скачать книгу бесплатно
Я хотел спросить Йолу, что она имеет в виду, но отвлекся: какой-то идиот на внедорожнике рядом с нами пытался перестроиться в другой ряд, как будто это поможет пробке рассосаться быстрее. Кроме того, мне и так стало ясно, что Йола понимает намного больше, чем следует. Она настолько проницательна, что, сколько бы мы ни старались держаться и не ссориться в ее присутствии, все напрасно. Хотя даже наедине Ким и я никогда не заговаривали о расставании, но слабые признаки отчуждения не могли остаться не замеченными Йолой.
– Мы поедем сейчас есть пиццу, как договаривались?
Прежде чем я успел объяснить Йоле, что она вообще-то этого не заслужила, мой сотовый зазвонил во второй раз за день. Я взял его с панели и посмотрел на экран. Опять неизвестный номер.
Йола открыла бардачок и снова вытащила оттуда свои деньги.
– Это еще почему? – спросил я в перерыве между звонками.
– Телефон во время езды на автомобиле, – напомнила она мне о второй части нашего – пусть и несколько странного – соглашения о карманных деньгах. Если я ругаюсь, делаю что-то запретное или переношу встречу или отменяю договоренность, она имеет право на денежную компенсацию.
– Мы стоим, – запротестовал я и указал на колонну машин перед нами.
– Но мотор работает, – возразила Йола и сунула пять евро себе в карман. Качая головой и ухмыляясь, я ответил на звонок.
Моя улыбка исчезла с первым словом, которое произнес неизвестный.
– Алло?
Боль. Первая мысль, которая пришла мне в голову. У этого человека боли.
– Кто это?
Я услышал электронное пиканье, напоминающее будильник, потом последовала длительная пауза, и мне даже показалось, что связь прервалась.
– Алло?
Ничего. Только короткий статический шорох. Когда я уже хотел положить трубку, мужчина сказал:
– Я лежу в реанимации в Вестэнде[4 - Вестэнд – район Берлина на западе города.]. Приезжайте быстрее. У меня осталось не много времени.
Я зажмурил глаза, потому что капля пота с брови вот-вот собиралась упасть на ресницы. Рядом со мной Йола обмахивалась рекламным проспектом, который нашла где-то под сиденьем.
– Возможно, вы ошиблись номером? – спросил я мужчину с дрожащим голосом.
– Не думаю, господин Роде.
Ладно, значит, он знает, как меня зовут.
– Простите, с кем я говорю? – спросил я его снова, на этот раз уже нетерпеливо.
Мужчина откашлялся и, прежде чем положить трубку, произнес после продолжительного мучительного стона:
– Вы говорите с человеком, у которого есть жена, четверо детей, шесть внуков и силы на один-единственный звонок за несколько минут до смерти. Не хотите узнать, почему он тратит их именно на вас?
Глава 2
Польская пословица гласит: «Любопытство убило кошку».
Писателя, вероятно, тоже. По крайней мере, такого, как я.
Через полчаса, когда пробка растаяла, я стоял в кабинете главврача реанимации клиники в Вестэнде и задавался вопросом, не потерял ли я вконец рассудок.
Вряд ли разумный отец семейства стал бы встречаться с анонимом, который звонит и вызывает его к своему смертному одру, но шесть лет назад я не просто так оставил работу судебного репортера на частном радиоканале. Именно любопытство к людям и их тайнам заставило меня пересесть за письменный стол и сделало из меня писателя, пусть и не особо успешного; за исключением моего первого триллера. «Школа крови», которая скорее соответствует жанру ужасов, продалась почти восемьдесят тысяч раз. Первый из пяти романов. И мой единственный бестселлер, занявший двенадцатое место в списке лучших романов в мягкой обложке. Продолжением заинтересовалась уже только половина читателей, а последняя книга даже не окупилась. За исключением первого романа, другие мои книги больше не продавались. Если дело дойдет до развода, то жена должна будет платить мне алименты.
Стыдно, но так и есть.
К сожалению, приходится исходить из того, что следующий триллер, срок сдачи которого всего через несколько месяцев, тоже будет провалом. Я написал уже сто двадцать две страницы и все еще не нашел подход к действующим лицам. Обычно они начинают жить собственной жизнью уже после первой главы, а я деградирую до наблюдателя, которому самому не терпится узнать, что его герои выкинут в следующий момент. Но сейчас я напечатал уже четырнадцать глав, а фигуры по-прежнему делали исключительно то, что я указал для них в экспозе. Нехороший знак. И вероятно, главная причина, почему я ухватился за визит в больницу как за желанную возможность отвлечься, которая обещала гораздо больше эмоций, чем то, что я пытался высосать из пальца дома за письменным столом.
– Пациент переживает парадоксальную фазу, – просветил меня доктор Ансельм Грабов, едва я переступил порог его кабинета, который представлял собой заваленную документами и медицинскими учебниками комнатку, намного меньшую, чем та, которую я описал в одном из своих романов.
Бородатый врач, видимо предупрежденный о моем приходе, не стал утруждаться и предлагать мне присесть, а сразу перешел к делу:
– Пациент еще в сознании и реагирует. Это не нетипично при таких повреждениях. Затронуто более восьмидесяти процентов кожи, почти на всех зонах ожоги третьей, на некоторых – четвертой степени.
Таким образом, мой вопрос о прогнозах стал излишним.
Врач нервно теребил петлю на своем халате с пятнами и смотрел на меня налившимися кровью глазами, такими воспаленными, словно его с открытыми глазами окунули в аквариум, полный медуз. Или он устал как собака, или у него конъюнктивит, или же он страдает от аллергии.
– Вообще-то мы бы уже давно интубировали его и ввели в искусственную кому, но пациент категорически запретил нам делать это. В той парадоксальной фазе, в которой он сейчас находится, у него достаточно стабильное кровообращение, но это продлится не долго. Мы исходим из того, что он скоро потеряет сознание, а все органы откажут.
– Как его зовут? – спросил я. – То есть кто этот мужчина и почему он хочет поговорить именно со мной?
У доктора Грабова опустились уголки губ, и он взглянул на меня с таким видом, будто только что наступил на собачьи фекалии.
– Я не имею права говорить вам это, – ответил он и, прежде чем я успел запротестовать, добавил: – Мой пациент дал мне категоричные и точные указания относительно предоставления сведений. Он освободил меня от обязательства соблюдать врачебную тайну лишь настолько, чтобы я сообщил вам следующее: около шести часов назад его доставили сюда с тяжелыми ожогами после попытки самоубийства…
– Самоубийства?
– По его собственным словам, да.
Стало ясно, что от врача больше ничего не добиться, и я решил не тратить впустую драгоценное время и парадоксальную фазу пациента. Тем более что я оставил Йолу сидеть в машине на парковке – это стоило мне еще пяти евро, потому что из-за непредвиденных обстоятельств сдвигался намеченный поход в пиццерию.
Доктор Грабов попросил медсестру – по внешнему виду, южных кровей – проводить меня в реанимацию, где мне выдали зеленый одноразовый комбинезон, маску и резиновые перчатки.
– Порядок есть порядок, – сказала медсестра, закрывая за мной дверь палаты и оставляя меня наедине с мужчиной, который – в отличие от фиктивных фигур в моих романах – действительно через несколько часов или даже минут собирался умереть мучительной смертью.
По телефону я удивлялся его искаженному от боли, дрожащему голосу. Сейчас, спустя сорок пять минут, я стоял перед его регулируемой по высоте гидравлической больничной койкой и задавался вопросом, как умирающий незнакомец на синтетическом матраце небесно-голубого цвета вообще смог дотянуться до телефона.
Мужчина выглядел так, словно какой-то сумасшедший хирург препарировал его наживую; он напоминал еще дышащий объект изучения студентами-медиками на занятиях анатомии. У правого глаза не хватало верхнего века. Его как будто сняли шлифовальной машиной. Вместо лба, щек, подбородка и висков я видел обваренную рану, пронизанную молочного цвета сухожилиями и пульсирующими кровеносными сосудами. Все тело, от ступней до шеи, было покрыто стерильными повязками; за исключением мест доступа для капельницы с морфием и электролитного раствора мужчина был практически полностью мумифицирован – это наводило на мысль о том, что под повязками тело выглядело так же, как и лицо.
Какое счастье, что Йола ждет внизу в машине. Я сказал ей, что забегу навестить знакомого врача, которого сначала не узнал по голосу из-за плохой телефонной связи и который хотел отдать мне документы, важные для работы над моей книгой. Я не люблю обманывать Йолу, но из-за ужасного вида, открывшегося мне здесь, я был очень рад, что прибегнул к этой вынужденной лжи.
И что теперь?
Дверь за мной закрылась уже две минуты назад. Две минуты, на протяжении которых я не знал, куда смотреть и что говорить. Я смущенно откашлялся, так как жертва пожара не подала никаких знаков жизни, кроме легкого подергивания.
– Простите? – обратился я к нему, и сам почувствовал себя в какой-то парадоксальной фазе, пусть наверняка и не такой болезненной, как та, в которой находился обреченный на смерть. Я самому себе казался непрошеным гостем. Тот факт, что меня настоятельно пригласили сюда, нисколько не придавал мне уверенности. – Вы меня слышите?
Мужчина, пристально уставившийся уцелевшим глазом в потолок палаты, кивнул. Из дыры в лице, там, где раньше должен был находиться рот, вырвался свистящий звук. Он смешался с шумом аппарата для поддержания дыхания: трубки торчали из покрытых корками ноздрей. Я снова смущенно откашлялся, не зная, что сейчас делать. Мой комбинезон шуршал при каждом движении. В комнате пахло дезинфицирующими средствами, жженой кожей и бензином – в случае с последним мои органы обоняния, вероятно, сыграли со мной злую шутку. Я ненавидел запах бензина. С детства боялся этой жидкости, настоящая фобия, которая превращала заправочные станции в не самое мое любимое место нахождения.
Наверное, я всего лишь вообразил этот «запах страха», как мысленно его называл. Но в отделении было невыносимо жарко, это точно. На улице разогрелось до тридцати одного градуса, здесь внутри, наверное, было чуть прохладнее, но зато ни малейшего дуновения ветерка. Я чувствовал, как пот стекает у меня по спине, и задавался вопросом, может ли жертва пожара вообще воспринимать жару.
– Вы хотели со мной поговорить? – Голос мой прозвучал как у слуги, явившегося по звонку колокольчика своего хозяина.
Еще кивок. И еще один выдох со свистом. Мне захотелось почесаться. Резинки медицинской маски щекотали меня за ушами, но по какой-то причине я не хотел двигаться. Пока незнакомец не раскроет причину моего приезда сюда.
– Идите, – произнес мужчина на удивление ясным голосом.
– Куда?
– Сюда. Ко мне. – Он похлопал перебинтованной ладонью по покрывалу.
Все что угодно, только не это.
Я не сяду к нему на край кровати. Мое любопытство было не таким сильным. Но все же достаточным, чтобы я наклонился.
– Мне очень жаль… – прошептал умирающий, когда я приблизился к нему настолько близко, что почувствовал его дыхание на своей щеке, – но Иешуа выбрал вас.
Глава 3
Йола не заметила, что кто-то подошел к машине. С «Биффи Клайро»[5 - «Биффи Клайро» (Biffy Clyro) – шотландская рок-группа.] в наушниках на зашкаливающей громкости она не услышала бы, приземлись за «жуком» даже вертолет, только удивилась бы неожиданно завертевшейся вокруг листве. Поэтому у Йолы почти остановилось сердце, когда через открытое окно неожиданно просунулась рука и тронула ее за плечо.
– Черт, вы меня напугали.
Она вытащила наушники и выключила свою любимую музыкальную группу. Кровь прилила к ее щекам – состояние, которое Йола ненавидела, потому что с ней такое часто случалось в моменты волнения, и тогда все видели, какая она трусиха.
– Извини, мне очень жаль. Ты Йола?
Она кивнула и зажмурилась, потому что солнце неудачно отражалось от пластикового бейджа на белом халате, к тому же имя было напечатано так мелко, что Йола с трудом могла его разобрать.
Вестэнд. Отделение 6, др. Шмидт, Шмитт – или Шмиц?
– Меня послал твой отец.
– Мой отец?
– Да, я должен отвести тебя к нему.
– Да? Зачем?
– Только не пугайся, но ему не очень хорошо. Ты должна побыть с ним, пока приедет твоя мама.
– О, ладно.
Переживания за отца снова разогнали ее пульс до темпа рок-песни, которую она только что слушала.
– А что случилось?
– Все вышло очень глупо. Он хотел показать своему другу, нашему главврачу, прием кикбоксинга, но запнулся, упал и, видимо, сломал ногу.
– Серьезно? – Йола покачала головой. С него даже на секунду нельзя спускать глаз?
Вот тебе и «пиццу мы потом наверстаем».
Иногда она задавалась вопросом, кто из них двоих ребенок, а кто взрослый.
– Ладно, и где он сейчас? – спросила Йола и схватила рюкзак. Машину можно оставить открытой. Единственная ценность в этом ржавом корыте – упаковка чипсов «Пенг» в бардачке, а они вряд ли заинтересуют вора.
– Пойдем, я отведу тебя к нему, – сказал доктор Шмидт, Шмитт или Шмиц и взял ее за руку.
Йоле это не понравилось, потому что его ладонь была неприятно влажной и почти скользкой на ощупь, но она не хотела показаться невежливой, а в такую погоду можно ведь и вспотеть. Так что она улыбнулась в ответ, надеясь, что дорожка, по которой они пошли в направлении парка, короткая.
Глава 4
Иешуа меня выбрал?
Я чувствовал себя идиотом, сейчас, когда старик в реанимации произнес первое полное предложение. По какой-то причине мне казалось, что это старый мужчина, наверное, потому, что неосознанно надеешься, что тебе никогда не придется столкнуться с умирающим твоего возраста или даже моложе.
Иешуа! Ну, отлично.
Библейский фанатик!
Я пробормотал извинение, сам не зная за что, и развернулся. В этот самый момент снова услышал голос мужчины:
– Стойте. Подождите!
Я оглянулся. Обожженная кожа на лице умирающего словно стала еще темнее.
– Вам нужно бежать, пока не поздно, – сказал он мне поразительно твердым голосом. – Иешуа выбрал вас, а Иешуа не ошибается.
– Кто, черт возьми, Иешуа? – покачал я головой. – Вы имеете в виду библейского пророка?
И кто, черт возьми, вы?
– На это у нас нет времени. Пожалуйста, послушайте меня. Вам нельзя нарушать закон. Ни в коем случае!
Мужчина закашлялся, слюна потекла у него по подбородку. Я снова приблизился к нему.
– Почему вы предполагаете, что я должен сделать нечто противозаконное? – Я задавался вопросом, не путает ли он меня с другим Роде, известным полиции. В отличие от брата Космо у меня еще никогда не было проблем с законом.
– Я ничего не предполагаю, – ответила жертва пожара. – Я знаю, что вы нарушите закон. Иешуа знает вас лучше, чем вы сами. – Он снова закашлялся со свистом.
В первую секунду я хотел засмеяться, но сдержался ввиду плачевного состояния, в котором находился мой странный собеседник, и только издал короткий гортанный звук.
– Послушайте, мне очень жаль, что вам так плохо, но…
Мужчина схватил меня за руку. Я вздрогнул. С одной стороны, потому, что не ожидал этого прикосновения. С другой – потому, что хватка незнакомца оказалась такой крепкой. Несмотря на медицинскую повязку, из которой торчали его пальцы.
