скачать книгу бесплатно
– Вот ещё!.. – фыркнула было девушка, но сдержалась и пригласила незваных гостей в своё жилище. – Заходите. Сейчас чайник поставлю.
Сидя в чуме, которую освещали лишь одинокая свеча на столе да отблески пламени раскалённой железной печурки, Андрэ, согревая руки кружкой с горячим чаем, исподволь рассматривал хозяйку стойбища. Она оказалась настоящей азиатской красавицей с большими миндалевидными глазами, очерченными тёмными бровями и полуприкрытыми густыми ресницами. Лицо девушки, будто выточенное из слоновой кости, было безупречно в каждой своей линии, а иссиня-чёрная толстенная коса свешивалась до пояса. Да и фигурка оказалась подстать – её не могли скрыть даже грубые стёганые штаны и мешковатый серый свитер, оказавшийся под заношенной шубейкой. «Эта красотка вполне могла бы стать неплохой манекенщицей, – невольно подумал Андрэ, – если её прилично одеть и причесать. Не у нас в Париже, где азиаток на подиуме не приветствуют, но, к примеру, в Гонконге или Сингапуре…» Его, конечно, огорчило, что девушка была одета в самый привычный и затрапезный советский наряд и мало походила на экзотическую таёжницу, а уж тем более – на шаманку. Единственное, что было на ней северное, – простые оленьи унты на ногах. Не радовало и почти пустое стойбище, с которого, как оказалось, неделю назад откочевал старший брат Юлтэк со своей женой и ребятишками. С ними на дальнее пастбище перебралась и младшая незамужняя сестра Юлтэк, жившая с ней в одном чуме. Правда, с десяток оленей, как сказала девушка, паслись где-то недалеко, и не стоило труда пригнать их на стойбище, но о массовых киносценах разряженных оленеводов Андрэ мог уже забыть… Да и, судя по всему, Юлтэк была не очень-то расположена к радушному приёму гостя, хотя милиционеры во время чаепития не раз напомнили, какого большого человека доверили ей товарищи Ежов и Сёмин, и какая высокая на ней лежит ответственность.
Когда милиционеры уехали, Юлтэк растопила печку в пустом чуме брата и предложила гостю в нём устроиться. Разобрав пожитки, Андрэ придвинул поближе к печи подстилку из оленьих шкур, разложил свой спальный мешок, забрался в него и, уставший от долгого дня, сразу провалился в сон.
Наутро его разбудили странные звуки, будто кто-то, двигаясь вокруг чума, с громким храпом выталкивал из себя воздух: «Хор…хор…хор…». Выбравшись из мешка и выглянув наружу, Андрэ увидел домашних оленей, которых уже успела пригнать на стойбище хозяйка. Они и издавали это странное хорканье, видимо, еще не отойдя от быстрого бега и бестолково суетясь на поляне у жилищ. Сама Юлтэк стояла возле красивого белоснежного оленя, снимая с него седло, и что-то негромко наговаривая грациозному животному на родном языке. Андрэ подумал, что это был бы отличный кадр, если бы…
– …не мой вид, – прочитала и продолжила вслух его мысль Юлтэк, даже не поворачиваясь. – Вы сильно разочарованы?..
– Нет, что вы!.. Вы такая красавица в любом наряде, – невольно попытался оправдаться Андрэ.
–…что могла бы даже работать манекенщицей в Гонконге, – опять подхватила она.
– О-о-откуда вы это знаете?.. Как вы это делаете?.. – протянул он, почувствовав, как по спине пробежал холодок.
– Но вы же в гости к шаманке приехали… Так что будьте поосторожней не только со словами, но и с мыслями, когда со мной рядом стоите! – Глянув на потрясённого и обескураженного француза, она неожиданно весело рассмеялась. А потом просто и безо всякой рисовки предложила: – Пойдём чай пить…
– Сейчас, – откликнулся едва пришедший в себя Андрэ, – я только прихвачу кое-что.
Он занырнул в свой чум и через пару минут ввалился в жилище Юлтэк, прижимая к груди целую охапку пакетов и банок с яркими иностранными этикетками. Она постаралась сделать вид, что не удивилась такому богатству и лишь заметила:
– Зачем же вы столько всего принесли…
– Это вам гостинцы из Парижа. Говорят, великим шаманкам надо подносить богатые дары, чтобы их задобрить, – наконец-то смог пошутить Андрэ.
– Я себя великой не считаю, – улыбнулась она в ответ, – поэтому можно обойтись и малым даром. Вам же ещё целую неделю тут жить и чем-то питаться.
– Не волнуйтесь, я парень запасливый, а если начну помирать от голода, буду по ночам потихоньку есть ваших оленей.
Юлтэк опять улыбнулась. Ей начинал нравиться этот немного смешной в своей пёстрой одежде, но открытый и, судя по всему, простой и добрый голубоглазый великан. Она присела к низкому столику, на который француз быстро расставил диковинные бумажные тарелки с щедро нарезанным сыром, колбасой, белым хлебом и другой городской едой. Такие яства жителям тайги удавалось попробовать не часто. А кое-что она вообще видела впервые.
Тем не менее, невольно отметил про себя Андрэ, хозяйка чума держалась с достоинством природной аристократки – она брала самые маленькие ломтики хлеба и поочерёдно подцепляла на кончик своего ножа не больше одного-двух кусочков с каждой из тарелок. А потом неторопливо допила свой чай и поблагодарила, блеснув колдовскими глазами:
– Спасибо, всё очень вкусно!
– На здоровье, – откликнулся Андрэ по русскому обычаю.
– Получилось, не вы у меня сегодня в гостях, а я у вас, – продолжила она. – Но я в долгу не останусь. Сегодня будем есть ваши гостинцы, а завтра я забью оленя…
– А не жалко из-за меня?
– Не жалко. Это наш обычай. Когда приезжает дальний гость, мы обязательно забиваем оленя. Должны же вы хотя бы попробовать нашу еду, раз уж со старой шаманкой и манекенщицей не повезло…
Чуть лукавая улыбка расцвела на её губах, а Андрэ невольно покраснел, подумав, что с манекенщицей-то ему как раз очень повезло. Кажется, он уже больше не жалел, что пробудет целую неделю на стойбище лишь вдвоём с Юлтэк. Ну, а съёмки оленеводов в костюмах можно будет, в конце концов, сделать в каком-нибудь другом месте, как заметил начальник НКВД…
Но, естественно, заговорил Андрэ не об этом, а о том, где и как молодая таёжница научилась так хорошо говорить на русском языке.
– Советская власть выучила, – ответила Юлтэк, – мы в детстве каждую зиму в школьном интернате в райцентре жили, к родителям нас только на лето отпускали. Вот и научилась… А вы откуда русский язык знаете, если вы француз?
– Во Франции много бывших русских, мои родители тоже из них. После революции уехали, а я уже там родился. Собственно, и назвали-то меня поначалу Андреем, а уж потом переделали на французский лад в Андрэ. И фамилия Вели – тоже от нашей русской – Великановы… Но только вы не выдавайте мои парижские тайны чекистам, – он шутливо изобразил испуг, приподняв вверх руки.
– Не выдам, – улыбнулась она в ответ.
– А что ваше имя Юлтэк означает?
– Солнечный утренний восход… Если сказать одним словом, то, наверное, больше подойдёт Лучезарная…
– Лучезарная… – повторил он, – красивое имя, и очень вам подходит… Это я как художник и модельер говорю…
– Спасибо, – она чуть смущённо опустила глаза и тут же вопросительно подняла их на Андрэ. – А зачем вы к нам приехали? Со слов милиционеров я не всё поняла. Да и слушать их особого желания не было…
– Это почему же?..
– Есть причина… – Глаза её на мгновение потемнели, но Юлтэк тут же справилась с собой и возвратилась к своему вопросу: ? Так чем я должна вам помочь?
Андрэ повторил ей всё, что накануне рассказывал капитану Сёмину, только более обстоятельно, поскольку перед ним сидела хоть и жительница тайги, но молодая и грамотная девушка, которую не мог не интересовать мир моды, нарядов и великих французских модельеров-кутюрье. Юлтэк и впрямь заслушалась и, как показалось Андрэ, заметно расположилось к нему. Поэтому он в конце своего рассказа предложил:
– Давай перейдём на «ты». Мы же с тобой почти ровесники, нам по соседству целую неделю жить. Так будет проще и удобнее. – Он протянул ей руку.
– Давай, – согласилась она и слегка пожала его большую ладонь своими лёгкими пальцами.
А потом Андрэ установил на треногу кинокамеру и, то и дело крутя её заводную ручку, начал снимать оленей, которых Юлтэк загоняла для него то с одной, то с другой стороны поляны. Когда закончили со съемкой, хозяйка показала гостю, как надо ловить оленей маутом, как запрягать под седло и в нарты, как погонять упряжку хореем. А пока они пили чай и грелись в чуме, она, в ответ на его лекцию о французской моде, рассказала несколько легенд о волшебном белом олене тунгусов, о его небесных собратьях, о великих охотниках и пастухах. Слушая девушку, Андрэ делал одну за другой зарисовки в блокноте, навеянные историями Юлтэк и его собственным воображением. Так что интерес их оказался взаимным, и к концу дня они, можно сказать, подружились.
Прощаясь с Андрэ вечером на полдороге к его чуму, Юлтэк, как бы между прочим, неожиданно повторила вслух фразу, которая крутились у него в голове после завтрака:
– Конечно, «людей в костюмах, в конце концов, в другом стойбище снять можно»…
Андрэ в ответ только виновато опустил голову и развёл руками, мол, ничего от тебя не скроешь… А она продолжила с загадочной полуулыбкой:
– Может, и не надо будет ехать в чужое стойбище… Вдруг в бабушкином вьюке какие-нибудь старинные наряды найдутся…
Андрэ было открыл рот, чтобы расспросить о таинственном бабушкином вьюке, но Юлтэк быстро повернулась и зашагала в свой чум.
Заинтригованный её словами и довольный так хорошо сложившимся днём, лёжа в своем спальнике, он долго улыбался в темноте.
Назавтра, забив яловую важенку и разделав её за полчаса одним-единственным ножом, Юлтэк приготовила к обеду праздничное блюдо, мелко нарубив и сварив в оленьем жиру сердца, печень и мозг. Первую ложку Андрэ нёс ко рту с опаской, но потом вошёл во вкус и принялся от души нахваливать еду и хозяйку.
Когда они поели, Юлтэк сняла с сушилки под потолком чума откуда-то появившийся там бубен. Нагретая теплом печки, кожа бубна натянулась на ободе, и буквально зазвенела от первого прикосновения. Легонько постукивая по ней деревянной колотушкой, Юлтэк принялась нараспев рассказывать Андрэ истории о великих шаманах прошлого, о их громкой славе и всесильных помощниках-духах. О том, как летали в старину и летают до сих пор на своих бубнах-оленях шаманки-удаганки в Нижний мир, спасая от исчадий тьмы похищенные людские души. Или возносятся в девятиярусный Верхний мир, донося до богов просьбы и моления людей Среднего мира…
«Интересно, где тут заканчивается правда и начинается сказка? – подумал Андрэ, на мгновение забыв, как читает его мысли хозяйка чума. – А может, вообще всё это только суеверие. Как говорят большевики, пережиток прошлого… Хотя какие-то необычные способности у Юлтэк, конечно же, есть…»
– Суеверие, говоришь!.. – усмехнулась она и, резко поднявшись, громко заколотила в бубен. И почти сразу же на глазах у изумлённого Андрэ стенки чума разошлись в стороны, и прямо над ним, едва ни касаясь крыльями деревьев, с курлыканьем закружила стая белых журавлей. Ритм ударов сменился, и небо, темнея на глазах, выплеснуло точно на их стойбище густой поток пылающих звёзд. Казалось, еще миг, и они испепелят всё вокруг!..
– Хватит, хватит! Ты настоящая! Настоящая! – испуганно закричал Андрэ, останавливая Юлтэк. Перестав бить в бубен, она провела несколько раз по нему колотушкой, словно успокаивая, и чум вновь соединил вместе свои стенки, срастив их над головой Андрэ.
– Каждому шаману и шаманке даётся свой запас силы, – начала негромко говорить Юлтэк, – истратив её, мы покидаем этот мир. Большое камлание на вершине священной горы может даже за один раз забрать всю силу. Но зато на какое-то время шаман становится хозяином всей Вселенной. Он может обратиться в волшебную птицу и долететь до самых дальних звёзд, или, наоборот, опуститься в самую тёмную бездну, одолеть в битве любую силу… Когда-нибудь и я отдам всю свою силу и уйду от людей. Но потом вернусь. Может, через сто лет, а может, только через тысячу… – Юлтэк грустно вздохнула, посмотрев на Андрэ. Он хотел было что-то сказать, но она легонько ударила в бубен. И в тот же миг Андрэ оказался сидящим на спальнике в своём чуме, где мгновенно загорелась свеча и жарко вспыхнули дрова в давно остывшей печке. Осторожно приоткрыв вход, Андрэ увидел на брезентовой стенке соседнего чума высвеченный огнём силуэт юной шаманки. Отложив в сторону бубен, она неторопливо разделась и нырнула в свой полог. Сердце Андрэ защемило. Он быстро достал из сумки блокнот с карандашом и начал торопливо зарисовывать прекрасную картину теней, пока она ещё стояла перед глазами…
Утром его разбудили голоса. Один из них явно принадлежал Юлтэк, а второй был чей-то незнакомый, мужской. Андрэ прислушался – ни брат ли её вернулся в стойбище? Но почти сразу понял, что это не так, и начал торопливо одеваться.
– Ты чего, Уйбан, сюда притащился? – спрашивала Юлтэк мужчину без особой радости. – Пушнины у меня сейчас нет, наших тоже никого в стойбище нет…
– Потому и приехал, что никого нет. Думал с тобой наедине чаю попить, поговорить по душам, – отвечал мужчина с вызовом. – Да вот не получилось… Смотрю, у тебя уже другой гость загнездился… – Увидев Андрэ, выбирающегося из чума, приезжий едко добавил: – И красивый какой, прямо как весенний селезень! Где это ты такого разноцветного нашла?..
На ревнивый выпад Уйбана девушка отреагировала с внешним спокойствием:
– Знаю я твой «чай», насквозь тебя вижу, даже и не надейся ко мне подкатить… А «селезня» где нашла, говоришь?.. Сам начальник НКВД прислал к нам на неделю… Вот, знакомься, французский коммунист Андрэ Вели, друг Советского Союза, известный художник-модельер…
Уйбан, прикусив язык, резко сменил тон, неискренне изображая радушие:
– Очень приятно встретить в наших краях такого большого человека! – Он торопливо подошёл к Андрэ, которому едва доставал головой до плеча, и протянул снизу вверх руку. – Уйбан. А если по-русски, Иван Афинович, приёмщик пушнины райпотребсоюза. Рад познакомиться! А вы по-русски разговариваете, или только по-французски?..
– И я рад познакомиться, – ответил Андрэ, заставив себя улыбнуться. – Как видите, немного по-русски разговариваю.
– Вот и отлично! – ещё больше оживился Уйбан, уже почти переставший видеть в французе соперника, но зато нашедший в нём повод остаться в стойбище. – Давайте чайку попьём вместе, поговорим как друзья. Когда ещё счастье выпадет посидеть за одним столом с французским собратом по компартии!.. А ты, Юлтэк, чего стоишь, приглашай нас в чум, кипяти чайник! Я тоже не с пустыми руками приехал… – Он торопливо вернулся к лошади, снял с неё небольшой притороченный мешок и потащил в чум.
Андрэ ничего не осталось, как только последовать за суетливым приёмщиком.
Пока грелся чайник, Юлтэк нарезала хлеб и поставила перед мужчинами деревянное блюдо с варёной олениной. Уйбан добавил к угощению большой кусок жирной жеребятины на рёбрах, заговорщицки подмигнул Андрэ и, водрузив на стол бутылку с прозрачной жидкостью, предложил:
– Давайте понемногу за знакомство… Ты, говоришь, художник? А чё рисуешь?
Андрэ сунул руку в карман куртки, достал портрет Сталина и подал его Уйбану.
– Ни-че-го себе! – подивился приёмщик. – Как живой!.. Ну, за такое дело тем более надо выпить. А вождя, давай, сюда поставим, пусть товарищ Сталин с нами посидит. – Он примостил портрет на дальний край стола, так, чтобы тот смотрел на всех троих. И потянулся за бутылкой.
– Это у вас водка, наверное? – спросил Андрэ.
– Спирт, – уточнил Уйбан. – уже разведённый. Та же водка, только чуть покрепче. – Он налил по щедрой порции в каждую из трех кружек, предназначенных для чая, и быстро поднял свою. – Ну, за дружбу коммунистов всего мира и за здоровье товарища Сталина!
Юлтэк лишь прикоснулась губами к своей кружке, сделав маленький глоток, а Андрэ, глядя на Уйбана и не желая отставать, разом опрокинул в себя холодную жидкость, которая вдруг жарким огнём опалила горло. Он едва не закашлялся и попытался заесть спирт олениной, но это не больно-то получалось.
– А ты молодец, художник! – похвалил его Уйбан. – Почти по-нашенски пьёшь, по-северному! – Он повернулся к Юлтэк, к которой, кажется, на время даже потерял интерес, и то ли попросил, то ли скомандовал: – Налей-ка побыстрей нашему другу воды, пусть запьёт, а то в первый раз горло от спиртяги, небось, перехватило…
Андрэ согласно закивал без слов, торопливо принял из рук девушки ковшик и сделал несколько больших глотков. Огонь внутри погас, но спирт сразу же ударил в голову, и уже минут через пять Андрэ стало тепло и весело. Вторая порция пошла намного легче. «А он неплохой парень, этот приёмщик пушнины, общительный, щедрый…» – мелькнуло в мозгу.
Тем временем Уйбан начал громко и увлечённо рассказывать, как недавно выследил и убил громадного медведя-шатуна, спасая от его зубов и когтей не только соседнее оленье стадо, но и перепуганных оленеводов. Он так правдоподобно излагал историю своего охотничьего подвига и передавал её такими жестами и мимикой, что захмелевший Андрэ невольно заслушался. Но Юлтэк вдруг не выдержала и принялась звонко хохотать, бросая в лицо Уйбану насмешки:
– Это ты-то, Уйбан, шатуна убил?!. Чем убил, счётами своими конторскими?!. Герой-охотник!.. Ну, насмешил! – Она повернулась к Андрэ. – Да он никого в жизни страшнее зайца не убивал!..
Не устояв от её заразительного смеха и такого неожиданного финала леденящей кровь истории, Андрэ тоже захохотал и, взмахнув рукой, нечаянно сбил со стола портрет Сталина. Как ни странно, никто этого не заметил, видимо, алкоголь и смех притупили внимание. Глядя, как безудержно веселятся француз и Юлтэк, Уйбан тоже захохотал вслед за ними и быстро нашёлся – тыкая пальцем в бок Андрэ, он начал повторять раз за разом:
– А ведь ты поверил!.. Поверил!.. Поверил!.. А я же пошутил!.. Разыграл тебя, как городского пацана!..
Когда все затихли, вытирая слезящиеся от смеха глаза, Андрэ услышал, что под ногой у него что-то хрустит. Наклонившись, он поднял сломанную рамку с помятым портретом вождя. Юлтэк и Уйбан застыли в невольном испуге от такого святотатства – пусть даже и случайного, но изрядно помутнённый спиртом мозг Андрэ почему-то решил, что наступила его очередь стать героем. Ему вдруг захотелось похвалиться перед новыми друзьями своей смелостью, талантом и независимостью.
– Подумаешь, – произнёс Андрэ с вызовом, – да я ещё десяток таких нарисую, если захочу! – Покачиваясь, он поднялся из-за стола, подошел к выходу из чума, отодвинул в сторону брезент и небрежно зашвырнул куда-то в снег осквернённый портрет.
Юлтэк, нахмурившись и не глядя на победоносно вскинувшего голову француза, всем своим видом показывала, что не одобряет столь бездумный поступок. Боязливо сжался у стола и Уйбан. Но поймавшего кураж художника уже понесло. Решив произвести ещё больший эффект, он вытащил из-за пазухи письмо наркома Ежова капитану Сёмину и, помахав им перед лицом Уйбана, принялся демонстративно рвать в клочки.
– Что ты делаешь?! – вскрикнула, не выдержав, Юлтэк. – Это же документ!
В ответ Андрэ опять молча проделал путь к выходу и выбросил наружу обрывки письма. А потом вдруг жестом фокусника выдернул из кармана ещё один точно такой же бланк с грифом НКВД. И пьяно рассмеялся:
– Не только шаманы, но и художники бывают волшебниками! Да я сам в Париже напечатал эти письма на своей машинке, сам поставил подпись вашего «железного наркома» Ежова и сам нарисовал его печать!.. И все мне поверили… И ваш главный и особо про… проницательный чекист Сёмин тоже поверил!.. Нехорошо, да?!. Согласен, я нехорошо поступил… непорядочно!.. Но иначе бы никто и никогда не пустил меня так далеко на ваш север. А я очень хотел… мне очень нужно было сюда попасть. Потому что… потому что… – Он закачался и с трудом успел ухватиться за жердь остова чума – …потому что мне надо… надо… пойти спать…
Уйбан и Юлтэк, не сговариваясь, разом подхватили Андрэ с двух сторон, повели его к себе и уложили в спальный мешок прямо в одежде. Когда они возвратились назад, Уйбан тут же принялся унижать столь неожиданно и быстро захмелевшего соперника:
– Болтуны эти французы! И слабаки! Вон какой верзила, а от трёх рюмок сломался. Не зря их наши всегда били! А у меня вот – ни в одном глазу! Вот я сейчас, к примеру…
– …заберёшь остатки своего спирта и поедешь спать к оленеводам, которых спас от шатуна, – оборвала его Юлтэк. – И больше с такими подарками сюда не показывайся! Это я при французе промолчала…
Рассчитывавший на другое окончание вечера, Уйбан обиженно засопел, молча оделся, заткнул бутылку пробкой, сунул её за пазуху и вышел на улицу. На глаза ему попался клочок письма Ежова. Наклонившись пониже, он увидел на снегу ещё несколько обрывков, собрал их и засунул в карман. Портрет Сталина пришлось искать дольше, но и его Уйбан сумел найти и спрятать под шубой. «Так-то лучше будет, – подумал он, – а то вдруг кто-то чужой увидит, тогда всем нам крышка…»
Наутро голова Андрэ раскалывалась так, будто по ней колотили молотом. С трудом дотянувшись до аптечки, он разжевал таблетку аспирина, подождал минут пятнадцать, пока отступит боль, и медленно вылез сначала из спальника, а потом из своего жилища. Время было не раннее, над стойбищем ярко светило солнце, отражаясь от сверкающего свежего снега, над трубой чума Юлтэк клубился дымок. Мысль о кружке спасительного чая для пересохшего горла подтолкнула Андрэ вперёд, но очнувшаяся совесть тут же заставила остановиться. Он смутно помнил, что, кажется, вчера вёл себя не слишком хорошо – бахвалился перед Юлтэк и её другом своей смелостью и талантом, как в глупой юности перед друзьями-собутыльниками. «Нашёл перед кем хвалиться, идиот! – мысленно выругал он себя. – И зачем было так напиваться?! Опять кровь русских предков сыграла… И что теперь Юлтэк обо мне подумает?.. Как в глаза ей смотреть?.. Хорош представитель европейской культуры…»
Он несколько раз порывался пойти к её чуму, но снова и снова продолжал переступать с ноги на ногу в двух шагах от своего жилища. В конце концов через брезентовое полотно донёсся голос Юлтэк:
– Хватит снег топтать, чайник скоро весь выкипит…
Сгорая от стыда, Андрэ переступил порог чума и принялся долго и пространно извиняться, сетуя то на свою глупость и дурную кровь, то на коварный спирт, который пил первый раз в жизни. Юлтэк выслушала его молча, не перебивая, а потом поставила перед ним кружку с горячим чаем и произнесла, снова перейдя на «вы»:
– Можно я вам правду скажу?
– Говорите… – обречённо выдохнул Андрэ.
– Не люблю хвастунов. Особенно мужчин. Я и за Уйбана из-за этого замуж не пошла, хотя он несколько раз звал… А вам хочу посоветовать: когда начнёте хвалиться в следующий раз, помните, что вы не в Париже, и у наших чекистов даже в тайге за деревьями уши есть… Вы помните, что вчера со Сталиным сделали?..
Андрэ сунул руку в карман и, ничего там не обнаружив, вдруг, как в каком-то тумане, увидел самого себя, швыряющего изломанный портрет из чума. И ужаснулся пьяному безрассудству. Быстро допив чай и молча кивнув Юлтэк, он вышел на улицу и принялся искать портрет, но толстый слой свежего снега скрыл все вчерашние следы – найти поруганного вождя не удалось…
Конечно же, Андрэ и не осмелился напомнить в этот день Юлтэк о бабушкином вьюке, он даже не пошёл к ней на обед, хотя из соседнего чума в урочный час донёсся манящий запах мясной похлёбки. Юлтэк тоже не позвала Андрэ, хотя неотступно стояла перед его глазами, не потерявшая красоты даже в обиде от его пьяной выходки. В конце концов рука Андрэ невольно потянулась за блокнотом, и он принялся рисовать её портреты – первый, второй, третий… Рядом с оленем, у горящей печурки, с бубном в руках… А потом вдруг – на подиуме, в строгом вечернем платье, в декольте, в мини-юбке для тенниса, в… Когда стемнело, он лишь машинально зажёг свечу, не в силах отложить блокнот и карандаш…
У входа чуть скрипнул снег под подошвами, и дверь чума неожиданно распахнула Юлтэк, заставив Андрэ вздрогнуть и резко вскочить со спальника.
– Не надо так пугаться, я только проверить зашла, не умерли ли вы с голоду, – иронично объяснила она свой визит.
– Нет, не умер, – машинально ответил Андрэ. И добавил, хотя весь день не прикасался к еде: – У меня… у меня тут хлеб есть и колбаса…
– Значит, я зря обед варила и мясо сейчас жарила?.. – Она повернулась к выходу.
– Нет-нет, – засуетился Андрэ, одной рукой останавливая Юлтэк, а второй пытаясь закрыть блокнот и неловко роняя его на пол. – Я сейчас, если вы зовёте… Мне просто стыдно было перед вами… Я сейчас…
Андрэ быстро наклонился за блокнотом, чтобы заснуть его в сумку, но внимание Юлтэк уже было приковано к раскрывшейся страничке с её портретом. Она протянула руку:
– Можно посмотреть?
– Да это просто наброски… Мои фантазии…
– Тем более интересно…
