скачать книгу бесплатно
Ка смотрит за стену за комнатой-линзой, качает головой: нет, не сходится, ерунда какая-то получается, ты сам посмотри, глупый Ку, ты посмотри, глупый, глупый Ку, разве это на наш сегодняшний день похоже, разве это настоящее наше? Глупый Ку, что ты принес, откуда ты вообще эти желтопресные газетешки притащил, что ты за человек такой. Раз не умеешь ничего толком делать, так сам иди теперь и смотри лично, что в современном мире делается. Что встал, иди-иди, смотри-смотри, потом расскажешь, что там и как.
Ку идет.
Смотрит.
Рассказывает.
Делает реальность уже безо всяких там линз, хотя нет, есть одна линза – сам Ку.
А в конторе переполох.
Такой переполох, что переполохее некуда.
Еще бы.
Проверили реальности, так половина и близко не настоящие, напридумывали черт знает что, куда вы этот шлем сунули, куда, я спрашиваю? А куда надо было? Вот то-то же. Так что давайте, скорей-скорей ищите отбракованные реальности, они сейчас ой как нужны… Что значит, нет, что значит, стерли, да не морочьте вы мне голову, да никто ничего не стер, это Ку припрятал, это Ку надо найти, он скажет, где…
Все с мест повскакивали.
Все ищут Ку.
Ку-ку.
Ку-ку.
А нету Ку.
А вот он, Ку.
Идет, глазами хлопает, ничего понять не может, кто звал его, зачем звал. И хозяин к Ку спешит, давай, доставай реальности, где припрятал.
– А вот припрятал.
– Вот и хорошо, вот и доставай… Постой-постой, ты где был-то?
– А вон, реальности проверял.
– К-как проверял?
– Ну… ходил в них…
– Что значит, в реальности ходил? В реальности? Во все?
– Во все.
– Или только в сегодняшний день?
– Не… во все…
– Взять его.
Это хозяин всем говорит. И Ка, и Ко, и Ке, и Ки, и Кю, и Кя, и…
…а Ку не говорит.
Нет Ку.
Взять его.
Легко сказать – взять.
Ищи-свищи…
У
– Жить-то можно? – спросили мы.
Спросили ни у кого. Спрашивать было не у кого. Нас окружали миры, настолько непонятные, что с ними нельзя было не только говорить – подойди к такому миру, нарисуй им треугольник, или дважды два – и то не поймут.
– Можно, – ответили нам.
Мы даже не поняли, кто ответил. Миров было слишком много, и все они были слишком разные.
– Что с нами будут делать? – спросили мы.
Этого никто не знал. Мы появились совсем недавно, то ли за шесть дней, то ли за шесть триллионов веков, то ли еще когда. Мы, живые, планеты, окутанные жизнью, покрытые лесами, в которых прятались дикие звери, и кто-то беспокойный и отчаянный первый раз брал в руки палку.
Чуть погодя мы увидели их.
Кого их?
Можно было назвать их создателями, и это было бы неправильно. Можно было бы назвать их нашими господами, но это тоже было бы неправдой. Можно было назвать их хозяевами, но это тоже было бы неправдой. Можно было бы сказать…
И все это было бы неправдой.
Они были…
Они просто были.
Мы даже не увидели их толком, мы просто почувствовали их, когда они коснулись наших рулей.
Что?
А вы что, не знали, что у планет есть руль?
А он есть. То есть, вы-то до него не доберетесь, где это видано, чтобы простые смертные до руля добирались. Ага, щас, размечтались, вот так, доберетесь вы до руля, раз повернули – и свалились на вас несметные сокровища, два повернули – и заняли место президента планеты, три…
Не дождетесь. Если сами на планете живете, до руля не доберетесь. Никогда.
А вот они добирались до руля. Господа. Хозяева. Называйте, как хотите. Осторожно трогали руль, осторожно переключали скорости, пробовали нас – наши планеты – на прочность.
Нам было боязно.
Нам – только что созданным людям на только что созданной земле – было боязно.
– Жить-то можно? – спросили мы у других миров.
– Можно, – ответили нам.
– Они-то нормальные?
– Нормальные, – ответили нам, – они своё дело знают… не первый день у руля стоят. Да сами посмотрите…
Мы сами посмотрели. Посмотрели, как хозяева садятся за руль, осторожно поворачивают тумблеры, жмут на педали скорости. Миры медленно сдвигались с места, шли по своим орбитам, всё набирая скорость, от рождения к развитию, от первого понимания самих себя, к созиданию, от первого дня творения к чему-то недостижимо прекрасному, по проторенным невидимым рельсам.
– И нам такого дадут?
Над нами посмеялись. Ха, дадут, это не вам дадут, это вас ему дадут. Обкатывать.
Мы ждали, когда придет тот, кто сядет за наш руль, кто поведет нас через века и века. Мы уже видели, как ловко господа правят нами, как уверенно держат руль…
Надежды кончились.
Когда на нас повесили табличку – У.
Нестиранный дворец
Прачка дворец сожгла.
Вот ужас-то какой.
И все на прачку смотрят, и головами качают, осуждают, значит – ох, нехорошая какая, шуточка ли дело, целый дворец сожгла.
И прачка смотрит, слезами заливается, не виноватая я. Да как это не виноватая, виноватая и есть, вот растяпа-то…
Прачка говорит: я не виновата. А её никто не слышит, она уже триста лет как умерла.
И тут министр выходит и говорит:
– Не виновата она.
Но министра тоже никто не слышит, даром, что он не просто министр, а целый премьер-министр.
Все равно не слышит никто. Потому что он уже полвека как умер. И никто-никто его уже не слышит.
Дрожит земля.
Город дрожит.
Небо дрожит, гнется под тяжестью самолетов.
Министр… да не министр, а целый премьер-министр – смотрит в раскаленное небо. Кто-то окликает его, кто-то говорит прятаться под землю.
Люди боятся неба, люди под землю прячутся.
Министр (целый премьер-министр) замирает, останавливается, вроде дворец, да нет, быть не может здесь никакого дворца, показалось, померещилось, а нет, не померещилось, и правда, дворец…
– Ай, ах!
А это еще что… а это прачка, а вот это что, вот она, бадью с водой тащит, а тут министр, да не просто, а целый премьер-министр, откуда взялся, только что не было, а тут на тебе, стоит на дороге, и небо дрожит под тяжестью чего-то стального, раскаленного, небо горит… Вот прачка бадью с водой и…
– Ай, ах!
Министр (целый премьер-министр) вежливо приподнимает шляпу:
Ничего страшного.
Ну и дальше там что по протоколу полагается, прекрасная погода сегодня, и всё такое.
Прачка в замке белье стирает.
Это она может.
Премьер-министр смотрит на карту, строит планы.
Это он тоже может.
Туристы ходят, смотрят на город.
И это они могут.
А прачке холодно, еще бы не холодно, зима все-таки.
А вон министр. Идет куда-то со своими людьми, волнуется. Ну, еще бы не волноваться, небо горит и дрожит.
И прачку видит. И людям своим кивает, не поленитесь, налейте даме чашечку кофе, и чего у нас еще есть. Люди в растерянности, да как так, да нельзя же так, мы же когда – вот сейчас, а она когда – триста лет назад, или сколько там. Министр (целый премьер-министр) не понимает, почему нельзя, где написано, что нельзя, люди смотрят – и правда, нигде не написано, значит, можно. И прачке кофе подносят, прачка пробует – ух, гадость – ничего, виду не подает, как такое господа пьют, а вот хлеб ничего, знатный хлебец, и сыр знатный, всю жизнь бы ела…
– А что у вас случилось?
Это прачка у министра спрашивает. Видит же, случилось чего-то, небо огнем горит…
Он только руками разводит, не положено людям будущее знать.
Прачка больше не спрашивает, да правда что, чего тут спрашивать, кто она, и кто он, нечего прачке в такие дела соваться, её дело белье во дворце стирать.
– Враги в городе.
Это министру говорят.
