыл ее. Увидев уложенных в ряд четырех пентаморфов, санитар сразу начал язвить:
– Нет, ну ты видел, а? Как тебе не стыдно! Даг, опять взялся за старое! «Заобнимал» до смерти бедных синтов! Да? Хьюз? – уже знакомо пристукнув по машине и начав заглядывать в салон, дерзким голосом излился толстяк.
– Разуй глаза, озабоченный олух! – протокольно воскликнул второй работник – не видишь разницу между фреями и слугами нашей Пресвятой Матушки Эстер? Осторожно возьми их, положи в тележку, потом отвези в морг. И только попробуй на них косо посмотреть! Они могут до сих пор вести сбор данных, идиот… – отводя на меня прикрытый капюшоном подозрительный взгляд, пригрозил второй санитар.
– Похоже, вам тут «до смерти» весело вдвоем – наблюдая за погрузкой привезенных пентаморфов, спокойно произнес я, оценочно покачивая головой.
– А ты, стажер, если я не ошибаюсь, Дэээвид – протяжно произнес дьякон – вместо того чтобы нащупывать в себе юмориста, сдай мне формуляр и проследуй в морг. Заполнишь там отчеты. Даглас похоже слишком занят для этого и не почтит нас сегодня.
– Он сказал, что ваши кислые рожи стали ему слишком часто сниться по ночам. Открывай порт для формуляра, закончим все это – уверенно произнес я и через зеркало заднего вида в первый раз увидел признаки улыбки на лице Дага. Тут же вспомнились годы, проведенные мной в церковной академии. Эти вечно надменные споры и выговоры при мыслях о которых сразу стиснулось в груди.
Не дожидаясь от него ответа, я вытянул правую руку перед собой, почти дотянувшись ладонью до прикрытого робой лица дьякона, заставил его рефлекторно отшагнуть на полшага назад. Его капюшон слегка откинулся назад, на мгновение продемонстрировав лицо весьма пожилого человека. Тонкий вытянутый нос и редкие седые усы с такой же худощавой бородкой выдавали в нем подобие старой измученной крысы, которую долго держали в лаборатории. Покачав головой, и нервно бормоча что-то, он так же как и я вытянул свою руку, направив ладонь в мою сторону для загрузки формуляра, после чего произнес:
– Я буду с большим интересом наблюдать за твоей карьерой стажер…
Сказав это, он шмыгнул длинным носом и бережно прикрыл заднюю дверь катафалка. Подойдя к толстому санитару ожидавшему рядом, он по-тихому дал ему какие-то указания, после, одобрительно похлопав его по плечу, отпустил на фабрику вместе с тележкой, доверху набитой привезенными нами пентаморфами. Санитар тут же поковылял в сторону дверей сортировочного цеха, нелепо задевая о лужи своей безразмерной робой. Заметив как я улыбнулся, дьякон махнул рукой в его сторону, подгоняя следовать на фабрику для заполнения всех отчетов о нашем грузе.
Открывая двери цеха, я услышал как отъезжает Даг, наверное, чтобы припарковать машину, а потом догнать меня и затащить в свою любимую пельменную на церемониальной площади. Решив, что мне лучше не отставать от санитара, заблудившись в первый же день на фабрике, я не стал его дожидаться. Встречусь с ним позже, подумал я. Надо же как-то втягиваться в эту гнилую работенку…
Захлопнулась дверь и я оказался в высоком холле сортировочного цеха. Будучи в первый раз в этой части фабрики, я обнаружил, что тут куда более погребальная обстановка, чем в тех лабораториях где проходила моя практика. Люди и роботы, обреченно ходившие вокруг, все в тех же серых балахонах, возили с собой бесчисленное количество тележек со свежими трупами людей и изредка видневшимися рабочими ботам, вышедшими из строя. Разлитая кровь была всюду: на полу, стенах, тележках и естественно, грязных робах санитаров. Она была в таком количестве, что постоянно рассекающие ее тележки, своими колесиками, взбивали кровь как масло, поднимая легкий красный туман, расстилающийся под ногами. Вдоль стен холла шли повороты в узкие коридоры разных частей цеха, оттуда постоянно кто-то выходил и так же быстро скрывался. Для удобства, чтобы не заблудиться, у каждого санитара с тележкой под ногами светилась яркая линия определенного цвета. Судя по всему, она была привязана какой-то программой к конкретной тележке и меняла свой цвет каждый раз в зависимости от перевозимого груза.
В Эосе, практически все жители с самого рождения привыкают к виду и запаху крови. Это вроде как стало заурядным явлением и никого не смущает. Привычный, слегка «металлический» аромат, царил абсолютно везде, как будто кто-то постоянно потирал медную монетку у тебя под носом. От улиц и переулков до самых укромных мест любого дома, скрываться бессмысленно. Этот запах становится естественным для каждого уже в первые годы жизни и не покидает до самой фабрики, куда суждено попасть после смерти. Уже примерно лет двести, или чуть больше, в мире запрещено хоронить людей в земле или сжигать трупы, да и вообще хоть как-то избавляться от тела. Это одно из самых главных правил общества и нарушать его нельзя никому, под угрозой самому стать трупом. Дело вовсе не в том, что для устаревших кладбищ больше нет места. В современном мире человек это главный ресурс как при жизни, так и после смети. Тело умершего, а именно мясо, кости, вся его органика и особенно драгоценная кровь – важнейший и очень ценный компонент объединенного человечества. Умершего необходимо в особой форме преподносить в специальные церемониальные точки приема, либо вызывать таких вот «милых» людей как я, чтобы упаковать труп и отвезти сразу на фабрику. Фабрику, где кроведобыча уже не просто ритуал, который, как правило, видят простые люди, а основа для всей экономики города. Здесь производят пентаморфов, ботов, транспорт и даже бытовую технику, которая, как и все остальное, имеет в своем основании гемоблок, питающий переработанной кровью умные машины. Одним словом, там где есть цивилизация, всегда пахнет кровью.
Разглядев в толпе несуразный силуэт толкающий тележку с моими пентаморфами, я быстрым шагом и с тяжелым сердцем пошел следом исполнять свои обязанности, которые похоже становились весомой частью моей жизни.
Проносящиеся мимо люди в напяленных грязных робах напоминали мне об отце. Он мечтал, чтобы я безукоризненно выполнял любую работу для церкви, тем самым становясь угодным Богине-Матери. Я не мог избавиться от гнетущего чувства кровной близости с ним, его волей, его судьбой, оно преследовало меня последние пару лет. В сердце я всегда старался не осуждать его, но это желание омрачалось его сверхравнодушием к моей свободе.
Свернув в один из коридоров и покинув сортировочный цех, мне стало чуть легче дышать, вокруг уже не было такого количества бегающих перед глазами балахонов, стука тележек и луж пролитой крови. Как будто я свернул на небольшую улицу с ежегодной ярмарки на центральной площади, подальше от всех памятников и торговцев их копиями. Пока мы шли в морг, а точнее пока мне приходилось догонять этого на удивление шустрого и толстого санитара, я обратил внимание на то, как выглядит фабрика изнутри.
Под ногами весь пол был выложен металлической плиткой, темного синего морского оттенка, на котором то исчезали яркие разноцветные линии, то появлялись вновь. Одна лишь светло фиолетовая полоска, запрограммированная под нашей тележкой, неизменно вела нас в глубь этого мрачного церковного предприятия. На дверях, мелькавших мимо, отсутствовали таблички и вообще какие-либо номера, они плавно сливались с такими же однотонными, глянцевыми стенами печально-черного цвета. Несмотря ни на что, в коридорах было на удивление чисто, боты чистильщики успевали протирать их куда эффективнее своих коллег из центрального холла. Все окружение этого места, как только я переступил порог фабрики, наполняло неуловимым чувством, словно соприкасаешься с чем-то мистическим и в то же время родным, тем, что всегда было внутри и сопровождало всю жизнь. Это пугало и завораживало.
Через несколько минут нашей гонки, когда очередной коридор внезапно оказался почти пустым, санитар привел меня к дверям морга для пентаморфов.
– Ну что «красавчик», вот и приехали, отдышись давай и смотри не напутай ничего в актах – ехидно произнес санитар, снимая свой брезентовый капюшон.
Я увидел заплывшее жиром жутко вспотевшее лицо, большую часть которого отвоевывали огромные щеки, покрытые редкой рыжей щетиной. На вид ему было лет сорок или около того. Бледная, не сияющая здоровьем пятнистая кожа резко выделялась на фоне длинных красных волос, небрежно собранных в хвост за спиной. Откровенно печальные маленькие черные глаза смотрели на меня немного растерянно и мне даже стало жаль этого санитара. Золотой обруч вокруг его необъятной шеи, украшенный гравюрами Протоматери и ее апостолами, словно добавлял ему уверенности в себе и питал новыми силами для очередного ехидного самоутверждения.
– Показался бы ты штатному врачу, вид у тебя какой-то нездоровый. Такое чувство, что ты долго не протянешь, если будешь так бегать каждый день – сказал я, пытаясь перестать на него пялиться.
– Слушай, ты запал не меня? Так и скажи, а не пялься! Запрыгивай в тележку и я отвезу тебя к себе в подсобку. Там то мы узнаем, кто еще из нас дольше протянет.
– Что…? – нахмурился я, отвыкнув от подобного…
– Давай не ломайся, вижу что я тебе нравлюсь – бормотал он бессвязно.
– Ты меня перепутал с кем-то.
– Сердце горячее… сердце молодое… – твердил он дрожа, как безумный.
– Давай сюда. Похоже твой напарник тебя заждался там внизу – выхватывая у него из рук тележку и загоняя ее в морг ответил я.
– Еще увидимся Дэвид – ехидно, мне в след пробормотал мерзкий санитар, стоя в коридоре перед закрывающейся за мной дверью.
С радостью освободившись от компании этого толстяка, я словно сбежал от полоумного школьного хулигана. Мне одновременно хотелось избавится от мыслей о возможности очередной встречи с ним и перестать винить себя за то, что вообще нахожусь здесь, пожалуй худшем из мест на земле.
На самом деле, людей подобных ему не нужно останавливать, пытаться «переговорить» или убедить в чем-то, лучше просто обойти. В их попытках ляпнуть что-нибудь неосмысленное и мерзкое, что прет из них со невероятной быстротой, они находят свое единственное утешение. Должно быть это их единственный способ выбраться из глубокой депрессии. Все, чего можно добиться, вступая в пустой разговор, так это дать им их пищу, которую они слепо проглотят, извергая лишь мерзкий запах утробы.
Оказавшись в морге, я окинул взглядом небольшое помещение, освещенное тусклым синим светом. В отличии от огромных человеческих моргов, которые мне уже приходилось посещать, похожих скорее на ангары-трупарни, где высушенных покойников подвешивают плотными рядками под потолок в ламинированном прозрачном пакете, в этом пентаморфы вольготно и неподвижно сидели на столах, расставленных вдоль стен. Их было всего десять. Большинство одеты в форму патрульных и еще одна лежала на небольшом инженерном столе, полностью обнаженная, с открытым инженерным отсеком в области живота. Скорее всего для быстрого осмотра или неотложного ремонта. Все это было похоже на небольшую мастерскую какого-нибудь кукольного мастера, возможно я бы так и подумал, если бы завернул сюда не из коридора фабрики, а откуда-нибудь из сбытового центра. В углу стоял человек, он что-то читал с большого экрана, висящего на стене и не обращал на меня абсолютно никакого внимания. Уже привычной серой робы на нем не было, он был одет в простую черную рубашку с закатанными рукавами и в столь же невзрачные серые брюки. Перепачканный кровью прозрачный фартук, висевший на шее, полностью отражал его увлеченное работой состояние, а небольшая круглая бородка вместе с пушистыми усами подчёркивали благородные черты его лица. Создавалось стойкое впечатление что передо мной профессионал своего дела.
