скачать книгу бесплатно
Кошки не пьют вино
Стелла Фракта
У кошки Бриошь перемены в жизни – хозяйка работает над книгой о винодельне городка Бароло в сердце Пьемонта. Бриошь одобряет нового избранника хозяйки: у Уильяма Гатти, преподавателя школы сомелье, три собаки и высокофункциональный аутизм. Жили бы они как в сказке – долго и счастливо, – но Уильяма вдруг обвиняют в жестоком убийстве…Лишь кошка Бриошь и ее хозяйка верят в невиновность Уильяма – и они начинают собственное расследование. В одно мгновение все вдруг забыли, что кошки не пьют вино.
Кошки не пьют вино
Стелла Фракта
– Приглашая человека в свою жизнь, мы отводим ему определенную роль, – вкрадчиво говорил Дьявол. – И сами играем роль, которую он отвел нам.
Стелла Фракта, Сбор урожая
Обложка (дизайн) Александра Undead
Обложка (иллюстрация) A Cat and a Chaffinch. Five animal studies in one frame, Bruno Liljefors, Nationalmuseum, Creative Commons Zero (CC0)
© Стелла Фракта, 2023
ISBN 978-5-0060-7192-6
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Часть I. Солнечный склон
1. Тоска по дому
Горизонт перестал качаться и крениться, прутья решетки наконец-то исчезли – и створка переноски отворилась. Бриошь опасливо повела носом, оглядывая просторное помещение из короба, в который ее заключили на несколько долгих и мучительных часов, пригнулась к усыпанному шерстью пледу, скомканному на дне маленькой камеры.
В следующее мгновение кошка выскользнула из клетки, сначала голова – бело-рыжая, со стоячими ушами, огненными пятнами на мордочке, напоминающими капюшон, затем вся – с пятнистой рыжей спиной, и следом ощутил долгожданную свободу хвост, полосатый, пушистый как ершик. Белые длинные усы подрагивали, уши, как локаторы, ловили сигналы.
Янтарные глаза моргнули: безопасно. Несколько осторожных шагов на мягких пружинистых лапах, несколько взмахов хвостом… Солнечные лучики играли плавающими в воздухе пылинками, падая на пол, мебель и стены, обстановка была новая и незнакомая – но от нее веяло чем-то хорошим.
Бриошь одобрила дом, Бриошь уселась посреди зала, начала вылизывать шерсть малиновым шершавым языком, оставляя осмотр на потом. Она все успеет – и даже уже представляла, как хозяйка станет раскладывать вещи, обживать пространство, напевать песни и танцевать, заполняя комнаты своим запахом, своим присутствием, а Бриошь, в свою очередь, оботрет все ножки столов и стульев, углы кушеток и диванов, тяжелых стеллажей.
Пол был деревянный, стены каменные… Звуки были иными, необычными, свежими, а ароматы трав и еды заглядывали с улицы через распахнутые окна.
Еда! Бриошь оторвалась от шкурки, слипшейся от слюны, открыла рот, издав трель, похожую больше на птичье щебетание, чем на кошачий мявк, белые щеки подрагивали.
– Да, да, я помню! – отозвалась хозяйка, и вскоре ноги в синих рваных джинсах и белых кроссовках приблизились, а ласковые руки подняли Бриошь с пола и заключили в объятия.
Кошка уткнулась носом ей в шею, задевая ухом сережки, поймав ритм сердцебиения, а затем развернулась, чтобы оглядеть комнату с высоты.
– Смотри, – словно читая намерения пушистого зверя, сказала хозяйка. – Теперь это наш дом. Тебе понравится – здесь много места. Главное, – выделила женщина, чуть стискивая и прижимая к себе Бриошь, наклоняясь ближе к рыжей холке, – никуда не убегай.
Бриошь почти по-человечески вздохнула, янтарные глаза смотрели на дощатый пол, пятнистый ковер цвета киновари, резные подлокотники антикварной мебели, массивный наличник камина и тяжелую люстру на длинных цепях…
Тем временем хозяйка подошла к окну с высокими створками, выглядывая наружу, и Бриошь последовала ее примеру, изредка подергивая хвостом-ершиком, изучая мир по ту сторону их нового домика.
Узкая улочка уходила вниз, изгибаясь на холмистой местности, кадки с фиалками и зеленый плющ пестрели на фоне песочно-персиковых стен каменных зданий и мозаики мостовой. Голубое небо, яркое – не такое, как на картинке из окна их прежнего домика – куполом накрывало городок.
Где-то вдалеке серым силуэтом дорожку перешел дворовый кот.
Бриошь недовольно зарычала, тихо, но отчетливо, ревность разошлась волнами от макушки до пят. Хозяйка хихикнула.
– Это ты еще других не видела, – сказала она. – Но ничего, привыкнешь. Может, с кем-то подружишься…
Бриошь была с ней не согласна, но ничего не ответила. Мысли ее занимал предстоящий обед и приключение обживания нового пространства – они обе были из той породы кошек, которые умели справляться с тоской по дому.
2. В тумане
– Уже в XV веке репутация лозы неббиоло была настолько высока, что тем, кто рисковал выкорчевать виноград на территории коммуны Ла-Морра, в наказание отрубали руки.
Профессор Гатти щелкнул пультом и переключил слайд, но даже не обернулся – не потому что он знал лекцию наизусть, а потому что свет проектора, отраженный от белого экрана, падал зелено-фиолетовыми пятнами на пол аудитории, заполняя сцену красками в пустых местах.
– Капризный, предпочитающий только солнечные склоны высотой 200—450 метров над уровнем моря, боится тени, обильно растет…
Ему не нужно было прилагать усилия, чтобы вспомнить – числа, экспозицию, цвет и фактуру, – ассоциативные связи выстраивались в цепочки и ветви, проходились по таблицам, извлекая сведения из структурированных глубин памяти. Лекция для новичков или профессионалов – неважно, ибо Уильям Гатти вещал одинаково подробно, оставаясь в потоке собственных мыслей, на своей волне.
Лица в аудитории сливались и размывались, оставаясь блеклыми пятнами в череде кадров. Переменные, которые он не контролировал – и которые не имели значения в итоге.
Он говорил в них, а не им. Сквозь выстроенную стену не пробивались сигналы – иначе они бы отвлекали его, слишком сильно отвлекали его…
– Есть несколько версий происхождения названия сорта неббиоло. Первая, – профессор Гатти вновь переключил изображение, – что во время позднего сбора в октябре в Пьемонте часто бывают туманы, а как вы уже знаете, nebbia означает «туман».
Зачем он это все рассказывает? Чтобы они запомнили – ибо в памяти откладывается что-то яркое, имеющее отпечаток. Уилл не был хорош в историях – он предпочитал выводить цепочки умозаключений, решать задачи классификации, быть и библиотекой, и ходячей лабораторией, – и на учительском поприще он чувствовал себя не в своей тарелке.
Не в своем бокале… Уильям Гатти был гениальным дегустатором, мог провести сложнейший органолептический анализ и найти объяснение любому качеству и феномену – но есть ли толк в том, что он один такой, да еще и не очень общительный?
Он хорошо усвоил, что винная индустрия – индустрия социальная… Вино объединяет людей, оно делается для людей, оно развлекает и удивляет, радует и расслабляет. Уилл со своими формулами и расчетами не к месту: он, может быть, и рад запереться в лаборатории и писать очередную статью о влиянии почв терруара на ароматические характеристики и потенциал к выдержке у лоз с урожаями заданного поколения, но ему ясно дали понять, что его знания необходимо передавать.
Хочет он того или нет – значения не имело.
– Вторая – что бедная антоцианами кожица черного винограда, толстая, с белесым налетом, похожа на дымку тумана.
Уилл преподавал уже пятый год. Он выработал определенные тактики изоляции от ненужного потока информации, от отвлекающих факторов, от внешних шумов и вспышек картинок…
– Ну и третья версия, – вздохнул профессор Гатти, сделав пару шагов вдоль кафедры, – так как все виноделы любят слагать легенды – что неббиоло – ничто иное как noble, «благородный». Но, опять же, это все слишком…
– Туманно, – закончил за него реплику голос из аудитории.
Голос прозвучал как его собственная мысль – с той же ироничной интонацией, с той же ритмикой и предшествующей паузой, так, что Уилл не сразу понял, что это был не его голос.
Студенты по-прежнему оставались свободными переменными в его уравнениях – и он тут же вернулся в свой привычный поток повествования: о том, как до XIX века вина Бароло содержали остаточный сахар, самопроизвольно бродили в бутылках, когда ненасытные дрожжи просыпались по весне, и продукция не имела такого успеха, как в современности…
Он был как в тумане. Туман был его защитным куполом, коконом и скорлупой.
После лекции профессор Гатти устало оперся задом на столешницу, снял очки без диоптрий и протер глаза, словно стирая с лица маску. Внутри было странное ощущение, описание которому не находилось даже в его упорядоченной по полочкам системе оценки действительности – как будто в его броне появилась маленькая незаметная брешь, и через нее задувает сквозняк, неощутимый, неуловимый, но колеблющий пламя беспокойной свечи.
Это все слишком туманно.
3. Кровь королей
Винодельческое хозяйство Sangue di Re в сердце Пьемонта пестрело яркими красками, гроздья лозы наливались соком, жизнь кипела в крови жителей городка. Южные склоны холма взращивали ценнейший сорт неббиоло, восточные были отданы под пино неро, барберу, дольчетто, шардоне и мускат. Пряничные крыши построек возвышались над долиной, нагромождение домиков казалось сказочной деревушкой, окруженной зелеными насаждениями виноградников.
Послеполуденное солнце приятно припекало, Алекс Марло закрыла глаза и жмурилась как кошка, вытянув длинные ноги в рваных джинсах, усевшись на кромку каменного фонтана в центре площади комплекса зданий школы сомелье.
– Вот ты где! – окликнул ее молодой голос. – Я тебя везде ищу. Ты идешь в подземелья?
– Да, – отозвалась она, даже не пошевелившись и не открыв глаз.
– Так идем!
Лео тряхнул копной темных кудрей, в нетерпении топнул ногой, уперев руки в бока. Алекс видела это даже не размыкая век, она уже успела выучить и его мимику, и его непоседливую натуру.
– Еще чуть-чуть, – протянула она. – Я хочу погреться – впрок. Там холодно.
– Нам же дадут вино! – поспешил успокоить ее Лео. – Вставай, Алекс, давай, пошли, ну же!
Юноша уже тянул ее за руку, и пришлось повиноваться. Нехотя Алекс оторвала зад от парапета фонтана, потянулась, чувствуя на себе пристальный, выжидающий взгляд зеленых глаз.
– А вот теперь – наперегонки. Кто проиграет – тот не пьет! – заявила она, и они тут же, не сговариваясь, понеслись к погребам, распугивая голубей, отчего грохот хлопанья крыльев взлетающих птиц множился, отражаясь от стен и стекол зданий.
Когда они ворвались в узкие двери постройки кладовых, с лабораторией на первом этаже и спуском в подвалы – на цокольном, их хохот и выкрики были слышны отовсюду. С шумом впечатавшись в створки, в шутку толкая друг друга – чтобы успеть первым влезть в проем, – они вызвали недовольство даже у флегматичного сторожа на стуле поодаль, намазывавшего свежий сыр на хлеб.
– Не шумите, дети! – пробубнил он. – Все вино распугаете.
Алекс уже хихикала, зажимая рот, Лео давился смехом так, что лицо стало красным, а из глаз текли слезы. Экскурсовод обернулся и шикнул на опоздавшую парочку – для порядка, – а главный технолог и заведующий погребом промолчали.
Следующий час Алекс сохраняла постную мину и внимательно слушала, а Лео, явно заскучав, вертел головой и, очевидно, ждал кульминации лекции – дегустации.
– Король вин и вино королей, – вещал экскурсовод, по очереди заполняя бокалы вином из бочек, подавая студентам, – Бароло имеет невероятный потенциал выдержки, и с годами – десятилетиями, – подчеркнул он, – становится только краше.
– Прямо как ты, – подмигнул Лео своей подруге, а она усмехнулась в бокал.
Она была старше его на десять лет, но все без исключения принимали их за ровесников. Кажется, их уже ненавидели – за дикие выходки и своеобразный юмор.
Эхо гулко вторило лектору, вдоль длинной вереницы бочек, в каменной коробке погреба, освещение было зловещим и больше напоминало темницы средневековых замков.
– Вино, которое вы сейчас пробуете – провело два года в бочке, и на продажу должно поступить не менее, чем на шестой год после сбора урожая!
– Зачем так долго ждать? – театрально взмолился Лео, заламывая руки с пустым бокалом.
– Для этого и нужна выдержка.
Кажется, шутку Алекс и игру слов – кроме Лео, готового прыснуть от любой ее реплики – понял бы только профессор Гатти, тот самый, что всегда сам в своих мыслях и вообще не смотрит в аудиторию.
Алекс была уверена, что если бы за рядами парт вдруг никого не оказалось, он бы продолжал вещать как ни в чем не бывало.
– Наша винодельня производит уникальные вина, не имеющие аналогов – стараниями синьора Д'Анджело узнаваемые теперь по всему миру из-за необычного стиля вкусо-ароматической палитры, а также рубиновых бликов на свету.
Кровь королей… В очередной раз декорации погреба напомнили камеры узников, ровный и тусклый свет ламп – блики факелов, выжженный на бочках символ, гербовая фигура – клеймо, а алый напиток в бокале – кровавую кляксу драгоценности, порожденной страданием.
Алекс передернула плечами. Наверное, мрачные мысли навевает ледяной дух помещения – и вовсе тут не десять градусов, а все пять!
Еще пару часов спустя холодные подвалы погребов винодельческого хозяйства Sangue di Re позабылись, а Алекс Марло и Леонард Рот с аппетитом уплетали пиццу на веранде уличного кафе, потягивая янтарную граппу из копит.
– Так все-таки о чем твоя книга?
Лео говорил с набитым ртом, и вопрос звучал как невнятное мычание – но Алекс его поняла.
– О винной империи Джузеппе Д'Анджело, – отозвалась она. – О том, почему местные вина – уникальнейшие из всех уникальных Бароло, и почему легенды о крови королей так захватили умы.
Лео не стал переспрашивать, он порой не очень улавливал витиеватые смыслы, но одобрительно кивнул.
– Черт, завтра же тест у Гатти! – воскликнул он, всплеснув руками так, что чуть не опрокинул дегустационную рюмку со столика на мостовую.
– И что?
– Я ж ничего не учил!
– А ты на лекциях не слушал? Ничего не помнишь?
– Конечно нет! – искренне посетовал юноша.
– Ну, значит, будешь импровизировать.
– А ты мне разве не поможешь?
Алекс крякнула и откинулась на спинку деревянного складного стула.
– Напомни мне, пожалуйста, какого хрена ты тут вообще делаешь, Леонард Рот?
Лео не ответил – лишь пожал плечами, кривя красивое фактурное молодое лицо.
4. Это не вино
Уиллу было абсолютно все равно, что студенты списывают, к тому же, в некоторых случаях найти ответ в тетрадных конспектах или воспользоваться смартфоном было практически невозможно. Чтобы определить вино в бокале на глаз, нюх и вкус, не помогут никакие трюки, кроме собственного опыта.
Есть счастливчики, которые просто угадывают – или сопоставляют факты о цвете, ароматах, деталях вкуса из того, что запомнили… Но списать – откуда? Задание было простое – но студенты почему-то пучили глаза, ерзали на месте и пытались спросить соседа, несмотря на то что у соседа были абсолютно другие вопросы.
Уилл бы мог составить тест так, чтобы точно вычислить, кто ставит наобум или подглядывает чужие варианты – но не хотел. Зачем?
Он обычно не обращал внимания на аудиторию, а перебирал бумаги на столе, приводил в порядок материалы для научной работы… Но вот уже который день он изменил своей привычке и правилу – и теперь смотрит в зал, хмурит брови, отворачивается, а затем снова смотрит.
Не сбивается – когда вещает лекцию, – но дыхание почему-то перехватывает – от звука чужого голоса, врывающегося в его привычный мир, в уютный кокон, сигнала, проникающего даже через бетонную стену.
Сначала эта выскочка его раздражала. Сначала она пугала его – своим громким хохотом с противоположной стороны дворика, своими резкими движениями и яркой мимикой, тем, что занимала больше пространства, чем может занять ее щуплая мальчишеская фигура.
Потом она удивляла его – странным юмором, уместными репликами, так, словно она понимала, о чем он говорит – и следовала за ним, успевала за его мыслью. Она тоже… странная, как и он сам.
