скачать книгу бесплатно
2. ЭТИМОЛОГИИ СЛОВА СИБИРЬ/ОБЗОР/
Вопрос о происхождении и значении слова сибирь издавна привлекал внимание как отечественных, так и зарубежных учёных. И не только учёных. Постепенно появились различные этимологии интересующего нас слова. Приведём некоторые из них.
2.1. Слово сибирь – китайское по происхождению
Гипотезу о китайском происхождении слова сибирь выдвинул В. Н. Васильев (XIX в.), который толковал его как «Западное захолустье» [цит. по: Березин, 1894, с. 121—122]. Она не получила дальнейшего развития.
2.2. Слово сибирь – гуннское по происхождению
Известный чешский славист П. Й. Шафарик (1795—1861) слово сибирь производил от племенного названия сабир. Согласно ему, сабиры/савиры, о которых в разное время и в связи с разными событиями упоминали византийские авторы (из готских – Иордан), составляли часть гуннских племён.
В 70-х гг. IV в. гунны – выходцы из Восточной Азии – вторглись в Европу и хозяйничали там до начала второй половины V в., а в 60-х гг. V в. как бы на смену им из Зауралья пришли сабиры/савиры, которые обосновались на Северном Кавказе.
Используя сообщения письменных источников о гуннах, сабирах (или себерах), П. Й. Шафарик пришёл к выводу: «Вероятно, зауральская родина их первоначально называлась Сибирь, и это имя русские перенесли и на края, лежащие за ней, а потом придали ему значение, в котором оно теперь употребляется» [Шафарик, 1847, с. 100]. Поскольку сабиры, как считал П. Й. Шафарик, были гуннским племенем, слово сибирь – гуннское по происхождению и возникло в Восточной Азии.
Такой же точки зрения на происхождение слова сибирь придерживался и А. П. Окладников, который писал: «Вероятнее всего, что по этому (гуннскому. – Л.Ф.) племени (савир/сабир. – Л.Ф.) и получила Сибирь своё имя…» [Окладников, 1981, с. 15].
Ярым противником гуннского происхождения слова сибирь был А. И. Попов. Он со всей определённостью утверждал: «Название Сибирь чаще всего, как кажется, производили от имени племени савиры, известного со времён Приска Панийского, т.е. с середины V в. н. э. Такое сближение является столь же мало похожим на истину, как и все догадки подобного рода, основанные на призрачных „созвучиях“, вне всякой исторической подосновы. В данном случае нет и тени подобной подосновы, так как савиры V в. никоим образом не могли передать восточным славянам географический термин Сибирь, впервые выплывший на историческую сцену только на рубеже ХIV—ХV вв.» [Попов, 1973, с 145]. Насколько справедлив вынесенный А. И. Поповым суровый «приговор», станет ясно из дальнейшего изложения материала.
2.3. Слово сибирь – монгольское по происхождению
И. В. Щеглов (работал учителем сначала в Иркутске, затем в Енисейске и Троицесавске) писал: «Существует мнение, что Сибирь слово монгольское и значит сырые и мокрые места, причём высказывается предположение, что, вероятно, монголы при переходе из своих жарких и безводных степей на места, лежащие на сибирских покатях, называли их Сибирью – по имеющимся здесь болотам и по множеству озёр, рек и речек… Кажется, последнее объяснение вернее предыдущих» [Щеглов, 1883, с. 9—10]. Чтобы высказать своё отношение к рассуждению И. В. Щеглова, обратимся к монгольской хронике 1240 г. В ней в частности сообщается, что «лесные народы», попавшие под власть монгольских завоевателей, вошли в состав улуса Джучи (Джочи) и что среди них был и народ шибир [цит. по: Козин, 1941, с. 175]. Считается, что шибир – фонетический вариант слова сибир. Попутно заметим: киргизы – народ сибирского происхождения – до сих пор произносят Сибирь как Шибер и Шыбыр [Юдахин, 1965, с. 904, 916]. Важно подчеркнуть, что шибир/сибир монгольской хроники 1240 г. – название одного из завоёванных монголами «лесных народов»; и оно не имеет никакого отношения к монгольскому шибир – «низина, кусты, лес, чаща, мочаг» [Попов, 1973, с. 145], шевер – «болота» [Окладников, 1981, с. 14], шивир, шибер – названия многочисленных рек и зарослей вдоль берегов реки в Монголии [Вяткина, 1935, с. 93]. Скорее всего, монгольское шибир (в том числе любой его фонетический вариант) и шибир/сибир как народоназвание – омонимы, возникшие в результате звукового совпадения своего (в данном случае – монгольского) и заимствованного слов (ср.: русское брак – «замужество» и немецкое брак – «вещь с изъяном», русское норка – от нора и финское норка – «зверёк» и т.п.).
Географических названий, по фонетической структуре сходных с монгольским шибир или в составе которых имеется сходное с ним слово, немало, и встречаются они на обширной территории. Среди них: шибер, шеберта, шиберти, шиберту; шивер, шивера; шубар, шувар; шабарта, шабартай. Они употреблялись и употребляются различными народами и в разных значениях. Так, топоним Шиберту несколько раз упоминается в «Бабур-наме» – записках основателя династии Великих Моголов Захир ад-дина Бабура (1482—1530), например: «В месяце мухарраме мы направились в Хорасан, чтобы прогнать узбеков. Мы пошли дорогой через Гурбанд и Шиберту (курсив мой. – Л.Ф.)» [Бабур-наме, 1958, с. 215; см. также 154]. Согласно В. В. Бартольду, шиберту – монгольское слово, означающее «глинистое место», «географическое название, очень обыкновенное у монголов» [Академик В. В. Бартольд, 1963, т. 2, ч. 1, с. 82] или «часто встречающееся среди названий урочищ» [Академик В. В. Бартольд, 1963, т. 2, ч. 2, с. 373].
Упоминается топоним Шиберту и в исторической литературе: «Сам он (Тимур. – Л.Ф.) через Шире, Шиберту, Кой-Мараг, Кураган и Буюрлагу отправился в Кара-Гучур (курсив мой. – Л.Ф.)» [Академик В. В. Бартольд, 1963, т. 2, ч. 1, с. 82]. Судя по контексту, место это находится где-то в районе хребта Тарбагатай [Караев, 1966, с. 74]. Или ещё: «Со своей стороны, Тимур известил о событиях Хусейна, стоявшего дальше к востоку, в урочище Шиберту (курсив мой. – Л.Ф.)» [Академик В. В. Бартольд, 1963, т. 2, ч. 2, с. 373]. Из контекста следует, что урочище Шиберту находится недалеко от ущелья Железные ворота в Байсунских горах, на древней караванной дороге из Индии в Самарканд, между Шахрисабзом и Термезом [Массон, 1947, с. 61].
Несколько слов о других перечисленных выше топонимах.
Катта Шибер, Кичик Шибер – урочища в Зааминском районе Узбекистана, где шивером (шибер) называют луга по берегам речек, занятые главным образом гидрофитами, растущими обычно на болотистых местах [Караев, 1966, с 74].
«Шеберта, Нижнеудинский район – по-бурятски шэбэр – чаща, густая заросль, что здесь раньше имело место» [Мельхеев, 1964, с. 82].
Шиберти – название населённого пункта и реки в Горно-Алтайской автономной области (ныне Республика Хакасия Российской Федерации) [Баскаков, Тощакова, 1947, с 206].
«Шивер, шивера – каменистый перекат на реке; поперечная гряда; длинный покатый порог, мелководный участок на каменистом дне; быстрое течение на таком участке (реки Сибири и Дальнего Востока). Село Шивера на р. Ангаре выше Усть-Уды Иркутской области, село Шивера на р. Енисее ниже Красноярска» [Э. и В. Мурзаевы, 1959, с. 258].
«Шубар (пёстрый) – берёзово-осиновые колки на севере Казахстана; лес (или роща), состоящие из лиственных пород, пониженная местность (долина, впадина) с разнообразной растительностью, перемежающейся с пятнами солонца» [Конкашпаев, 1963, с. 139]. Топонимы с шубар в составе нередко ветречаются на территории Казахстана: Шубар, Шубар-куль, Шубартарауз, Шубартубек, Акшубар, которые, как считает С. Караев, «своим происхождением тоже обязаны монгольскому сибар (шибар)» [Караев, 1966, с. 74]. Г. К. Конкашпаев шубар переводит на русский язык как «чубарый, пёстрый» [Конкашпаев, 1963, с. 19, 132]. Между тем, слово это является этнонимом гуннского происхождения, и значение его совершенно другое, о чём будет сказано в своём месте. Пока лишь отметим, что существует казахский этноним шубар айгыр – в переводе С. Караева «чубарый жеребец» [Караев, 1966, с. 74]. Это, если можно так выразиться, полуправильный перевод.
«Шабартуй – так называются некоторые бурятские улусы (от слова шабар – грязь, шабарта – грязный), расположенные вблизи заболоченных земель или за болотами, куда подходы затруднены» [Мельхеев, 1964, с. 81].
Завершая разговор о монгольском шибир, повторимся, что оно не имеет никакого отношения к этнониму шибир – названию одного из сибирских лесных народов (племён), завоёванных сыном Чингисхана Джучи, а также к топониму Сибирь. Его, скорее всего, следует сопоставить с монгольским ?ibar – «грязь, грязная земля; глина, глинистая земля», калмыцким ?awr, ордосским ?awar, халхаским шавар, бурятским шабар [Лигети, 1964, с. 18—19], современным монгольским шивэр – «пот (на ногах); заболоченная чаща; накрапывающий редкими каплями дождь» [Монгольско-русский словарь, 1957, с. 649], а также гидронимом шибер (шивер), который в говорах таджикского языка означает «болото» [Розенфельд, 1964, с. 175].
Вернёмся, однако, к гипотезе монгольского происхождения слова сибирь. Она получила дальнейшее развитие в статье Г. Н. Потанина «О происхождении географического имени „Сибирь“» [Потанин, 1890, с. 179—190]. В ней автор соглашается с П. Й. Шафариком в том, что слово сибирь по своему происхождению восходит к племенному названию сабир (или себер), и полагает, что существовавший в X в. в Волжско-Камской Булгарии/Болгарии город Сувар был памятью о переселении гуннских племён (в том числе сабир] с востока на запад [Потанин, 1890, с. 180].
Установившаяся в современном русском языке практика склонения таких имён, как булгары/болгары, хазары и другие в род. и вин. падежах без аффикса -ов (булгар/болгар, хазар), в целях единообразия распространена и на другие сходные именные названия: сабир/савир, сувар и т. д.
В отличие от П. Й. Шафарика, Г. Н. Потанин исходил из того, что сабиры (себеры) – монгольское племя и что слово сибирь «занесено из Монголии и Южной Сибири». Его гипотеза основана на фольклорном материале. Анализируя его, он обнаружил, что у ряда народов Азии в их поэтическом творчестве встречается слово s?b?r. Coгласно ему, в сказках качинских татар и кизыльцев оно обозначает название горы, а в монгольских и бурятских сказках упоминается гора Сымыр или Сумбыр. Эти названия Г. Н. Потанин сближал с названием горы Сумару индийских сказаний. Он отмечает также, что гора Сумару, по книжным монголо-буддийским сказаниям, находится в центре Вселенной, а на вершине горы Сумбыр, по народным монгольским легендам, находится Полярная звезда. Обобщая весь этот фольклорный материал, Г. Н. Потанин приходит к выводу: «Если действительно в представлениях народов восточной Азии существовало отношение между Полярной звездой и именем Сумбыр, Сумар, Субур, S?b?r, то эти имена легко могли связаться с представлением о севере или о странах, лежащих на север от средней Азии» [Потанин, 1890, с. 187].
Г. Н. Потанин полагал, что сабиры-монголы при своём переселении в Южную Европу стали применять знакомый им топоним Сумбыр, Себур (как название северных гористых стран) к Уральскому хребту. Он закрепился у тюркского населения Поволжья и от него стал известен западноевропейским географам ХIV в. [Потанин, 1890, с. 188—189]. Правда, Г. Н. Потанин сделал такую оговорку: «Имя Sebur могло прийти на берега Иртыша с запада, с берегов Волги, но на Волгу оно пришло с востока. Его принесли кочевые племена из дальней Азии» [Потанин, 1890, с. 188].
Сторонниками гипотезы монгольского происхождения слова сибирь были А. Магнуссен, который сопоставил его с монгольским sibir – «дремучий лес» [Magnussen, 1900, s. 461, 497]; К. В. Вяткина [Вяткина, 1935]; С. Караев, который пишет: «…термин Сибирь происходит от (монгольского. – Л.Ф.) слова сибир (шибер, шибир), т.е. грязь, глина, болото. Значит, Сибирь – это глинистое место, страна болот» [Караев, 1966, с. 75] А также А. Г. Митрошкина, согласно которой монгольское сэвэр (цэвэр) тура означает «прекрасный (красивый) город» [Митрошкина, 1969]; А. И. Попов, который утверждал: «Слово, лежащее в основе географического названия Сибирь, есть монгольск. шибир „низина, кусты, лес, чаща, мочаг“» [Попов, 1973, с. 145].
2.4. Слово сибирь – тюркское (татарское) по происхождению
Ещё В. Н. Татищев (1686—1750), учитывая материалы шведского исследователя Ф. Ю. Страленберга (1676—1747), пришёл к заключению, что слово сибирь татарского происхождения и значит «ты первый или главный» [Татищев, 1950, с. 47; 74—75].
Н. А. Абрамов (учитель Тобольской гимназии) слово сибирь возводил к татарскому глаголу сибирмак, вкладывая в него значение «очищать», «выметать», «благоустроить», и объяснял это так: «Когда-то какой-то воитель, завладев этой страной, завёл в ней новые порядки и страна сделалась очищенной, выметенной, благоустроенной» [Абрамов, 1841, c. 821]. «Возможно, – фантазировал Н. А. Абрамов, – производство и от слов „Сиб“ и „Ир“, что значило бы „засыпай землю“: либо в этой стране, переходившей в глуби веков из рук в руки, было достаточное количество кладов, либо она названа так благодаря положению её столицы Искера, постоянно осыпавшегося» [Абрамов, 1841, с. 821].
Принимая во внимание, что область по нижнему течению Иртыша называется Sapar (Sabar, Sabir), и считая, что слово это является фонетическим вариантом старого остяцкого (хантыйского) Sabar, венгерский востоковед-тюрколог Д. Немет (1890—1976) полагал, что область, о которой идёт речь, в своё время была населена сабирами византийских авторов, имя которых некоторые исследователи, например К. Я. Грот [Грот, 1881, c. 217], сближали с «крепкими савартами» (?а?ар?оia??a?oi) византийского императора Константина Багрянородного (905—959) [Константин Багрянородный, 1934, с. 17]. Основываясь на сказанном, Д. Немет название Sabar (в смысле Сибирь) толкует как глагольное образование от тюркского глагола sapmak в значении «прогнать (сабир)» [Nеmeth, 1928, s. 81—88].
Гипотезу тюркского (татарского) происхождения слова сибирь критиковал ещё учёный-сибиревед Г. Ф. Миллер (1705—1783), при этом исходил из того, что слово сибирь тобольским татарам не было известно [Миллер, 1937, с. 195, 232]. Его современник, тоже учёный-сибиревед, И. Э. Фишер (1697—1771) заметил, что оно не было известно и татарам, живущим по Иртышу [Фишер, 1774, с. 2—3].
2.5. Слово сибирь – финно-угорское по происхождению
Г. Ф. Миллер писал, что название Сибирь возникло в России «по всей вероятности, из языка того народа, который дал первые сведения об этой стране; я имею в виду пермяков или зырян, и от них перешло к русским» [Миллер, 1937, с. 195]. Коми-пермяцкий и коми-зырянский языки относятся к финской группе финно-угорской семьи языков. Такого же мнения относительно происхождения слова сибирь придерживался и И. Э. Фишер. Согласно ему, пермяки и зыряне задолго до завоевания Сибири русскими бывали с торгами в бассейне Оби у местного населения и называли эту территорию Сибирью; от пермяков и зырян это имя стало известно русским [Фишер, 1774, с. 3]. Что касается значения слова сибирь, то оно как у Г. Ф. Миллера, так и И. Э. Фишера остается невыясненным.
Сторонником гипотезы финно-угорского происхождения слова сибирь был и С. К. Патканов. В основе его предположения лежит мысль о местном сибирском происхождении слова сибирь. При этом С. К. Патканов использовал не только сообщения письменных источников о гуннах, сабирах/савирах и материалы П. Й. Шафарика, но и предания местных жителей Западной Сибири. Так, он выявил предания тобольских татар о народе сывыр или сыбыр, который жил по среднему течению Иртыша до появления здесь татар. «Предания эти, – писал С. К. Патканов, – настолько распространены среди тобольских татар, что невольно удивляешься, каким образом они могли ускользнуть от внимания учёных, изучавших данный край. Этому народу, – продолжает он, – татары приписывают большую часть всех находящихся в их областях археологических памятников, каковы городища, курганы и т. д. Первые у них весьма часто именуются словом сывыр-кала, вторые – сывыр-туба» [Патканов, 1892, с. 129]. По утверждению С. К. Патканова, предания о народе сывыр/сыбыр сохранились и у южных хантов Малой Кондинской волости Тобольского округа.
Сывыр/сыбыр татарских и хантыйских преданий С. К. Патканов сближал с сабирами византийских авторов и в сабирах, себерах, суварах, живших в разные времена в Европейской России, видел «прежних обитателей Сибирской области» [Патканов, 1892, с. 132—133]. Он полагал, что сывыры/сыбыры-сабиры покинули свою страну, когда её захватили вторгшиеся с востока кочевники тюркского и монгольского племени; но часть их осталась на прежних своих землях и постепенно ассимилировалась в сложной этнический среде Западной Сибири. В результате своего исследования С. К. Патканов пришёл к выводу, что название Сибирь представляет собой имя народа сывыр/сыбыр-сабир, которое впоследствии переросло в географическое название – Сибирь.
Гипотеза С. К. Патканова как бы дополняет, подкрепляет новыми данными гипотезу П. Й. Шафарика, ибо он, как и П. Й. Шафарик, происхождение слова сибирь связывает с этнонимом сывыр/сыбыр-сабир. В то же время она противоречит ей, так как С. К. Патканов считает, что сывыры/сыбыры-сабиры были финно-угорским племенем [Patkanov, 1900], а П. Й. Шафарик – гуннским племенем. Стало быть, слово сибирь, по С. К. Патканову, финно-угорское и возникло в Сибири, по П. Й. Шафарику, как было сказано, – гуннское и возникло в Восточной Азии.
2.6. Слово сибирь – славянское (русское) по происхождению
Одним из первых о славянском (русском) происхождении слова сибирь писал французский иезуит Ф. Авриль (l654—1698): «Здесь (в районе впадения Тобола в Иртыш. – Л.Ф.) распространились они (запорожские казаки. – Л.Ф.) и заняли, наконец, все земли в окрестностях Оби, которые составляют собственно Сибирь, получившую это название от славянского слова сибир (septen trion), значащего север» [цит. по: Алексеев, 1941, с. 457].
Аналогичную мысль высказал «странствующий ученик» (как тогда говорили) Г. А. Шлейсинг (ок. 1660 г. – после 1694 г.). В первой главе его сочинения, озаглавленной «О Сибири и о том, откуда пошло её название», читаем: «…страна Siweria, а не Sibyria, как её называют некоторые историки, была прежде суровой и дикой страной, в которой не было никого кроме преступников, присужденных ловить там соболей… и которое получило своё название от слова север (Siewer)» [цит. по: Алексеев, 1941, с. 467].
Дипломатический агент французского правительства, посетивший Москву во второй половине 1689 г., Де-ла-Невилль в «Изложении рассказов Спафария о путешествии в Китай и торговле с этою страною» (Спафарий, родом из Молдавии, служил в Москве переводчиком в Посольском приказе) рассуждает: название Сибирь «на славянском языке значит тюрьма, так как этот жестокий по природе властитель (русский царь Иван Грозный. – Л.Ф.) посылал в эту область, тогда не имевшую никакого названия, всех, кто лишался его милости» [цит. по: Алексеев, 1941, с. 508].
Спустя два столетия Н. Д. Сергеевский писал: «Сибирь населена была в значительной степени преступниками и даже можно сказать почти исключительно ссыльными и опальными. Недаром иностранцы думали, что даже само слово „Сибирь“ означает на русском языке место заключения преступников» [Сергеевский, 1888, с. 250].
Между прочим, в XIX в. местность на стыке Вельского уезда Смоленской губернии и смежных уездов Тверской губернии называлась Сибирью. По этому поводу А. И. Попов пишет: «Причиной возникновения названия явилось то обстоятельство, что здесь было место ссылки для окрестных крестьян огромной здешней вотчины помещиков графов Шереметьевых, причём одна из деревень для ссыльных получила даже официальное наименование Сибирь» [Попов, 1964, с 34]. Место ссылок под таким названием – Сибирь – было и в Средней Азии: туркмены закаспийской области называли Сибирью полуостров Мангышлак [Академик В. В. Бартольд, 1964, т. 2, ч. 2, с. 398]. Даже был образован глагол Сибирь ?илмо? – «ссылать» [Караев, 1966, с. 73].
Гипотезу славянского (русского) происхождения слова сибирь с географической точки зрения подверг критике ещё И. Э. Фишер. Процитируем его: «…ежели бы сие было правда, то как могло статься, что россияне оставили своё название север? Ибо между Севером и Сибирью есть великая разность как в произношении, так и в писании. Сверх того ежели бы оное слово происходило от север, то надлежало бы его употреблять тому народу, которому Сибирь лежит к северу и то были бы киргизские казаки и калмыки; но россиянам Сибирь лежит к востоку, а не к северу, и так они жителей сея земли долженствовали бы называть не сибиряками, что по мнению толкователей значило бы людей около севера живущих, но наипаче восточными» [Фишер, 1774, с. 3].
Тем не менее в конце XIX в. В. М. Флоринский утверждал, что название Сибирь «взято из славянского корня север и было присвоено народу северянам, переиначенному по инородческому произношению в сабиров», что имя народа севера, север, северяне «могло быть взято либо от страны света, по месту первоначального жительства северян, либо от другого значения слова север, употреблявшегося в древнерусском языке» – «холодный ветер, стужа» [Флоринский, 1899, с. 1—14].
И даже в начале второй половины XX в. Н. И. Михайлов полагал: «…название „Сибирь“ произошло, вероятно, от изменённого славянского слова север (сивер), прекрасно отражающего представления первых исследователей о ландшафтных особенностях вновь открытой страны» [Михайлов, 1954, с. 116].
Как бы то ни было, на основе русского языка доказать закономерность изменения звука [в] в звук [б] и перенос ударения с первого слога на второй невозможно.
***
Суммируя cказанное о происхождении и значении слова cибирь, приходится констатировать, что его этимология, а следовательно, географического названия Сибирь, до конца не выяснена. Само собой разумеется, что для решения вопроса о происхождении и значении слова сибирь и связанного с ним географического названия Сибирь нужны дополнительные историко-лингвистические разыскания.
Из рассмотренных выше гипотез наиболее достоверной, на наш взгляд, является та, в которой слово сибирь по происхождению возводится к этнониму сывыр/сыбыр-сабир. Если это так, где (в Западной Сибири или Восточной Азии), когда он возник и что означает? К какому же роду-племени относились сывыры/сыбыры-сабиры: гуннскому, монгольскому, угорскому или финскому?
Попытаемся ответить на поставленные вопросы, опираясь на древнюю историю китайцев, хуннов/гуннов, монголов, отчасти тюрок, хантов, манси, ненцев, изложенную в монографии автора «Этноним чуваш и предыстория чувашского этноса» (Изд-во Сарат. ун-та, 2008), на которую ссылки не даются.
3. ХУННЫ
3.1. Хунны, их имя и самоназвание
3.1.1. Этноним «хунну»
Хунны – один из древнейших восточно-азиатских народов.
В научной литературе на русском языке наблюдается тенденция склонять хунну. Следуя этой традиции, имя хунну в работе заменено на хунны, в связи с чем прилагательные, образованные от него, употребляются в форме хуннский (-ая, -ое, -ие).
Жизнь хуннов конца II – начала I в. до н.э. выразительно описана их современником, отцом китайской истории Сыма Цяном (135 или 145 г. до н.э. – после 96 г. до н.э.) в его «Исторических записках» («Ши цзи»). Сведения о них содержатся также в «Истории Старшей династии Хань» Бань Гу (I в. до н.э.) и в «Истории Младшей династии Хань» (Фань Хуа (V в. н.э.)).
Прародина хуннов – среднее течение Хуанхэ, степные просторы Ордоса.
Н. Я. Бичурин поясняет: «Ордос есть монгольское название страны, на юге смежной с китайскою губерниею Шань-си, а с прочих трёх сторон окружаемой Жёлтою рекою: почему на кит. языке сия страна называется Хэ-нань и Хэ-тх?о. Первое из сих названий значит: по южную сторону Жёлтой реки; а второе: петля, или излучина Жёлтой реки» [Бичурин, 1953, т. 3, с. 43].
Хуннам посвятили свои труды учёные разных стран и времён, в том числе отечественные [Бичурин, 1950, т. 1; Иностранцев, 1926; Гумилёв, 1960; 1994 и другие].
Хунну – не самоназвание хуннов, а имя, данное им китайцами; в переводе с китайского оно означает «злой невольник»
Н. Я. Бичурин поясняет: «Хунну есть древнее народное имя монголов. Китайцы, при голосовом переложении сего слова на свой язык, употребили две буквы: Хун злый, ну невольник. Но монгольское слово Хунну есть собственное имя, и значения китайских букв не имеет» [Бичурин, 1950, т. 1, с. 39, примеч. 1; 1953, т. 3, примеч. 1].
Имеются и другие толкования этого имени [Иностранцев, 1926, т. 2, с. 15—16, 38—39; Окладников, 1956, с. 91—92; Кузнецов, 1957, с. 126; Каховский, 1965, с. 126]. Анализ их не входит в задачу данной книги.
Название хунну, как утверждает Цзи Юн, появилось в Китае в IV—III вв. до н. э. [Цзи Юн, 1956, с. 95]. Но хунны и тогда и после вряд ли называли себя китайским именем. Более того, они, вполне возможно, какое-то время даже не знали, что их называют хунну, а когда узнали, едва ли переменили имя своё на хунну. Не этим ли объясняется та лёгкость, с какой в 15 г. н. э. хуннский государь Улэй-жоди Шаньюй Хянь, по предложению посланников китайского Двора, согласился, глядя, между прочим, на дорогие подарки, переменить наименование хунну на гунну [Бичурин, 1950, т. 1, с. 111], что в переводе с китайского означает «почтительный невольник» [Бичурин, 1828, т. 2, с. 34; Бань Гу, 1973, с. 62; Бичурин, 1950, т. 1, с. 111, примеч. 1].
Тогда в Китае правил император Ван Ман (9—23 гг. н.э.); он же «название (древнекорейского государства. – Л.Ф.) Когурё (Высокое Курё) переменил на Хагурё (Низкое Курё), а с тех пор его правителя низвёл до ранга ху (вместо вана)» [Джарылгасинова, 1979, с. 126; 1972, с. 56—62].
В этой связи уместно процитировать Л. Н. Гумилёва, который пишет: «… (передавая то или иное древнетюркское имя по-китайски. – Л.Ф.), китайцы подбирали иероглифы не случайно, и только часть их изображает тюркскую фонему. Многие иероглифы подобраны специально, чтобы отразить хорошее или дурное отношение к тюрку – носителю имени, и подчас здесь только можно уловить некоторые нюансы китайской политики» [Гумилёв, 1967, с. 90]. Так же, как видим, поступали древние китайцы и задолго до появления на исторической арене древних тюрок (тюркютов) (VI в. н.э), по крайней мере по отношению к хуннам и предкам современных корейцев.
Под именем гунну/гунны далёкие потомки восточно-азиатских хуннов стали известны в Европе.
Китайцы, надо полагать, знали подлинное имя хуннов, но по традиции продолжали называть их хунну. Это имя-прозвище вполне удовлетворяло китайскому Двору: ведь хунны в течение нескольких столетий были заклятыми врагами Срединного царства (Китая). Даже в официальных документах хуннов называли не иначе как хунну. Ханьские императоры свои письма к шаньюям (верховным вождям Хуннского государства), как правило, начинали словами: «Император почтительно спрашивает о здоровье великого шаньюя сюнну» [Материалы по истории сюнну…, 1968, с. 45].
Согласно Н. В. Кюнеру, хунну представляет собой старое чтение (произношение) китайских иероглифов, обозначающих чужеземное название хунну, а сюнну – современное [Кюнер, 1961, с. 25]. Шмидт отмечает, что в северокитайском говоре гортанные звуки южного произношения заменяются шипящими; поскольку северное ся (название местности, а затем и династии) равно южному хя, постольку южное хунну или хюнн равно северному сунну или сюнну [Schmidt, 1824].
Имя хунну, что интересно, приняли и хуннские шаньюи – не народ! Их письма к китайским императорам начинались словами: «Небом и Землёй рождённый, солнцем и луной поставленный Великий шаньюй сюнну почтительно спрашивает о здоровье ханьского императора» [Материалы по истории сюнну…, 1968, с. 45].
Название хунну, вне всякого сомнения, было лишено конкретного этнического содержания и употреблялось в качестве общего наименования племён, входивших в Хуннскую державу. Хунны в своё время, как известно, господствовали над множеством больших и малых народов, и все они выступали под эгидой хунну, хотя у каждого из них было своё название, Такую же функцию в IV—V вв. н.э. выполняло имя гунны в Европе.
Вопрос о подлинном имени хуннов в науке (как в отечественной, так и зарубежной) освещался крайне недостаточно и не получил хоть сколько-нибудь удовлетворительного решения. Те исследователи, которые так или иначе затрагивали его, отмечали, что хунны в разное время выступали под разными именами и что истинное имя их неизвестно. Совершенно определённо относительно самоназвания хуннов высказался, пожалуй, только Карл Нейман. Он считал, что собственное имя хуннов хунь-ё и что оно, вероятно, значит «люди» и что истинное его значение «лукоеды» [Neumann, 1847, s. 25—26]. Позднее китайцы, согласно ему, людям, известным под именем хунь-ё давали обидные клички, например хунну – «поднимающие шум рабы» [Neumann, 1847, s. 26]. Эти оскорбительные имена, по мнению К. Неймана, – переделанные варианты названия хунь-ё, которое они постепенно вытеснили [Neumann, 1847, s. 26].
***
Итак, самоназвание хуннов неизвестно. Попытаемся установить его, исходя из их истории и истории их предков. Правда, ранняя история хуннов и история их предков почти неизвестна; но она может быть воссоздана благодаря сообщениям письменных источников более позднего времени, предполагаемым памятникам их культуры. Известное значение в этом случае приобретают легенды и предания, ибо во многих из них есть и элементы отражённой ими действительности.
3.1.2. Прародители хуннов
Согласно китайской исторической традиции, одним из древнейших предков хуннов были выходцы из династии Ся [Материалы по истории сюнну.., 1968, с. 34; Бичурин, 1950, т. 1, с. 39—40; Кюнер, 1961, с. 307]. Но существовала ли такая династия? На этот счёт мнения историков, археологов до последнего времени расходились. Одни, основываясь на том, что в записях эпохи Шан нет упоминаний о династии Ся, отрицали её существование [Васильев, 1976, с. 262—263], другие считали, что династия Ся была и что в древности Ся значило «Китай» [Фань Вэнь-лань, 1958, с. 39, 66; Ху Хоу-сюань, 1959, с. 104—114; Гумилёв, 1960, с. 14].
В 2000 г. на основе радиоизотопного метода установления возраста материальных памятников китайские учёные пришли к окончательному выводу, что китайской цивилизации 4000 лет и что она началась с царства Ся, возникновение которого относят к 2070 г. до н. э. В честь многотысячелетней китайской цивилизации в Китае отлили и в январе 2001 г. установили самый большой в мире колокол.
Основателем династии Ся считается Юй [Сыма Цянь, 1972, т. 1, с. 150—165; Фань Вэнь-лань, 1958, с. 38—66]. Его именуют обычно Сяский по названию местности, которая находилась на территории современной провинции Хэнань [Сыма Цянь, 1972, т. 1, с. 253]. Сыма Цянь сообщает, что «Юй носил фамилию Сы, но его потомкам были пожалованы земли в разных местах, и они названия владений сделали своими [родовыми] фамилиями. Так появились роды Ся-хоу, Ю-ху, Ю-нань…» (всего перечисляется 13 родов) [Сыма Цянь, 1972, т. 1, с. 165]. Отпочкование от большого рода (племени) сы нескольких родственных родов или племён приводило, как утверждают Р. В. Вяткин и В. С. Таскин, к расширению власти господствующего рода [Сыма Цянь, 1972, т. 1, с. 279].
Последним правителем из династии Ся был Цзе (Цзйе) [Сыма Цянь, 1972, т. 1, с. 162—164; Фань Вэнь-лань, 1958, с. 42]. Он проводил время в развлечениях, не заботился о народе, и против него восстал род Хуньу. По мере ослабления Ся в Китае усиливалось царство Шан. Один из его правителей по имени Тан, переехав из Шанцю (провинция Хэнань) в Бо, покорил множество мелких соседних владений, затем напал на роды Вэй и Гу и уничтожил их. После этого Тан разгромил род Куньу и совершил нападение на Ся. Войска Цзе были разбиты [Сыма Цянь, 1972, т. 1, с. 165, 168—169; 1975, т. 2, с. 11, 16], сам император бежал в Куньу – к родственным племенам сы. Когда Тан уничтожил и Куньу, Цзе укрылся в горах Наньчао (провинция Аньхой) [Фань Вэнь-лань, 1958, с. 47].
Так, свергнув императора из династии Ся, Тан основал новую династию – династию Шан (Инь). Произошло это в 1764 г. до н.э. [Гумилев, 1960, с. 12]. По новым расчётам эта дата изменена на 1586 г. до н.э. [Очерки истории Древнего Востока, 1956, с. 229] или на 1562 г. до н.э. [Фань Вэнь-лань, 1958, с. 45].
Тан, по-видимому, не уничтожил людей Ся и не разогнал их. Что касается родовой аристократии, то она была оставлена на прежней службе. Сыма Цянь сообщает: «Тан пожаловал земли потомкам [дома] Ся. При [правлении дома] Чжоу им были пожалованы земли в Ци» [Сыма Цянь, 1972, т. 1, с. 165]. Эти земли находились на территории современного уезда Цисянь провинции Хэнань [Сыма Цянь, 1972, т. 1, с. 278].
Конечно, не вызывает сомнения, что часть населения Ся стала рабами шанцев. Трудом рабов в ту эпоху пользовались довольно широко, в частности их заставляли пасти скот. «Пусть захваченные в большом количестве рабы пасут скот», – говорится в одной из гадательных надписей [Авдиев, 1970, с. 568]. Обращённых в рабство военнопленных содержали в заключении, в особых помещениях [Авдиев, 1970, с. 568].
Не менее вероятно, что какая-то часть разбитых войск Цзе, а также известная часть населения Ся, боясь расправы, бежала за пределы своей страны [Гумилёв, 1960, с. 14—15]. Бежал от шанцев, согласно письменным источникам, и наследник престола Ся Сюнь Юй – сын Цзе [Кюнер, 1961, с. 307]. Бежал он со своей свитой, состоящей из пятисот человек [Klaproth, 1823].
Сколько людей оказалось в положении беглецов, неизвестно. Думается, что их количество исчислялось не одной тысячей. Для того времени такая численность была достаточно большой.
3.1.3. Беглецы
Где беглецы нашли себе вторую родину? В китайской истории говорится, что Сюнь Юй бежал на север [Кюнер, 1961, с. 307], т.е. в пустыню Гоби. Из этого можно допустить, что и остальные беглецы скрылись в том же направлении. Другого пути у них не было: на востоке господствовали их победители-шанцы; на юге обитали исконные враги Ся – племена мяо, мань; на западе жили племена жун. Правда, северные земли тоже не были свободными (там кочевали степняки), но они были слабо заселёнными. Конечно, северная пустыня была мало пригодной для жизни, однако для беглецов она могла стать надежным прибежищем.
Постепенно вокруг Сюнь Юя собралось довольно много людей. Основную массу этого сообщества составляли, должно быть, выходцы из Ся (люди племени сы), а также их соплеменники, которые до покорения шанцами господствовали на востоке Китая и царство которых – Хуньу – по-другому называлось государство Сы [Фань Вэнь-лань, 1958, с. 42]. Можно, следовательно, допустить, что беглецы сами себя называли *сы жэнь (сы – название рода / племени, жэнь «человек»), т.е. «сы человек», «сы люди». Выдвинутое предположение о самоназвании беглецов не расходится с общепризнанным в настоящее время положением, согласно которому древнейшими этнонимами были слова, означавшие «человек», «люди», «народ» [Чеснов, 1971, с. 12]. Но было ли в языке беглецов словосочетание / слово *сы жэнь / *сыжэнь? Если было, то употреблялось ли оно в значении этнонима? На эти вопросы невозможно ответить ни положительно, ни отрицательно. В китайских источниках сохранилось слово сыжэнь, но оно употреблялось в значении «евнухи» – так называли в Китае с периода Чжоу рабов первой категории, т.е. рабов, которые выполняли исключительно функции прислужников в аристократических домах и не принимали никакого участия в производстве [Фань Вэнь-лань, 1958, с. 114]. Имеется в китайском языке аналогичное сыжэнь слово шанжэнь, относительно которого В. И. Авдиев пишет: «Возможно, что слово „шанжэнь“ (торговец) обозначало купца из страны Шан и восходило к Иньской эпохе» [Авдиев, 1970, с. 567]. Этот факт в определённой степени укрепляет нас во мнении, что словосочетание/слово *сы жэнь/*сыжэнь существовало уже в глубокой древности и, возможно, употреблялось в значении этнонима. Но это всего лишь предположение. И только.
Обосновавшись в Северной пустыне (т.е. в Гоби), Сюнь Юй и его сообщники, естественно, стремились установить те или иные контакты с её насельниками. Этого требовали сами условия их жизни: беглецы, безусловно, испытывали нужду в продуктах земледелия, в одежде. Кроме того, у них, по всей вероятности, был острый недостаток в женщинах, ибо беглецы в большинстве своём были мужчины. Женщины в Древнем Китае находились в бесправном положении [Авдиев, 1970, с. 575]. С ними не считались. В государстве Чжоу, например, самым тяжёлым обвинением для мужчины было обвинение в том, что он «следует советам своей жены» [Авдиев, 1970, с. 575]. «Господство мужа и отца, порабощение женщины, усугублённое многоженством… являются типичными чертами древнекитайской патриархальной семьи», – пишет В. И. Авдиев [Авдиев, 1970, с. 567]. Из сказанного следует, что от шанцев в первую очередь бежала мужская часть населения Ся и некоторых других покорённых Таном владений. Такое положение так или иначе заставило беглецов породниться с соседями-степняками.
3.1.4. Соседи беглецов
Кто были соседями беглецов? Сыма Цянь сообщает: «До Тана и Юя [племена] шаньжунов, сяньюней и хуньюев жили на [землях] северных варваров и вслед за пасущимся скотом кочевали с места на место» [цит по: Материалы по истории сюнну.., 1968, с. 34; см. также Бичурин, 1950, т. 1, с. 39]. В эпоху Ся они, по мнению Сыма Чжэня (VIII в. н.э.), стали называться чуньвэй, в эпоху Шан (Инь) – гуйфан, в эпоху Чжоу – яньюн, в эпоху Хань – сюнну [Сыма Цянь, 1972, т. 1, с. 225]. Цзин Чжо, в свою очередь, пишет: «Во время Яо назывались хуньюй, при Чжоу назывались хяньюнь, при Цинь назывались сюнну» [цит по: Кюнер, 1961, с. 307], т.е. хуньюй, хяньюнь и хунну «суть три разные названия одному и тому же народу…» [Бичурин, 1950, т. 1, с. 39, примеч. 4]. Такой же точки зрения придерживается и К. Иностранцев, который утверждает, что хунны раньше назывались хуньюй, хянь-юнь, ещё раньше шань-жун [Иностранцев, 1926, с. 88]. Держава их, по его мнению, получила название Хунну потому, что имя победившего рода или племени было созвучно с китайским словом хун-ну [Иностранцев, 1926, с. 90]. Отмечая, что хунь-юй, хяньюнь, как и хун-ну, – китайские слова, К. Иностранцев пишет: «Мы думаем также, что Хянь-юнь и Хунь-юй – такие же транскрипции, как и Хун-ну, и притом того же самого имени» [Иностранцев, 1926, с. 90]. Однако он не называет это «то же самое имя», но признает, что сказать, какое имя (хяньюнь, хунь-юй или хун-ну) ближе к истинному имени народа, трудно.
Как бы подводя итог всем этим рассуждениям, Ван Го-вэй подчёркивает, что встречающиеся в источниках племенные названия гуйфан, хуньи, сюньюй/хуньюй, сяньюнь/хяньюнь, жун, ди и ху обозначали один и тот же народ, вошедший позднее в историю под именем сюнну/хунну [Материалы по истории сюнну…, 1968, с. 10]. Данная точка зрения, согласно В. С. Таскину, нашла сторонников среди большинства китайских историков [Материалы по истории сюнну…, 1968, с. 10].
Как видно, однозначного ответа на вопрос: «Кто были соседями беглецов?» – дать практически невозможно. Что касается Л. Н. Гумилёва, то он считает, что «хяньюнь и хуньюй были потомками аборигенов Северного Китая, оттеснённых „черноголовыми“ предками китайцев в степь ещё в III тысячелетии до н. э.» [Гумилёв, 1960, с. 15]. Для удобства изложения условно назовём их одним именем – хуньюй. Но они не были хуннами [Грумм-Гржимайло, 1926, с. 80]. Хуннов, как таковых, тогда ещё (в первой половине II тыс. до н.э.) не было. В то время на территории, где осели беглецы, метизировались, как показывают данные антропологии, европеоидный короткоголовый тип с монголоидным узколицым, т.е. китайским [Дебец, 1948, с. 82], а монголоидный широколицый тип был распространён на север от Гоби [Гумилёв, 1960, с. 15].
К какому роду/племени принадлежали хуньюй, неизвестно. Не располагает наука и никакими сведениями об их языке.
***
Предположим, что соседи беглецов говорили на языке, получившем впоследствии название тюркского. Но тюрок, древних тюрок, или тюркютов, как их ещё называют, в ту пору (в первой половине II тыс. до н.э.) не было. Они на исторической арене появились лишь в конце V в. н.э. [Гумилев, 1967, с. 16, 25]. Значит, не погрешим против истины, если скажем, что язык, на котором говорили соседи беглецов, значительно отличался от древнетюркского языка. В качестве рабочего термина назовем его дотюркским.
Первое время соседи беглецов, должно быть, называли просто человек; люди, а также мужчина, мужчины, тем более что основную часть беглецов, о чём уже говорилось, составляли мужчины; да и в языках самых различных систем известны случаи, когда этноним семантически восходит к понятию «мужчина» [Абдуллаев, Микаилов, 1972, с. 24].
Понятие «мужчина ~ человек» в тюркских языках обозначается словами – в туркменском, в азербайджанском, в алтайском, в турецком, кумыкском, карачаево-балкарском, киргизском, казахском, ногайском, каракалпакском, узбекском, уйгурском, тувинском, якутском, древнетюркском, ир – в татарском, башкирском, хакасском, ар – в чувашском [Севортян, 1974, с. 321; Егоров, 1964, с. 30]. В целом они имеют следующие значения: 1) «муж, мужчина» – почти во всех тюркских языках (в древнетюркском – «мужской»); 2) «герой, храбрец, витязь, богатырь» – в киргизском, казахском, ногайском, каракалпакском, алтайском, якутском языках; «мужественный человек» – в турецком, узбекском, якутском языках; «мужественный, храбрый» – в азербайджанском, казахском языках; 3) «муж, супруг» – в турецком, азербайджанском, караимском, карачаево-балкарском, татарском, башкирском, уйгурском, хакасском, чувашском языках; 4) «самец» – в караимском, кумыкском, тувинском языках; 5) «человек» – в койбальском, карагасском, сойотском языках [Севортян, 1974, с. 321]. Основными и старейшими среди приведённых значений считаются значения «муж, мужчина», «герой, храбрец, витязь, богатырь» и «муж, супруг»; они образуют ядро семантического состава [Севортян, 1974, с. 322].
Анализируя качество корневого гласного слов, eр, ир, ар, Ю. Немет (1890—1976; Венгрия) пришел к выводу о существовании в древнетюркском языке двух форм их основы: *?r и *er» [Севортян, 1974, с. 321], которые, согласно Э. В. Севортяну, имели «более первичные формы с этимологической долготой:*eр ~ *р» [Севортян, 1974, с. 321]. У Г. Дёрфера (р. 1920; Германия, ФРГ) – ?r <*?r? <*h?r? <*p?r? [Севортян, 1974, с. 322].
Монгольской параллелью к тюркскому ер… является еrе «муж; мужчина» [Владимирцов, 1929, с. 324; Номинханов, 1958, с. 44], эвенкийской – ур … 1) «самец», «особь мужского пола»; 2) «мужчина» [Севортян, 1974, с. 322]. В шумерском языке эре, уру – идеограмма мужчины чужой страны [Егоров, 1964, с. 30].
Не исключена возможность, что архетип тюркских , ?р, eр, ир, ар – *eр ~ *р – на языке соседей беглецов первоначально означал не просто «мужчина», а «чужой мужчина», «мужчина чужой страны (чужого племени, народа)». Вероятность такого предположения станет более определённой, если учесть, что психология людей доклассового общества по отношению к внешнему миру строилась по принципу «свои – несвои» [Чеснов, 1971, с. 12]. Об этом позволяет говорить зафиксированный этнографами у народов, сохранивших архаическую культуру, большой слой групповых названий, функционирующих по принципу разделения на «своих» и «чужих». Вероятно, соседи беглецов, давая им имя, придерживались характерного для народов доклассового общества принципа «свои – несвои». В таком случае вполне возможно, что *eр
