скачать книгу бесплатно
ТАТЬЯНА:
Боже мой, она просто была честной. Все, что она сказала – полная правда. Все остальное – ее личное дело. В этой истории самый настоящий козел – тот, кто опубликовал все записи. Серьезно, кто это вообще сделал?
ПАУЛЬ:
Ну, я догадываюсь, кто за этим стоит. Интуиция подсказывает. С другой стороны, тот факт, что этот человек тоже есть в записях, оскорбляет и его. Но это может быть умным ходом, чтобы отвлечь от себя подозрения. Ясное дело, что обо мне в записях ничего не было. Я же недостаточно важен. Наверное, мне повезло.
Эдгар сходит на следующей остановке. Продовольственный рынок. И да, там действительно бывают люди, даже если это многих удивляет. Как будто этот район был чем-то вроде Диснейленда. Что, конечно, вздор. В переулках живут обычные люди. Странный баланс между стариками и яппи[2 - Яппи (англ. Yuppie, аббр. от Young Urban Professional Person + суфф. -ie – молодой городской профессиональный человек) – молодые состоятельные люди, карьеристы, ведущие активный светский образ жизни. Основной критерий принадлежности к «яппи» – успешность в бизнесе.], при этом старики умирают, а вместе с ними и равновесие. Квартира, в которой живут Эдгар и его отец, находится прямо над ювелирным магазином, построенным его прадедом и прабабушкой. Эдгар точно не знает, когда это было. Когда-то. Это небольшой, забитый антикварными украшениями магазинчик. Он принадлежал им, пока не пришли нацисты. После захвата им удалось вернуть его себе. Но это уже другая история. В любом случае их фамилии на магазинчике более чем достаточно – Ротшильд. И нет, они не имеют отношения к тем самым Ротшильдам. По крайней мере, насколько Эдгар знает.
Эдгар смотрит на дисплей. Площадь святого Якова. Тоже стоит упомянуть об этом. Прямо стоит патрульная машина, которая будто не двигается с места. И два полицейских, которые целый день следят за тем, чтобы в синагоге ничего не происходило. Эдгар иногда спрашивает себя, хватило бы двух полицейских, если бы действительно что-то произошло. Скорее нет, чем да. Вероятнее всего, четверо полицейских ударят по бюджету. Поэтому поставили двоих. Никакая охрана определенно не понравится Центральному совету евреев. Эдгар может точно сказать, ведь, в конце концов, он сам один из них. Тем не менее немного болезненная для него тема. И в наши дни лучше обойтись без обрезания.
Автобус движется дальше и скоро доберется до пешеходного перехода. Эдгар может ездить до школы на трамвае. Все они следуют до улицы Мариенплац. На трамвае было бы однозначно быстрее, автобус едет слишком длинным путем. Эдгар дважды в день тратит на дорогу около сорока минут. Но зато без пересадок. Эдгар ненавидит пересадки. Он предпочитает просто сидеть три четверти часа и слушать музыку. Кроме того, этот автобусный маршрут напоминает ему о его матери. Однажды его отец упомянул, что у нее в этом районе есть подруга. И всякий раз, когда она приезжала, она всегда садилась на 62-й автобус. Возможно, ему это кажется слегка романтичным. Обычно именно так мы вспоминаем мертвых людей.
Да, его мать мертва, она покинула этот мир незадолго до того, как Эдгар научился ходить. По словам тети, свои первые шаги он сделал в день ее похорон. Может быть, он хотел сбежать. Или отыскать ее. Он точно не помнит. Тогда он был таким маленьким, что даже не скучал по ней. Что сейчас его раздражает. Как будто ему только сейчас подарили эту скорбь.
За свое имя ему стоит благодарить мать. В честь Дега. Эдгар. Ей нравились картины. Его отец хотел назвать его Адамом. Хорошо, что он проиграл спор. По крайней мере, так Эдгар получил ее имя, и у него хоть что-то осталось. Его мать мертва, но почему-то она все еще повсюду. Как осколки стекла, которые вы замечаете, только когда ступаете на них босиком. Любая попытка вытащить их оставляет множество мелких ран. Он и его отец не говорят об этом, но вся квартира увешана фотографиями, подтверждающими ее существование. Они доказывают, что тетя, которая снова и снова говорит, насколько он похож на нее, не лжет. Иногда, очень редко, но он может что-то припомнить. При этом воспоминание на самом деле говорит слишком много. В нем нет конкретных образов, только чувства, которые возникают внезапно и без всякой на то причины, как пузырьки воздуха из недр земли. Все воспоминания так далеки, что он больше не может их уловить. Как только мысль возникла – она тут же исчезает. Только осознание того, что мысль приходила, оставляет послевкусие, а содержимое давно исчезло в никуда.
Только так Эдгар может объяснить, почему ему каждый раз приходится плакать от запаха теплого рисового пудинга с корицей. То же самое и с некоторыми солнцезащитными кремами. И когда цветут липы. Затем внезапно становится больно так сильно, что он уверен: это как-то связано с ней. Его подсознание все еще знает что-то, что он давно забыл.
Эдгару часто хотелось спросить об этом отца, но он никогда этого не делал. Он не хочет напоминать ему, что она ушла – как будто ему нужны эти напоминания. Как будто ее отсутствие не заметно в каждом углу этой слишком большой квартиры. Отсутствие человека может быть заметнее, чем присутствие. Будто работающий усилитель. Вид эха.
Автобус поворачивает направо в сторону продовольственного рынка, и Эдгар нажимает кнопку остановки. Кроме него и сидящей впереди старушки с собакой никого нет. Улица заполнена пешеходами. Для них это не улица, а продолжение пешеходной зоны. И как обычно последние несколько метров до остановки автобус проезжает слишком медленно. Вот почему Эдгар остается сидеть как можно дольше. На экране автобуса меняется название остановки, зонтики и стойки приближаются, посередине майское дерево тянется в бело-голубое пасмурное небо, как копье, пытающееся пронзить небеса.
Эдгар видит свою остановку, встает и идет к выходу. Он попеременно держится за поручни: левый, правый, левый, правый, левый и правый. Затем его взгляд падает на то место, где несколько минут назад сидела она. И как только автобус останавливается и двери открываются для Эдгара, он замечает сумку на сиденье у окна.
Значит, сегодня у нее все-таки была с собой сумка.
Когда Юлия замечает это, она так резко останавливается, как будто врезалась во что-то на полном ходу. Несколько секунд она не двигается, просто стоит посреди тротуара, парализованная, лихорадочно соображая. Затем во рту пересыхает, и ее сердце начинает биться чаще. Звезды посреди дня, бесцветное мерцание на сером небе.
Она прокручивает в памяти, как нажимает кнопку остановки, как встает и намеренно не смотрит на Эдгара – нужно отвести взгляд хотя бы куда-нибудь, только не на него. Она пытается избежать разочарования в его глазах, а потом покидает автобус.
Без сумки.
– О нет, – произносит она на удивление спокойно. И снова, еще тише:
– Нет.
Затем она разворачивается и бежит обратно к остановке. И пока она бежит, отдельные предложения проносятся в голове. Это ее слова. Жесткие и честные. Они оставляют раны, как пули.
Когда Юлия добегает до угла улицы, она уже задыхается. У нее шов на боку, кожа на нем пульсирует, капля пота стекает по виску, а ощущение щекотки заставляет напрячься. Юлия держится за бок и смотрит на пустую автобусную остановку. Она выглядит как безмолвный символ опоздания.
Конечно, уже поздно. Она сама видела, как автобус уехал. Это было всего несколько минут назад. Следом в голове сразу же возникает вопрос, а сможет ли она догнать его, если побежит назад и возьмет велосипед? Но что-то в ее голове упрямо говорит «нет». Ей следовало сразу же поехать на нем. Почему она об этом не подумала? Если бы ей не пришлось переезжать, у нее не закончилась бы лицензия на скутер. Она бы догнала автобус на нем. Только вот этого бы не случилось, потому что, если бы это случилось, она никогда бы не оказалась в этом проклятом автобусе. Потому что тогда ее жизнь сложилась бы иначе, а именно как прежде. Она в своей старой квартире, которая была гораздо более уютной, среди друзей, которые в то время казались намного больше похожими на друзей. Но потом она думает об Эдгаре. О том, что она едва знает его. И как сильно любит сейчас. Если бы она не переехала сюда, она бы ничего не написала о нем, потому что он не сыграл бы роли в ее жизни. Он бы остался чужим. Лицом в толпе. Теперь, когда он ей нравится, это неуместно. С другой стороны, она не может знать наверняка.
Эдгар. Может, он заметил сумку. Может, он взял ее с собой. Юлия представляет, как он проходит мимо выхода. Как он стоит в ожидании открытия дверей и замечает сумку. На сиденье у окна. Где он должен был сидеть. Где бы он ни сидел, они бы могли пойти домой вместе. Тогда Эдгар сказал бы: «Юлия, подожди, твоя сумка!»
И тогда она не оставила бы ее. Но они не пошли домой вместе, потому что иначе ей пришлось бы с ним разговаривать. А она не могла с ним разговаривать. Ни с ним, ни с кем-либо другим. Особенно не об этом.
Юлия отгоняет эту мысль и продолжает думать над старой. Если Эдгар видел сумку, он точно забрал ее, она в этом уверена. А если он забрал ее с собой, он точно заглянет внутрь. Вопрос в том, что он будет делать после? Когда заглянет внутрь. Откроет ли ноутбук? Нет, не станет. Только не Эдгар. Но что, если он это сделает? Тогда он увидит записи. Каждое написанное ею слово.
Юлия ненадолго закрывает глаза.
Она не вышла из WordРress[3 - WordРress – свободная платформа для создания собственного сайта, блога или галереи.]. Она тогда подумала об этом, но оставила страничку открытой, потому что Леонард вернулся в комнату из душа. Он посмотрел через ее плечо, и она быстро нажала на какой-то другой пост, а затем просто закрыла крышку ноутбука. Несколько недель назад вся эта ситуация не стала бы такой проблематичной. Ноутбук запросил бы пароль при следующем открытии. Но это так ее раздражало, что она отключила эту функцию. Не просто продлила длительность работы без пароля, нет, она полностью отключила вход по паролю. Как будто втайне хотела, чтобы кто-нибудь прочитал ее мысли. Юлии стало интересно, что бы она сделала, будь у нее ноутбук Эдгара. Она не смогла бы открыть его. Ей было бы любопытно, но нет. Эдгар тоже не захочет. Нет, он этого не сделает.
И все же в душе остается небольшое сомнение. Как капельки тумана, которые оседают на оконном стекле после дождя. В конце концов, она говорит себе, что ноутбук, скорее всего, уже разряжен. Или, может быть, она просто на это надеется.
Юлия все еще стоит на углу и смотрит на автобусную остановку через дорогу. Как будто это неправда, как будто все вокруг нее замедлилось, как в кино. Но это правда. Она начинает надеяться, что Эдгар не заметил сумку. Что сумка просто исчезнет. Что ее можно будет найти в бюро находок МТТС[4 - МТТС – Мюнхенский транспортный и тарифный союз.].
Но она не думает, что он не заметил пропажу. Эдгар не из тех, кто упускает что-то из виду. Он определенно заметил ее. И если он заметил, то он взял сумку с собой – но пока это не значит, что он будет читать ее записи.
Юлия цепляется за эту мысль. Надеется на нее.
А затем идет домой.
Другие
ВИНСЕНТ:
Я вообще ее не знаю. Никогда с ней не разговаривал. Я замечал только ее огромную грудь.
ЯНИНА:
Не могу поверить, что она это написала. Я имею в виду, что решилась публиковать не только свои секреты, но и чужие. Я действительно не думала, что она из таких людей.
МОМО:
Она этого заслуживает. Я думаю, что все так считают. Теперь она наконец знает, что значит быть лузером. Она мне никогда особо не нравилась – это не секрет. И нет, мне ее не жалко.
ЛИНДА:
Мне ее очень жаль. Что странно, потому что она мне никогда не нравилась. Но это было похоже на дневник. Разве у нас нет права хотя бы записывать свои мысли в чертов дневник, не беспокоясь о том, что кто-то их прочитает?
ЭДГАР:
Все так или иначе думают, что это был я.
Когда Юлия возвращается – в квартире темно. Две с половиной пустые комнаты и записка на кухонном столе. Буква «Ю» в правом верхнем углу означает, что она предназначена для нее. Она берет листочек и читает: йогурт, творог, хлеб, яйца, мясное ассорти. Ее мать дважды подчеркнула слово «мясное ассорти», потому что Юлия часто забывала его купить. Она и ее мать знают, что забывает она об этом специально. Что Юлия отказывается покупать мертвых животных. Но ее брат и сестра любят мясо, даже если они даже не знают, что едят.
Юлия стоит и смотрит на записку. И момент кажется ей до странности абсурдным. Как будто ее жизнь – это машина, мчащаяся в пропасть с головокружительной скоростью, и ей следует отправиться в Lidl[5 - Lidl – сеть супермаркетов в Германии.]. Купить мясную нарезку, которую ее маленькие брат и сестра могут затем положить ломтиками на хлеб. Липкий мусор, за который мама платит деньги. Это отвратительно.
Юлия стоит возле стола еще несколько секунд. Как будто замороженная. Только быстрое тиканье часов заполняет тишину. Она берет двадцать евро, которые ее мать положила под список покупок, и кладет их в карман, затем снимает пустой шоппер с крючка для одежды в коридоре. Она сглатывает при виде сумки. В ее горле застрял комок гнева и страха перед тем, что может случиться. Может, все будет не так уж плохо. Может, ее мысли и секреты просто останутся на синем сиденье автобуса, пока он не доедет до конечной. И тогда водитель найдет ее вещи. Пожилой мужчина, которого совершенно не волнует, как вы видите мир, потому что он беспокоится о себе. Настоящие заботы. Может, так оно и есть, или Эдгар все-таки читает ее записи прямо сейчас. Такие мысли часто смущали ее, пока она писала. Каждая запись – это поток вырванных из контекста слов.
Юлия часто задавалась вопросом, как бы это было, если бы все говорили вслух то, о чем думали. Если не скупиться на слова и не заботиться о чувствах других. И ей казалось, что это что-то вроде свободы. Как будто вы действительно одиноки только тогда, когда высказываете свое мнение вслух. Но сейчас она понимает, что мысли особенные, потому что вы можете выбирать, с кем ими делиться и хотите ли вы этого. Мысли – это не внешность, которую каждый видит просто потому, что видит. Как ее большую грудь. Этот сексуальный атрибут, который отвлекает людей от ее лица. Юлия со временем привыкла к реакции людей на свою внешность. Как и к тишине, которая следует за ней.
В детстве Юлия занималась балетом. В то время она была миниатюрным существом с тонкими конечностями и костлявыми ногами. Она бросила балет, когда ей было тринадцать, потому что ее телосложение уже не подходило по параметрам. Она заметно округлилась, и такую девушку больше хотелось потрогать, чем надеть на нее балетную пачку. До этого момента Юлия была обычной девчонкой. Кем-то вроде ребенка и женщины в одном человеке, до которого никому нет дела. А потом она изменилась. Снаружи и внутри. Внезапно она стала чувствовать вожделение. Как будто оно с каждой минутой увеличивалось в ней, пока и вовсе ее не переполнило. Она тайком смотрела порно в Интернете, а затем удаляла историю, чтобы о нем никто не узнал. Больше всего ей нравились видео, на которых мужчины ублажают себя, но она никогда не могла объяснить, почему. Иногда она писала об этом. О том, о чем думала и что в это время делала, чем была заинтересована. О себе и своем теле, и о его странном новом воздействии на других людей; Юлия писала даже о месячных. Она писала о введении тампона и болях в животе. И об эмоциональных скачка?х, которые иногда поражали ее так внезапно, будто кто-то влепил ей пощечину. Приятно было избавиться от всех этих мыслей, найти для них свалку.
Юлия закрывает за собой дверь квартиры. Она выходит из дома и идет по улице в сторону Lidl. Серый день упрямо стоит в промежутках домов, словно воздух слишком густой, чтобы двигаться. Несколько месяцев назад ее жизнь была действительно прекрасной. Полная лжи, да, но действительно хорошая. Это была та жизнь, которую многие желали примерить на себя, как новую пару обуви. А потом – дерьмовое увольнение по собственному желанию, и несколько недель спустя – еще и переезд. Четыре человека в этой крохотной квартирке, которая вдвое меньше той старой. Две с половиной комнаты и шестьдесят два квадратных метра. Маленькая комнатушка принадлежит ей. Мелкие живут в большой, а их мама каждый вечер раскладывает диван-кровать в гостиной. Она хотела, чтобы у Юлии была возможность побыть одной. «Личное пространство», – так она это называла. Но на самом деле комнатка, где она спит, больше похожа на кладовую. Шесть, может, семь квадратных метров, да еще и между кухней и ванной. Во время просмотра квартиры она слышала слова «подсобное помещение». В ее конуре есть дверь, маленькое окно и нет обогревателя. «Мы принесем тебе его, пока не стало совсем холодно, – сказала ее мать через день. – Такой маленький, электрический. Мы справимся». Но Юлия даже думать о зиме не хочет. Да и о завтрашнем дне. И меньше всего о назначенной встрече в пятницу.
Она хотела бы перемотать все назад. Тогда она не попала бы в такую ситуацию. Ее прежняя жизнь была в разы лучше. Это правда. И все же Юлия чувствует себя неблагодарной, когда думает об этом, потому что ее мать действительно делает все что может – даже больше, чем она способна сделать. Она вкалывает сутки напролет и никогда не жалуется. Вечером она готовит на всех, а потом читает малышам на ночь вместе с Юлией. Она задается вопросом, как ее мать выдерживает. Юлия помогает и время от времени подрабатывает, но этого недостаточно. Вряд ли она способна помочь матери.
Мама Юлии говорит, что новый район похож на деревню в центре города. И это правда: нет ни метро, ни трамваев. Только автобус. И много байков. И надписи ACAB[6 - ACAB (англ. All Cops Are Bastards «все копы – ублюдки») – распространенное граффити, пришедшее в уличную культуру из тюремной. Изначально заключенные делали татуировку ACAB – по букве на фалангу пальца.] на плиточных стенах старых подземных переходов. Сначала она не знала, что они означают, но потом Эдгар объяснил ей.
Юлия знает, что если бы не коллеги ее матери, они бы точно не переехали в Мюнхен. Тогда они бы переехали в Ландсберг-ам-Лех. Они даже присмотрели там несколько квартир. Юлия была однозначно против переезда. Из-за ее друзей. И из-за Леонарда. А теперь она даже не знает, нравились ли ей эти люди. По-настоящему. Не внешне, а как личности. Та настоящая симпатия, с которой Юлия только сейчас начинает знакомиться. Возможно, они ей и нравились. Или она просто хотела понравиться им. Так же, как тогда она хотела влюбиться в Леонарда, чего, к сожалению, не произошло. Когда он впервые увидел ее топлес, он громко сглотнул. Юлия это точно помнит. Этот хриплый, жаждущий звук. Для нее это был странный комплимент. Он сидел напротив нее в боксерах, и его член была направлен на нее. И почему-то это ей льстило. Только потому, что она была причиной этого.
Возможно, было бы не так уж плохо переехать в Ландсберг-ам-Лех. Тогда они расстались бы, Леонард и она. И больше бы не спали друг с другом. Не было бы первого раза. И следующих тоже. Она бы не написала о нем все эти ужасные вещи, потому что ничего из этого никогда бы не узнала. Но, к сожалению, назад ничего не вернешь. И что случилось – то случилось.
В ту же секунду, как она об этом подумала, ее мобильный телефон завибрировал. Потом снова и снова. Потом в четвертый раз. Но она все равно не берет трубку. Леонард будет волноваться, но сейчас она не хочет с ним разговаривать. Некоторые проблемы слишком серьезные, чтобы делиться ими с другими. Они не вписываются в разговор. Фактически они даже не вписываются в жизнь.
Юлия не обращает внимания на мобильный и поворачивает направо на стоянку Lidl. Супермаркет огромный и полупустой. Подходя к низкому зданию, она старается не думать о последствиях, к которым может привести оставленный в автобусе ноутбук. Она не может рассказать об этом своей матери. Даже через три дня. В голове возникла мысль, что Эдгар может наткнуться на то, что она написала утром понедельника. И внезапно ей стало еще хуже. Настолько плохо, что ее сейчас вырвет. Когда слюна уже собирается во рту, Юлия делает несколько шагов к кусту и плюется в сухую траву. Солнце освещает ее сквозь молочные облака, обжигает волосы; для этого времени года такая жара неприемлема. Будто сейчас не май, а июль. Она снова сплевывает. А потом думает, что, несмотря на все наши возможности, на данный момент мозг – единственное место, где есть хотя бы какая-никакая приватность. И она опустошила свой, слила все в Интернет, как будто это было безопасное место для ее мыслей.
Юлия смотрит на свои ноги и заставляет себя двигаться дальше. Женщина в красной машине смотрит ей вслед обеспокоенно, по-матерински, а затем уезжает со стоянки, и короткая встреча двух жизней заканчивается.
У Юлии нет номера мобильного телефона Эдгара. Если бы он у нее был, она могла бы спросить его, взял ли он с собой ту самую сумку. Но она никогда не спрашивала у него номер. Потому что только в автобусе они были друзьями. Для такого времяпрепровождения он был достаточно хорош для нее. Но не для их иллюзорного мира. Если он никогда больше с ней не заговорит – то Юлия определенно этого заслужила. На его месте она бы тоже не разговаривала с собой. С другой стороны, на его месте Юлия изначально бы не стала с собой знакомиться. Пока она думает об этом, она наконец оказывается у электрической раздвижной дверцы прилавка со скидками. А потом ей приходит в голову, что это даже впечатляет – насколько иногда человек считает себя важным.
Линда сидит на подоконнике, поставив босые ноги на толстую ветку перед собой, и держит на коленях миску с макаронами. Она нарезала несколько помидоров черри, бросила горсть тертого горного сыра. И теперь она смотрит, как он медленно тает и прилипает к пасте. Он покрывает блюдо толстым слоем и пряным запахом, который Линда может проткнуть вилкой в любой момент. Она ловит три макаронины и вытягивает их с тонкими нитями сыра, потом засовывает еду в рот. Ее мама, вероятно, добавит ложку сметаны. А ее отец – лук.
Линда ест под «The World to Come» Фредрики Шталь, пока листья нежно дрожат на ветру – приятный звук, который Линда любит почти так же сильно, как и людей. Хороший момент. Жара еще до начала лета, горячий воздух на ее голых икрах, песня в какой-то мере меланхоличная и в чем-то прекрасная. И вкус сыра, который странным образом иррационально идеально сочетается с шелестом верхушки деревьев. Съев половину порции, Линда поняла, что наелась, но ей хотелось бы иметь желудок побольше – настолько блюдо было вкусным. Внутри нее распространяется чувство удовлетворения, вялости. Она словно сытая кошка.
Ее мобильный телефон вибрирует, и входящее сообщение ненадолго прерывает песню, затем она продолжается, как будто ничего и не произошло. Линда отставляет миску в сторону. Скорее всего, это Момо пишет ей, что опоздает.
Настоящее имя Момо – Симона. Линда долгое время не знала этого. А потом она в какой-то момент увидела ее удостоверение личности. Реальное имя Момо – Симона Бергманн. Когда она была маленькой, она называла себя Момо, потому что не могла произнести Симона. Как-то прилипло. Линда любит такие прозвища. Псевдонимы, которые имеют значение. Ее имя Линда, и все называют ее Линдой – скучно и однообразно.
Она бросила взгляд на часы. Через полторы минуты можно будет сказать, что Момо опоздала. Она всегда опаздывает. На самом деле это странно – что она до сих пор ей об этом пишет. Было бы разумнее отправлять сообщение, только если назначенное время уже прошло. Это сэкономит пару минут. Ожидание Момо стало для Линды чем-то вроде больного хобби за последние несколько месяцев.
С Момо и с ней все сложно. Одна из них всегда занята прощением другой. Или обвинением. С Эдгаром такого не было. Он и Линда были сбалансированы, как две чаши весов. Что Линде казалось ужасно скучным к концу их отношений. Конечно, она никогда не скажет об этом Эдгару. Кроме того, не так уж скучно и было. Даже в конце. Это тоже было хорошо. Очень предсказуемо и уютно. Так же, как выпить кружку хорошего чая в холодный вечер. Или надеть шерстяные носки. Момо и она – другая крайность. Они словно качели. В большинстве случаев они находятся на краю пропасти, где-то между «слишком хорошо, чтобы быть правдой» и «следующей большой драмой». Как будто у них обеих в голове есть тумблер, который другой хотел бы щелкнуть. Если они понимают друг друга, они понимают друг друга без слов. А потом снова они совершенно не понимают друг друга. Ни слова, как бы хорошо они ни были подобраны.
До Момо Линда была только с Эдгаром, поэтому она не знает, всегда ли так с девушками. Две гормональные бомбы замедленного действия, подливающие друг другу масло в огонь. И такое бывает. Или это вообще не связано между собой.
Линда смотрит на дисплей своего мобильного телефона и видит:
МОМО БЕРГМАНН:
Я не нашла ключи от скутера. Прости. Скоро буду.
В ответ Линда просто посылает ей «ОК». Ни слова больше. А потом она задается вопросом, не злит ли она ее нарочно. Не усложняет ли она и так нелегкую ситуацию.
Реакция Момо не заставила себя ждать.
МОМО БЕРГМАНН:
Я заглажу свою вину.:р
Заметив смайлик с маленьким язычком, Линда смеется. И что-то глубоко внутри ее живота сжимается, когда она представляет лицо Момо между своих ног.
Почему-то Линда всегда знала, что ей нравятся девушки. По крайней мере, не только парни. Может быть, даже немного больше, чем парни. Или, может быть, она просто увлеклась Момо больше, чем тогда Эдгаром. И об этом она не собирается ему рассказывать.
Во всяком случае, она всегда это знала. Сначала неявно, будто дымка тумана висит в воздухе, но почувствовать ее очень сложно. Раньше она об этом просто не думала. Ей нравилось смотреть на грудь, и она не придавала этому особого значения. Потому что, может быть, всем нравится смотреть на грудь. Она же красивая.
Она поняла это только тогда, когда мать заставила ее пойти с ней в спортзал. Может быть, «заставила» – не совсем подходящее слово. Хотя нет, на самом деле пошла она точно не по своей воле.
Линде тогда было двенадцать. Бледная девчушка с волосами, похожими на занавеску, и огрызками вместо ногтей. Если сегодня она увидит свои старые фотографии, то поймет тех, кто издевался над ней. Она может так высказаться, ведь речь идет о ней. Ее первые семь лет в школе были отстойными. Линда была очень ранимой, а потому контраст с ее внешностью был разительным. Она была толстым ребенком. Может, просто пухленькой. Но этого было достаточно. Кажется, что не было ни конкретной причины, аргументов, глупых комментариев с ее стороны. Просто молчаливый толстый ребенок. Как будто уже одно это было универсальным невысказанным приглашением для других нанести удар. Кулаками или словесно. Линда не была девочкой для битья – не считая того факта, что Филипп Вебер пнул ее во время школьной поездки. Но, во-первых, он промахнулся, что, учитывая ее размеры в то время, не совсем говорит о его меткости, а во-вторых, это было действительно только один раз. Так что она легко отделалась. Хотя, вероятно, она могла бы лучше защитить свой жировой слой от ударов ногами, чем от острых слов, которые проникали в нее гораздо глубже. Настолько глубоко, что в какой-то момент они стали для нее истиной. Потому что иногда достаточно слышать что-то достаточно часто, чтобы запомнить, что это правильно. Это не обязательно должно быть правдой. Достаточно в это поверить. И Линда в это поверила. Что она уродливая, толстая и слабая. Что в ней колышется все, даже ее мозг. Как ни странно, это ее больше всего поразило. Что ее мозг может колыхаться. Сейчас это было даже не особо оригинально. Но ей тогда было всего семь. И было больно.
Линда никогда не рассказывала об этом своим родителям, потому что боялась, что они что-то предпримут, потому что взрослые склонны вмешиваться в дела детей. Затем они придумывают решения, которые не помогают. Поговорить с учителем, с родителями других детей или, что еще хуже, с самими детьми, только это ничего бы не изменило. С мудаками словами проблему не решить – Линда это поняла с самого начала.
В какой-то момент ее мать заметила, что что-то не так. Она сказала, что Линда похожа на выцветшую фотографию. Как будто школа стирала часть их дочери. И как будто каждый день ее становилось чуточку меньше. В старшей школе стало еще хуже. Но Линда продолжала молчать. Она держала это в себе. Но в какой-то момент это вырвалось наружу. Как будто бомба наконец взорвалась.
Линда не помнит подробностей, она не знает, почему она рассказала матери обо всем, была ли на то конкретная причина или она просто устала. Она вспоминает, что это было в седьмом классе, что они сидели рядом в машине – в старой Honda Civic ее матери, за рулем которой она была еще тем гонщиком. Линда вспоминает, что она начала плакать и просто не могла остановиться. Что она рыдала. Что все ее тело тряслось.
Ее мать подъехала к стоянке у супермаркета. Линда помнит, что там было человек десять. Затем мама обняла ее и держала. Очень крепко. Как будто она могла исчезнуть. Линда плакала на плече матери как маленький ребенок. Ручной тормоз врезался ей в ребра сквозь жир, но ей было все равно. Может быть, потому что боль была наконец-то физической. Такая, которая пройдет, стоит только отодвинуться.
Некоторое время они стояли на этой парковке. Линда не могла сказать, сколько времени они провели в такой позе. Но она все еще помнит, что потом ее волосы были мокрыми сверху. Мать тоже плакала, прижавшись к ее голове. Она медленно раскачивала их взад и вперед. Чувство любви, которое струилось через тело матери, а затем через ее собственное. Она не сказала ни слова. И Линда до сих пор помнит, что ей это и нужно было. Никаких пустых предложений, которые ничего не меняют. Просто сочувственное долгое мычание под нос. Как живительный бальзам из тишины.
В какой-то момент они поехали дальше. А на следующее утро Линда и ее мама записались в спортзал. Линда не хотела туда ходить, но ее матери было все равно. Она посмотрела на нее и сказала:
– С издевательствами детей ничего не сделаешь. Но причину изменить можно.
С тех пор они ходили в спортзал каждый день. Ее мать и она. Ни одна из них не хотела этого делать, но перед очередной тренировкой ее мать всегда делала вид, что полна энтузиазма. Через несколько недель она стала ходить только в сауну, а теперь и вовсе не ходит туда. Но Линда не сдалась. Она тренируется четыре-шесть раз в неделю. Снаружи от пухлой девушки ничего не осталось. Линда знает: ее мать думала, что она так часто тренируется, чтобы побыстрее похудеть. Но это неправда. Настоящая причина – множество обнаженных женских тел в раздевалке. Они были настоящей наградой Линды.
Они и сейчас ее награда.
Положив покупки в холодильник, Юлия садится за кухонный стол и гуглит бюро находок. Параллельно она слушает «Wolves» группы Phosphorescent и ест орехи кешью из упаковки. Это ее обед.
Юлия ищет телефон горячей линии, по которой она могла бы позвонить, чтобы узнать про сумку, но не может найти номер. Можно ли связаться с бюро находок по телефону? Ответ: Нет. Посетите бюро находок в часы его работы (см. Информационное окно). На второй вопрос ответ был получен тоже быстро: Сколько времени нужно, чтобы вещь была доставлена в бюро находок? Ответ: Утраченное имущество доставляется в бюро находок каждый день в рамках установленного расписания. Юлия читает на странице все полностью. Затем она замечает внизу ссылку на аукцион. Бюро находок проводит аукционы потерянных вещей из метро, автобусов и трамваев. Юлия пропускает время и даты, а затем продолжает: велосипеды, чемоданы-сюрпризы, сумки и мешки, мобильные телефоны с сертификатом изъятия, детские коляски, одежда, обувь и ноутбуки продаются на аукционе.
Телефон Юлии погас.
И в ее голову пришло решение.
Она перестает жевать и замирает, словно кто-то поставил видео на паузу. Затем она издает визг, который эхом разносится по кухне, словно лай маленькой собачки. Юлия смотрела на проблему не с той стороны. Она думала о ноутбуке. Но важны записи. И она может удалить их на своем мобильном телефоне. Облегчение взрывается внутри нее, как лопается воздушный шарик, если уколоть его иголкой. Юлия снимает блокировку со своего мобильного и открывает WordРress. Ее пальцы дрожат. Но только изнутри, внешне они совершенно спокойны. Как будто их внутреннее и внешнее состояние никак не связаны между собой.
В любом случае Юлия никогда не собиралась читать эти записи снова. Речь шла не о возведении сентиментального святилища для ее мыслей – она хотела от них избавиться. Удалить их сейчас – на самом деле закономерно. Довести до конца то, что она давно хотела закончить.
Она пишет свой адрес электронной почты в верхнем поле, а затем нажимает на нижнее. Пароль. Какой был пароль? Несколько секунд Юлия смотрит на маленькую клавиатуру, которая светится голубоватым из-под ее больших пальцев. Но она не может вспомнить пароль. Браузер всегда запоминает все пароли за вас. Так же, как он запомнил почти все пароли Юлии. Она позволила ему, чтобы не напрягаться самой. И вот к чему это привело.
Юлия пробует один из своих стандартных паролей. Не сработало. Неверные данные доступа. Затем она вводит другой пароль, но он также отклоняется с тем же сообщением об ошибке. Прошло слишком много времени. Почти два года, а может, и больше. Юлия задумчиво крутит кешью взад и вперед между пальцами, затем кладет орех в рот и отталкивает от себя рюкзак. Она не решается сделать третью попытку, потому что не знает, сколько раз ей удастся ввести пароль неправильно, прежде чем учетная запись будет заблокирована. Тогда лучше «Забыли пароль?». Открывается новая страница, Юля снова вводит свой адрес электронной почты и нажимает «Отправить». И как только она пытается перейти на вкладку с электронной почтой, она видит сообщение.
Адрес электронной почты не верен.
Должно быть, она ошиблась. Юлия снова вводит данные. И на этот раз она проверяет каждую букву, точку между ее именем и фамилией и, наконец, положение символа @. Адрес электронной почты правильный – julia.nolde@web.de. Подтвердить.
Снова: Адрес электронной почты не верен.
И тогда Юлия покрывается холодным потом. Она даже поздно заметила, что вся взмокла. Как будто ее тело поняло ситуацию раньше, чем разум. Дрожь, которая была только внутри, в мгновение ока вывернулась наизнанку. Как будто квартиру внезапно заморозили. Юлия повторяет процесс еще четыре раза. Теперь у нее вспотели ладони, а ноги стали ледяными.
Указанный адрес электронной почты отсутствует в файле WordРress. Еще нет аккаунта? Зарегистрируйтесь здесь.
Юлия снова и снова перечитывает сообщение об ошибке. Пока слова не теряют смысл и не превращаются в отдельные буквы. Это, должно быть, ошибка. Или баг в WordРress. Но WordРress работает. Она открывает страницу вначале на одной вкладке, затем на другой. И все они сразу загружаются. Кровь приливает к ушам Юлии, она слышит учащенное и прерывистое биение своего сердца. Ее тело неспособно пошевелиться. Как будто она сама покинула его. Как будто она стояла рядом и смотрела на себя. Но внутри царит хаос. Бесчисленные мысли, которые поначалу похожи на прямые нити, затем становятся узлами; ее разум пытается распутать их, а ее клетки начинают паниковать.
Юлия вспоминает, как тогда регистрировалась на сайте. Нужно было ввести свой адрес электронной почты в общих настройках, а затем подтвердить. После этого она всегда пользовалась этим адресом электронной почты. Всегда один и тот же.
