История одного сражения

скачать книгу бесплатно


– Забудь об этом, – с досадой отмахнулся от него Суди. Маду чуть не подавился лепешкой:

– Да ты что?.. Погоди, погоди, как так-то? Ты же сам был там, ты… Упустили, что ли?

– Не упустили, – нехотя объяснил Суди, – не упустили, а отвели, как положено, к командиру. Их уже допросили, все остальное – не нашего ума дело! Так что насчет его руки? Мне нужно знать, – обратился он вновь к Панебу; тот склонил голову, выдохнул и перевел взгляд на густо покрытое мазью запястье своего подопечного:

– Ничего опасного: простой ушиб, пройдет через три-четыре дня. Пусть твой друг постарается пока не нагружать сильно эту руку – ну, это уж как получится… Мазь я ему с собой дать не могу; если только сюда сам приходить станет.

– Я прослежу, – заверил его Суди. – Спасибо тебе за твои труды, добрый человек, – он потянулся было к своему поясу, но молодой лекарь резко отшатнулся, побледнев, точно от удара по лицу.

– Не нужно ничего. Мы получаем плату от его величества, да будет он жив, невредим и здоров, – сказал он решительно. Маду, отойдя от первого замешательства, со стуком поднялся с места:

– Да погодите вы! Суди, дружище, что с шасу дальше было-то?

– Что было, что было… Тебе не все ли равно? – раздраженно дернул тот плечом, отмахиваясь от него. – Командиру – награда, нам – спасибо, да и то от старика Мебехти. Не лазутчики это оказались; нечем нам гордиться…

– Как не лазутчики? А что же они у реки крутились-то? – возмутился Маду. Возня с больной рукой на время отвлекла его от воспоминаний о погоне – тем более что он был убежден, что все обойдется наилучшим образом под присмотром людей куда умнее него; но теперь одна мысль, отброшенная сперва, вновь овладела его разумом.

– Суди, послушай, – начал он необыкновенно серьезно, глядя на друга с настойчивой просьбой в глазах. – Когда я только-только заметил тех двоих, то вверху, на дороге – мне показалось, я видел еще кое-что: облако пыли, как будто там были еще люди. Те шасу…

– Те шасу покинули войско Муваталли, они посланники своего народа, – сухо отрезал Суди таким тоном, будто не был вполн уверен в собственных словах, но стремился ни за что не показать этого младшему товарищу. Шету, внимательно наблюдавший за ними все это время, поднял брови:

– Это они так сказали?

– Именно! Их допрашивал мудрейший человек, всяко больше него смыслящий, – с досадой указал тот на вспыхнувшего Маду, – высокий господин, верховный советник правителя чати Пазер! К нему их и отвел командир Песемхет.

Маду с решительным лицом отер больную руку от мази и двинулся к выходу; Суди едва успел перехватить его на полпути:

– Погоди, ты куда? Да стой же…

– Мне надо видеть командира. Ты не можешь – так я ему сам скажу, что видел, – заявил тот совершенно серьезно, явно не понимая неразумности своей затеи. Панебу молчал, так и не двинувшись с места, а Шету вопросительно глядел на Суди – и последний, вздохнув, принялся втолковывать пылавшему праведным рвением подопечному:

– И чего ты этим добьешься? Знаешь, чего мне стоило объяснить командиру, куда ты запропастился – думаешь, он забыл, как ты его разгневал сегодня, а? Первым делом у меня спросил: где, мол, тот шутник? Хвала всем богам Девятки-Песеджет, что остальные наши ребята поосмотрительнее тебя оказались, никто не сболтнул лишнего! Раз командир Песемхет сказал, что сам привел этих шасу в лагерь – стало быть, никому не даст себя уличить и ничего в своих словах менять не станет, да и тебе не даст! Думаешь, тех оставят без внимания? Их еще допросят, и не раз; если они хоть что-то утаили, это непременно откроется; а ты? Раскроешь рот – снова пойдешь под палку, а то и не один. Мой отец всегда говорил: коли в отряде провинился один, то наказание нести всем…

– Довольно много он говорил, твой отец. Чего стоят эти слова, если не знать их тяжести на себе, – промолвил вдруг одними губами Панебу. Суди с гневом обернулся к нему.

– Не тебе судить, лекарь! Мой отец был суров, но справедлив и честен – прежде всего, с самим собой: он знал цену этим словам, – резко возразил он. Панебу молча взглянул на него: тень скрадывала лицо молодого лекаря, и все же Маду отчего-то остро не понравилось это молчание. Он всегда доверял мудрости друга, но теперь Суди, по его мнению, все же погорячился – не стоило ему говорить столь резко.

– Дружище, – промолвил он примирительно, – пожалуй, ты прав: тех кочевников еще допросят много, много раз, а может, мне и померещилось все! Завтра еще подумаем; я постраюсь припомнить все, что видел, и ты мне скажешь – идти или нет. Но этого человека ты зря обидел: он помог мне и не хотел сказать ничего дурного…

За спиной его раздался шорох отодвигаемого полога; тот самый старичок, что предлагал осмотреть Маду, вопросительно глядел на них, медленно моргая подслеповатыми глазами.

– Панебу, мальчик, что это у тебя тут за столпотворение? – беспокойно спросил он; должно быть, громкая речь Суди напугала его – во всяком случае, на юношу он смотрел почти с испугом. – Вам пора идти, молодцы: нам надо работать…

Суди вздохнул.

– Прости, добрый человек, – сказал он уже обычным своим, немного усталым, но спокойным голосом, протягивая руку молодому лекарю. – Отец мой ушел в царство владыки Усира-Хентиаменти; сейчас он, верно, охраняет границы полей Иалу! Хотя эта участь и почетна, но всего год миновал с тех пор – потому я и не сдержал себя.

– Я не сержусь, – сухо заверил его Панебу; на протянутую руку он, впрочем, даже не взглянул. Однако Суди не то не обиделся, не то вовсе не заметил этого, занятый своими мыслями; указав на Маду, он спросил только:

– Ему можно идти уже? Лучше нам до общего отхода вернуться к отряду…

– Да, да, конечно, – нетерпеливо махнул тот рукой, снова склонившись над столом со своими составами. Маду вздрогнул – на мгновение ему остро стало неловко – и пообещал нарочито жизнерадостно:

– Так ты помни, братишка: завтра еще обязательно загляну к тебе! Доброй ночи, – он наверняка хотел прибавить еще что-то, но потерявший терпение Суди едва ли не силой вывел его прочь из шатра: дважды за вечер выговаривать при посторонних своему незадачливому подопечному не желал даже он. Старый лекарь подождал, пока тот выйдет, и прищурился на лежавших перед ним в два ряда больных:

– Ну, мальчик, ступай же за настоем! Готово все?

– Готово, господин! Сейчас принесу, – не сразу, будто глубоко задумавшись, откликнулся Панебу. Следом за двумя юношами как-то сразу исчез и третий, тот самый посланник: сперва молодой лекарь мельком заметил это, но, подумав о ждавшем процеживания настое для отравившихся рыбой, выбросил случайную мысль из головы.

А тот, кто называл себя Шету, меж тем брел по беспокойно шумевшему, как и всегда в это время, лагерю: воины спешили разобраться с неоконченными делами, ибо после отбоя бодрствовать полагалось лишь часовым – прочим же под страхом двух десятков палочных ударов воспрещалось отходить от общих шатров. Но молодой посланник, казалось, не торопился вовсе; и, что было куда удивительнее – направлялся он не в расположение какого-либо из отрядов новобранцев, чего можно было ожидать, а все дальше и дальше, прямиком к окруженному палатками старших командиров шатру военачальника Техути, руководившего негласно по повелению его величества всей армией Амон.

Стражи, охранявшие покой для размышлений своего господина, тоже повели себя необычайно: лишь кратко и словно бы скорее в силу выучки скрестив копья на пути Шету, беспрепятственно пропустили его – даже без доклада, положенного в подобном случае! Воистину, странно все это было для любого, кто пожелал бы проследить за молодым воином до шатра; но каково было бы изумление его, если бы он увидел то, что продолжилось внутри!

Военачальник Техути отнюдь не был молод – разменявший шестой десяток и изрядно огрузневший от придворной жизни, он предпочитал и донесения просматривать, и посетителей принимать, сидя в низком удобном кресле или вовсе полулежа, если перед ним был достаточно низкородный или испытанный на верность человек. Однако, едва завидев молодого Шету, он тотчас вскочил со своего места и даже шагнул ему навстречу, приняв самый серьезный и внимательный вид. Широкое, одутловатое лицо его, цветом кожи напоминавшее красную медь и обезображенное длинным шрамом через всю правую щеку – памятью о первом походе против кочевников-северян в качестве еще только командира отряда – мгновенно свелось в почти непредставимую для этого сильного, большого человека гримасу озабоченной и бодрой готовности внимать чужим речам.

– Повелитель! – с поклоном приветствовал он того, кто прежде именовал себя Шету; и юноша, едва взглянув, небрежно махнул рукой:

– Да будет тебе, будет! Не с твоей спиной наклоняться, – прибавил он с плохо скрытым нетерпением, вольготно расположившись во втором кресле. – Садись же!

Военачальник повиновался; прежнее выражение понемногу начало уступать на его лице место искреннему беспокойству.

– Небезопасно теперь повелителю ходить по лагерю так, да простишь ты меня за прямоту, – неодобрительно покачав головой, сказал он. – Дух наших людей, бесспорно, крепок и стоек перед предстоящим штурмом, но всякое может случиться: они на взводе, ждут лишь приказа…

– Вот об этом-то и речь! – перебил его раздосадованный долгим предисловием собеседник. – И нечего морочить мне голову: разве когда отец мой точно так же ходил переодетым среди простых людей, ты ему перечил?

Господин Техути помрачнел:

– Его величество, да пребудет он по правую руку от престола Хентиаменти, действительно поступал так – но лишь в мирное время и в пределах города, и он всегда брал с собой стражу…

– А мне нужно наверняка знать, какие настроения бродят среди моих воинов накануне осады, от которой может зависеть успех всего похода! – живо возразил Усермаатра, сев в кресле прямо и сцепив худые, длиннопалые руки перед лицом. – Кто же мне еще поведает всю правду, как есть? Даже ты не всегда бываешь честен со мной до конца…

Старый военачальник прижал правую ладонь к груди, слегка наклонившись; голос его задрожал от лишь из почтения к царственному собеседнику сдерживаемого волнения:

– Я – лишь слуга, радеющий о благе вверенного мне войска и осуществлении планов моего царя, да будешь ты жив, невредим и здоров вечно! Если мне не удалось доказать всеми моими делами и перед твоим покойным отцом, и перед тобой, повелитель, что я заслуживаю доверия – то я готов принять любое наказание; но я никогда даже мысли не допускал ввести тебя в заблуждение, случайно или намеренно!

– Хорошо, – легко согласился молодой правитель; казалось, он и ожидал примерно такого ответа. – Тогда что же случилось сегодня, что ты в столь поздний час не почтил меня своим докладом? Был занят, допрашивая вражеских лазутчиков?

Ядовитый тон его, наполнявший в общем-то безобидный вопрос малоприятным значением, нисколько не успокоил господина Техути. Однако на широком лице того не отразилось ни замешательства, ни мимолетной опаски – обычных спутников едва не изобличенного предателя; очевидно, этот человек воистину не имел привычки лгать своему правителю.

– Повелителю обо все уже известно, как я понимаю, – спокойно признал он. Усермаатра усмехнулся:

– Разумеется, известно! Один из воинов, которых я повстречал сегодня, опередил твой доклад: кажется, он участвовал в их поимке… Он убежден, что эти двое – подосланные к нам лазутчики и что они были на месте не одни.

Господин Техути нахмурился:

– Откровенно говоря, я и сам схожего мнения. Конечно, не мне сомневаться в мудрости верховного чати Пазера, ближайшего из советников моего повелителя – но уж больно складно эти шасу говорят…

– Что именно они говорят?

– Что пришли сюда, прослышав о мудрости и милосердии его величества, да будешь ты жив, невредим и здоров, дабы донести тебе о расположении войска самого Муваталли – в надежде на то, что ты не оставишь их племя без награды после победы над врагом, – принялся перечислять господин Техути с озабоченным видом: он и сам уже немало думал над этими показаниями. – Что царь Хатти безмерно утесняет их народ ежегодной данью, такой, что у них не набралось даже достаточно большого отряда в помощь тебе, повелитель. Что войско Муваталли сосредоточено ныне у стен Тунипа – почти в двадцати днях пути! Слишком уж это хорошо, чтобы быть правдой…

– А если все-таки они не лгут? – сощурился Усермаатра, оставив прежний тон; теперь он не испытывал на верность, а спрашивал совета. – Предлагаешь ждать, пока их силы подойдут к Кадешу и укрепятся в нем? Мы не можем терять недели в красных песках: чем дольше будем ждать, тем слабее станем. Пусть даже там успеет подойти армия Ра, а то и Птах – уверен ли ты, что у нас выйдет сходу взять крепость?

– Скажу так, повелитель: у нас и сейчас едва ли выйдет это сделать сходу, – прямо ответил старый военачальник. – Верховный чати смыслит в людях больше моего; быть может, эти шасу и говорят правду – но стены Кадеша крепки, и осаду нужно начать организованно. Опять же, переправа через реку займет время – то, о чем я говорил на прошлом совете…

– Снова ведь спорить придется, – с усмешкой глядя на него, заметил Усермаатра. – Пазер считает, что я слишком молод, а ты – слишком стар; все прочие, конечно, разделяют это мнение… Они хотят быстрой победы, но нам нужно навсегда поставить народ Хатти на место! Не можем же мы вечно, как при моем отце, каждый год выставлять заслоны на северной границе и считать убытки от их набегов…

– Все будет так, как угодно повелителю, – подтвердил решительно военачальник Техути. Молодой правитель взглянул на него, еще немного помолчал и распорядился:

– Вот как мы поступим: начнем переправу через реку на рассвете, но лагерь разобьем не у стен города, а на расстоянии одного дневного перехода. Пошли сегодня же вестника к армии Ра: пусть как можно скорее прибудут сюда! Без них осаду мы начинать не будем.

Часть вторая

Приказ молодого правителя был неземедлительно доведен до воинства: сразу по завершении переправы решено было укрепить лагерь и дождаться подхода армии Ра – находившейся всего в четырех днях пути; но бывалым людям понятно было, что вкупе с обменом вестниками, подтягиванием обоза и прочими неотъемлемыми проблемами при неотложных сборах это дело затянется по меньшей мере на неделю.

Командир Песемхет обладал великим множеством недостатков, но отсутствием опыта в подобных условиях не отличался. А потому он, едва очутившись на другом берегу реки, объявил, что вместо праздного времяпровождения молодые воины займутся делом, по важности превосходящим даже обязательные учения с оружием и к тому же всячески повышающим их боевой дух – рытьем укреплений вокруг временного лагеря. Надзор за работами он поручил своему помощнику Мебехти, испытанному обладателю редкого терпения и неразговорчивости о делах начальства, а сам озадачился наиболее привычным для него занятием – переправил на хранение в положенную ему как командиру палатку три кувшина крепленого шедеха и остался с ними наедине.

Маду ввиду своего роста, широты плеч и абсолютной неутомимости – даже нарочно притвориться уставшим ему было очень сложно – рыл траншеи в первых рядах своей колонны без единой жалобы. Наконец-то нашлось дело ему по плечу, понятное и бесхитростное; а вдобавок за хорошую работу справедливый Мебехти нередко награждал отдельных новобранцев двойной порцией еды или лишней кружкой пива на ужин. Отсутствие командира Песемхета вообще способствовало редкому воодушевлению среди юношей; когда же тот иногда выбирался из палатки и, покачиваясь на спине недовольно фыркавшего коня, направлялся с важным видом проводить осмотр готовых укреплений – его встречали с непроницаемыми лицами и нарочито приветливыми речами. Последнее, чаще всего в исполнении Суди, помогало: командир бранился, возмущался лени своих подопечных, но ретировался на редкость быстро, давая им возможность спокойно работать дальше.

По вечерам и в послеполуденный час, когда становилось невозможно трудиться даже самым выносливым, Мебехти обыкновенно давал юношам передышку, обсуждая в это время со старшими по колоннам дальнейшие планы строительства. Маду, пользуясь такой свободой, повадился сбегать от остальных на южную сторону лагеря – ту самую, что отводилась под шатры лекарям. С собой он исправно таскал сушеные смоквы и финики, вяленое мясо и четвертушку собственной ячменной лепешки, а порой и заслуженное в награду пиво; не находись они в военном лагере посреди пустыни, можно было бы подумать, что добродушный здоровяк тайком сбегает на любовные свидания с не стесняющейся вкусно поесть девушкой.