скачать книгу бесплатно
ты не стой!
и не молчи!
ведь той
не нужен ты,
ей путь – на юг,
и нежный юный друг
ей шепчет:
«ты не стой,
приляг со мной
на плед
и успокой…»
а я им: «нет!»
они глупы.
да что с них взять – цветы:
цветут и соком липких губ пленяют пчёл.
со мною ты,
и я с тобой —
в мороз и зной.
но сам всё это про себя прочёл,
и разомлел
от жара
чёрных тел
в вечерней неге тёмно-золотой.
Целовальня
пусть сознание струится
через зеркало фрактально:
я смотрю и проникаю
в твоё сердце моментально.
я пойду на колокольню,
я найду там целовальню,
мне сегодня очень больно:
я влюблён маниакально.
Цветочки
её взгляд пробирает тебя насквозь,
но бежит он вскользь, по своей орбите.
лето, вроде, вчера только началось,
а глядишь вокруг: да оно в зените.
ты сидишь один, ты сжимаешь трость.
я останусь тут, ну а вы – живите.
когда люди пишут, то строят мост,
на латыни ли, на санскрите ль.
когда люди пишут – они орут:
запятые, тире, тире да точки.
мать-и-мачеха лбом пробивает грунт,
чтобы что? – чтобы жёлтенькие цветочки.
Цветовод
ты так восторженно распахнут
навстречу людям и мечтам,
твои усы цветами пахнут,
которым ты названия дал:
фонтаном бурным кундалини
куст гладиолусов назвал,
волшебной пляской диких линий
ты лилии именовал.
наречена ромашка смехом,
улыбкой ландыш наречён,
пион чванливый, вот потеха,
прослыть пижоном обречён.
круглоголовый одуванчик
зовется просто: шаролюб.
отныне василёк – шаманчик,
жасмин – прикосновение губ.
физалис – рыжий лис хвостатый,
а колокольчик – «динь-динь-дон».
пусть жёлтый шхмель и шхмель мохнатый
сольются в имени одном.
поэт цветов, знаток созвездий,
переписавший словари,
спеши любить, ходи и езди
и землю заново твори!
Цайтрафер
вот первый снег,
таинственный пушок,
он падать не спешит,
он вставил ногу в стремя,
и требует одну – на посошок.
цайтрафер, парвеню, электрошок,
прикосновеньем охлаждает темя,
он замедляется, поскольку нас полно,
и нет причин быстрее лечь на дно:…
ткёт бытие событий полотно,
и нитями мы все в нём суть одно,
и – некуда спешить,
ведь все мы – время.
Хобот
когда на душе ноябристо,
обрывисто, ломко невмочь,
иди на забытую пристань,
иди, друг, из города прочь,
ведь там, говорят, на рассвете
швартуется странный паром
и все нерождённые дети
долой уплывают на нём,
долой уплывают любови,
несбывшихся чаяний плот
на тёплой макушке слоновьей
всех нас далеко увезёт.
и хобот и длинные уши
и древний расколотый клык
несёт нерожденные души
сквозь воду домой, напрямик.
Херувим
неуловима тень от дыма
и миг любви неуловим, —
жить без него – непредставимо,
но ты умрёшь, столкнувшись с ним,
а тот, что – может быть – воскреснет
и искренней и интересней
и от тебя неотделим,
но безтелесен, чист и пресен,
и сам собою… нелюбим.
Хайдеггер
я – Мартин Хайдеггер, и я заброшен в лес,
немы? стволы деревьев, не?мы травы.
и небо давит на меня, как пресс.
и все правы?, и все имеют пра?во
на бытие, но нет им оправда?ния.
цветок увянет: это увядание,
антицветение, тоже факт земли,
чтоб люди зафиксировать смогли
бессмысленность и нужность состраданья.
я есть – и такова моя работа.
я есть. я – сострадание, забота.
Флейта
моей души прозрачное стекло
дрожащее дыханье стеклодува
из флейты металлического клюва
для музыки волшебной извлекло.
вселенной сердца сонный первозвук
становится пронзительней и мягче
от боли непредвиденных разлук,
наружу льётся, всхлипывая, плачет.
прозрачен, как хрусталь, и так певуч,
в молчании я жду звезды вечерней,
чтоб отразить её лиловый луч —
и зазвучать легко и многомерно,
как часть симфонии, как увертюра дня,
как камертон глобального хорала.
стекло изъято было из огня,
но пело и само огнём сияло.
Фильмы
ты глазами снимаешь фильмы,
бесконечные раскадровки,
в этих фильмах – пейзаж печальный,
приглушённый, неяркий свет.
говоришь, будто пишешь пьесу
под космическую диктовку,
предвещает исход летальный
излагаемый там сюжет.
а потом ты меняешь ракурс,
или что-то сбивает фокус,
и размытым пятном вплывает
в мизансцену шалой герой.
прикоснувшись к стеклу губами,
получает безмолвный допуск.
не кривляется, не играет,
просто машет тебе рукой.
вот уже панорама сверху,
и она без монтажных склеек:
ты сама на себя взираешь
и смеёшься с набитым ртом,
вы бежите вдвоём по парку
мимо тощих его аллеек,
