скачать книгу бесплатно
Но женщина заговорила сама:
– Мальчик, я не продаюсь.
Презрение, звучавшее в ее словах, разозлило Уильяма. «Когда мы останемся наедине, – подумал он, – я тебе покажу, кто я». Он повернулся к строителю:
– Я дам тебе за нее фунт серебром.
– Она не продается.
Злость Уильяма закипала все сильней. Какая глупость! Он предлагает голодному целое состояние, а тот отказывается!
– Если ты, дурак, не возьмешь деньги, – пригрозил он, – я просто разрублю тебя мечом и выебу ее на глазах у детей!
Рука строителя скользнула под плащ. «Должно быть, у него есть оружие, – мелькнуло в голове Уильяма. – Кроме того, он очень большой и, хоть тощий, как лезвие ножа, может устроить отчаянную драку, чтобы спасти свою бабу». Тем временем женщина распахнула плащ, а ее ладонь легла на рукоятку длиннющего кинжала, висевшего на поясе. Юноша тоже был достаточно крупным, чтобы наделать неприятностей.
Тихим, но твердым голосом заговорил Уолтер:
– Господин, сейчас не время.
Уильям неохотно кивнул. Он должен доставить Жильбера в имение Хамлеев. Дело слишком важное и не может быть отложено из-за бабы. Придется потерпеть.
Он взглянул на эту семью, на этих оборванных, голодных людей, которые были готовы до конца сражаться с двумя здоровенными мужчинами, вооруженными мечами и сидящими на конях. Он не мог их понять.
– Ладно, подыхайте! – бросил Уильям и, пришпорив коня, рысью помчался прочь.
II
Когда они прошли около мили от того места, где произошла встреча с Уильямом Хамлеем, Эллен сказала:
– Может, пойдем помедленнее?
До Тома наконец дошло, что он идет, делая немыслимо большие шаги. Да, он испугался. В какой-то момент казалось, им с Альфредом не избежать схватки с двумя вооруженными всадниками. А у Тома даже не было оружия. Ведь потянувшись было к молотку, он тут же с досадой вспомнил, что давным-давно выменял его на мешочек овса. Он не знал, почему Уильям в конце концов отступил, но ему хотелось убраться как можно дальше от того места, не то, неровен час, молодой лорд передумает.
Тому не удалось найти работу ни во дворце епископа Кингсбриджского, ни в других местах. Однако неподалеку от Ширинга находилась каменоломня, где, в отличие от строительных площадок, работники требовались круглый год. Конечно, Том привык к более квалифицированной и высокооплачиваемой работе, но об этом не приходилось и мечтать. Он просто хотел прокормить семью. Каменоломня эта принадлежала графу Бартоломео, которого, как сказали Тому, можно найти в его замке, что в нескольких милях к западу от города.
Теперь, после того как он сошелся с Эллен, положение казалось ему еще более безвыходным, чем прежде. Он знал, она бросилась в его объятия из любви, не задумываясь о последствиях. Очевидно, она не представляла, как непросто Тому получить работу. Она не могла допустить и мысли, что им не удастся пережить зиму, и Том старался не разрушать ее иллюзий, ибо всем сердцем желал, чтобы она осталась с ним. Но в конечном счете для женщины дороже всего на свете ее ребенок, и Том боялся, что однажды она все же покинет его.
Вместе они были уже неделю – семь дней отчаяния и семь ночей радости. Каждое утро Том просыпался, чувствуя себя счастливым и сильным. Но наступал день, его начинал мучить голод, дети уставали, а Эллен впадала в уныние. Бывали дни, когда добрые люди подкармливали несчастных – как в тот раз, когда монах угостил их сыром, – но случалось, что им приходилось жевать лишь тонко нарезанные кусочки высушенной на солнце оленины из запасов Эллен. И все же это было лучше, чем ничего. Зато когда опускалась ночь, они укладывались спать, жалкие и замерзшие, и чтобы согреться, крепко прижимались друг к другу. Проходило несколько минут, и начинались ласки и поцелуи. Поначалу Том порывался как можно скорее овладеть Эллен, но она деликатно останавливала его: ей хотелось продлить любовную игру. Том старался удовлетворять ее желания, сам сполна переживая восхитительные мгновения любовной страсти. Отбросив стыд, он изучал тело Эллен, лаская такие ее места, до которых у Агнес никогда не дотрагивался: подмышки, уши, ягодицы. Одни ночи они проводили, накрывшись с головой плащами и весело хихикая, а в другие их переполняла нежность. Как-то, когда ночевали в монастырском гостевом доме, а изнуренные дети уже спали крепким сном, Эллен была особенно настойчива; она направляла Тома, показывая ему, как можно возбудить ее пальцами. Он подчинялся, словно в сладком дурмане, чувствуя, как ее бесстыдство зажигает в нем страсть. Насытившись любовью, они проваливались в глубокий, освежающий сон, в котором не было места страхам и мучениям прошедшего дня.
Был полдень. Том рассудил, что Уильям Хамлей уже далеко, и решил остановиться передохнуть. Из еды, кроме сушеной оленины, у них ничего не осталось. Правда, в то утро, когда на одном хуторе они попросили хлеба, крестьянка дала им немного пива в большой деревянной бутыли без пробки, разрешив взять бутыль с собой. Половину пива Эллен припасла к обеду.
Том уселся на краю большущего пня. Рядом пристроилась Эллен. Сделав хороший глоток пива, она передала бутылку Тому.
– А мяса хочешь?
Он покачал головой и стал пить. Том легко мог бы выпить все до последней капли, но оставил немного детям.
– Прибереги мясо, – сказал он Эллен. – Может, в замке нас покормят.
Альфред поднес ко рту бутылку и мигом ее осушил.
Увидя это, Джек упал духом, а Марта расплакалась. Альфред же глупо осклабился.
Эллен посмотрела на Тома. Немного помолчав, она сказала:
– Не следует допускать, чтобы такие поступки оставались для Альфреда безнаказанными.
– Но ведь он большой, – пожал плечами Том, – ему и надо больше.
– Ему всегда достается львиная доля. А малыши тоже должны что-то получать.
– Вмешиваться в детские ссоры – только время тратить, – отмахнулся Том.
В голосе Эллен зазвенели металлические нотки:
– Ты хочешь сказать, что Альфред может как угодно издеваться над детьми, а тебе до этого и дела нет?
– Он не издевается над ними. Дети всегда ссорятся.
Она озадаченно покачала головой.
– Я не понимаю. Ты добрый и внимательный человек. И только там, где дело касается Альфреда, просто слепец.
Том чувствовал, что она преувеличивает, но не желая расстраивать ее, сказал:
– В таком случае дай малышам мяса.
Эллен развязала мешок. Все еще сердясь, она отрезала по кусочку сушеной оленины для Марты и Джека. Альфред тоже протянул руку, но Эллен даже не взглянула на него. Том подумал, что ей все же следовало бы дать и ему кусочек – ничего страшного Альфред не сделал. Просто Эллен его не понимает. Он большой парень, с гордостью размышлял Том, и аппетит у него волчий. Ну вспыльчив немного, но если это грех, то он ведь свойствен доброй половине подростков.
Они немного отдохнули и снова двинулись в путь. Джек и Марта побежали вперед, все еще пережевывая жесткое, как подошва, мясо. Несмотря на разницу в возрасте – Марте было семь, а Джеку, должно быть, одиннадцать или двенадцать, – дети здорово подружились. Марта находила Джека чрезвычайно привлекательным, а Джек радовался совершенно новой для него возможности играть с другим ребенком. Жаль только, что он не нравился Альфреду. Это удивляло Тома: он-то надеялся, что Джек, еще совсем мальчишка, будет слушаться Альфреда, однако этого не случилось. Да, Альфред был сильнее, зато маленький Джек умнее.
Но большого значения Том этому не придавал. Какие проблемы у мальчишек! Его голова забита другими вещами, ему недосуг тревожиться еще и из-за этого. Порой он вообще переставал надеяться, что ему когда-нибудь удастся получить работу. Так можно день за днем шататься по дорогам, пока один за другим они все не перемрут: однажды морозным утром они обнаружат замерзшее безжизненное тело кого-то из детей, остальные тоже ослабнут и не смогут перебороть лихорадку, Эллен изнасилует и убьет какой-нибудь проезжий головорез вроде Уильяма Хамлея, а Том совсем исхудает, в один прекрасный день не сможет подняться и останется лежать среди леса, пока сознание не его покинет.
Эллен, конечно, бросит его прежде, чем все это случится. Она вернется в свою пещеру, где осталась кадушка с яблоками и мешок орехов, которых хватит на двоих, чтобы дотянуть до весны… Но если она уйдет, его сердце не выдержит.
Он подумал о своем младенце. Монахи назвали его Джонатаном. Тому нравилось это имя. Монах, угостивший их сыром, сказал, что оно означает Дар Божий. Том представил себе маленького Джонатана таким, каким он родился: розовым, лысеньким, все тело в складочках. Он ведь теперь совсем другой, ведь для новорожденного неделя – большой срок. Должно быть, подрос, и глазищи стали огромными. Научился уже реагировать на окружающий мир: вздрагивает от громких звуков и успокаивается, когда ему поют колыбельную. А чтобы отрыгнуть, выпячивает губки. Монахам-то, поди, невдомек, что это, и они принимают эту гримасу за улыбку.
Том надеялся, что они хорошо заботятся о малыше. Судя по монаху, что вез сыр, люди они добрые и умелые. Да что там говорить, они смогут лучше ухаживать за малышом, чем Том, у которого ни дома, ни пенса за душой. «Если когда-нибудь мне доверят большое строительство и я буду зарабатывать по четыре шиллинга в неделю плюс питание, я непременно пожертвую деньги этому монастырю», – подумал он.
Они вынырнули из леса, и вскоре впереди показался графский замок.
Том воспрянул духом, но заставил себя умерить энтузиазм: позади были месяцы разочарований, и теперь он точно знал, что чем больше надежд питаешь, тем больнее переживать отказ.
По дороге, что пролегла через голые поля, они подошли к замку. Марта и Джек наткнулись на подбитую птицу, взрослые тоже остановились посмотреть. Это был воробышек, такой маленький, что они запросто могли его и не заметить. Когда Марта над ним наклонилась, он метнулся в сторону, не в силах взлететь. Марта поймала и подняла его, бережно держа это крошечное создание в своих сложенных лодочкой ладошках.
– Дрожит! – прошептала она. – Я чувствую, как он дрожит. Испугался, должно быть.
Птичка перестала вырываться и спокойно сидела в руках Марты, уставившись своими блестящими глазками на окружавших ее людей.
– Похоже, у нее сломано крыло, – предположил Джек.
– Дай-ка посмотреть, – сказал Альфред и взял воробья из ручек сестры.
– Мы могли бы ухаживать за ним, – пролепетала Марта. – Может, он еще поправится.
– Не поправится, – отрезал Альфред и быстрым движением своих больших рук свернул птице шею.
– О Боже! – воскликнула Эллен.
Марта заплакала. Уже во второй раз за этот день.
Альфред рассмеялся и бросил воробья на землю.
Джек подхватил его.
– Мертвый! – вздохнул он.
– Да что с тобой, Альфред? – взорвалась Эллен.
– С ним все в порядке, – вмешался Том. – Все равно птица была обречена.
Он двинулся дальше, остальные последовали за ним. Эллен опять рассердилась на Альфреда, и это вывело Тома из себя. Ну стоит ли нервничать из-за воробья? Том помнил, что значит быть четырнадцатилетним мальчишкой с телом мужчины: все на свете раздражает. Эллен говорит: «Там, где дело касается Альфреда, ты просто слепец». Нет, она не понимает.
Деревянный мост, перекинутый через ров к воротам замка, был ветхим и ненадежным, однако, возможно, этого и хотел граф, ибо для нападающих мост служит проходом, и чем скорее он рухнет, тем целее будет замок. На земляных насыпях на равных расстояниях стояли каменные башни, а сразу за мостом возвышались две надвратные башни, соединенные между собой галереей. «Каменных работ более чем достаточно, – подумал Том, – не то что все эти замки, построенные из глины и дерева. Завтра я мог бы уже работать». Он вспомнил, как лежит в руке хороший инструмент, когда он обрабатывает поверхность каменного блока и шлифует его лицевую сторону, как пересыхает от пыли в горле. «Завтра вечером, может быть, я наемся до отвала – едой, которую заработаю, а не выпрошу».
Подойдя ближе, Том наметанным глазом заметил, что бойницы надвратных башен пришли в негодность. В некоторых местах камни вывалились, оставив парапет без защиты. Да и в арке ворот многие блоки едва держались.
При входе в замок стояли двое часовых, очень настороженных с виду. Один из них спросил Тома, чем тот занимается.
– Я каменщик, надеюсь получить работу на графской каменоломне.
– Поищи управляющего графа, – подсказал часовой. – Его зовут Мэттью. Скорее всего, ты найдешь его в большом зале.
– Спасибо, – кивнул Том. – А каков он из себя?
Часовой ухмыльнулся, бросив взгляд на своего напарника.
– Ни мужик, ни баба, – и оба засмеялись.
Том вошел в ворота, за ним Эллен и дети. Внутренние постройки были, главным образом, деревянные, хотя некоторые стояли на каменных основаниях, а одно здание было целиком каменным – очевидно, часовня. Проходя по двору, Том обратил внимание на то, что стоящие вдоль рва башни нуждаются в ремонте, бойницы повреждены. Они пересекли еще один ров и остановились у вторых ворот, что преграждали вход на верхний остров. Том сказал стражнику, что ищет управляющего Мэттью. Когда они подошли к квадратному каменному дому, то увидели дверь, которая, по всей вероятности, вела в подземелье. Наверх же вела деревянная лестница.
Поднявшись по лестнице, они вошли в зал и сразу увидели и графа, и его управляющего. О том, кто они, Том догадался по одеждам. Граф Бартоломео был одет в вышитую по краям длинную тунику с широкими манжетами на рукавах. На Мэттью была короткая туника того же покроя, что и на Томе, но из более тонкой материи, а на голове красовалась маленькая круглая шапочка. Граф сидел у очага, рядом стоял управляющий. Том приблизился и остановился на почтительном расстоянии, ожидая, когда его заметят. Граф Бартоломео был высоким человеком лет пятидесяти, с седыми волосами и бледным, худым лицом, жестким и высокомерным. Управляющий выглядел моложе. При виде его женоподобной фигуры Том невольно вспомнил брошенные стражником слова.
В зале находились еще несколько человек, но ни один не обратил внимания на Тома. Он ждал со страхом и надеждой. Беседе графа с управляющим, казалось, не будет конца. Наконец она завершилась, и, поклонившись, управляющий повернулся. Том сделал шаг вперед и с замирающим сердцем спросил:
– Не ты ли будешь Мэттью?
– Я.
– Меня зовут Том. Я мастер-каменщик. Я хороший работник, а мои дети голодают. Я слышал, здесь есть каменоломня. – Он затаил дыхание.
– Каменоломня есть, но не думаю, что нам нужны туда работники, – сказал Мэттью. Он оглянулся на графа, который почти незаметно покачал головой. – Нет. Мы не можем тебя нанять.
Сердце Тома разрывалось оттого, с какой скоростью принималось решение. Если бы люди были более серьезны, как следует думали над его предложением и отказывали с сочувствием, ему легче было бы это снести. Том видел, что Мэттью не жесток, просто у него слишком много забот, а Том с его голодной семьей – всего лишь очередная забота, от которой управляющий постарался как можно скорее отделаться.
В отчаянии Том сказал:
– Я бы мог заняться ремонтом замка.
– У нас есть мастер, который делает все, что требуется.
Подобные мастера на все руки обычно были плотниками.
– Я каменщик, – не унимался Том. – Я умею складывать надежные стены.
Этот спор начал раздражать Мэттью, и он было собрался сказать что-нибудь грубое, но взглянул на детей, и его лицо смягчилось.
– Я бы рад дать тебе работу, но мы не нуждаемся в тебе.
Том кивнул. Теперь ему оставалось только смиренно принять то, что сказал управляющий, и с несчастным видом попросить Христа ради поесть да пустить на ночлег. Но с ним была Эллен, и, боясь, что она повернется и уйдет, он решил сделать еще одну попытку и заговорил так громко, чтобы его услышал и граф:
– В таком случае, надеюсь, в ближайшее время вам не придется воевать.
Его слова произвели такой эффект, какого он не ожидал. Мэттью вздрогнул, а граф, вскочив на ноги, резко спросил:
– Почему ты так говоришь?
Том понял, что задел за живое.
– Потому что оборонительные сооружения замка пришли в негодность, – сказал он.
– Что именно? – всполошился граф. – Говори по существу!
Граф был явно раздражен, но заинтересован в его ответе. Том глубоко вздохнул. Другого шанса ему не представится.
– В кладке сторожевой башни осыпался раствор и образовались щели, в которые можно просунуть лом. Враг может запросто при помощи рычага вытащить один-два блока, а когда в стене появятся бреши, очень легко ее разрушить. Кроме того… – Он говорил на одном дыхании, боясь, что его прервут или начнут с ним спорить. – Кроме того, бойницы разрушены до самого парапета, в результате твои лучники и рыцари окажутся незащищенными от…
– Я знаю, для чего предназначены бойницы, – перебил его граф. – Что-нибудь еще?
– Да. Твой дворец имеет подвальное помещение, в которое ведет деревянная дверь. Если бы я решил напасть на замок, я взломал бы эту дверь и поджег склад.
– А если бы ты был графом, как бы ты поступил?
– Я бы заранее подготовил каменные блоки и достаточное количество песка и извести для раствора, да поставил бы каменщика, готового в случае опасности быстро замуровать дверь.
Граф Бартоломео уставился на Тома. Его светло-голубые глаза прищурились, а бледное чело нахмурилось. Трудно было понять по его лицу, о чем он думает. Уж не обиделся ли на Тома за то, что тот так отозвался об оборонительных сооружениях замка? Лучше было не высовываться и предоставить господам самим совершать свои ошибки, но Том находился на пределе.
Наконец граф принял решение. Он повернулся к Мэттью и сказал:
