скачать книгу бесплатно
– Привет, – сказала я. – Что такое?
– Кэсси. – Голос у Сэма был странный – хриплый, сдавленный, словно его ударили под дых. – У тебя все в порядке?
Я повернулась к парням спиной, отошла в угол.
– Все хорошо. А что? В чем дело?
– Боже, – выдохнул Сэм. И тихонько кашлянул, будто в горле у него ком. – Я тебе звонил четыре раза. Думал тебя искать, кого-то послать к тебе домой. Почему ты не брала долбаный телефон?
Никогда Сэм так не разговаривает. Вообще-то он сама обходительность, другого такого не знаю.
– Я на стрельбище. Телефон в ячейке заперла. Что стряслось?
– Прости. Не хотел… прости. – Он снова тихонько откашлялся. – Меня вызвали. На место преступления.
У меня чуть сердце не выпрыгнуло. Сэм работает в Убийствах. Лучше бы сесть, да ноги сделались как деревянные. Я привалилась к шкафчикам.
– Кто убит? – спросила я.
– Что? Нет – да господи, нет же, никто из… то есть жертва незнакомая. И вряд ли… вот что, ты не могла бы приехать?
Я перевела дух.
– Сэм, что, черт возьми, случилось?
– Просто… можешь приехать, и все? Мы в Уиклоу, неподалеку от Глэнскхи. Знаешь ведь, где это? Едешь по указателям, проезжаешь через деревню Глэнскхи, а дальше прямо, на юг, три четверти мили – там справа тропинка, а рядом сигнальная лента. Мы тебя встретим.
Парни из Нравов заинтересованно прислушивались.
– У меня смена через час, – сказала я. – А за час я только до вас доеду.
– Позвоню в твой отдел, скажу, что ты нам нужна.
– Не надо. В Убийствах я больше не работаю, Сэм. Если это убийство, я тут ни при чем.
На заднем плане зазвучал мужской голос – твердый, тягучий, настойчивый; знакомый, но чей, я вспомнить не сумела.
– Погоди, – сказал Сэм.
Прижав телефон плечом к уху, я стала собирать пистолет. Раз у Сэма такой голос, значит одно из двух: либо жертва знакомая, либо убийство зверское и дело плохо. Убийства у нас в Ирландии в основном незамысловатые: пьяные потасовки, случайные жертвы при ограблениях, “Мэ-Жо” (муж жену), запутанная семейная вражда в Лимерике, что уже не один десяток лет портит нам статистику. Заграничные ужасы – серийные убийцы, изощренные пытки, штабеля трупов в подвалах – нам неведомы. Но это все не за горами. В последние десять лет Дублин меняется так стремительно, что наша психика не выдерживает. Пришел “кельтский тигр”[2 - “Кельтским тигром” назвали резкий экономический взлет Ирландии на рубеже 1990-х и 2000-х.]: слишком у многих появились вертолеты, слишком многие ютятся в жутких клоповниках, слишком многие прозябают в ненавистных офисах при свете ртутных ламп – еле дотягивают до выходных, а потом снова за работу, – для страны это настоящее бремя. К концу моей работы в Убийствах я уже нутром чуяла: в воздухе звенит песнь безумия, город вот-вот ощерится, обнажит клыки, как бешеный пес. Рано или поздно кому-то достанется первое кошмарное дело.
Должности психолога-криминалиста у нас нет, и парни из Убийств – мало кто из них учился в колледже, и меня, психолога-недоучку, здесь считают профессором – поручали мне составлять психологические портреты. Получалось у меня сносно; в свободное время я почитываю учебники, изучаю статистику – пытаюсь наверстать. Сэм вызвал бы меня, если надо, – чутье сыщика взяло бы у него верх над желанием меня поберечь.
– Погоди-ка, – сказал рыжий. Он уже не поигрывал мускулами, а сидел, выпрямившись, на скамье. – Ты же в Убийствах работала? – Недаром я не хотела с ним болтать по-приятельски. Слишком много в последнее время развелось любопытных.
– Было дело, – ответила я с лучезарной улыбкой и взглядом “не подходи – убью”.
В душе рыжего боролись любопытство и влечение, и любопытство в итоге взяло верх – видимо, понял, что шансы влечения близки к нулю.
– Ты расследовала то дело? – спросил он, придвигаясь ко мне поближе. – Убийство девочки. Что там было-то?
– Что рассказывают, то и было, – ответила я. В трубке Сэм с кем-то спорил – отрывистые тревожные вопросы, а в ответ все тот же тягучий голос, – если бы рыжий заткнулся хоть на минутку, я бы узнала, кто это.
– Слыхал я, напарник твой слетел с катушек, трахнул подозреваемую, – любезно подсказал рыжий.
– Откуда мне знать, – ответила я, пытаясь снять бронежилет, не выронив телефон. Хотелось послать рыжего туда, куда приличные люди не ходят, – какое мне дело теперь до бывшего напарника и его личной жизни?
Сэм вновь заговорил со мной, голос стал еще напряженней, взволнованней:
– Можешь надеть темные очки? И что-нибудь на голову – капюшон, шапку?
Я застряла в бронежилете.
– Это еще зачем?
– Прошу тебя, Кэсси. – Сэм, казалось, вот-вот взорвется. – Пожалуйста.
Езжу я на развалюхе “веспе” – по меркам города, где успех измеряется деньгами, позорище, зато удобно. Пробки она преодолевает вчетверо быстрее среднего внедорожника, и припарковаться проще, да и ненужных людей помогает отсеять – если кто-то кривит рожу, значит, нам не по пути. Когда я выехала из города, погодка была славная, для поездки на мотороллере самое то. Ночью прошел дождь – сильный, со снегом, хлестал в окно как сумасшедший, но к утру выдохся, и день был яркий, ослепительный – первый почти весенний день. Раньше в такие деньки я с утра седлала “веспу” и ехала за город – мчишься на полной скорости куда глаза глядят и песни горланишь!
Глэнскхи – это на выезде из Дублина: среди гор Уиклоу прячется деревушка, а вокруг ничего примечательного. Я полжизни прожила в Уиклоу, а в Глэнскхи не была дальше указателя при въезде. Место совсем глухое: россыпь ветхих домиков вокруг церкви, что бывает открыта раз в месяц, рядом паб и магазинчик всякой всячины – словом, сюда не заглянет даже отчаявшаяся молодежь в поисках жилья подешевле. Четверг, восемь утра, так называемая главная улица живописна, как на открытке, и совершенно безлюдна, лишь старушка катит продуктовую тележку мимо искрошенного гранитного памятника неизвестно кому, за ее спиной вьются улочки с домиками цвета засахаренного миндаля, а еще дальше высятся буровато-зеленые равнодушные холмы. Можно вообразить, что здесь кого-то убили – фермера, чьи далекие предки не поделили территорию, или муж жену, обезумев от пьянства и жизни в четырех стенах, или брат пошел на брата, с которым не мог разъехаться лет сорок, – короче, привычные преступления с глубокими корнями, древние, как сама Ирландия, но опытного сыщика вроде Сэма таким не проймешь.
И все-таки что там за голос был в телефоне? Из знакомых мне следователей у одного Сэма нет напарника. Ему нравится быть вольной птицей, каждое дело расследовать с кем-то новым – то с сельскими “мундирами”, которым нужен эксперт, то с кем-нибудь из наших, если дело сложное и без третьего им не обойтись. Сэм с кем угодно сработается, помощник из него идеальный, – интересно, кому из моих бывших коллег он помогает на этот раз.
За деревней дорога сужалась, петляя вверх по склону среди ярко-желтых кустов дрока, а поля стали крошечные, каменистые. На гребне холма стояли двое. Сэм, светловолосый, коренастый, напряженно застыл, спрятав руки в карманы куртки; в нескольких шагах от него, задрав голову, подставив лицо порывам ветра, стоял второй. Солнцу было далеко еще до зенита, и оба отбрасывали длинные грозные тени, а их силуэты на фоне быстрых облаков были в ослепительных ореолах – будто два ангела спустились с небес. За спиной у них трепетала сигнальная лента.
Я помахала, Сэм поднял руку в ответ. Второй небрежно кивнул, и я его тотчас узнала.
– Чтоб меня! – крикнула я, не успев даже слезть с мотороллера. – Фрэнки! Какими судьбами?
Фрэнк подхватил меня под мышки, приподнял. Надо же, ничуть не изменился за четыре года, даже потрепанная кожаная куртка все та же!
– Кэсси Мэддокс, лучшая в мире студентка-самозванка! Как делишки? Как занесло тебя в Домашнее насилие?
– Спасаю мир. Мне и меч джедая выдали, и все такое.
Глянув мельком, я отметила недоумение на лице Сэма, нахмуренные брови – о своей работе агента я почти не рассказывала, даже имя Фрэнка при нем вряд ли упоминала, – но, лишь посмотрев на Сэма в упор, я увидела, что на нем лица нет: губы побелели, глаза округлились. Сердце у меня сжалось, дело и впрямь, похоже, скверное.
– Как ты? – спросила я, стаскивая шлем.
– Отлично, – выдавил Сэм. И улыбнулся, но улыбка вышла кривая.
– О-о-о! – насмешливо протянул Фрэнк, отступив на шаг и оглядев меня. – Ну вы посмотрите! Последний писк полицейской моды! – В прошлый раз он меня видел в камуфляжных штанах и в футболке с надписью “Веселый дом мисс Китти ждет тебя”.
– Чтоб мне провалиться, Фрэнк, – ответила я. – Как видишь, за последние годы я хотя бы раз переодевалась.
– Нет-нет, что ты, я потрясен! Солидно выглядишь! – Он попытался меня развернуть, я отмахнулась.
К слову, по части нарядов мне до Хилари Клинтон далеко. Обычный офисный прикид – черный брючный костюм, белая блузка, стиль совсем не мой, но когда я перешла в Домашнее насилие, мой новый начальник все уши мне прожужжал, как важно производить впечатление, располагать к себе людей, а джинсы и футболка для этого ну никак не подходят, и сопротивляться у меня не хватило сил.
– Очки взяла? А куртку с капюшоном или что-то вроде? – спросил Фрэнк. – С твоим нарядом самое то!
– Ты меня сюда вытащил, чтобы вкусы мои обсуждать? – Я достала из сумки допотопный красный берет, помахала им в воздухе.
– Не-а, о моде в другой раз. Вот, это тебе. – Фрэнк выудил из кармана уродливые темные очки – зеркальные, как у Дона Джонсона[3 - Дон Джонсон (р. 1949) – американский актер, звездная пора которого пришлась на комедийно-криминальный сериал “Полиция Майами” (1984–1989).], в духе восьмидесятых.
– Если уж разгуливать таким чучелом, – сказала я, разглядывая очки, – то причина должна быть очень веская.
– Всему свое время. Не нравится – надень шлем.
Фрэнк смотрел на меня выжидательно, и наконец я, поежившись, облачилась в костюм чучела. Радость встречи подвыветрилась, и я опять помрачнела. Сэм на себя не похож, дело расследует Фрэнк и не хочет, чтобы меня здесь видели, – похоже, убит кто-то из наших, из агентов.
– Ты, как всегда, неотразима! – Фрэнк приподнял ленту, я под нее нырнула – привычным движением, в тысячный раз – и на долю секунды почувствовала себя как дома. Машинально нащупала за поясом пистолет, оглянулась в поисках напарника – и только тут опомнилась.
– Итак, рассказываю, – начал Сэм. – Сегодня утром, где-то в шесть пятнадцать, местный житель Ричард Дойл выгуливал здесь, на тропинке, собаку. Спустил ее с поводка побегать по лугу. Недалеко от тропинки есть разрушенный дом, собака забежала внутрь, а назад ни в какую, в конце концов Дойл пошел за ней. Собака обнюхивала труп женщины. Дойл оттащил собаку, побежал домой, позвонил в полицию.
У меня немного отлегло от сердца: ни одной женщины-агента я не знаю.
– А я тут при чем? – спросила я. – Не говоря уж о тебе, солнце мое. Или ты перешел в Убийства, а я ни сном ни духом?
– Все поймешь, – ответил Фрэнк. Я шла за ним следом по тропинке, глядя ему в затылок. – Точно тебе говорю.
Я оглянулась на Сэма.
– Не волнуйся, – сказал он тихо. К нему возвращался румянец, горел на щеках яркими неровными пятнами. – Все будет хорошо.
Тропа забирала вверх – грязная, заросшая боярышником и совсем узкая, двоим не разойтись. В просветах пестрели, словно заплаты, поля, усеянные овцами, вдалеке блеял новорожденный ягненок. Воздух прохладный, медвяный, хоть пей его залпом, сквозь молодую листву боярышника пробиваются длинные золотые лучи; идти бы так и дальше вдоль гребня холма, будто и нет черной тени, что омрачила утро, а Сэм и Фрэнк пусть сами разбираются.
– Сюда, – сказал Фрэнк.
Живая изгородь уступила место полуразрушенной каменной стене, за нею зеленело одичавшее поле. Дом стоял ярдах в тридцати-сорока от тропы, один из тех коттеджей, что опустели во время Великого голода, таких до сих пор в Ирландии полно – хозяева умерли или эмигрировали, а новых так и не нашлось. Едва взглянув на него, я лишь укрепилась в мысли, что не хочу иметь с ним ничего общего. По-хорошему, это место должно так и кишеть людьми: “мундиры” должны прочесывать траву, криминалисты в белых комбинезонах – фотографировать, измерять следы, санитары морга – тащить носилки. А вместо этого двое полицейских в форме топчутся у порога да две спугнутые малиновки снуют по карнизу и возмущенно попискивают.
– А где все? – удивилась я.
Я обращалась к Сэму, но ответил Фрэнк:
– Купер приехал и сразу уехал. (Купер – наш патологоанатом.) Думаю, хотел установить время смерти как можно быстрее. Криминалисты подождут, следы никуда не денутся.
– Ради бога, – ответила я, – могут и деться, стоит нам тут потоптаться как следует. Сэм, ты расследовал хоть раз двойное убийство?
Фрэнк поднял бровь:
– Еще один труп?
– Будет твой, как только криминалисты сюда доберутся. Шесть человек топчутся на месте преступления? Они же тебя прибьют!
– Ну и пусть, – весело отозвался Фрэнк и перемахнул через стену. – Хотел все в секрете подержать, а попробуй, если криминалисты налетят! Их трудно не заметить.
Что-то здесь всерьез не так. Дело расследует Сэм, а не Фрэнк, ему и решать, как быть со следами, кого и когда вызывать. Значит, то, что он увидел в коттедже, его так потрясло, что он позволил Фрэнку встрять, пройтись бульдозером и все сделать по-своему. Я старалась поймать взгляд Сэма, но он перелезал через стену, ни на кого не глядя.
– Перелезешь в своем прикиде, – спросил Фрэнк сладким голосом, – или помочь?
Я состроила ему рожу, перемахнула через стену и утонула по щиколотку в сырой траве и одуванчиках.
В коттедже было когда-то две комнаты. Одна сохранилась вполне хорошо, даже большая часть крыши уцелела, а от второй только и осталось что обломки стены с выбитыми окнами. Из щелей росли вьюнки, мох и какая-то ползучая трава с мелкими голубыми цветочками. У входа кто-то написал краской из баллончика: ШЭЗ[4 - Подпись одного из самых известных авторов граффити, которому многие подражают.], довольно коряво, но вряд ли коттедж облюбовали для сборищ, слишком уж тут неуютно; местные подростки и те наверняка его обходят стороной, предоставив дому разрушаться своим чередом.
– Детектив Кэсси Мэддокс, – представил меня Фрэнк. – Сержант Ноэль Бёрн и Джо Догерти, из полиции Ратоуэна. Глэнскхи – это их территория.
– Наказал Господь за грехи, – вздохнул Бёрн, и тоска в его голосе была неподдельной. Был он лет пятидесяти с лишним, сутулый, с водянистыми голубыми глазами, и пахло от него затхлой полицейской формой и безнадегой.
Догерти – нескладный юнец с огромными оттопыренными ушами, и когда я протянула ему руку, он вытаращился на меня изумленно, почти карикатурно, я буквально слышала щелчок, когда глаза у него вылезли из орбит, а потом встали на место. Бог знает что ему про меня наплели – сплетни у нас в полиции разлетаются быстрее, чем в клубе любителей настольных игр, – но мне было тогда не до того. Я улыбнулась дежурной улыбкой, а он что-то буркнул и выпустил мою руку поспешно, будто обжегся.
– Мы хотим, чтобы детектив Мэддокс взглянула на труп, – сказал Фрэнк.
– Скажем так, не мы, а вы, – поправил Бёрн, разглядывая меня. В его тоне чудилась легкая угроза, но вряд ли у него нашлись бы силы угрожать.
У Догерти вырвался нервный смешок.
– Готова? – спросил тихонько Сэм.
– Жду не дождусь, – ответила я, вышло чуть свысока.
Фрэнк уже нырнул внутрь, раздвинул ветви ежевики у входа в дальнюю комнату.
– Мадам, прошу! – Он отвесил шутливый поклон.
Я нацепила дурацкие очки на ворот блузки, вздохнула, зашла.
В комнате, наверное, веяло когда-то тихой печалью. Длинные лучи солнца пробивались сквозь щелястую крышу, сочились в затянутые ежевикой окна, дрожали, словно блики на воде; очаг, сто лет как остывший, был забит кусками птичьих гнезд, упавших в дымоход, а сверху торчал крюк, хоть сейчас вешай чугунок. Где-то невдалеке мирно ворковала горлинка.
Но всякий, кто видел хоть раз мертвеца, знает, как меняется рядом с ним даже сам воздух: безмерная тишина, осязаемая пустота, черная дыра – время остановилось, ни одна молекула не движется рядом с немым существом, познавшим последнюю тайну, которую ни с кем не разделит. Обычно покойник в комнате главный, единственный. Иное дело убитые – те никогда не бывают одни. Возле убитого тишина оглушает, как крик, воздух захватан пальцами, на теле будто выжжено клеймо другого, чье присутствие ощущаешь столь же явственно, – убийцы.
Вот что, однако, бросилось мне в глаза в тот раз: убийца почти не оставил следа. Я готовилась увидеть то, что и представить страшно, – распростертое нагое тело, черные зияющие раны, расчлененку, – но эта девушка словно прилегла, сама выбрав место, ни в чьей помощи не нуждаясь, и испустила последний вздох, ровный и протяжный. Она лежала на спине возле камина, ноги вместе, руки вдоль тела. Темно-синее полупальто, распахнутое на груди, синие джинсы не спущены, молния застегнута, кроссовки, голубая футболка с темной звездой. Единственное, что настораживало, – крепко сжатые кулаки. Фрэнк и Сэм подобрались поближе, я метнула на Фрэнка вопросительный взгляд: “И что?” – но он лишь наблюдал за мной с непроницаемым лицом.
Девушка была среднего роста, сложена как я – ладная, по-мальчишески стройная. Лежала лицом к дальней стене, лишь темнели в полумраке стриженые волосы да белел кусочек лица – округлость щеки, маленький заостренный подбородок. Фрэнк зажег фонарик, небольшой, но яркий, и в круге света выступило ее лицо.
В первый миг я растерялась – неужто Сэм мне наврал? – я же ее знаю, где-то видела миллион раз! Я шагнула вперед, чтобы разглядеть ее получше, – и все вокруг застыло, провалилось в безмолвие, из углов наползла тьма, лишь лицо девушки сияло белизной: это же я! Точеный нос, брови вразлет, каждая черточка, каждый изгиб – это я, неподвижная, губы синие, под глазами темные круги. Я не чуяла ни рук, ни ног, ни своего дыхания. Мне почудилось на миг, будто я лечу – выпорхнула из себя, и меня уносит, как лист на ветру.
– Узнаешь? – донесся точно издалека голос Фрэнка. – Вы с ней родня?
Я будто ослепла – смотрела на нее и не видела. Она казалась немыслимой – горячечный бред, вопиющее нарушение всех законов природы. Я невольно напряглась, привстала на носки, нащупала револьвер, готовая биться с нею не на жизнь, а на смерть.
– Нет, – ответила я чужим голосом. – В первый раз вижу.
– Ты что, приемыш?
Сэм резко обернулся, и это вмиг меня отрезвило, меня словно ущипнули.
– Нет, – сказала я.
