скачать книгу бесплатно
– Ты вообще меня слушаешь? – возмутилась Ди и нажала кнопку «выключить» на пульте.
– Какого… – Зак сверкнул на неё глазами, сместив брови к переносице, – Что тебе нужно? У меня нет машины, насколько тебе известно, возьмёшь такси и поедешь, а ещё лучше на автобусе.
– На автобусе? С детьми?
– А что? Одного вручишь старшей. У меня была бы машина, если бы не пришлось гасить долг за этот чёртов дом. Все деньги уходят на этих мелких… – он явно сдержал себя от острого словечка, – И вообще, если ты не против я продолжу смотреть. А тебе, если нечем заняться, то помой посуду. Тебе не скоро ли на работу?
Молчание было тяжёлым. Диана заламывала пальцы до хруста и нервно сжимала челюсть. Ей было до слёз обидно слышать подобное от своего мужа, но она не могла высказать всё возмущение, которое годами копилось. Всё негодование и боль комом собирались внутри, не находя выхода. Сейчас, глядя на человека перед собой, Ди не чувствовала ровным счётом ничего, кроме отвращения и злости.
Взяв себя в руки, она встала, сжала кулаки и ушла на кухню. Зак включил телевизор обратно, не обращая никакого внимания на жену, как и всегда.
Люси в это время тихо плакала в своей комнате, уткнувшись в подушку, чтобы не разбудить братьев. Она не умела ненавидеть искренне, могла только злиться, поэтому испытывала лишь досаду.
К сожалению, ещё никто из семьи не понял, что Зак является тем, кто не только ничуть не помогает, но и изрядно всё портит. Кто вообще может поверить, что его отец или муж, с которым прожито не мало лет, может оказаться слабым звеном?
**
На следующий день Диана тоже пошла к Аннет. Без предупреждения или бесконечных внутренних метаний. Она сама не заметила, как ноги вывели её не на привычную дорогу, ведущую на работу, а к соседской двери.
Погода стояла приятная, солнечная, но в воздухе уже начала ощущаться смена сезона. Лёгкой дымкой осенняя прохлада расползалась по улицам. Тепло было не тем жарким летним зноем, к которому уже привыкли, оно было ласковым и прощающимся.
Этим утром женщины сидели в просторной гостиной, на мягком диване, обтянутым приятной на ощупь тканью серого цвета. Эта комната была не менее уютной, чем кухня. Здесь почти не было мебели, отсутствовал телевизор, но зато вдоль стен извивались зеленеющие вьюны, посаженные в причудливые кашпо.
На полу был расстелен мягкий светлый ковёр, разбросаны подушки с милыми, яркими вышивками. Чуть поодаль стояли шкафы с книгами, на этих полках тоже ютились небольшие цветочные горшки с кактусами, фиалками и хризантемами. На голых, лишенных обоев стенах, выкрашенных голубоватой краской, висели новогодние гирлянды, они были выключены сейчас, но явно добавляли атмосферы, когда темнело. В комнате витал приятный аромат – это зажжённые ароматические свечи стояли на журнальном столике в компании с чашками, в которых дымился горячий насыщенный ароматом кофе.
– Извини, что я пришла сама, без предупреждения, – в который раз проговорила Диана, не глядя на подругу.
– Ничего, – махнула рукой Аннет, широко улыбаясь, – Что ты! Я счастлива. Рада, что мне не придётся торчать весь день одной.
– У тебя так хорошо получается, – Ди кивнула на тарелку с малиновым пирожным – точной копией того, что она съела вчера, – Поделишься рецептом? – спросила скорее из вежливости, возможности готовить самой подобное у неё явно пока не было.
– Это секрет. Семейная тайна, – Анна подмигнула, – Ну что, пришла твоя очередь откровенничать, дорогая. Рассказывай всё, что хочешь. О своих мечтах, о жизни, о прошлом. Считай, я твой психолог, – она взяла чашку, удобнее уселась, поджав ноги и стала ждать, внимательно глядя на собеседницу.
Примерно так, к слову, и выглядят профессиональные слушатели. Расслабленно, непринуждённо, никакой глубокой заинтересованности, взгляд мягкий, плечи расслаблены, какая-то комфортная поза. От подобного взгляда и молчания не хочется сбежать, хочется быть честным, открытым.
Обычно, вмешательство в личную жизнь встречается людьми болезненно, но не такое. Аннет преподнесла свой вопрос и желание общаться таким образом, что это нельзя назвать чем-то навязчивым.
– А что ты хочешь услышать? – замялась Диана, – Я обычная женщина, мать троих детей, жена. Мечты… Если признаться, то я давно уже не мечтаю. Мечты – они для детей, для тех, кто молод душой, они не для мам и жён. Сначала мечтают выйти замуж, а потом завести семью, больше не о чём мечтать. Хороший дом? Богатство? Если честно, то никогда не думала, что хочу этого всего, мне хватает того, что у меня есть, а, может, я просто не могу позволить себе большего, поэтому не питаю глупых надежд.
Диана тут же прикусила кончик языка, подумав, что мало того, что сболтнула лишнего, не подумав, так ещё могла и обидеть собеседницу, ведь только вчера Анна говорила о своих мечтах.
Аннет совсем неожиданно рассмеялась, звонко и громко, едва не разлив на себя кофе:
– Глупости, – отсмеявшись, сказала она, – Мечты для всех! Откуда в твоей голове такой вздор? Люди всегда хотят большего. Видишь ли, получив самую мелочь, мы начинаем хотеть ещё, а потом ещё и ещё… Это вполне нормально мечтать о большем. А вот двигаться в этом направлении или нет – это уже другой вопрос. Хотя ты права в том, что все желания поступательны. Сначала замуж, потом дети, потом вырастить этих детей. Но, к сожалению, люди очень большое значение придают временным отрезкам. Почему же нельзя мечтать о чём-то вне его? Например, мне сейчас тридцать три, а я не думаю о детях, да и в свои двадцать не мечтала о выдуманной любви, о прекрасном браке, – блондинка вздохнула и увлеклась тем, что стала очень уж сосредоточенно пить кофе, она давала время, чтобы её собеседница всё обдумал.
Диана, действительно, обдумывала её слова, она блуждала рассеянным взглядом по пространству комнаты. Всё больше вся эта обстановка казалась наигранной, странной, душащей. Казалось, что эти стены высасывают внутренние ресурсы, скудные их остатки уж точно. Но эти ощущения прошли через несколько секунд, так же неожиданно, как и пришли. Вернулся уже привычный, хоть и неестественный комфорт, а Аннет продолжила болтать ни о чём, так беззаботно и просто, будто не она минуту назад ввела подругу в ступор.
Блондинка ещё долго рассказывала подруге о знакомстве с её мужем, о том, что её "да" было очень импульсивным. Они пили много чая, ели печенье и пирожные, такие же, как и вчера, малиновые.
Больше никто из них не возвращался к обсуждению чего-то личного. Диана стала почти молчаливым слушателем, а Анна – хорошим рассказчиком, которого не хочется перебивать или останавливать.
Два часа прошло очень быстро, Диана поспешила удалиться, Анна молча вручила ей деньги, примерно такую же сумму, как и вчера. Ди не сказала ни слова, лишь обняла соседку на прощание, тепло прижавшись.
**
За прошедшую неделю ничего не изменилось. Диана ходила в гости к своей соседке, пила чай, кофе, ела всё те же одинаковые пирожные, которые не казались уже такими вкусными. Уюта в доме Аннет становилось всё меньше, хотя внешне никаких изменений не было, но Ди чувствовала себя всё более неловко, слушая каждый день новую историю жизни подруги. За это время женщины заметно сблизились, но Анна перестала задавать вопросы, она всё чаще говорила о себе, позволяя слушать.
Это выглядела неправильно в глазах Дианы, она ощущала фальшивость их дружбы, неискренность со своей же стороны, отстраненность, которую испытала, пару раз рассказав о том, о чём было стыдно даже думать. Сродни ощущению, когда кто-то роется в твоём грязном белье, внимательно изучает каждое жирное пятно на твоём столе или смотрит слишком долго и пристально на гору грязной посуды на твоей кухне. Становится неловко, правда? Вот и Ди стало исключительно неловко от происходящего. К тому же, чем дольше она находилась в «идеальном» доме, тем больше было стыдно за свой.
Этим утром пришла осень. Она холодной дымкой окутала улицу и стала ощущаться в слегка подмёрзших, пожелтевших лишь у краёв листьях, в запахе, который за пару часов заполнил весь район.
Диана не пошла к Аннет.
Она уверенно прошла вдоль по дороге, мимо коричневого забора. Нужно было закончить весь этот спектакль. Ей не хотелось брать деньги у той, кому она даже услуг не оказывала. Отвращение к своей меркантильности не давало покоя, поэтому женщина отправилась на работу. Ей платили, чтобы она была подругой – из-за этого создавалась иллюзия нужности, но Ди привыкла не питать ложных надежд.
В любом случае, после визитов к подруге у неё была на руках достаточно крупная сумма.
**
Тем же вечером, убирая в кошелёк купюры, Диана не удержалась и решила вновь их пересчитать. Это деньги, которые она откладывала всю прошлую неделю. Кажется, что тут вполне хватит на то, чтобы купить детям нужные вещи и погасить ещё одну часть долга. Пусть Ди и ощущала себя неловко, понимая, что она не заработала эти деньги, но не возвращать же их обратно.
К тому же, она не просила у Анны ни копейки, ничего не вымогала.
Именно в этот момент на кухню зашёл Зак. Он молча стоял пару минут в проходе и смотрел на купюры жадным взглядом, затем стремительно подошёл к жене, схватил её за руку, сильно сжав пальцы.
– Откуда это? – тихо спросил он.
– Я же говорила, что мне больше платят и.. – начала дрожащим голосом Ди, не на шутку испугавшись.
– Не ври! – Зак повысил голос и дёрнул женщину за руку, – Говори мне, откуда деньги? Тебя уволили с работы, я знаю! Недавно звонили на домашний телефон, чтобы сообщить об этом. Ты пропускала смены.
На пол упала пара купюр. Диана закусила губу от досады. Она и сама знала об увольнении с одной должности, сказали буквально вчера утром, но мужу она об этом решила не говорить. Оказалось, что он и сам в курсе.
– Зак, это не то, что ты…
– Что же это, а? – он взял купюру и смял, поднося к лицу жены, – Откуда ты берёшь чёртовы деньги, потаскуха?!
Диана замотала головой, ощущая, как из горла рвутся едва сдерживаемые рыдания. В тёмных глазах мужа не было ничего кроме пустоты и исходящей угрозы. Хотелось отвернуться, оттолкнуть, убежать.
Зак был жалким, но представлял куда большую угрозу в глазах хрупкой женщины.
– Я заработала, – очень тихо сказала Ди, опустив взгляд в пол.
– Да? А выглядишь ты бодрой, будто и не работаешь совсем, – не унимался муж, бросив смятую купюру на стол, – Говори, чёрт возьми, чем ты занимаешься!?
Диана просто набирала в рот воздух, не смыкая губ, и мотала головой, пытаясь найти оправдания получше, чем правда. Правде бы он не поверил, рассердился бы ещё больше.
Зак сжал её руку немного сильнее, причиняя боль.
Раньше он никогда не бил жену или детей, но находясь в такой ситуации начинаешь задумывать о том, что человек, лишённый морали и положительных чувств, может применить силу, причинить физическую боль для устрашения, для достижения своей цели.
– Мам…
Оба родителя повернули голову, заметив испуганную девочку в дверном проёме. Она смотрела исключительно на мать, с тревогой и волнением.
Кажется, она давно уже зашла, но достаточно долго не решалась прервать происходящее.
– Всё хорошо, милая, – Диана через силу улыбнулась, едва сдерживая слезы, которые уже подступались.
– Нужно поменять памперс Дейву.
– Так сама возьми и поменяй, – Зак нахмурился, отпуская руку жены – его гнев слегка смягчился, но до конца он явно не успокоился.
– Я их не нашла. Мам, ты положила коробку в другое место?
Диана осторожно обошла мужа и закивала дочке:
– Да, идём, поможешь мне, – она приобняла Люси за плечи и вывела из кухни, даже не посмотрев на взбешённого мужа.
– Ты соврала? – шепнула Диана, когда они с дочерью поднимались наверх.
Люси кивнула:
– Прости.
Диана с благодарностью посмотрела на дочь.
Пусть ложь для детей не самое лучшее, но именно благодаря этому формируется личность
Всё-таки в этих детских глазах бесконечно много любви, чистой и непорочной. Она любит Диану не за что-то, а просто потому, что та её мама.
Любит и ничего не просит взамен.
Разве взрослые люди так умеют?
**
Диана
Я сижу на кухне, заламываю пальцы, по своему обыкновению, паника волнами накатывала на меня, смешанные чувства тревоги, страха и чего-то нового поглощают меня полностью.
Что подумал Зак, когда увидел такие деньги? Явно ничего хорошего, ведь честным трудом столько не заработать.
Здесь было темно и предельно тихо, не считая звуков телевизора из гостиной, где, наверное, уже спит Зак. Я уложила детей, не забыв о поцелуе на ночь и пришла сюда, чтобы посидеть в одиночестве.
Что я чувствую? Наверное, отторжение. От самой себя. Холодное, ядовитое и на вкус похоже оно скорее на просроченную еду, кислое, аж тошнит. Мне отвратительна сама моя суть. Есть ощущение того, что я обманула семью, предала мужа. Хочется рассказать ему всё прямо сейчас, но это лишь минутное помешательство. Я быстро осознаю глупость данного поступка. Я ведь не делала ничего плохого, почему же тогда мне так неприятно от одной только мысли?
Зак не поймёт, он не сможет понять меня. Скажет, что я плохая мать, безответственная, глупая. Может, он прав?
– Ди.
Поворачиваю голову на хриплый голос мужа, неосознанно закусываю нижнюю губу от досады. Он стоит, опираясь на дверной косяк.
– М? – я вопросительно вскинула подбородок.
– Идём ляжем, – пробурчал Зак, развернулся и пошёл обратно в комнату.
Вскоре телевизор умолк. Остался только скудный источник света в виде небольшого настенного светильника.
Мыслей уже не было. Они слепились в несуразный комок, вызывая монотонное, ритмичное постукивание в висках.
Тук-тук-тук.
Я встала со стула и тихо, как только могла, пошла в гостиную, где мой муж уже расположился на расправленном диване, прикрывшись тонким одеялом.
Осторожно опустившись рядом, я подавила зевоту, потирая окончательно заболевшие виски.
Мне на бедро бесцеремонно легла тяжёлая мужская рука, задирая тонкую ночную рубашку. Я смотрю на мужа. Он выглядит неухоженно, с щетиной, уже не в той форме, что раньше, с раздутым не только животом, но и самомнением.
В следующую минуту Зак лезет целоваться. Я чувствую его сухие губы, морщусь от колкой щетины и пытаюсь сделать вид, что мне хорошо. Раньше поцелуи у нас были страстные, настоящие, мне хотелось целовать его днями напролёт, но сейчас я не могла расслабиться. Всё тело оставалось в напряжении, далеко не сексуальном. Каждая мышца ноет, не желая поддаваться.
Он продолжает целовать, заваливая меня под себя. Под весом его пахнущего потом тела я чувствую себя зажатой, мне хочется избавиться от этого ощущения, но как бы я не старалась, оно становится только сильнее, будто на меня многотонным весом давила стена.
Руки мужа блуждают по телу, привычно резко, подушечки пальцев грубые, не доставляют ни малейшего удовольствия: ни мурашек, ни сладкого, давно забытого возбуждения, которое возникает обычно внизу живота. Обычно, но не сейчас.
– Зак, нет, – шепчу тихо и жалобно, будто писк.
Он не останавливается, продолжает усыпать влажными поцелуями мою шею, царапая щетиной и вызывая рвотный позыв, зарождающийся в гортани. Мы делали это столько раз, но именно сегодня я ощущаю себя загнанной в угол. Нет радости того, что я желанна, скорее щемящее чувство, болезненное ощущение от того, что меня используют.
– Нет! – произношу уже громче и толкаю его в плечи, заставляя отпрянуть.
У мужа спутанный взгляд, брови нахмурены, ноздри раздуваются от частого дыхания:
– Какого чёрта?
Я мотаю головой и поправляю ночную рубашку, которая съехала на плечо, обнажая грудь.
– Вот значит, как, да? – он сел рядом, всё ещё шумно дыша, но уже от нарастающего гнева, – Вот чем ты зарабатываешь себе деньги. Шлюха.
Я вздрагиваю, широко раскрыв рот и так замираю, распахнув глаза. Он так думает… Думает, что я способна на это.
Не сказав ни слова, я встаю, успеваю увернуться от его руки – Зак пытался схватить меня за кисть.
– Вернись в постель и исполни супружеский долг, – Зак встаёт и смотрит на меня исподлобья.
– Извини, – шепчу пересохшими губами, а затем иду в ванную комнату, не оборачиваясь.
Мне вслед сыпется какое-то оскорбление, а я просто запираю дверь и бросаюсь к раковине. Холодная вода помогает мне смыть стыд, которым полыхают щеки, глазами я беспорядочно метаюсь по своему собственному отражению, которое не могу узнать. Бледное, как ночная рубашка, лицо, под глазами залегли тенями чёрные мешки. Голова идёт кругом, а к горлу подступает очередной рвотный позыв.
