скачать книгу бесплатно
– А ей-то хочется увидеть Гэтсби?
– Она ничего не знает. Гэтсби не желает этого. Предполагается, что ты просто пригласишь ее на чашку чая.
Мы миновали стену темных деревьев, а следом фасад Пятьдесят девятой стрит, квартал, заливающий парк нежно-бледным светом. В отличие от Гэтсби и Тома Бьюкенена, у меня не было женщины, чье бесплотное лицо могло бы плыть вдоль темных карнизов и слепящих вывесок, и потому я, согнув руку, притянул поближе ту, что сидела рядом со мной. Бледные, презрительные губы ее разошлись в улыбке, и я притянул ее снова, еще ближе, к лицу.
Глава пятая
Возвращаясь той ночью на Уэст-Эгг, я ненадолго испугался, подумав, что дом мой горит. Было два часа ночи, однако весь наш уголок полуострова заливался ярким светом, падавшим, обращая их в искусственные, на кусты и длинно отблескивавшим на тянувшихся вдоль дороги проводах. Но тут дорога произвела поворот, и я увидел, что это особняк Гэтсби светится от башни до погреба.
Поначалу я решил, что там происходит очередной прием, что буйное сборище гостей затеяло игру в прятки[15 - На западе также распространен вариант игры (в прятки), который называется «сардинки». В этом варианте прячется один, а ищут его все остальные. Тот, кто найдет его первым, прячется вместе с ним. Затем к ним присоединяется следующий, кто их найдет, потом по очереди все остальные. Игра кончается, когда последний игрок присоединяется к остальным. Он объявляется проигравшим и обычно прячется следующим. В сардинки часто играют в темноте.] и дом предоставили в их распоряжение. Однако из него не доносилось ни звука. Только ветер шумел листвой да раскачивал провода, заставляя свет то гаснуть, то вспыхивать снова, отчего огромный особняк словно подмигивал мне в темноте. А когда такси, стеная, отъехало, я увидел, что ко мне идет через свою лужайку Гэтсби.
– Ваш дом смахивает на Всемирную выставку, – сказал я.
– Да? – Он обернулся, окинул особняк рассеянным взглядом. – Мне захотелось прогуляться по нему. Давайте поедем на Кони-Айленд, старина. В моей машине.
– Слишком поздно.
– Ну, тогда, может быть, в бассейне поплаваем? Я еще не окунался в него этим летом.
– Я предпочел бы лечь спать.
– Ладно.
Он ждал, глядя на меня со сдержанным нетерпением.
– Мы поговорили с мисс Бейкер, – сказал я после недолгого молчания. – Завтра позвоню Дэйзи и приглашу ее сюда на чай.
– О, хорошо, – небрежно откликнулся он. – Мне только не хотелось бы, чтобы у вас возникли какие-нибудь сложности.
– Какой день вас устроит?
– Какой день устроит вас? – быстро поправил меня Гэтсби. – Я не хочу доставлять вам лишние хлопоты, понимаете?
– Как насчет послезавтра?
Он на миг задумался. Затем, словно против воли, сказал:
– Надо бы траву подстричь.
Мы оба взглянули на нее – мою косматую лужайку отделяла от его, более темной, прекрасно ухоженной, отчетливая граница. По-видимому, он говорил о моей траве.
– Есть и еще одна мелочь, – неуверенно произнес он и примолк.
– Вы предпочли бы отложить все на несколько дней? – спросил я.
– О, я не о том. Во всяком случае… – Он мямлил, путаясь в словах, не зная, как начать: – Я тут подумал… наверное… послушайте, старина, вы ведь зарабатываете не так уж и много, верно?
– Не очень.
По-видимому, мой ответ как-то успокоил Гэтсби, потому что продолжил он с большей уверенностью:
– Я так и думал, простите меня за… видите ли, помимо прочего, я занимаюсь одним дельцем, это что-то вроде побочного бизнеса, понимаете? Ну и подумал, если вам не хватает денег… Вы ведь ценными бумагами торгуете, так, старина?
– Пытаюсь.
– Ну вот, тогда это может вас заинтересовать. Времени оно займет немного, а деньги принесет приличные. Правда, дело довольно конфиденциальное.
Ныне я понимаю, что при других обстоятельствах тот разговор мог стать поворотным пунктом моей жизни. Но, поскольку предложение его было очевидной и бестактной платой за услугу, которую я ему оказывал, мне оставалось только одно – ответить отказом.
– У меня и без того работы хватает, – сказал я. – Премного благодарен, но взяться еще за одну я не смогу.
– С Вольфшаймом вам никаких дел вести не придется. – По-видимому, он решил, что меня пугают упомянутые во время недавнего завтрака «гонтагты», однако я заверил его, что он ошибается. Гэтсби подождал немного, надеясь, что я продолжу разговор, но я был слишком увлечен своими переживаниями, чтобы вести беседу, и он нехотя отправился восвояси.
Случившееся тем вечером обратило меня в человека легкомысленного, счастливого; думаю, я заснул, едва переступив порог моего дома. И потому не знаю, поехал Гэтсби на Кони-Айленд, не поехал и долго ли еще «прогуливался» он по своему ослепительно сверкавшему дому. Поутру я из офиса позвонил Дэйзи и пригласил ее на чашку чая.
– Только Тома не привози, – предупредил я.
– Что?
– Не привози Тома.
– А Том – это кто? – невинно осведомилась она.
В день, о котором мы с ней условились, шел проливной дождь. В одиннадцать утра в дверь моего дома постучал приволокший газонокосилку мужчина в дождевике – по его словам, мистер Гэтсби велел ему подстричь мою траву. Это напомнило мне, что я забыл попросить мою финскую служанку прийти пораньше, – пришлось ехать в деревню, искать ее по слякотным, заставленным белеными домами улочкам, да заодно и прикупить чашки, лимоны и цветы.
Цветы оказались лишними, поскольку в два часа дня мне доставили из дома Гэтсби содержимое целой оранжереи вместе с бесчисленными вазами для его размещения. Часом позже входная дверь моего дома нервно распахнулась, и в нее торопливо вошел Гэтсби – в костюме из белой фланели, серебристой сорочке при золотистом галстуке. Он был бледен, с темными следами бессонной ночи под глазами.
– Все в порядке? – еще с порога спросил он.
– Если вы о траве, выглядит она превосходно.
– О какой траве? – удивился Гэтсби. – А, во дворе…
Он выглянул в окно, однако, судя по выражению его лица, мало что увидел.
– Выглядит хорошо, – неуверенно сообщил он. – В какой-то газете написано, что около четырех дождь прекратится. По-моему, в «Джорнал». Вам удалось раздобыть все необходимое, чтобы… необходимое для чая?
Я отвел его в буфетную, где он окинул взглядом – не весьма одобрительным – мою финку. Затем мы осмотрели дюжину лимонных пирожных, купленных мной в деликатесной лавочке.
– Сойдут? – спросил я.
– Конечно, конечно! Отличные! – воскликнул Гэтсби и загробным голосом прибавил: – …старина.
Около половины четвертого ливень выдохся, обратившись в сырой туман, из которого время от времени выплывали крошечные капли – словно роса садилась. Гэтсби вперялся пустым взором в «Экономику» Клея, вздрагивая от сотрясавшей кухонный пол поступи финки и время от времени поглядывая на запотевшие окна, – как будто за ними совершались невидимые нам, но зловещие события. В конце концов он встал и робко уведомил меня, что уходит домой.
– С чего бы это?
– Никто к вам на чай не приедет. Слишком поздно! – и он посмотрел на часы – так, словно его ожидали где-то еще неотложные дела. – Я не могу ждать целый день.
– Не дурите; сейчас всего лишь без двух минут четыре.
Он с жалким видом плюхнулся, словно я толкнул его, в кресло, и тут же заслышался рокот подъезжавшей к моей лужайке машины. Мы оба вскочили на ноги, и я, немного стыдясь себя, вышел во двор.
Под давно отцветшими, роняющими капли кустами сирени к моей подъездной дорожке приближался большой открытый автомобиль. Вот он остановился. Из-под треугольной лавандовой шляпы на меня смотрела, чуть наклонив голову, восторженно улыбавшаяся Дэйзи.
– Так вот где ты обитаешь, бесценный мой?
Веселящие душу переливы ее голоса под дождем разом взбодрили меня. Недолгое время я просто слушал его возвышения и падения и только потом стал различать слова. Мокрая прядь волос лежала на ее щеке, точно мазок синей краски, на руке Дэйзи блеснули, когда я помог ей выйти из машины, капли воды.
– Ты ведь влюблен в меня, – негромко сказала она мне на ухо. – Иначе зачем тебе было просить, чтобы я приехала одна?
– Это тайна замка Рэкрент[16 - «Замок Рэкрент» (1800) – первый в Европе исторический роман, написанный ирландкой Марией Эджуорт (1767–1849).]. Отошли куда-нибудь на часок твоего шофера.
– Вернетесь за мной через час, Ферди, – затем серьезным шепотом: – Его зовут Ферди.
– Запах бензина не вредит его носу?
– Не думаю, – с невинным видом ответила Дэйзи. – А почему ты спрашиваешь?
Мы вошли в дом. К великому моему удивлению, гостиная оказалась пустой.
– С ума сойти! – воскликнул я.
– О чем ты?
И Дэйзи обернулась на легкий, чинный стук во входную дверь. Я открыл. Посреди большой лужи стоял бледный как смерть Гэтсби, засунув, словно гири, кулаки в карманы пиджака и трагически глядя мне в глаза.
Так и не вынув рук из карманов, он прошел мимо меня в прихожую, резко, будто марионетка на ниточке, развернулся и скрылся в гостиной. Решительно ничего смешного я в этом не усмотрел. Чувствуя, как колотится мое сердце, я потянул дверь на себя, чтобы отгородиться от разошедшегося дождя.
С полминуты я не слышал ни звука. Потом из гостиной до меня донеслось что-то вроде сдавленного бормотания, короткий смешок, а следом голос Дэйзи, произнесшей с откровенно фальшивой интонацией:
– Разумеется, я ужасно рада снова увидеть вас.
Пауза; страшно долгая. Делать мне в прихожей было нечего, и я вошел в гостиную.
Гэтсби – руки по-прежнему в карманах – стоял, прислонясь к каминной полке и натужно изображая полную непринужденность, даже скуку. Голову он откинул назад, так далеко, что уперся затылком в давно остановившиеся каминные часы, смятенный взгляд его был устремлен вниз, на Дэйзи, а та, испуганная, но изящная, сидела на краешке туго набитого кресла.
– Мы когда-то были знакомы, – пробормотал Гэтсби. Взгляд его на миг скользнул по мне, губы разделились в безуспешной попытке усмехнуться. По счастью, часы выбрали именно это мгновение, чтобы опасно накрениться под натиском его головы, заставив Гэтсби обернуться, подхватить их дрожащими пальцами и водворить на место. После чего он неуклюже опустился на кушетку, поставил локоть на ее подлокотник, и подпер подбородок ладонью.
– Прошу прощения за часы, – сказал он.
Лицо мое горело, как будто его обожгло тропическое солнце. В голове вертелась тысяча затасканных фраз, однако выговорить мне ни одной не удавалось.
– Они старые, – идиотически сообщил я.
Сдается, всем нам казалось в тот миг, что часы рухнули на пол и разбились вдребезги.
– Мы уже много лет не встречались, – на редкость ровным тоном сообщила Дэйзи.
– В ноябре будет пять.
Машинальный ответ Гэтсби заставил нас умолкнуть снова – самое малое на минуту. Наконец я, из одного лишь отчаяния, предложил им помочь мне на кухне с чаем, Дэйзи и Гэтсби вскочили на ноги, и тут проклятая финка внесла поднос, на котором он и стоял, уже готовый.
Долгожданная суета с чашками и пирожными снова вернула нашему поведению хотя бы внешнюю пристойность. Гэтсби стушевался, мы с Дэйзи беседовали, а он пристально смотрел в лицо тому из нас, кто говорил, и взгляд его был тревожным и несчастным. Но ведь мы собрались здесь не ради мирной беседы, и потому я при первой же возможности попросил извинить меня и встал.
– Куда вы? – в мгновенном испуге спросил Гэтсби.
– Скоро вернусь.
– Мне нужно поговорить с вами кое о чем перед вашим уходом.
Он торопливо последовал за мной на кухню, прикрыл дверь и жалобно прошептал:
– О господи!
– Что с вами?
– Все это ужасная ошибка, – сказал он, покачивая головой из стороны в сторону, – ужасная, ужасная.
– Вы просто смущены, вот и все, – ответил я и, по счастью, добавил: – Как и Дэйзи.
– Смущена? – недоверчиво переспросил он.
– Ровно настолько же, насколько вы.
– Говорите потише.
– Ведете себя как мальчишка, – сердито выпалил я. – Мало того, ведете себя невоспитанно. Дэйзи сидит там одна.
Он поднял ладонь, чтобы заставить меня замолчать, с незабываемым укором посмотрел мне в глаза, опасливо открыл дверь и вернулся в гостиную.
Я вышел через заднюю дверь, – как Гэтсби полчаса назад, когда он, занервничав, обошел вокруг дома, – и побежал к огромному дереву с узловатым черным стволом и густой кроной, подобием тента, способного укрыть меня от дождя. А дождь припустил снова, и моя неровная лужайка, столь чисто выбритая садовником Гэтсби, уже успела обзавестись множеством грязных трясинок и первобытных топей. Смотреть из-под дерева мне было не на что, только на огромный дом Гэтсби, ну я и смотрел целых полчаса, совершенно как Кант на церковный шпиль. Десять лет назад дом этот построил помешавшийся на «старине» пивовар, – рассказывают, что он предложил владельцам окрестных коттеджей пять лет платить за них налоги, если они заменят свои кровли соломенными. Не исключено, что их отказ сделал невозможным исполнение его замысла – стать зачинателем Прославленного Рода, – отчего жизнь пивовара быстро покатилась к печальному концу. Дети его продали дом с еще висевшим на двери похоронным венком. Американцы хоть и готовы по временам обращаться в рабов, но быть крестьянами не хотят ни в какую.
Через полчаса солнце просияло снова, а на подъездную дорожку Гэтсби завернул автомобиль бакалейщика, груженный продуктами, из которых предстояло состряпать ужин для слуг – я не сомневался, что хозяин их даже одной ложки сегодня не проглотит. Горничная начала распахивать окна верхнего этажа, на миг появляясь в каждом, а добравшись до самого большого, эркерного, высунулась в него и задумчиво плюнула в парк. Пора было возвращаться. Дождь, пока он шел, казался мне рокотом двух голосов, время от времени чуть возвышавшихся и стихавших в приливах чувств. Теперь же все смолкло, и я почувствовал, что тишина наступила и в моем доме.
Я вошел в него, постарался наделать на кухне побольше шума – разве что плиту на пол не уронил, – думаю, впрочем, что гости мои ничего не услышали. Они сидели по разным концам кушетки, глядя друг на дружку так, словно уже был задан или сам по себе повис в воздухе некий вопрос; последние остатки владевшего ими смущения исчезли, не оставив и следа. По лицу Дэйзи были размазаны слезы, и едва я появился в гостиной, как она поднялась с кушетки, подошла к зеркалу и принялась утирать их носовым платком. А вот Гэтсби изменился разительно. Он буквально светился; новообретенное блаженство источалось им без единого ликующего слова или жеста, заполняя собой маленькую гостиную.
– О, здравствуйте, старина, – произнес он так, будто мы не виделись бог знает сколько лет. Я даже подумал на миг, что он мне сейчас руку пожмет.
– Дождь перестал.
– Правда? – поняв, о чем я говорю, заметив наконец, рассыпавшиеся по комнате зайчики солнечного света, он улыбнулся, как счастливый синоптик, как восторженный ревнитель вечного возвращения света, и повторил новость Дэйзи: – Как вам это понравится? Дождь перестал.
– Я рада, Джей. – Голос ее, мучительно, горестно прекрасный, говорил сейчас лишь о нежданном счастье.
– Я хочу, чтобы вы с Дэйзи заглянули в мой дом, – сказал Гэтсби. – Я бы показал его ей.
– Вы уверены, что я вам не помешаю?
