скачать книгу бесплатно
Оказалось, всех нас обокрала, – вдруг пропел Князев.
Взрыв хохота.
Я резко развернулась и вылетела из класса.
– Вероника, – догнала меня Алевтина Демьяновна.
Она схватила мою руку, удерживая от дальнейшего бегства.
– Послушай, если ты проявишь слабость сейчас, они начнут травить тебя. Не позволяй этого. У тебя хватит сил постоять за себя.
Я не ожидала подобных слов от Алевтины. В моем понимании, она первая могла бы бросить в меня камень, учитывая, как тонко я издевалась в прошлом, демонстрируя свое превосходство над ней.
– Пожалуй, Вы правы, – развернулась я обратно.
Мои одногруппники с любопытством наблюдали за мной. Я проследовала к своему месту подле Борьки Блатграпа. Поравнявшись с партой Князева, излишне громко произнесла:
– Если ты еще хоть раз посмеешь сочинить в мой адрес дурацкие стишки, все узнают о твоем маленьком секрете!
С лица Стаса схлынули краски. Он отвернулся от меня. А я поняла, что стихов больше не будет.
Еще в прошлом году я случайно узнала, что демонстрируемая любвеобильность Князева к девочкам липовая. На самом деле он предпочитал мальчиков, но очень боялся, что кто-либо узнает об этом. Я и не собиралась никому рассказывать, но вот сейчас эта информация мне пригодилась.
Нескладный Боря Блатграп на мое появление, как обычно, никак не отреагировал. Хоть что-то осталось неизменным.
Урок грамматики немецкого языка, третий по счету на сегодня, прервал голос Резняка по громкоговорителю.
– Студентке первого курса Веронике Гербовой просьба пройти в кабинет директора.
– Надеюсь, ее попросят покинуть колледж, – услышала я за спиной шипение Лизы.
Сердце, в который раз за эти дни, сжалось. Я ведь так искренне любила Лану с Лизой. Несправедливые обвинения подруг ранили не меньше, чем разрыв с Сашей.
– Вероника, проходи, – как-то слишком уж суетился Юлий Алексеевич.
Сегодня директор одел футболку с принтом Джима Моррисона, солиста группы The Doors. Под портретом известного музыканта красовалась не менее известная фраза из его песни – I am the Lizard King, I can do anything (Я король ящериц, я способен на все).
В его кабинете уже находился адвокат Горский. На лбу мужчины залегла складка, во взгляде то ли тревога, то ли печаль.
Остановилась в центре кабинета.
– Нет-нет, милая, садись сюда, – пододвинул Юлик мне кресло.
– Вероника, – начал Аркадий Лукич, когда я присела в предложенное кресло, – к сожалению, у меня слишком дурные вести.
– Сегодня уже ничто не сломит меня, – пожалуй, излишне оптимистично заявила я.
Как оказалось, сломит. И еще как. К такой вести готова я не была.
– Твой папа…, – Аркадий Лукич никак не решался продолжить, – он… он умер сегодня утром. Похороны завтра.
– Что значит умер? – задала я наитупейший вопрос. – Его что, пытали?
– Нет, конечно, нет. Просто… сердце. Обширный инфаркт. Ничего нельзя было сделать.
– Он не мог, – доходила до моего сознания ужасная реальность, – не мог оставить нас с мамой. Папа всегда оберегал нас. Говорил, что никогда не даст в обиду.
Аркадий Лукич отводил глаза, а Юлик, наоборот, смотрел на меня с большим сочувствием.
Не выдержала, заскулила. Схватилась за горло, не хватало воздуха. Я открывала рот, пытаясь вдохнуть. Из горла вырывался жалобный скулеж.
Юлий Алексеевич услужливо подал бутылку с водой. Сделала глоток и не остановилась, пока не выпила всю воду.
Руки дрожали, в голове все путалось. Моя психика не справлялась с валившимися бедами.
Директор, напуганный моим состоянием, стал кому-то звонить. Слишком быстро появилась медсестра. Ее пост располагался в другом корпусе. Не иначе, как она дежурила под дверью, ожидая возможного звонка. Женщина сделала мне укол в плечо, и я, то ли потеряла сознание, то ли провалилась в лекарственный сон.
Очнулась в своей комнате в доме тети. Арина сидела на стуле рядом. Она вышивала.
– Меня это успокаивает, – заметила тетя, что я открыла глаза.
– Ты плакала? – сразу увидела я ее покрасневшие, припухшие веки.
– Да. Мы не виделись с Сережей девятнадцать лет. Но я всегда знала, что он где-то рядом. А теперь вот, его нет. Совсем.
– Что же теперь делать, тетя?
– Поддержать твою мать. Мы ей сейчас очень нужны.
– Кто привез меня из колледжа?
– Адвокат, Аркадий Лукич. Он вез тебя на своей машине. А Ford недавно секретарь вашего директора доставил.
– Что ты вышиваешь?
– Гобелен с маками. У меня много таких. Если захочешь, можешь и себе выбрать.
– Я подумаю, – вполне серьезно ответила я, хотя еще вчера ничего, кроме презрения, такое занятие у меня не вызвало бы.
Наутро за нами заехал Аркадий Лукич. До кладбища ехали молча. Я больше не плакала, как и тетя. Каждый из нас по-своему переживал горе.
Папу в последний путь провожало несколько человек – я, тетя, Аркадий Лукич, мама, два надзирателя, которые привезли ее на кладбище и всего лишь один человек с завода, где папа много лет занимал должность генерального директора, Удельный Сергей Константинович. Я вспомнила, что он занимал должность главного конструктора на заводе.
На маму больно было смотреть. Она постарела за эти дни и выглядела сейчас почти так же, как и ее старшая сестра. Меня напугала не сколько внешняя перемена, сколько пустой взгляд. Большие карие глаза не выказали никаких эмоций при виде меня и Арины. Я обняла ее, но мамины руки остались опущенными. Когда внесли гроб, мама закричала. Она кричала так громко и пронзительно, ее вид казался таким безумным, что меня захлестнули чувства жалости и нежности к ней.
Стоило могильщикам начать закапывать могилу, мама бросилась отбирать у них лопаты. Она проявила такую силу, что одну лопату ей даже удалось отобрать. Надзиратель подскочил к маме. Ей скрутили руки и потащили к тюремной машине. Мама вырывалась, мы с Ариной лили слезы, Аркадий Лукич и Сергей Константинович хмурились, могильщики делали свое дело.
– Как думаешь, мама оправится? – спросила я тетю уже дома.
– Не хочу нагнетать, Вероника, но мне показалось, что Марьяна тронулась умом. Аркадий Лукич обещал завтра навестить ее. После, он позвонит нам.
Этим же днем, поздно вечером, на моем телефоне высветился номер Алевтины Демьяновны.
– Вероника, ты как? – спросила она.
– Плохо. Но, кажется, моей маме еще хуже.
– Понимаю. Если хочешь, можешь пропустить несколько дней. У тебя хорошие оценки. Для допуска к экзаменам их вполне хватает.
– Спасибо, но я лучше приду на занятия. Мне необходимо отвлечься.
Лучше бы я последовала совету Алевтины и осталась дома.
Апрель стоял прохладный, я носила кожаную курточку, подбитую горностаевым мехом. Курточку шили по индивидуальному заказу во Франции. На мехе горностая настаивала мама.
– Вероника, все короли подбивали свои мантии горностаем, – объяснила она мне выбор не самого дорогого из мехов.
Я и ощущала себя королевой, когда одевала ее.
И вот сегодня, по окончании занятий, зайдя в раздевалку, обнаружила свою чудесную курточку изрезанной. Я даже догадывалась кто это сделал.
– Лана, зачем?
В раздевалке толпилось достаточно много народу, безусловно, всем стало интересно.
– Нищебродам не положено носить дорогие вещи, – не таясь своего проступка, ответила бывшая подружка.
Почему я сразу не сомневалась в ее виновности? Ответ прост. Лана восторгалась этой курткой. Она хотела себе такую же, о чем неоднократно сообщала ранее. Ее родители могли купить дочке любую шмотку, но только не такую куртку. Дизайнер, что ее шил, изготавливал исключительно штучные вещи.
То, что копилось во мне все эти дни, нашло выход. Я бросилась на Лану. Схватила ее за длинные волосы и резко потянула. Девушка закричала. Сдавила ей горло и зашипела:
– Еще раз притронешься к моим вещам, Лиза узнает, что ее парень изменил ей с тобой.
– Ты не посмеешь, – просипела Лана.
– Еще как посмею!
– Мы тогда были пьяны!
– А это не важно. Важно то, что это было.
– Ты давала слово, что Лиза никогда не узнает.
– Это было до того, как ты испортила мою вещь.
– Хорошо. Я поняла. Отпусти меня.
Я разжала пальцы на ее горле. Зрители были разочарованы. Все ждали, что случится драка, а разговора нашего они слышать не могли.
– Что тут происходит?
Кто-то успел сообщить Юлику.
– Мне куртку порезали, – продемонстрировала я директору испорченную вещь.
– Чья работа, известно?
– Ее, – ткнула в Лану пальцем.
– Вот как?
Директор явно расстроился. Ведь Лана с Лизой его любимицы.
– Юлий Алексеевич, мы уже все выяснили с Гербовой, – надула полные губки Лана.
– Вероника, это так?
– Не совсем. Мне теперь не в чем ходить. Пусть покупает точно такую же куртку или отдает деньги за нее, – мстительно глянула я на Лану.
– Ты же знаешь, что я не могу купить точно такую же куртку! – заверещала она.
– Деньгами тоже сойдет. Ты ведь помнишь, мои родители отдали за нее баснословную сумму.
– Лана, мне придется позвонить твоим родителям и сообщить об инциденте. Необходимо компенсировать нанесенный Веронике ущерб, – решил Резняк.
– Не звоните. Я сама попрошу у них нужную сумму.
– Вот и отлично, – повеселел Юлик. – Гербова, от тебя жду подтверждения о поступившей компенсации.
Молча кивнула и вышла из раздевалки. Похоже, я нашла способ, как бороться со своими обидчиками. Во всяком случае, с Князевым и Ланой сработало.
– Вероника, звонил Аркадий Лукич, – сообщила тетя, когда я вернулась из колледжа.
– Что с мамой?
– Он толком не объяснил. Просил завтра подъехать в следственный изолятор.
– А нас пустят?
– Нам выписали пропуска.
Адвокат Горский с нами в изолятор не поехал.
– Ждут только родственников, – объяснил он.
Я думала, что будет, как в кино – мама по одну сторону стекла, мы по другую, когда разговоры ведутся с помощью большой телефонной трубки.
Но маму мы даже не увидели.
